Свежекрашеные стены-пионеры на параде,
С белым верхом, с синим низом. Я, обломком кирпича,
Выцарапываю строчки бурых неглубоких впадин
И подъездные котята рядом ласково урчат.
Эти три огромных буквы написать пытаюсь ровно,
Чтобы словно на плакатах слово МАЙ и слово МИР.
Пусть испачкала я платье, стёрла пальчики до крови.
Не могу не поделиться новым знанием с людьми.
Я хочу, чтоб это слово стало праздничным и рыжим.
Как ирландский сеттер Этна, как пахучий мандарин.
А оранжевое солнце сквозь стекло окошка брызжет.
-Солнце! Хоть немножко цвета, подари мне, подари!
Но шаги уже я слышу, — это мент наш дядя Коля,
Тишину густого полдня разбивает в черепки.
Я к котятам наклоняюсь. Я успела! Я довольна.
И старательно сметаю пыль с натруженной руки.
Поднимаясь по ступеням, мент пыхтит: — Ах, ёб те! Жарко!
И смущается, заметив вдруг меня среди котят.
Он ешё пока не знает, что ремонт пошёл насмарку.
Сер мундир его мышиный-ярко пуговки блестят.
Ущипнул меня за попку. Сообщил, что солнце светит.
Но, увидев это слово, тут же перешел на крик.
-Суки! Падлы! Пидарасы! Здесь же женщины и дети!
Уходи гулять, Танюха! Эту пакость не смотри!
Я невинными глазами обласкала дядю Колю
И трёхбуквенное слово… Вниз по лестнице лечу.
Лишь бедро моё царапнул кирпича обломок колкий,
Через розовый кармашек. Но слегка. Совсем чуть-чуть.
«Как закалялась сталь» — это соцромантизм, был и такой жанр типа, ну там «Тимур и его команда» и весь остальной Гайдар, Чапаев там, ещё всякие типа про Магнитку как строили или БАМ
А если вестерн — это не ковбои и индейцы, то любое приключение со стрельбой в сельской местности будет вестерн. Например, все интересное о гражданской войне — вестерн.
в общем да — закон жанра: хороший парень от души вваливает плохим парням и именно в сельской местности
так же как детектив — про преступление и наказание
а соцреализм — это к примеру «Мать» Горького, или там «Буранный полустанок» Айтматова — про тяжкую безнадёгу жызни и и идеологемы главного героя, который нипадецки бьётся с нехорошими проявлениями во имя светлого щастья всех народов
время пить кефир
у нас она уже
а «гордо» да, но раньше было, нее на ночь
и маринованый огурчик
Свежекрашеные стены-пионеры на параде,
С белым верхом, с синим низом. Я, обломком кирпича,
Выцарапываю строчки бурых неглубоких впадин
И подъездные котята рядом ласково урчат.
Эти три огромных буквы написать пытаюсь ровно,
Чтобы словно на плакатах слово МАЙ и слово МИР.
Пусть испачкала я платье, стёрла пальчики до крови.
Не могу не поделиться новым знанием с людьми.
Я хочу, чтоб это слово стало праздничным и рыжим.
Как ирландский сеттер Этна, как пахучий мандарин.
А оранжевое солнце сквозь стекло окошка брызжет.
-Солнце! Хоть немножко цвета, подари мне, подари!
Но шаги уже я слышу, — это мент наш дядя Коля,
Тишину густого полдня разбивает в черепки.
Я к котятам наклоняюсь. Я успела! Я довольна.
И старательно сметаю пыль с натруженной руки.
Поднимаясь по ступеням, мент пыхтит: — Ах, ёб те! Жарко!
И смущается, заметив вдруг меня среди котят.
Он ешё пока не знает, что ремонт пошёл насмарку.
Сер мундир его мышиный-ярко пуговки блестят.
Ущипнул меня за попку. Сообщил, что солнце светит.
Но, увидев это слово, тут же перешел на крик.
-Суки! Падлы! Пидарасы! Здесь же женщины и дети!
Уходи гулять, Танюха! Эту пакость не смотри!
Я невинными глазами обласкала дядю Колю
И трёхбуквенное слово… Вниз по лестнице лечу.
Лишь бедро моё царапнул кирпича обломок колкий,
Через розовый кармашек. Но слегка. Совсем чуть-чуть.