Часть I Глава VII

Ответ от Йенса пришел через день. Весьма оперативно для такого делового пса. Правда, для Барка эти почти полутора суток тянулись так, будто прошли месяцы, которые растягивались как безвкусная жвачка. Колли казалось, что с каждой минутой он все дальше и дальше от возможности найти Сохо. Потому он посетил местную библиотеку, где были заархивированы газеты каждого месяца каждого года. Барка не отпускала надежда на то, что в них он найдет статьи о шнауцере и, составив их по порядку, он может найти какую-нибудь закономерность в его действиях. Но все было тщетным. Пес то ли не понимал чего-то, то ли террорист и вправду действовал хаотично. Поджоги, мародерство, вандализм распространялись, в основном, на государственно важные здания, но так же иногда страдали и магазинчики, квартиры, даже подвалы в жилых домах. В одном из них, впрочем, было найдено оборудование для варки метамфетамина. Барка это несколько смутило. Интересно, было ли это совпадением? Или Сохо знал, что там находится нелегальная лаборатория? Может, дело в конкуренции и ризеншнауцер сам держит у себя под крылом наркобизнес и стремится к монополии? Но ведь метисы сами говорили, что он не принимает наркотиков.

Впрочем, кому, как не диллеру знать всю опасность своего товара.

Ожидание ответа, к тому же, себя не оправдало. Красивый почерк, выведенный с явным сильным давлением на бумагу, составился в официальный отказ. У бордера, во всех смыслах, опустились лапы. Почему-то его не отпускала мысль о том, что преступника он, все-таки, знает, но предпочел не говорить. Возможно, на то есть объективные причины? Если да, то какие?

Была и еще одна вещь, мучившая бордер колли по сей день.

Барк поглядывал на Юфрау, задумчиво выводящую несколько корявым почерком химические формулы. Своего рода черновик перед практическим опытом. Пес стиснул зубы и выглянул из за ее плеча, наклонившись к уху.

— Юф, такой вопрос, у тебя есть знакомые врачи? Ну, хорошие какие-нибудь, но не слишком дорогие.

Овчарка издала задумчивое мычание.

— Смотря в какой области.

— Ну…Там…Ниже пояса.

Юфрау недоуменно обернулась.

— Ниже пояса, Барк, находятся лапы, хвост и задница. Что из этого конкретно тебя беспокоит?

— Ну, там еще одна штучка есть, — Если бы не густая шерсть, Барк бы точно стоял красный, но его стыд все равно выдавал размашисто виляющий хвост.

Юфрау вздохнула.

— Все-таки твоя подружка подарила тебе свой «букет», который она собирала еще со старшей школы?

— Нет! Цербер упаси. Проблема во мне.

— Эм, ты ей подарил «букет»? Не поверю…

— Ну нет, Юф, просто вчера мы хотели зачать щенков…

— Щенков? Уже?

— Да, но какая разница?

— Большая, Барк, ты с ума сошел?

— Мне тридцать лет, ей двадцать восемь. Вполне приемлемый возраст для того, чтобы заводить щенков...

— Но не с той, что ты знаешь два месяца!

— Я не о том сейчас. У меня не выходит…вот…это всё, — Барк выдал странные жесты руками и быстро скрестил их на груди.

Овчарка недоуменно подняла брови, что, видимо, ускорило мыслительные процессы в ее мозгу и помогло понять, в чем дело.

— Не стоит, значит?

— Да Цербер тебя дери, Юф. Не так же громко об это заявлять.

— И давно это у тебя?

— Ну… Это было позавчера и в первый мой раз…

Барк опустил голову и сжался всем телом еще сильнее. Юф вновь опустила голову на корявенький текст.

— Тогда все очевидно. Причина в волнении. Расслабься и получай удовольствие. Тогда твой член будет стоять куда лучше твоих ушей.

Барк фыркнул и напрядся чтобы его уши, которые периодически заваливались в стороны, встали ровно. Овчарка это заметила краем глаза и улыбнулась.

— Да не волнуйся ты. Мне очень даже нравятся твои уши. Ты выглядишь мило.

