В краю оборотней - Фея Аситель

Чем дальше они ехали, тем выше и гуще становились деревья; всё чаще попадались пересекавшие дорогу звериные тропы, а сама дорога стала едва заметной стёжкой посреди травы, листьев и сухого валежника. Случись Луизе здесь путешествовать одной, пожалуй, давно заплутала бы.

Но молодой егерь, то и дело придерживая кобылу, внимательно вглядывался вперёд, находя ему одному понятные приметы дороги. Ни разу его не сбили с толку хорошо протоптанные кем-то тропинки, уводящие в заросли. Луиза порой указывала на них, но Ансельмо лишь упрямо качал головой — и опять искал взглядом путеводную стёжку, которая должна была вывести их на север провинции.

Оставалось доверять чутью этого человека, за короткое время ставшего ей другом и спутником.

Глядя на спину егеря в синей куртке, маячившую впереди, на его спутанные чёрные волосы, рассыпанные по плечам, Луиза ловила себя на мысли, что страшится расставания с этим человеком. С тех пор как Ансельмо подобрал её на лесной дороге, пролетело два месяца. Казалось бы, совсем недолгий срок. Но это была вся жизнь, которую она могла вспомнить, и эта жизнь неизменно связывалась с ним.

«Я не должна о нём думать, — в который раз сказала она себе. — Что бы там ни болтала Каталина, я ему не пара. Тем более, дома Ансельмо ждёт невеста… Его мать никогда не примет в свою семью нищую бродяжку, не умеющую вести хозяйство и не помнящую родных».

На второй день путешествия Ансельмо заявил о необходимости пополнить запасы провизии.

— Дальше это вудет сделать труднее. Охотиться возле деревень я вы не стал, велика вероятность нарваться на местных. Вряд ли они вудут довольны, что мы стреляем их перепелов и куропаток. Да и тебя там одну оставлять нельзя: ещё наткнёшься на каких-нивудь дурней — за лесную колдунью примут.

Луиза невольно улыбнулась: и этому заявлению, и забавному акценту своего спутника.

— Ты говоришь так, будто сам не верранец.

— О, лайо! Я хотя вы в школе учился, — отрезал Ансельмо, — и в городе, и в графском замке вывал. Разных людей видел. А эти… сидят в своей глуши и думают, что каждый чужак, который из лесу вышел, непременно ведьма или колдунь. А то и оворотень.

— Погоди, но в твоей деревне меня за колдунью не принимали.

— О, ну, так никто из них и не видел, как ты из леса вышла. Ну, то есть скажем… как я тевя нашёл.

— Хочешь сказать… Поселяне не стали бы мне помогать?.. Если бы это они меня нашли, а не ты?

— Да демон с ними… Может, и помогли вы, — неохотно проговорил Ансельмо. — Но ручаться не стану. И потом, Лесная хозяйка знала, кого теве на помощь послать.

«Лесная хозяйка...»

Луиза незаметно погладила пальцем кольцо, найденное на полу хижины.

«Это охранит тебя от опасностей в пути», — вспомнились тут же слова из сна.

Колечко было красивое: витой ободок с белой жемчужиной, на которую словно сели отдохнуть три крошечные золотистые бабочки. Когда на руку с кольцом падал солнечный луч, их крылышки блестели и переливались, и Луизе представлялось, будто они живые и вот-вот вспорхнут.

Как может защитить от опасности подобная безделушка, пусть и подаренная лесной колдуньей?

Между тем Ансельмо спешился и стал собирать в кучу ветки и валежник.

Луиза тоже слезла с лошади и, накинув поводья на куст, стала наблюдать, как егерь разжигает костёр: вот уложил ветки, вот высек искру кресалом… В очередной раз она засмотрелась на его руки.

Если бы знатность определялась формой кистей рук, то Ансельмо давно стал бы графом или каким-нибудь маркизом. Длинные пальцы, узкие ладони, — как бы красиво они смотрелись с бархатными рукавами и модным кружевом!

Она настолько ярко это представила, даже удивилась сама.

«Выходит, я и вправду из знатных, и видела такую одежду раньше в подробностях?.. Или, быть может, я служила камеристкой в какой-то богатой семье? Но как, в таком случае, я попала в лес?»

От таких мыслей неизбежно начинала болеть голова, поэтому Луиза поспешила отвлечься разговором с Ансельмо.

— Мы сделаем привал? — спросила она, просто желая вновь услышать его голос.

