Нея Осень Рецензия на роман Влада Ларионова (Мааэринна) "Кто сказал: "Война"?

Конкурсный топик произведения

Внимание! Много спойлеров и много цитат!

Потому что слова автора говорят сами за себя и не привести их просто невозможно.

 

Произведения этого автора я нежно люблю. За достоверный и глубокий психологизм, за героев, каждый из которых цепляет душу, за самопожертвование, безоглядную любовь и преданность, за привкус свободы.

Когда я впервые познакомилась с авторским стилем – была удивлена и очарована. Начинаешь читать и вроде бы видишь простые слова… и не замечаешь, как повествование — стройное, текучее, то спокойное и ласковое, то тревожное, стремительное и жесткое, затягивает, словно волшебная музыка – и вместо строчек ты видишь красочный мир, чувствуешь его, живешь им. И понимаешь, как на самом деле многогранен текст, насколько много в него вложено, перечитываешь снова, и находишь новые смыслы. Роман вызывает столько чувств, эмоций, размышлений… кажется, вместить все это в рецензию невозможно. Но я попробую.  

Что мне больше всего нравится – как автор подает информацию – когда надо, обстоятельно и полно, а иногда чутким, запоминающимся намеком. А взаимоотношения между персонажами, их мысли – тайные и явные, недосказанность и двусмысленность реплик, когда лишь один взгляд или случайно оброненное слово, воспоминание… говорит о многом. И ты видишь всю глубину характера, всю палитру душевных метаний.

Сцена пролога – ключ к пониманию сути последующих событий. И, хотя вначале дается много названий, понятий и плотность текста велика – интерес появляется быстро, цепляющей обстановкой и интригой.

Роман начинается с очень яркой и динамичной сцены – поединка на арене, где главным действующим лицом выступает Гайяри Вейз – юный представитель высшей расы, сын патриарха республики. Тут все пропитано духом Орбина. Невероятно живая атмосфера, ты будто стоишь на краю этой арены, чувствуешь разогретый песок под ногами, слепит глаза солнце, играет бликами на лезвии меча, кричат люди, воздух дрожит и запахи… я даже не могу назвать их все, идентифицировать – звенящей стали, разгоряченного тела, перебиваемая тонким ароматом духов… – характерная смесь, присущая только этому месту. И вот он – юный бог арены – смеющийся, с азартным блеском голубых глаз, кажется, сделай шаг – и дотронешься до алой ленты в золотых локонах. Редкий текст дает мне возможность настолько полного погружения.

Отрывистые, тонкие мазки, словно легкое, но такое точное касание – и ты видишь движение. Молниеносное, но удивительно осязаемое.

Соберись… вот сейчас: удар по ушам, боль, во рту привкус крови — и время потекло тягучим медом, между вдохом и выдохом, между мигом и другим, пока песок вихрится в ногах и не коснулись плеч взлетевшие пряди

И сам златокудрый бог арены, который всегда побеждает – как отражение великого города и своего народа. Непоколебимая уверенность в себе, бравада, высокомерие, но и почитание традиций, родовая гордость. И представляется, что эпизод с венком из нарциссов – как символ самолюбования.

Не важно, пешком или верхом, прогулки по Стреле Диатрена Гайяри всегда нравились. Родовые особняки патриархов окружали сады, самшитовые и кипарисовые аллеи, и даже целые рощи дубов и сосен, в которых можно было бродить, как в диких лесах, прислушиваясь к крикам птиц и легкому шелесту ветра в кронах, вдыхая влажный запах мха, травы и прелых листьев. Тут он как нигде тонко и глубоко воспринимал мир: видел дальше, слышал больше и острее чуял. Мог по взмаху крыла опознать каждую пичугу и каждый ветерок — по следу его дыхания на щеке. Он ощущал себя вершителем, наследником знаменитого предка, пусть и с запретом на высокое искусство. Это помогало понять самого себя, истинные свои желания и приносило умиротворение.