Д-да? С-спасибо. Я не умею в здраво себя оценивать — бордер почесал затылок от смущения. — Но все не так просто. Щенки — это же большая ответственность.

— Если ты это понимаешь, то почему так сразу согласился на них?

— Я… Ну… Должен? Мне тридцать.

— И что? Мне тоже, но щенков я заводить не собираюсь.

— Ты — другое дело. Ты более развязная и свободная. В хорошем смысле, конечно же. Я имею в виду, что ты весьма смелая…

— Так и ты будь, Барк, серьезно. Ты сам думал о том, сможешь ли ты содержать свой выводок?

— Да, я думал. Но Мичи часто говорила о щенках. Я не могу ее расстроить.

— А то что? Она не будет неделю с тобой разговаривать?

— Она может меня бросить, Юф. Большая удача, что такого, как я, хоть кто-то заметил, а если я буду перечить в ее желании создать нормальную семью, как все делают, то я рискую вновь остаться один.

Барк рухнул на стул, зачесав взъерошенную на голове шерсть, более напоминающий хохолок выброшенного из гнезда беспомощного птенца. Овчарка вздохнула и отложила механическое перо в сторону, направившись к двери. Послышалось щелкание замка. Бордер поднял голову на молчащую до сих пор суку. Юф повернулась и прислонилась спиной к двери.

— Зачем ты заперлась?

— Не хочу, чтобы нас кто-то отвлек.

Юф подошла к другу и присела перед ним на корточки.

— Ну или неправильно нас понял, — продолжила она, взяв Барка за лапу. — У тебя большой потенциал, знаешь ли. Ты не неудачник, ни в коем случае. Иначе бы ты сбежал в в тот раз, когда Сохо выносил ящики с препаратом. А ты дал отпор.

— То было безуспешно.

— Сохо просто намного натренированнее и опытнее тебя, так что не бери в голову. Ты все равно предпочел сражаться, нежели бежать.

— Спонтанное решение…

Юф притянула лапу друга к себе ближе. Барка это заставило дрогнуть от неожиданности. Подруга ранее так себя не вела.

— Вот как? С такой любовью к спонтанным решениям тебе будет сложно следовать чужим указаниям. Взять ту же Мичи. Контролирует не то что каждый твой шаг, а каждый вздох. Я бы, на ее месте, не давила бы на тебя с этими идиотскими обязательствами. Создавать семьи, рожать щенков… Не проще ли освободить себя от них, пока не станешь полностью готовым к такому событию? — Юф задумчиво склонила голову. — Я так понимаю, секса в твоей жизни не так много, чтобы ты успел познать все его прелести и свою сексуальность.

— Для чего еще тогда нужен секс, если не для создания потомства?

— В цивилизованном мире тебе не обязательно жить ради того, чтобы плодить подобных себе бордеров. Секс — это развлечение. Природный антидепрессант

— Скорее наркотик. Сильно втянешься в это и не сможешь выбраться из этой трясины похоти и разврата.

— Личный опыт?

— Я люблю маленькие породы, потому что у них…ну…там все узко. Мне нравится то, как мягкие стенки меня давят. Это мой фетиш. Мичи всегда мне приносила удовольствие в сексуальном плане. Несмотря на ее невыносимый характер.

— Так ты признаешь ее невыносимой?

— Да, она стала очень часто меня бесить. По очень многим причинам. Но секс с ней сводит меня с ума. Сводил, по крайней мере, пока она не заявила о щенках.

— И разочарование в ней вскоре перекрыло всю ту влюбленность, что была раньше. Очень знакомо. Еще и грядущее бремя ответственности...

Барк поник головой. Он словно пытался проглотить горькую микстуру. Проглотить осознание того, что чувства постепенно угасают в его, дребезжащим от страха, сердце.

— Я боюсь остаться один, — промямлил он, дрожа брылями.

— Ты не останешься один, — Юфрау сжала лапу друга крепче и положила голову ему на колени. — Я буду с тобой, что бы ни случилось.