Её немало забавлял выговор егеря: замена «б» на «в», и мягкое «н» на конце слова даже там, где его быть не должно. На самом деле, так говорили в этой местности многие, но именно голос Ансельмо, мягкий, чуть музыкально-протяжный, нравился Луизе больше всего.

О том, на каком диалекте говорит она сама, сейчас не хотелось думать: это привело бы к новой попытке вспомнить прошлое.

— Пока нет, — отозвался егерь; по-прежнему сидя на корточках, он глядел теперь на неё снизу вверх. Тёмные спутанные волосы лезли ему в глаза, и он отвёл их ладонью. — Сейчас вот пойду, подстрелю какую-нивудь дичь. Такую, чтовы хватило на ужинь и немного на завтра.

Огонь под его руками весело лизал сучья и ветки.

Ансельмо поднялся, отряхнул штаны на коленях от сора. И выпрямившись, вновь посмотрел внимательно ей в глаза.

— Сможешь остаться одна? Я ненадолго, овещаю.

Луиза отвела взгляд и, присев возле костра, сделала вид, что подбрасывает в него мелкие веточки.

— Хорошо, иди, — выговорила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Я побуду здесь.

***

На самом деле ей было страшновато оставаться одной в лесу. Без успокаивающего присутствия спутника сразу начало казаться, что деревья шумят как-то тревожно, а в кустах крадётся кто-то невидимый.

«Совсем трусихой стала, — упрекнула себя Луиза, — а ещё на Ансельмо заглядываюсь! Зачем ему жена, которая от всякого шороха трясётся? Верранские девушки отчаянные: и скот одни пасут, не боясь волков, и в другую деревню к родне ходят, как вон Каталина… А я? Кто я? Даже и сказать про себя нечего...»

Вот так, глядя в огонь и размышляя о своей судьбе, она понемногу успокоилась и перестала вздрагивать от лесных звуков. Ветка качается? Да это же белка прыгнула. А там стайка птиц шныряет, кажется, щеглов…

Бледноватый при дневном свете, костёр горел спокойно и ровно. Весёлый щебет и посвист птиц говорили, что никакой опасности нет. Лошади паслись на поляне, видимо, тоже не чуя ничего плохого. Тишина и покой убаюкивали, и Луиза, поудобнее устроясь на траве под кустом, незаметно для себя задремала.

Вскинулась она внезапно, то ли от резкого крика сойки, то ли от острого ощущения чужого присутствия.

Напротив неё, чуть поодаль от костра, сидел на корточках длинноволосый седой старик в обтрёпанной одежде. Косматые волосы падали ему на лоб и щёки, седые усы и короткая борода почти скрывали нижнюю часть лица, а светло-серые глаза под насупленными бровями смотрели насторожённо и пристально, как у зверя.

В дальнем конце поляны тревожно всхрапывали лошади, а сойка высоко на ветке заходилась истошным криком. На соседних деревьях ей вторили другие птицы, наверно, где-то рядом крался какой-то зверь.

Странное дело! Луизу пернатые сторожа, кажется, вовсе не замечали, а теперь подняли шум из-за ласки или хоря…

— Доброго здоровья!.. Ты, наверное, фея, — произнёс хрипловато старик. Местный акцент был у него почти незаметен. — Только они могут так беспечно спать и не бояться леса.

Все сказки с детства учат быть осторожными при встрече с незнакомцами, но Луиза решила, что ей нечего бояться этого странного человека: если б захотел, мог бы наброситься и на спящую. Да и шарахаться от людей как-то невежливо. Поэтому она сдержанно ответила:

— Доброго здоровья и вам… Только я не фея.

— Да? А кто же? — старик сощурился, и выражение глаз его немного смягчилось, хотя он по-прежнему не отводил цепкого взгляда от её лица.

— Не знаю. Просто человек. Я не помню, кто я.

— Так не бывает, — в голосе незнакомца явно слышалось недоверие. — Каждый знает, кто онь и откуда.

В его словах прозвучала снисходительность взрослого к ребёнку, и потому немедленно захотелось ему возразить.

— Почему это не бывает? Бывает!.. И… на самом деле я очень боюсь леса.

— Да неужели? Так боишься, что даже уснула?

Теперь старик усмехался в усы, но взгляд его оставался холодным, изучающим.

