Часть пятая

Потом ко мне попала одна из тех саморастворяющихся листовок, которые затопили город.

Язва пробиралась медленно, она выедала изнутри. Началось все со слухов еще в прошлом году, а теперь на волне, что на нас надвигалась, появилась пена. И на этот раз дело было не в силах природы, а в нас самих.

Листовку подсунули под дверь как-то вечером. На прочтение нескольких строк с лихвой хватило тех десяти секунд, которые отводились бумаге после контакта с кожей.

Они собирались устроить демонстрацию. Через два дня, в полдень.

Затем ко мне завалился приятель. Сказать, что он заглянул, язык не поворачивался: он почти что ворвался в дом и, благодушно похлопав меня по спине, рухнул в кресло и потребовал пива. Вообще-то он и раньше не отличался аккуратностью манер и привычкой стучать прежде, чем войти. Однако за время, пока я возился с новорожденной Силь, мы общались очень мало. Теперь же, когда я вернулся к своей обычной жизни — гонке за цифрами на индикаторе, — возвратился и он. Мы не раз просиживали табуреты в его любимом баре до середины ночи, пока нас не выставляли вон. Потом мы расходились, оба довольные, и не столько чудесной мужской дружбой, скрепленной парой бокалов и порцией любопытных разговоров, а тем, что цифры социального рейтинга у обоих прибавляли несколько пунктов.

Все эти вечера, плавно перетекающие в ночи, Силь ждала. Иногда она засыпала, уронив голову на руки, ведь сидела она в темноте, и потому со сном бороться было непросто. Но чаще всего выигрывала. Я входил, усталый, благодушный после удачного дня, а она безмолвно встречала меня в дверном проеме большой комнаты. Пока я не зажигал свет, оставалась черным силуэтом, которому так не хватало крыльев…

На демонстрацию я идти не собирался. Я не разделял восторгов по поводу призрачной свободы. И уж тем более не верил в успех пустых выкриков. Ну, изъявят они свою волю, собрав толпу на площади перед магистратом — но что сделают дальше? Неужто кто-то всерьез думает, что магистры их будут слушать? А потом я понял. Те люди, что распространяли листовки, готовили свое дело не один день. Напроситься на неприятности? Нет, у них есть что-то еще. Какое-то оружие. Какое-то средство, о котором пока что ничего не известно. И не будет. Ровно до того момента, как магистрат отдаст приказ расчистить наводненную людьми площадь.

Я готовился поплотнее захлопнуть дверь и молчать. Цифры мне жить не мешали. Ведь с самого рождения я только и делал, что стремился к ежемесячной тысяче. Так что я буду делать, если на мое плечо опустят благодушно руку и скажут: «Снимай железку, мальчик, ты свободен»? Нет уж, пилить сук, на котором я просидел все эти годы, мне не улыбалось. В конце концов, этот сук, пусть и немного жесткий, был роднее всех остальных — пусть они хоть бархатом будут обтянуты.

Приятель проторчал у меня весь вечер, опустошил скудные запасы пива, поразглагольствовал на отвлеченные темы, а потом вдруг ни с того ни с сего спросил:

— Ты один из них?

Я сразу же насторожился.

— Да ладно, — приятель хохотнул. — Сначала тебя полгода почти видно не было, а потом ты вдруг заявляешься, такой счастливый, такой радостный. Чем занимался, а?..

— Отдыхал, — кратко отозвался я. — Я был немного не в форме после той эпидемии…

— Пф, — хмыкнул приятель. — Ты и дня не провалялся. А потом в конторе как огурчик сидел. Не заливай. Ты думаешь, я на идиота похож? У тебя дом сверкает, ну чисто алмаз. Будешь отпираться, что внезапно воспылал любовью к порядку?

Я помолчал.

— У тебя есть бабочка, да? — задал он тот самый вопрос, которого я опасался. — И никаких документов?

Я прокашлялся.

— Твое предположение, конечно, логично…

— Потому что оно не предположение, — приятель ухмыльнулся. — Покажи ее. Это женщина? Ну конечно, женщина. Стал бы ты держать сопливого юношу. Девки-то, они пополезнее будут…

Он уже вскочил на ноги и двинулся к лестнице.

— Помнится, у тебя есть вторая спальня? Там ты ее поселил? Или предпочитаешь держать ее поближе?..

Он уже поднимался. Я не пытался его задержать. Это было бессмысленно. Просто побрел за ним.

Силь побледнела, когда дверь распахнулась, а на пороге оказался не я. Она отпрянула в угол и прижалась к стене, мелко задрожав.