Барк выдохнул. Наконец «горькая микстура» была проглочена и второй лапой бордер стал невольно поглаживать шерсть за ухом подруги. Она томно смотрела на него снизу вверх, пока колли боялся нарушить их неловкую тишину. Дыхание Барка стало более рваным, а хвост нервно дергался где то сзади, просунутый под спинку стула.

— Мне нравятся твои лапы.

— Правда? Почему?

— Ммм, — с некой игривостью промычала овчарка. — Они мягкие, с тонкими пальцами.

— Это странный комплимент, но спасибо… Наверное?

— Ничуть не странный, помнишь, был художник, который рисовал, в основном, лапы? Как же его звали? Генри Северный Ветер вроде...

— Вроде бы так… Я припоминаю некоторые его картины в Вельшингтонском Музее Искусства. Правда, так, отдаленно. После поездки всем классом туда, я там больше не был.

— Да, ты тогда еще сильно паниковал, что потеряешься по дороге.

— Брось, мне было одиннадцать.

— В этом возрасте многих щенков отпускают гулять одних надолго и далеко.

— Ты знаешь, меня до окончания школы держали в «ежовых рукавицах». А когда тебя не пускают дальше собственного двора, то все, что находится за его пределами, кажется слишком пугающим.

— Я не смогу понять этого в полной мере, к счастью. Благо, теперь ты повзрослел и способен свободно передвигаться по городу… — Юфрау осеклась. — Ах да, Мичи...

— Да, но она весьма странно ко мне относится. Ее контроль сочетается вместе с равнодушием. Она хочет знать о каждом моем шаге, но в тоже время держит меня на расстоянии от себя. По крайней мере, до тех пор, пока ей не захочется близости.

— Тебе не кажется, что ты так инициативен в поиске Сохо еще и по той причине, что ты подсознательно хочешь сам быть где угодно, лишь бы подальше от нее?

Барк задумчиво прижал уши к голове.

— Не исключено… Конечно, я бы предпочел проводить время в своей квартире и, все же, собрать тот несчастный книжный шкаф. У меня сердце разрывается от осознания того, что он пылится вместе с книгами на балконе. И все из-за того, что Мичи так и не уберет свои треклятые чемоданы с места, расчитаного под мой небольшой книжный уголок.

— Рявкни на нее лишний раз для профилактики, — улыбнулась овчарка. — Пусть, наконец, разберет свой хлам.

— Ну не, я так не могу.

— Скажи ей, что ты освобождаешь место для своих будущих книг.

— Почему «будущих», они у меня сейчас есть.

— Я говорю о книгах твоего авторства. Ты же все еще хочешь написать книгу, верно?

Барк вздохнул.

— Да, хочу, правда все вокруг считают, что это пустая трата времени.

— «Все» — это Мичи и твой отец?

Колли пожал плечами, покачав головой.

— Мне необходимо прислушиваться к чужому мнению, чтобы не совершать ошибок. А я их делаю постоянно, ты знаешь.

— Великая радость — вместо своих ошибок чужие совершать, — овчарка фыркнула и поднялась на лапы. — Что с тем наркобароном «королевских кровей»? Ответил?

— Да…Он вполне четко и тактично дал понять, что ему не интересно общаться со мной о Сохо. Хм, неужели у Йенса был конфликт с ним?

— Черт их знает, если честно. Сохо, Йенс, Вайс… Неразбериха безумная. С чего началось и чем кончится — не ясно.

— С чего, к слову, у тебя такая антипатия к Господину Вайсу?

Юфрау вздохнула, издав низкое рычание и стала качать головой, в попытке размять шею.

— Вайс весьма мутная личность, Барк.

— Почему?

— Потому. Его власть душит Вельшингтонскую Империю. При нем богатое индустриальное государство утопает в инфляции. Падение ВВП, война с Лабрадорской Республикой, рост преступности, уменьшение зарплат, отмена бесплатного образования и медицины…

— Ты ошибаешься. Да, я не отрицаю то, что дела в Империи идут из лап вон плохо, но именно канцлер делает всё, чтобы нас окружала стабильность. Не забывай, что всё началось еще в 116 году, когда Сохо был изгнан за терракт и измену родине.