— Напрасно вы не верите! — в запальчивости сказала Луиза. — Я не знаю, кто я была раньше, только смутно вспоминаю, будто убегала от злых людей. Я долго шла по лесу одна, и было так страшно…

Она зябко передёрнула плечами, вновь переживая ужас той ночи.

— О!.. Значит, ты знаешь, что это такое — уходить от погони, — заметил незнакомец, перестав усмехаться. — Но продолжай. Мне становится интересно. Как же ты спаслась? Запутала след? Или отвела глаза преследователям?

— Не знаю, — нахмурилась Луиза, потирая пальцами виски. — Не помню. Потом пошёл дождь, и я очень замёрзла…

Нахлынули воспоминания.

Тёмные деревья по бокам узкой дороги, холодный дождь, бьющий по спине. Какие-то крики позади. Бежать! Быстрее, пока не догнали!.. Тяжёлая голова, ноги как будто чужие… Пробирающая всё тело дрожь, танец деревьев перед глазами… Неловкое падение. Темнота.

— О!.. — бесцеремонно перебил собеседник. — Понимаю!.. Дождь смыл все следы, и собаки не смогли тебя найти. Тебе повезло. А может, ты сама вызвала этот дождь? А?

Она покачала головой, улыбаясь его нелепой догадке.

— Вряд ли, я не умею колдовать. К тому из-за дождя я так промокла и простыла, что свалилась в горячке. Меня спас один добрый егерь. Но, увы, болезнь стёрла мою память…

Старик бесцеремонно перебил:

— Добрый егерь, говоришь? — прошипел он зло. — Ну нет, добрыми они не бывают… Добрый егерь — это мёртвый егерь!

Луиза посмотрела с недоумением, не понимая причин столь внезапной перемены в его настроении.

А незнакомец продолжал расспрашивать.

— Как тебя зовут?

Конечно, было не слишком благоразумным говорить первому встречному своё имя, но в конце-то концов, старик ничем не походил на колдуна. Пусть с седой бородой и с морщинистым лицом, но наверняка это всё же обычный человек. Местный охотник или простой поселянин.

И она решилась ответить правду:

— Луиза. Только я не помню своей фамилии.

— Хорошее имя. — Кажется, незнакомцу понравилась её откровенность. По крайней мере, сейчас он смотрел добрее. — И куда же ты теперь направляешься?

— Не знаю… Подальше отсюда, туда, где безопасней.

— Безопасных мест нет. Есть такие, где можно отсидеться.

— А вы сами… кто вы такой? И как вас зовут?

— Меня никто не зовёт, — усмехнулся он недобро. — Никто не желает иметь со мной дел. А как меня звали раньше, я уж и сам позабыл.

— Но есть же у вас какое-то прозвище? Как же вас называть?

— Хм… Ну, допустим, Седогрив.

— Вы местный? Наверно, охотник?

— Да-да, я охотник. Мы все охотники! — подтвердил старик, с удовольствием повторив это слово. — Именно что свободные охотники!

— Вы разве не один?

— Одному в моём возрасте тяжело выслеживать и загонять добычу. Да и детей пора к делу приучать…

Луиза оживилась.

— У вас есть дети? Много?

— Трое. Когда-то было двенадцать. Но со мной остались только трое…

— Маленькие?

— Ну, не такие уж маленькие, — довольно усмехнулся Седогрив. — Сыновья-то ростом с меня будут. А вот ума своего пока не нажили, вечно присматривать приходится.

***

Внезапно старик насторожился и пристально посмотрел куда-то поверх её головы.

Луиза обернулась: с другого края поляны к ним шёл Ансельмо; через плечо у него была перекинута туша небольшой косули.

Сразу заметив чужака, он бросил добычу на землю — и в несколько быстрых прыжков пересёк пространство, отделявшее его от Луизы и старика.

— Чего теве здесь нужно, исчадие леса? — резко, с угрозой спросил он Седогрива.

Тот уже стоял на ногах и нехорошо ухмылялся. В сощуренных светло-серых глазах почудилось нечто волчье.

Однако отвечал старик спокойно, даже насмешливо:

— Ничего. Разве нельзя мне поговорить с красивой женщиной? А, егерь?

На скулах Ансельмо заходили желваки, он тяжело задышал от гнева. Правой рукой он схватился за рукоять меча, а левой быстро толкнул Луизу себе за спину.

— О, лайо!.. Увирайся к волотному духу, демонов выродок! А не то распорю теве врюхо, как кавану!

