«Властелин Словес» №3. Голосование.

№1

Она ещё не забывает следить за собой, держать в чистоте ставшие ломкими и совсем белыми волосы. Она красит губы яркой помадой и носит смелые наряды. Чем дальше, тем смелее, понимая: недолго осталось. Время высушит кожу, щёки обвиснут и ничто не спасёт нос и веки. Пикантная краснота под глазами – намёк на страстные ночи – поползёт вниз и превратится в гадкие, пронизанные капиллярами пятна. Ей станет не до любовников. Забыться, и не думать, и не представлять… Найти бы деньги на дозу!

С ними станет худо. Кому интересна старая наркоманка с безумным взглядом? А пока… она молода и красива, чтобы заработать толику счастье на конце иглы!

№2

Женщина с холодными глазами

В самом дальнем углу я увидел странную женщину. Она была молодой — и в то же время старой, словно тягчайший греховный опыт опустил её плечи и погасил глаза.

Меня поразили две декоративные булавки, распявшие птичку на её чёрной траурной шляпке. Зачем она носит траур? По ком? Уж не дань ли это навсегда погубленному поклоннику?

А поклонников у женщины, судя по её алым чувственным губам, была тьма! Недаром она прячет ещё не изъеденные временем шею и грудь под строгой, как мундир, блузкой…

Особа тем временем переменила позу, монашеская юбка её задралась — и всеобщему взору умелым движением была представлена полуобнажённая женская нога. Нога в чулке на подвязке, которая знает, как грациозно изогнуться.

Всё бы это ничего не значило. Но рука в чёрной перчатке ощерилась в хищной угрозе — и нацелилась на молодого человека, который беседовал с другой дамой, и знать не знал, что хищная рука и сузившиеся холодные глаза нацелены прямо на него. Траур окончен! Найдена новая жертва!

№3

Степанида Шлюхова считалась самой развратной женщиной наилегчайшего поведения. Внешне прилично одетая, степенная блондинка лет двадцати пяти с презрительным прищуром зеленых глаз, на деле была восьмидесятилетней седой жабой, завлекающей молодых людей задиранием юбки, выставляя напоказ чулочные подвязки и прочие прелести. Проделывала она это в общественном транспорте, на тротуаре, на экспонатах в мебельном магазине, а однажды совратила молодого участкового в его кабинете. Одеваясь в стиле американских эмансипанток, она брезговала нижним бельем, что обеспечивало успех в ходе каждой выходки.

Корсет, стягивающий обвислый живот, серый, расстегнутый плащ в качестве подстилки и скрывающие бородавки перчатки, были постоянными атрибутами ее туалета. Накрахмаленное лицо с выщипанными, а на деле вылезшими бровями, украшал аристократический, провалившийся от сифилиса нос. Единственное, что у нее было ярким, так это красные как светофор, рабочие, в прямом смысле слова, губы, скрывающие беззубый рот.

№4 (Автор снял этот текст с конкурса. Прошу за него не голосовать)

Вам приходилось оторопело замирать в магазинах, когда увлекшись поиском нужного размера, вы обращались к рядом стоящему продавцу, а, спустя мгновение, понимали, что перед вами манекен?

Именно такою была Сэм. Она могла весь вечер опрокидывать в себя коктейли, и выражение ее лица не менялось: тот же застывший взгляд чуть раскосых глаз, та же бледность и небрежно приспущенные уголки рта.

Весьма сложно было определить ее возраст. Недоумение вызывали выбеленные волосы, оставляющие впечатление прозрачной седины; рано потерявшие упругость, будто разочарованные в любовных утехах, маленькие груди; скептически приподнятые, едва намеченные линии бровей. А сочетание гладкой кожи и скрюченных старушечьих пальцев на ее по-птичьи цепких ручонках – вовсе настораживало меня.

Казалось, что Сэм, оставаясь целиком равнодушна к тому, кто доставляет ей удовольствие в данный момент, способна уничтожить любого, кто осмелится охладеть к ней, пока сама она не опустошит до самого дна его душу и не отбросит в сторону, как оболочку, в которой уже нет нужды.