— Ты правда веришь в это?

— А ты нет? Подумай, Вайс никогда не был замешан ни в чем противоречащим конституции. А его демонизируют, будто бы он так сильно хочет захватить мир и заставлять страдать своих граждан. Альбинион просто чертов лжец. Очередной преступник и предатель страны. Не слушай его впредь, я прошу тебя.

— Вайс начал войну с Лабрадорской Республикой! Нашими союзниками еще со времен правления Родерика. Именно мы с ними совместным трудом избавились от тирании треклятого Тео. А теперь? Не поделили шесть соток для якобы сельского хозяйства? У нас самая большая территория на планете, в том числе есть и свое хозяйство. Небольшое, да, но есть. Но к чему было рушить отношения с лабрадорцами.

— Аргх, все! Ты просто не понимаешь, — взмахнул лапами колли, чья голова распухла от обилия желчи. К тому же, Барк не настолько интересовался политикой, чтобы дать достойный отпор. — Просто знай, Вайс был выбран вельшингтонцами. Не может такого быть, чтобы целое государство выбрало себе диктатора. Это же бред! Господин Вайс знает, что делает.

Колли на секунду замолчал, глядя на подругу, давая короткий отдых напряженным связкам.

— Всё началось с Сохо и его безумия. Это все знают, шнауцер был жаден до власти. Он делал неплохие попытки сместить Господина Вайса с трона, устраивая дебаты с ним почти на каждой конференции. Я, правда, не смотрел их по телевидению и Цербер вообще знает, что он там противопоставлял и предлагал канцлеру, но часто натыкался, листая каналы. Когда он совершил поджег министерства… Я даже не поверил сначала. Я помню Сохо, который был в ответе за благотворительные акции, за проведение больших празднеств, за ответственное управление государством, когда Господин Вайс отправлялся в другие страны на саммиты… Кто мог вообще подумать, что всё это было пылью, пущенной в наши глаза?

Юфрау вздохнула и посмотрела на коллегу с некоторой тоской. Похоже, она постепенно уставала от конфронтации, но продолжала гнуть свою линию.

— Ты толком и не знаешь причин конфликта Сохо и Вайса, но уже принимаешь чью-то сторону?

— А что мне выбирать? Господин Вайс — ответственный правитель, а Сохо — больной на голову террорист-психопат. Все равно, что в сказке выбирать между мудрым королем и злодеем-колдуном. Вот, что он сделал мне, когда я встретился с ним!

Барк вытянул вперед перебинтованную лапу, изувеченную шнауцером.

— Я на всю жизнь запомнил эту искру дикости в его глазах и силу его укуса. Невыносимая боль и море крови. Это же он несет в Вельшингтон. Слава Церберу, что не в целую империю. Я полагаю, что тебе трудно отделаться от его фальшивого образа, когда он был генсеком, но времена изменились, Юф. Это всё было дурацкой ролью, как в кино. И по-хорошему было бы не распространяться всем о своих сомнениях в адрес Господина Вайса. Грешным делом сочтут за члена Шнауцерских Лоббистов. А с ними шутки не шутят…

— Да уж, пытки за критику власти — это определенно признак здоровых отношений между народом и государством.

— Цыц, Юф. Не в этом дело. Лоббисты — это террористическая организация. Их приказано сторониться и не скрывать от правосудия. Ты знаешь, их поджоги рушат экономику Вельшингтонской Империи.

— Мда, возможно, это единственный раз, когда я слышу тебя не запинающимся в словах. Настолько четко ты вторишь Вельшингтонской пропаганде, — Юфрау скрестила лапы на груди. — Помнишь, чему нас учили в институте? Даже в самые элементарные истины стоит углубиться, и тогда она откроется с неожиданной стороны.

— И куда тут углубляться? Зачем мне углубляться в биографию злодея?