Седогрив потемнел лицом, усмешка его перешла в хищный оскал.

— Молокосос!.. Чем грозишь!.. Смотри, как бы я не поужинал твоей печёнкой!

Мужчины смерили друг друга яростными взглядами.

Егерь выплюнул сквозь зубы несколько слов на верранском; Луиза не поняла, но наверное, это были ругательства. Потому что старик в ответ тоже заговорил — быстро и резко, с явно угрожающей интонацией.

Ансельмо ответил с исказившимся лицом и потянул меч из ножен.

Седогрив тут же попятился и чуть пригнулся, словно готовясь к драке.

Ещё немного — и они кинутся друг на друга с остервенением диких псов.

Луизе стало не по себе: обыкновенно спокойный и даже чуть ироничный Ансельмо на глазах превратился в сурового незнакомца, готового убивать.

— Стойте! — воскликнула она, бесстрашно бросаясь между ними. — Умоляю, не ссорьтесь!.. Ансельмо, ты не должен так себя вести… Господин Седогрив — местный охотник, и мы действительно как бы у него в гостях, на его земле. Но ведь мы здесь проездом, нам нечего делить!.. Господин Седогрив, прошу прощения, мне очень неловко за выходку моего спутника. Мой друг слишком горяч и несдержан. Умоляю, не сердитесь!

В отчаянии она то прижимала руки к груди, то протягивала их навстречу охотнику.

Как убедить его, как выпросить прощение? Ведь старые люди бывают такими обидчивыми… А этот охотник явно не привык спускать оскорбления.

— Ничего, девочка, ты не виновата. А с егерем у нас… свои счёты. И мы ещё встретимся… когда взойдёт луна, — угрюмо процедил Седогрив, бросив взгляд на мрачного Ансельмо. — Но мне пора. Дети ждут. Было приятно познакомиться, Луиза. Позволь же… это… засвидетельствовать почтение.

И, осторожно взяв её руку в шершавую ладонь, по-светски поднёс к губам; колючие усы на миг щекотнули кожу.

А в следующую минуту старый охотник стремительно развернулся, — и бесшумно исчез за кустами орешника. Вот только что стоял — и нет его. Лишь ветки в том месте покачиваются, будто от ветра.

***

Луиза ещё не успела опомниться от неожиданности, как Ансельмо шагнул к ней ближе и больно ухватил за руку, заставляя повернуться к нему.

— О демоны повери!.. Ты с ума сошла, да? Я многое видел, но такое вот!.. Хорошо, что я вовремя успел… А если вы онь тевя загрыз?!

И поскольку она смотрела с удивлением, рассердился ещё больше.

— О лайо! Милостивая Мать!.. Только не надо говорить, вудто так наивна, что ничего не поняла. Это оворотень! Оворотень, слышишь?!.. Святые воги! Если б я опоздал, от тевя вы косточки остались. Это же волк, чудовище, зверь!.. Как ты могла с ним так спокойно разговаривать? Неужели вправду ничего не почуяла?

Луиза рванула у него руку, пытаясь высвободиться.

— Пусти!.. Не знаю, что тебе там померещилось!.. Господин Седогрив — обычный человек, вежливый и в отличие от тебя, деревенщины, знает светское обхождение. А ты — грубиян и дикарь, только и думаешь, как бы с кем подраться!

Тёмные глаза егеря сверкнули гневом.

— О, лайо! Может, я и деревенщина, но не дурак, как некоторые!.. Этот твой… «господин Седогрив», как ты его называешь, с наступлением темноты вудет караулить нас с тобой. И вовсе не затем, чтовы пожелать доврого вечера!

Тем не менее, он её выпустил, и Луиза отошла подальше, потирая руку чуть ниже локтя.

Неудивительно, если после такой грубой хватки останется синяк. Подумать только — и это за него она переживала, когда он был ранен! Даже ходила просить Лесную хозяйку… Поистине, мужчины не заслуживают хорошего отношения.

Между тем Ансельмо принёс тушу косули и, бросив её возле потухающего костра, принялся подбрасывать в огонь ветки. Судя по движениям, всё ещё злился, и Луиза не стала подходить.

Вместо этого она направилась к лошадям.

Что может быть лучше, чем погладить шелковистую шерсть рыжего мерина? А заодно пожаловаться на одного мужлана, который больно хватает за руки и вообще ведёт себя, как…

Додумать ей не дали.