— Какая пугливая, — заметил весело приятель. — Ты никак ее бьешь? Хотя, нет, будешь ты тратить драгоценные циферки на какую-то девчонку. А вот когда индикаторы уничтожат…

Он рассмеялся, подходя к Силь. Та льнула к стене так, будто искала у нее защиты. Она чуяла враждебные колебания, исходящие от чужого человека. Чувствовал и я: тут и в голову лезть было не нужно. Все-таки приятели — очень неудобная категория знакомых, если дело доходит до красивой женщины.

— А она ничего.

Он провел пальцем по ее шейке, приподнял лицо за подбородок.

— Слушай, одолжи ее на несколько часов. Ведь она тебе только через пару дней понадобится. Ну, что?

Приятель развернулся, масляно ухмыляясь.

— Вон, — процедил я.

— Вместе с ней, я полагаю? — он ухватил ее за локоть и дернул к себе.

Глаза Силь стеклянно заблестели.

Прикажи. Только прикажи.

Я мотнул головой.

Прикажи. Быстро и тихо. Никто не узнает. Никто не услышит.

Я уставился на бабочку и подумал зачем-то, что пальцы так забавно холодеют.

Один приказ. И он унесет вашу тайну…

— Хватит! — рявкнул я.

Вздрогнула и Силь, и мой бывший приятель. Лед в глазах бабочки таял, слезами катился по бледным щекам.

— Уходи, — я кивнул приятелю на дверь. — И больше не возвращайся.

— А как же твой маленький секрет? — прошептал тот, шагнув вместе с Силь вперед.

Она даже не думала вырываться, только смотрела на меня умоляющими черными глазами. Огромными глазами бабочки.

— Ведь тот корабль никакого крушения не потерпел. Коконы доставили, только не в те руки, что следует… Сколько вас было, отвечай! — он тряхнул Силь. — Магистрату будет очень интересно узнать, сколько вас прячется в городе. Очень интересно.

— Я не имею к этому никакого отношения! — выкрикнул я. — Да, я ее украл, да!

Глаза бабочки снова остекленели. Безжизненные зрачки не двигались, и она смотрела в пустоту, будто из ее груди внезапно вырвали сердце.

Один приказ. Вы же хотите этого, я знаю. И вы хотите, чтобы такие, как я, покончили с этими цифрами.

— Ничего я не хочу! — выплюнул я.

Казалось, индикатор вот-вот закаплет кровью — таким он был алым.

— Не поверю, — тут же отозвался приятель. — Значит, все-таки украл. Она из той перехваченной партии, да?

— Уходи, — я сжал кулаки. — Уходи сейчас же. Оставь ее.

— Или что? — поинтересовался тот.

Память услужливо выпустила из моей головы ту минуту, когда я спускал приятеля с лестницы, а затем выкидывал из дома. Он пытался что-то кричать мне вслед, но мне было все равно.

Перескакивая сразу через несколько ступеней, я взлетел обратно на второй этаж. Перевернул комод, отыскал свитер и кинул застывшей рядом Силь.

— Надень, ночью будет холодно.

Отыскал пару брюк.

— И это тоже. Замерзнешь.

— Но… — попыталась вставить она.

— Никаких «но». Мы уходим, сейчас же.

***

В заброшенном полуподвальчике было сыро и пахло плесенью. Окна давно уже заколотили досками, в полосах лунного света на полу поблескивало стекло битых бутылок, почерневшее от времени зеркало мутно сверкало во тьме с дальней стены. Несколько лет назад в этом кабачке случилась драка, которая закончилась поножовщиной — неслыханное дело для спокойных улочек тихого района. Заведение закрыли, хозяин исчез, и ходили слухи, будто он сам принимал участие в потасовке. Как бы там ни было, помещение пустовало уже довольно давно, никому и в голову не приходило устроить в этих комнатах новое увеселительное гнездышко, а люди обходили опечатанные окна стороной. Кто-то еще верил в воздушных демонов, и поговаривали, будто в таких местах-то они и оседают до поры до времени. Мне суеверия были только на руку.

Силь дрожала всю дорогу, хотя настоящий холод еще спуститься не успел. В щель с черного хода она протиснулась запросто, а я повозился. Теперь же она нерешительно замерла в центре крошечного зальчика, и зябко обняла себя руками.

— Если что-то почувствуешь, сразу говори, — кивнул я на окна, в сторону улицы.

— Что вы будете делать? — спросила она.