Потомки великих магов, в сознании и крови которых все еще живут отголоски былого величия, былой мощи, взяли магию под контроль, запретили магические практики. Но запертая сила не дает покоя. Бурлит и просит выхода.

Если в самом деле начнется война, если придется сражаться в настоящей битве, то вооруженный магией Гайяри был бы куда сильнее и полезнее Орбину, чем с двумя никчемными железками. Эта идея крутилась в голове с того самого дня, когда отец впервые заговорил о войне и о том, что он побеждает магией. Обойти закон, отыскать способ подчинить свой дар, не связываясь с Серым замком — это было так соблазнительно. Ведь такой способ наверняка был, и несложный, доступный каждому: до потрясения, если верить хроникам, даже дети практиковали магию и успешно справлялись с даром. Значит, дело только в том, что теперь этого никто не умеет, забыли… Вот бы научиться, вот бы узнать как!

В романе представлены семьи родовой знати, вершители судеб, представители законной власти, верхушка общества, пресытившегося, отравленного непомерной гордыней, избалованного вседозволенностью.

Вы будто с молоком матери впитываете родовую спесь старшей расы, и понимаете, что для них воспринимать остальных людей не лучше скота – это настолько привычно и безусловно, что даже тени сомнения быть не может.

— Послушайте-ка, мои родные: мы, Вейзы, высшие из старших, кровь и плоть Орбина — вершители. Дети Хибы и Джиннана, дети шиварийских гор и фарисанских долин, дети туманных берегов Бергота и льдов Ласатра — они всего лишь обычные людишки, жалкие варвары. Но мы — дети Свободы, самого властелина бездны беззакония. Мы происходим напрямую от Творящего миры бога, нам ли кого-то бояться?

Хоть Алые Сосны и были наследством Салемы, судьба прииска ее волновала мало, еще меньше беспокоили судьбы погребенных заживо горняков и их обреченных на нищету семей.

И вот, Отец Вещатель республики, Озавир Орс, побывав в стане умгарцев, заявляет, что варвары способны стать угрозой! Он пытается это доказать, приводит факты, но слишком оскорбительно они звучат для ослепленных своей гордыней. Слишком унизительно всерьез рассматривать возможность уступок.

Но и Вейз ни при каких условиях не отдаст Пряный путь. Айсинар сам не мог представить большего унижения, чем передача варварам наследия Диатрена. Тем более он не желал остаться в истории избранником, признавшим падение Орбина до уровня умгарских навозников.

— Тридцатитысячная армия? — раздался пренебрежительный смешок. — Не кажется ли тебе, славнейший, что это излишнее беспокойство — обращать внимание на стадо, пусть и большое?

Неужели славнейший избранник и правда боится войны?! Сам Гайяри не боялся, он слишком хорошо знал: варвару не побить орбинита: дикарь — он дикарь и есть. Даже если не пользоваться даром, даже если убедить себя в том, что никакого дара нет — все равно. Не родилось еще такого племени, чтобы смогло завоевать Орбин с его оружием, с его укреплениями, с огромными богатствами в товарах и монетах, с обширными связями по всему миру. Да у чужаков ни сил, ни золота на это не хватит, не говоря уже про знания и смекалку.

Озавир идет против закона, против устоев общества, а значит — он преступник. И его надо убрать. А для этого все средства хороши. Ведь цель праведная. Они в это верят. По крайней мере, стараются.

И тут мы видим всю гамму человеческих страстей. Когда сталкиваются чувство долга и желания. Когда люди заблуждаются, колеблются, боятся, идут на риск, лгут и предают. Когда понимают, что натворили, но изменить уже ничего нельзя. И нельзя сказать однозначно, кто из них прав, а кто виноват. Ведь они верят в то, что делают. Для блага. Своего народа, своей семьи. И каждый понимает это благо по-своему.