— И далеко совралась? — раздался за спиной ехидный голос егеря. — Или позавыла, как вез меня чуть не завлудилась?

Луиза круто развернулась к нему, чувствуя, как от гнева горят щёки.

— Ну, знаешь… Твоя наглость уже переходит всякие границы! Ты забыл, что всего лишь простолюдин, а я…

— Да, и кто же ты? — насмешливо улыбнулся Ансельмо. — Что же ты замолчала? Каков твой титул?

Это была его идея, что она аристократка. Он высказал эту догадку, когда обнаружилось, что Луиза не умеет ничего из обычных женских занятий: ни приготовить обед, ни постирать, ни заштопать… Сообща они решили, что она жена или дочь какого-то знатного сеньора.

Зачем же теперь он так жестоко бьёт по больному? Ведь знает же, что она не может ничего вспомнить.

К глазам подступали слёзы. Усилием воли Луиза прогнала их — и гордо взглянула в лицо егерю.

— К какому бы роду я ни принадлежала в прошлой жизни, какую б фамилию ни носила, я всё равно знатная сеньора, намного выше тебя по рождению!

Ансельмо невозмутимо скрестил руки на груди.

— Да? И что это меняет?.. Твоя знатность поможет теве не завлудиться? Или, может, высокое рождение защитит от оворотней?..

Луиза молчала, не зная, что ответить и почти жалея о своей несдержанности.

Ведь и вправду глупо говорить о благородном происхождении, не зная этого наверняка. Всё, что у неё есть, — лишь догадки, беспочвенные умозаключения. Пока к ней не вернулась память о прошлой жизни, лучше об этом и не заикаться.

— Молчишь? Нечего сказать? — усмехнулся егерь, подходя ближе. — Да, ты можешь сколько угодно хвалиться голубой кровью, но всем известно, что она у людей одинаково красная. И оворотни, которые придут с наступлением темноты, отлично про это знают!

— Почему ты решил, что Седогрив — оборотень? — спросила Луиза, стараясь не выдать, как сильно задели её слова егеря.

— О лайо! Потому что я встречал его раньше! — отрезал Ансельмо, и в голосе его опять появилась раздражение. — Это хитрый, опасный старик. Онь вожак стаи, но летом ходит со своей семьёй. Так что нам ещё повезло… И если б знала, как я перепугался за тевя, когда увидел его… Демоны повери, ты просто сумасшедшая: любезничать с оворотнем! Твоё счастье, что негодяй оказался мирно настроен… После встречи с ним людей обычно находят с прокушенным горлом… Святые воги, ты это понимаешь?

Резким, досадливым движением он откинул пятернёй волосы с лица; в тёмно-карих глазах читалась тревога.

Луиза не успела ответить: странный, протяжный звук раздался над лесом. Было в нём нечто одновременно красивое, холодное и пугающее… Извечно сулящее опасность для человеческого рода.

— Аоо-уу-оа… Ауу-у-аа-оо… Уа-ооо…

Егерь схватил Луизу за руку.

— О, слышишь?! Это онь! Твой Седогрив зовёт свою… семью.

— Ты думаешь?

Зябко передёрнув плечами, она взглянула в тёмные глаза своего спутника.

Тот прищурился:

— Всё ещё не веришь, что онь оворотень? Ждёшь, когда сам сюда заявится? Со своими волчатами?

— Верю, — подавленно сказала Луиза, обнимая себя за плечи. Волчий вой, всё ещё летевший над лесом, заставлял поёживаться. — Что ты ему наговорил? Старик был просто в бешенстве.

— О, ничего! — усмехнулся Ансельмо. — Всего лишь обменялись любезностями, и старый волчара посулил ночью прийти по мою душу.

— Что же делать? — Теперь уже она схватила его за руку. — Надо поскорее бежать отсюда!

Егерь покачал головой; сейчас он был удивительно спокоен, словно его пригласили его на обед, а не пообещали убить. Только хмурил тёмные брови, о чём-то размышляя.

— Не стоит, оворотни всё равно выстрее. От них не ускачешь, догонят и разорвут. Лучше скажи: ты сможешь залезть на дерево?

Луиза подошла к невысокому клёну, примерилась… Положила ладонь на тёплую кору, словно спрашивая себя и его о своих умениях. И ощутила собственную неуклюжесть, непонимание, страх…

Постояв немного, она обернулась, виновато кусая губы.