— А ты попробуй. Я вижу в тебе серьезное желание разобраться с ним раз и навсегда и прослыть героем Вельшингтонской Империи. Многие, я думаю, этого бы хотели, но совершали одну и ту же ошибку: они видели в Сохо, как ты выразился, «злодея». Очень поверхностного негодяя. Попробуй разобрать его личность по частям.

— И какой мне в этом резон?

— Такой, что именно так ты, возможно, можешь узнать не только логово, где он обитает сейчас, но и его слабые места. Авось, он ошивается в любимом месте для уединения, которое он давно приметил, но никто не знал о нем.

Барк склонил голову в сомнении, но любые попытки найти аргументы приводили к осознанию того, что Юфрау права. Сохо был личностью. Пусть мерзкой и блохастой, но, все же, личностью. Кого ни спросишь — никто не знает где он, как его найти и как с ним бороться. Мотив фальшивожетонщиков отчасти понятен. Сохо — их постоянный клиент, то есть залог их выживания. Барк вполне себе мог представить всю тяжесть их ситуации. Метисов не принимает не только раса собак, но и весь вид кинокефалов(1). Так что вполне логично, что они предпочтут умалчивать о шнауцере, продолжая существовать на его деньги, чем быть на грани смерти от голода и отсутствия нормального жилья.

В конце концов, хуже всего, пожалуй, волкособам и полу-динго, но ни тех, ни других колли не встречал вживую, а злые языки распространяли слухи об их грубом внешнем виде и полном невежестве. Поговаривают, Лабрадорская Республика страдает от расы динго и их радикальных попытках добиться равных прав с собаками. При этом они не боятся заниматься вандализмом и насиловать местных сук. Да уж, не то, что волки в Вельшингтонской Империи, которые тихо и мирно проживают в лесах, разбившиеся на общины, именуемые «стаями», и не принимающие блага цивилизации вообще. У них есть своя религия, свои ритуалы, традиции и обычая, чуждые среднестатистической собаке. Волки никогда не испытывали даже капельку желания влиться в развитое общество. То ли вера им запрещает, то ли чересчур консервативный взгляд, а может осознание того, что псы их на дух не переносят и не оставят в покое, пока не разорвут на части. Когда всплывает вопрос о причинах этой взаимной неприязни, то все упоминают, что волки — дикари и именно их одичалость может навредить всему цивилизованному обществу. Мол, такие вещи передаются по наследству, а никому не будет приятно жить в компании непредсказуемых животных, которые уже никогда не примут моральные ценности псов. А сами «дикари», вероятно, считали, что их городские собратья предали ценности матери природы, а значит предали сами себя.

Хотя Барк подозревал, что причина может быть так же в страхе перед волками. Лесной народ был почти раза в два крупнее обычной собаки и лишь немного больше какого-нибудь кангала или ирландского волкодава. И даже суки отличались внушительными размерами и мускулатурой. Лохматые зверюги украшали свою шерсть перьями птиц и костяными бусинами с выведенными на них рунами, а представители с высоким статусом в общине еще и носят на себе шкуры убитых ими животных. Вожаки выделяются тем, что носят оленьи и лосиные рога. У них это что-то вроде обряда посвящения — убить в одиночку крупную добычу. Несмотря на их культ природы, волки, все же, могли ходить на задних лапах и использовали примитивное оружие.

Динго в Вельшингтонской империи не водились, только в Лабрадорской Республике, но от знакомых лабрадорцев Барк слышал достаточно. Внешне они не отличались толком от обычных собак, разве что походили на беспородных или очень уж экзотических представителей, однако они были такими же почти одичалыми. Это было бы не так плохо, если бы они были автономными как волки, но с динго ситуация была куда хуже. Южане обладали бойким характером, более походившим даже скорее на агрессию. Они вполне себе неплохо адаптировались в городах, даже могли разговаривать по-собачьи. Правда, акцент их в речи напоминал завывания и поскуливания, от чего приходится додумывать часть слов. Весьма перспективный народ, если бы не их поведение: они как будто бы специально игнорируют нормы приличия, начиная с несоблюдения правил утилизации мусора и заканчивая более крупными преступлениями вроде вандализма, грабежей и домогательств. Конечно, и среди собак столь оборзевших личностей не мало, но динго постоянно давят на жалость, что их не принимает общество за их происхождение. Барк однажды посещал стоматолога, который буквально сбежал из Лабрадорской Республики из-за того, что «мимикам» постепенно стали давать всё больше и больше поблажек. «Мимики» — так в грубой форме собаки называли динго, указывая на их внешнее сходство, но абсолютную разницу в менталитете. Но вот лабрадорская власть, состоящая из сердобольных псов, остро поставила вопрос принятия динго, видимо, пытаясь открыть их собакам с другой стороны. От того они стали появляться в кинематографе и политике, что, на деле, разделило лабрадорцев и постепенно разжигало их ненависть друг к другу и к «мимикам».