— Избавить страну от изменника, готового отдать чужакам наследие Диатрена, — сказал Гайяри, — было необходимо и для нашей семьи, и для всего Орбина. То, что ты, отец, сохранишь и наилучшим образом используешь все, что получит семья, я не сомневаюсь. А я попытаюсь не упустить то, что сплотит Орбин и усилит власть.

И пока отцы играют в свои игры, их действия и поступки запускают маховик, в который попадают и их дети. Обороты нарастают, маховик раскручивается и уже ничто не может его остановить.

И так постепенно, будто украдкой, на фоне привычной жизни проступает неясное чувство тревоги, смутное предчувствие беды, и оно все ширится, накатывает волнами, и кажется — еще чуть-чуть и бездна поглотит все.

Айсинар прекрасно понимает, почему Геленн подсовывает ему мальчишку. Но не в силах противиться.

Нет, сейчас, слушая отчет Геленна Вейза, Айсинар ни на миг не жалел, что отказался от его сына. Он понимал, что поступил правильно. Точно так же, как понимал и то, что никакие доводы разума не заставят его отказаться от Гайяри во второй раз.

Гайяри – самый яркий персонаж в романе. Он выглядит более взрослым и искушенным, по сравнению с сестрой Салемой и ее возлюбленным Нарайном Орсом. Такой же упрямый, самовлюбленный хитрец и манипулятор, как и его отец. У него совершенно нет сочувствия ни к Озавиру, ни к Нарайну. Гайяри точно знает, чего хочет и как этого добиться. По настоящему привязан он лишь к сестре, которую оберегает, щадит ее чувства, помогает справиться с горем. Но чтобы обезопасить ее, он пойдет и на обман, и на предательство.

— Новые сережки? Дай, посмотрю? — спросил он.

Она тут же вспорхнула с пола и присела рядом.

— Отец к празднику подарил, — и наклонила голову, откидывая волосы. — Красиво, правда?

Тонкий золотой завиток заканчивался искристой каплей топаза… а чуть ниже — под бархатистой кожей едва заметно билась лиловая жилка, трогательная и беззащитная на открытой девичьей шее. Нежность к сестре, страх за ее судьбу сжали сердце, комом подкатили к горлу, мешая вдохнуть.

Привязан он и к Айсинару, которого стремится защитить и принести победу. А в отношении к Лолии – ведь как часто такое бывает – давно знакомое, настолько привычное, что и не замечаешь, и вместе с тем это и черта Гайи – обращать внимание только на яркое, интересное и значимое, такое же, как он сам.

она больше не казалась ему обычной или слишком простой, теперь он узнал совсем другую Лолию, удивительную, загадочную. И опасную! Достойную соперничества, достойную любви.

И вместе с тем Гайяри — смелый, безрассудный, смешливый и ребячливый – невероятно обаятелен. Его невозможно осуждать. Его невозможно не любить.

Салема – нежная, наивная и доверчивая девочка. Всегда веселая, живая и безмятежная, как птичка. Преданная своей любви и самая уязвимая среди героев. Ее, невинно пострадавшую по-настоящему жаль.

— Нет, сестренка, не знаю, что там думал вещатель Орс, а я Булатному ни клочка наследства Диатрена не отдам, ни шага Пряного пути, ни камня предгорных месторождений. И если война — пусть. Не страшно.

Слушая такие речи, Салема и сама проникалась чувствами брата, видела, осознавала его правоту. Но любовь… ее любовь только крепла. Предатели Орсы или нет, Нарайн был и оставался для нее единственным в целом свете. Отказаться от него ради семьи, прошлого и будущего рода, ради процветания Орбина?.. Да, наверное, именно это она должна была сделать.

Но не могла.

Нарайн Орс – персонаж, претерпевший самые сильные и жестокие внутренние изменения. Мальчишка, живший в любимой семье, без забот и тревог, уверенный в счастливом будущем, вдруг в одночасье оказывается на грани жизни и смерти. Сколько споров и возмущения было вокруг этого персонажа. Как он мог… превратиться в настолько ожесточенного человека? Но когда ты теряешь все, и не по вине врагов, а по воле своих, когда разум отказывается верить, а душа разрывается от боли – как еще можно выжить и не сойти с ума?