— Прости, я не умею лазить. И… очень боюсь высоты.

Ансельмо не удивился, лишь кивнул.

— Ничего, так я и думал. Раз ты пугаешься леса, не знаешь, как залезть на дерево, — значит, тевя всю жизнь оверегали другие люди. Скажем, слуги или старшие вратья… Верно?

— Я не помню, — потерянно прошептала Луиза.

«И даже не знаю, есть ли у меня братья или другая родня», — добавила она про себя.

— Ничего, — повторил Ансельмо, осторожно погладив её по плечу. — Не переживай, Лулу, я всё возьму на севя. — И добавил с непонятной усмешкой: — Мне, знаешь ли, не впервой драться с хищниками.

— Может быть, лучше побыстрее добраться до какого-нибудь селения? Ты говорил про деревни…

Её спутник слегка смутился и отвёл взгляд.

— Ну, мало ли что я там говорил… Понимаешь ли, человеческого жилья тут повлизости нет. Дальше дорога ведёт через край оворотней. Не все из них волки, и даже не все хищники, но… Никто не лювит чужаков на своей земле. Я рассчитывал пересечь эти земли завтра, при свете дня, надеялся, что нас не заметят… Да видно, не суждено.

***

Весь остаток дня Луиза наблюдала за приготовлениями егеря. Она мало чем могла ему помочь, и только смотрела, как Ансельмо ловкими и точными движениями обтёсывал и заострял ясеневые колья, рубил ветки ели и укладывал их на неширокую седловину между тремя сросшимися стволами дуба. Убежище получилось уютное, но тесноватое: одному человеку в самый раз, а вот двое будут сидеть уже в обнимку.

Дуб этот рос на другой стороне поляны, поэтому пришлось перетаскивать вещи и переводить на новое место лошадей. На расстоянии пяти-шести шагов от дерева Ансельмо взрыхлил неширокую полосу земли, так, чтобы она опоясала дуб полукольцом, — и уложил на ней сухие ветки и сучья. Затем велел натаскать большую охапку зелёных веток, листьев и травы, а сам с берега ручья принёс несколько штук гладких камней.

Наконец, приготовления к встрече опасных гостей были закончены. Готовить ужин Ансельмо тоже взялся сам, мотивируя это тем, что, хоть Луиза и научилась немного готовить, но правильно жарить мясо на костре может только мужчина.

Пришлось опять сесть в сторонке и наблюдать. Впрочем, смотрела она не на куски мяса, которые егерь нанизывал на прутья, а на него самого.

Кто знает, вдруг больше не доведётся увидеть эти непослушные тёмные волосы и чёлку, падающую до бровей, и эти внимательные, чуть прищуренные глаза? Как ей нравилось, когда в них зажигались искорки веселья и лукавства… Да и смеялся Ансельмо так открыто, что хотелось улыбнуться в ответ. Неужели эта ночь их разлучит навсегда? Что такого необычного в этом вечере, отчего так тревожно, невпопад, бьётся сердце и не на месте душа?

Да полно, в самом ли деле есть здесь какие-то оборотни? Так тихо и спокойно кругом, и солнце освещает стволы деревьев, понемногу катясь по небосклону к закату…

После ужина, состоявшего из жареного мяса, сыра и хлеба с водой, Луиза привалилась спиной к шершавой коре дуба и прикрыла глаза, блаженно утопая в тишине летнего вечера. Но задремать не успела: Ансельмо потряс её за плечо.

— Вставай, я тебя подсажу на дерево. И вот держи, — он протянул ясеневую палку, к концу которой был прикреплён острый нож. — С этой штукой несколько лет назад у нас все мальчишки ходили, когда Зверь объявился. Некоторым это жизнь спасло.

— Какой Зверь? — спросила Луиза, глядя на спутника снизу вверх. А сама любовалась Ансельмо.

Сейчас он был очень красив: стройный силуэт на фоне озарённых солнцем деревьев, широкие плечи, гордая осанка…

И подумать только: она с этим мужчиной наедине, вокруг вечерний лес… Языки костра… Настоящая сцена из романа!

— Потом расскажу, — отмахнулся егерь от вопроса. И потянул её за руку: — Вставай же!.. Я спиной чую, что оворотни уже близко!

— Но ведь солнце ещё не зашло, — попробовала возразить Луиза. — А Седогрив говорил…

— О лайо!.. Мало ли что он говорил! — Егерь просто вскипел, услышав имя врага. — Демоны повери, да кто же верит словам оворотня?! Быстро лезь, давай подсажу… О, слышишь? Они уже тут!