В ее глазах снова был страх. Тот самый, что я увидел, когда мой теперь уже не приятель вошел в ее спальню. И совсем не такой взгляд у нее был потом.

— Нужно эти два дня переждать, — я кинул наскоро собранный рюкзак в угол. — А там видно будет.

— Их очень много, — прошептала она, закрыв глаза. — Десятки, сотни…

— Я не хочу знать, — перебил я. — Не хочу иметь к этому никакого отношения. Я хочу просто переждать беспорядки.

— Они сделают свое дело, — Силь словно не слышала. — Если им прикажут. А без номеров — магистрат бессилен.

— В каком смысле? — насторожился я.

Бабочка развернулась ко мне.

— Это не просто номера, — ответила она. — Когда бабочку регистрируют, ей вводят вещество… Я не знаю, что это, — она с силой помотала головой, будто говорить было больно. — Но если бы они ввели такое мне, я бы сейчас молчала.

Она коснулась своего виска.

— У них… здесь… тяжело.

И снова зажмурилась.

— Не нужно, — я тронул ее за руку.

Она открыла глаза, и в ее взгляде промелькнуло облегчение.

— Даже если их план не сработает, — промолвила она. — Вы не сможете вернуться к себе. Не сможете больше спать в своей постели.

— Я что-нибудь придумаю.

— Все из-за меня.

— Ну, вот еще! — я сжал ее пальцы сильнее.

— Не получится, — она опустила взгляд.

В моей одежде она казалась такой крошечной, как никогда прежде. Она почти утопала в моем старом темно-синем свитере, да и брюки на ней висели, грозя вот-вот съехать.

— Ты не спокоен, — вдруг изрекла бабочка, проглатывая очередной кусочек шоколада. — Вот.

Она повела носом и указала на меня, затем на собственную голову.

— Да, я не спокоен, — пробормотал я себе по нос.

— Что? — она повела бровью, подняв на меня глаза.

— Ничего, — отозвался я. — Ты голодна?

Она помотала головой. Я тоже есть совсем не хотел.

— Ты боишься людей? — наконец задал я вопрос, который вертелся у меня на языке.

Силь кивнула.

— Потому что им не нужен приказ, чтобы действовать. А мне нужен.

— Но что же… — я запнулся. — Что же это было?..

— Там, дома? — она слабо улыбнулась. — Это то, чего должны бояться люди. Но они не боятся, — Силь посерьезнела. — Потому что не знают. Никто не знает, кроме магистрата и служащих регистрационной комиссии. Если бы не они со своими шприцами…

— Но как? — спросил я просто.

Силь пожала плечами.

— Это инстинкт. Мы же не люди. Природа в нас куда сильней.

— Не делай так больше.

Я нахмурился, а изнутри сжало горячими щипцами: моя маленькая бабочка могла убить человека на моих глазах и буквально умоляла это сделать.

И если бы она выполнила мой приказ, мы бы не прятались сейчас в этом усыпанном осколками подвале.

— Я все же хочу спросить, если вы позволите, — замялась вдруг она.

— Спрашивай.

— Почему вы ко мне так добры? Вы тогда не ответили… Но я все же хочу знать. Я не понимаю ваших мыслей, не могу такие разобрать… — она замолчала, бессильно опустив руки.

— Когда ты начнешь называть меня на «ты»?

— Я не хочу.

— Может быть, мне все же удастся тебя зарегистрировать?.. — улыбнулся я.

— Нет! — она отшатнулась, и от нее взметнулась почти осязаемая волна липкого ужаса.

— Я никогда этого не сделаю, — я бросил неуместную улыбку и протянул к ней руку. — Ну же. Чувствуешь?

Она прищурилась, будто хотела проглядеть меня насквозь.

— Да, — наконец выдохнула она.

— А теперь давай-ка устроим тебе постель.

— Холодно, — пожаловалась Силь, наблюдая за тем, как я расчищаю дальний угол от осколков и расстилаю на полу куртку.

Она скользнула ко мне и прильнула всем телом.

— Не уходите.

Бабочка и вправду дрожала. Когда она устроилась на моей куртке и свернулась калачиком, я лег рядом и приобнял ее за плечи. Заснула она почти сразу же, только я еще долго смотрел на полосы лунного света, которые лентами укрывали россыпь бутылочных осколков.

Значит, безобидные бабочки могут быть оружием? Я хмыкнул про себя. Какое мне до того дело? Моя Силь никогда такой не станет. Она — человек, человек… человек…

Я засыпал, повторяя про себя одно это слово.