В то утро, так и не сумев разделить погребальную веточку на четверых, Нарайн зарыл своих родных в общей могиле на дворе Зверинца. И вместе с ними — в перемешанную с известью глину кануло все, чем жил он раньше, что любил и во что верил.

Причин много, каждая находит истоки в устоях общества, каждая – как отображение человеческой глупости, упрямства, заносчивости и подлости. И обратная сторона медали – идеализм, упорство, преданность, вера и надежда.

Только кто сказал, что эти качества со знаком плюс? Все зависит от степени и силы применения. А наши страхи и слабости родом из детства.

Как показателен, как точен момент, когда Айсинар подписывает документы, которые разоблачали Озавира.

Нет, в то, что славнейший Орс его предал, Айсинар не верил. Тем более не верил, что он мог изменить Орбину — не таков Озавир, вероломства в нем ни на пайр. На арене вспылил просто. Но неуместно и оскорбительно — вот и пусть отвечает!

Патриарх, еще не избранник, а «равный среди равных», быть может, красивый лозунг, но не истина, тем более на грани войны. И раз сам своего места не понимает — пусть суд вправит мозги.

Оскорбился, вспылил, в порыве гнева позволил себе одним росчерком решить чью-то судьбу. Не подозревал, что все обернется так трагично. А потом – ни оправдать себя, и ничего не исправить.

Мы — вершители, дети бога! Мы не просим прощения, не подстраиваемся, не слушаем советов. Проклятая гордыня. Стоило сунуть голову в лед, прежде чем подписывать прошение о суде. А теперь — разве заставишь Озавира виниться за то, что сам он возводит в доблесть?..

А Озавир верил и надеялся на здравость ума патриархов. И хотел как лучше. Не смог предвидеть, вовремя понять, как это воспримется, как отразится на его семье. А когда увидел, что не принимают его доводов, перестал бороться. Увлеченный своей идеей до самозабвения, и конечно же, подверженный как и все первородные, неуемной гордыне, он упорно цепляется за свою правоту.

Говорил Озавир устало, почти обреченно, без надежды, что его услышат. Каково-то ему оправдываться, особенно если и в самом деле убежден, что ни в чем не виновен. И если так — ясно, почему на суде молчит. Будь на его месте, Айсинар скорее руку бы на отсечение дал, чем стал бы публично унижаться. Но руку — да, а голову?

Айсинар уже понимал, чем все это может закончиться, советовал увезти семью из города, но Оз не послушал.

— Отослать семью, значит, сдаться. Этого не будет, — ответил он. — Мой предок был одним из тех пяти, кто удержал звезду покаяния над Орбином, когда земля плавилась под ногами и небо рушилось на головы. Они умерли, но не ушли — и город выжил. Неужели ты думаешь, я сбегу, предам их память, их дело?

Вот так, держаться до конца. И он смог, не сломался, не показал ни страха, ни волнения. Но мне представляется (и это ничуть не умаляет его выдержки), что он всецело поглощен своими мечтами и желанием показать всему Орбину магию, которой они все обладают, ту магию, которую они все так боятся. И весь его внутренний страх и боль задавлены этой целью и отходят на второй план.

А сильные мира сего… как нашкодившие котята, прячут глаза, раздражаются от того, что вынуждены трепетать и волноваться, стремятся быстрее покончить с неприятным зрелищем и вернуться к прежней спокойной и сытой жизни. Но по-прежнему уже не будет…

Эх, так и не смогла написать все, что хотела. Столько мыслей не умещаются в мою бедную голову, а в рецензию и подавно.

Автор всегда говорит, что не любит юморных текстов, не воспринимает. Но у самого довольно много… ну, не юмора, а такой тонкой иронии. Невыразимо забавной и приятной.