Единственные представители кинокефалов, которые в принципе, в большинстве своем, не встречались с Canis Familiaris Sapiens(2), были лишь племена на южных островах Хевула Инья Ясендле. Местное население состояло из гиеновых собак. Они вовсе ни с кем не пересекались из других представителей псовых и уж точно ни разу не слышали о благах цивилизации. Острова Хевула и без того были опасным местом, так позднее, когда смельчаки посещали эти туманные джунгли, они попадали в лапы гиеновых псов-каннибалов. Это отпугивало потенциальных «туристов» и исследователей.

Возможно, метисы не были самыми надежными источниками информации о Сохо, но Йенс… Ближе может быть только Вайс, но наведаться к нему — задача на грани чуда и удачи. Двойная стена и имперская гвардия ни перед кем не открывает двери, кроме равных канцлеру по статусу. Йенс и Вайс, все таки, братья и должны примерно в равной степени быть осведомлены о шнауцере Барк после возвращения с работы некоторое время обдумывал дальнейшие действия. «Нет уж, — принял он наконец решение. — Я не могу так просто бросить эту затею. Я должен напрямую расспросить его, пусть даже ради этого придется спуститься в этот проклятый черный рынок.»

Бордер вполне понимал некоторую опасность, на которую он себя обрекает. Черный рынок, очевидно — это не жюрфикс, не конференция, ни любое другое общественное собрание. Это сборище маргиналов, избежавших правосудия и спокойно зарабатывающие на чернушной деятельности. Барк и представлять боялся, что за контингент там обитает. Он и так боялся обычных собак на улицах, в магазинах и на работе, наученный горьким школьным опытом, который, подобно призраку, отзывался у него в голове. Но то были щенки, а здесь речь о взрослых и опытных преступниках.

— С ума сойти, — вывел колли из размышлений голос сидящей рядом, поджав задние лапки и листающей каналы Мичи. — Это Оливер Горизонт?

Барк поднял глаза на мерцающий черно-белый экран, периодически покрывающийся рябью от не самого сильного сигнала. Телевизор показывал немолодого бультерьера, отыгрывающего главную роль в детективном фильме «Гнилое общество». Он вышел пару лет назад, но сыскал огромную популярность во всем собачьем мире.

— Да, это он.

— Сколько же ему лет?

— Шестьдесят три, вроде, — наобум ответил колли, исходя из внешности актера.

Цербер, — удивилась Мичи, — я помню плакаты с ним у моей соседки с общежития. Она тоже бультерьер, как раз. И на них Оливеру было лет тридцать, не больше.

Барк не ответил, ожидая, что собачка целиком погрузится в просмотр хоть чего-нибудь, но пока она продолжила щелкать пультом, что-то периодически комментируя. Каналов было совсем немного, около пятнадцати, из которых на трех был лишь белый шум от проводимой профилактики, так что мопс выбирала что-то меньшее из зол. На одном из каналов шел новостной блок. Изображение поплыло от слабого сигнала, но искаженный голос ведущего пробился сквозь шипение.

« -…прошла конференция в здании Родеригского Особняка. Единогласным решением были приняты поправки в закон о межпородных отношениях. С третьего августа для совершения искусственного прерывания беременности необходимо предоставить предоставить документы, подтверждающие факт физического насилия и несогласия жертвы. Заявления об изнасиловании от сук, чьи супруги или сожители имеют иную от них породу рассмотрению более не подлежат. Такое решение приняла Имперская Палата с целью повышения демографии в государстве…»

— Какие документы он имеет в виду?