В подтверждение его слов издалека донёсся заунывный волчий вой.

Упрямиться не было смысла. Луиза послушно залезла на плечи Ансельмо, а уже оттуда, отчаянно цепляясь за выступы коры и ветки, забралась в устроенное им гнездо. Взяла поданную палку с ножом. И стала смотреть, как её друг разжигает огненный заслон.

***

Они вышли из темноты зарослей внезапно и бесшумно: четыре крупных зверя, каждый ростом с хорошего бычка. Два светло-серых, бурый и совсем белый. Острые уши, вытянутые морды, светящиеся жёлтым глаза…

Насколько могла Луиза понять, они походили на косматых волков с удлинёнными мощными лапами.

Некоторое время оборотни принюхивались, морща носы от запаха дыма, потом обежали вдоль огненного круга, проверяя, нет ли случайно где бреши.

Лошади, учуяв волчий запах, начали дико ржать и биться на привязи. Рыжий мерин Луизы порвал узду и, совсем ошалев от страха, кинулся в лес. За ним пустились двое волков — белый и бурый, но почти сразу вернулись, услышав рык вожака. Ещё немного покружив, все четверо улеглись в тени кустов — почти на том же месте, откуда вышли, — и стали наблюдать за людьми.

Вечер стоял тёплый, и наверняка зверюгам было жарко; они часто-часто дышали, вывалив языки: совсем как обычные собаки. Но приоткрытые немаленькие пасти и влажно белевшие в них острые клыки заставляли сердце Луизы обречённо падать куда-то в пятки.

— Сельмо, мне страшно, — прошептала она, впервые назвав егеря уменьшительным именем. — Они… не кинутся на нас? Не перепрыгнут через круг?

— Нет, огонь их должен отпугнуть, — отозвался Ансельмо, — Но если всё-таки нападут — не замирай, а вей везо всякой жалости! Вей в нос, в живот, в пах, — куда угодно! Дерись за свою жизнь, иначе тевя сожрут.

Луиза попробовала представить, каково это — бить по живому существу, — и мысленно взмолилась Богине, чтобы Та не допустила подобного.

— А ты почему не залезешь на дерево?

Он коротко рассмеялся.

— Мне — прятаться от волков? Горцу из Веррана?.. Если я так поступлю, в моей деревне скажут, что мне пора надеть ювку. Мужчине пристало сражаться, а не отсиживаться на деревьях.

— А если тебя убьют?

Ансельмо не ответил. Взяв из приготовленной кучи длинную ветку, сунул её в костёр, а когда та загорелась, шагнул к самому краю огненного круга.

— Демоны тебя повери, Седогрив! — яростно крикнул он, обращаясь к оборотням и потрясая горящей веткой. — Зверь ты или человек, но если у тебя есть хоть малейшая совесть, ты не убьёшь Луизу. Она ничем не провинилась перед товой. Отпусти её, слышишь?

Один из светло-серых волков отошёл от остальных, и его на несколько мгновений окутал белый туман. А когда рассеялся — на поляне стоял старый охотник — в тёмно-красной рубахе, тёмном плаще и штанах. Длинные седые космы разметались по плечам, прищуренные глаза смотрели жёстко и холодно.

— Не кричи, егерь, я пока не глухой, — произнёс он в своей насмешливой манере. — Луиза наша гостья, и может уйти. Ни я, ни мои дети не причиним ей зла. Я даже отправлю с ней младшего сына, чтобы никто не обидел её по дороге. Лаари!

Второй светло-серый зверь тоже окутался туманом, превратясь в стройного юношу с длинными пепельными волосами; он был одет так же, как и отец, лишь рубашка была белой, а не красной. Лицо юного оборотня оказалось вполне миловидным, с красивыми тёмными бровями и внимательными карими глазами. Рядом с ним возникли ещё двое: крепкая девушка-блондинка и высокий тёмноволосый мужчина с короткой причёской.

— Слезай с дерева, девочка, вместо егеря с тобой пойдёт Лаари, — властно сказал Седогрив. — Уходи, женщинам не следует видеть поединок мужчин.

Луиза закусила губу и крепче уцепилась за сук, сжимая в другой руке палку с ножом.

Неужели старый оборотень вправду решил, будто она способна оставить друга на съедение волкам?