— Те, что подтверждают факт того, что суку избивали в процессе изнасилования, — отозвался Барк.

По какой-то причине колли смекал логичность поправок, но его что-то несколько смущало. Формулировка.

— Погоди, а если суку накачали веществами, то что тогда?

У Барка в голове всплыли воспоминания о чихуахуа с «Молочных Рек». А именно о том, как она добровольно согласилась на то, чтобы удовлетворять больных извращенцев в лице друзей его начальника. Она не хотела этого, но диагноз сестры вынудил ее пойти на самопожертвование. Пусть на ней не было физических побоев, но колли прекрасно помнил ее состояние. Эти заливающиеся слезами огромные глаза, эта дрожь в теле, эта полная безысходность. Кому-то едва хватало бонсов на еду, а тут лечение онкологии.

Бордер покрылся мурашками от мысли о дальнейшем наказании, а точнее помиловании владельца «Молочных Рек». И недели не прошло, а значит дело Морригана просто свернут. Остается лишь карма в виде сожженого Сохо кафе. Так удачно, что оно стало его следующей целью…

Удачно ли? Почему именно непримичательное кафе? Он вспомнил наставление Юфрау о том, чтобы проследить логику Сохо, чтобы попытаться прочитать его личность и тем самым вычислить его местоположение или следующую его цель. Но в голове вертелось одно и тоже: «шнауцер отомстил за чихуахуа? Почему»? Она была одной из лоббистов? Нет, вряд ли, иначе бы месть не заставила себя так долго ждать. Может кто еще доложил из посетителей? Он и Юфрау отпадают сразу. Овчарка пусть и не переваривала политику Вайса, но точно не была лоббистом. Иначе бы она не давала советы по поимке Сохо, будучи его приспешницей, то было бы странно.

— Ты чего как засуетился? — спросила Мичи, как только учуяла щипающий нос запах стресса, исходящий от Барка.

— Я думаю о Сохо и его мотивах…

— Опять ты за свое, — мопс откинулась на спинку потертого диванчика. — Какой смысл искать логику в его действиях? Ты вроде его поймать и сдать полиции хотел, а не разбирать его преступления, как какой-нибудь частный детектив.

— Я знаю, просто я должен понять, что с ним не так?

— Цербер, ты еще спрашиваешь?

— Да, спрашиваю… У меня есть ощущения, будто что-то здесь не так.

— Твое финансовое положение, Барк. Кончай быть эгоистом и повзрослей уже!

— Нет-нет, я, кажется, понимаю… Не совсем, правда, мысль ускользает от меня, едва я успеваю за нее зацепиться…Одно я точно знаю, Сохо не так прост, как о нем думают. Он не совсем безумен, у него есть некая логика.

« — И что же мне делать далее? Расспросить чихуахуа о том, связана ли она с Сохо? Ага, так бы она мне и рассказала. Узнать, был ли кто из лоббистов среди клиентов кафе? База посетителей превратилась в пепел и развеялась по ветру вместе со зданием, в котором она была. Вайс не примет обычного лаборанта без весомой на то причины. Впрочем…

Барк вскочил с места, преисполненный решимостью и игнорируя то, что на улице уже темнело. Йенс был его главной целью. Плевать на его отказ, плевать на то, в какую клоаку ему придется лезть ради информации. Мичи молча смотрела за передвижениями Барка, не прерывая его суеты то ли наблюдая его серьезность, то ли осознавая, что переубеждать партнера совершенно бесполезно.

_____________________________________

1. Кинокефалы — зооморфные персонажи из культуры разных народов, имеющие человеческое тело и голову собаки, волка, шакала или гиены. В контексте мира так называют всю расу антропоморфных собачьих, в том числе волков, динго и гиеновых собак.

2. Canis Familiaris Sapiens — с лат. Собака Обыкновенная Разумная.