№5(Автор снял этот текст с конкурса. Прошу за него не голосовать)

Как дремлющая кошка готовая в любой момент атаковать назойливую мышь, нахально выглядывающую из норки, так и Луиза, уставшая, голодная, проклинающая свою жизнь, смотрела на дверь, ожидая нового клиента. Казалось, она вот-вот прикроет глаза и забудется желанным сном. Но это была лишь видимость. Минутка, дающая ей возможность становится самой собой, когда уходя, клиент плотно прикрывал дверь и новый ещё не вошёл. Когда можно расслабившись лежать вот так и не обращать внимания на то, что юбка опустилась и соблазнительно открыла ножку. И даже рука, потянувшаяся поправить её, замерла, потому что не надо делать вид, будто это произошло случайно. Забыть на мгновение что на тебе не противный серый наряд, а бальное платье, и ты танцуешь с тем, кто никогда не придёт сюда. Представить можно, но только не расслабляться. Луиза готова моментально широко распахнуть почти уснувшие серые глаза, томно вздохнуть, словно всё уже происходит и этим вернуть бледному лицу румянец, и с улыбкой встретить его…

№6

Госпожа на картинке — циничная стерва, меняющая мужиков, как перчатки. Холодный взгляд её говорил, о насквозь промёрзшей душе, давно забывшей светлое чувство. Узкие, носящие нотку презрения, глаза говорят, что когда-то давно её сердце было разбито бабником. По внешнему виду, позе — видно, что она далека от моральных принципов. Скорее всего, основной род деятельности: её совращение мужчин с последующей финансовой выгодой. А, может быть, она тайный агент секретных служб, добывающий у наивных любовников важную информацию во время ночных утех. Она не старая, но уже не девица, о чём красноречиво свидетельствует надменное лицо. Ночная бабочка и хищница, она крайне несчастный человек, спрятавший свою обожженную душу под маской холодной Снежной Королевы. Она раскованна, избавлена от предрассудков — всё ещё ждёт, греет надежду на дне обломков сердца, что явится он, согреет, исцелит её сердце и душу. На дне холодных глаз её, читается надежда встретить любовь.

№7

— Мерзавка она была. Ростом чуть выше карлика. Училась, правда, хорошо. А лоб-то какой

высокий! «Тю-тю-тю» — это если ты ей нужен. А не нужен – таким презрением обдаст, похолодеешь. Мужиков у нее была тьма. До себя допускала или нет – не знаю, но каждый ходил такой довольный, как будто жемчужину нашел. На мой взгляд – никакой красоты в ней не было, бледность одна. Волосенки светленькие, реденькие, личико острое. Моль! Любила она себя очень. Кремов да шампуней целая комната. Каждое утро щипцами накручивалась! Ручки свои, кукольные, в перчатки спрячет, мышь – альбинос. Ресниц у нее, вроде, и не было, брови подрисовывала, губы тонкие красила такой помадой, прям живая кровь. Все костюмы Нины шиты у лучших портных. Шляпки, каблучки – подвязочки. И любовники ее баловали – то сережки, то чулочки подарят. Денежки у нее водились. Ну, а если что скажет, то не в бровь, а в глаз. На язычке своем, остром, и погорела. Высмеяла она парня, а тот и пырнул ее ножом. Так молодой и померла.

№8

… Я молча смотрел на расположившуюся на кушетке даму, а в голове у меня крутилось только: а все-таки, где это не совсем земное создание прячет кинжал? Или она предпочитает пользоваться булавками? Вон какие длинные. Я бы даже не отказался посмотреть, как именно она ими пользуется… с безопасного расстояния. Увы, сейчас его — расстояния — у меня не было…

№9

Мадам сразу наводила на не вполне приличные мысли. Сразу. Виной тому был не элегантный, но слегка небрежный наряд, не резинка чулка, и даже не краешек кружевных трусов, выбивающийся из под… ну не знаю, как оно там у них, у мадам это называется, я вообще не люблю запоминать названия всех этих пеньюаров, жоржеток и прочих фильдиперсовых гамаш. Виной тому был не взгляд, устремлённый куда-то внутрь себя, не выражение её слегка азиатских скул, не выпуклость сократовского лба и даже не цвет губной помады, вызывающий, вульгарный, дразнящий и нелепый на этой толстой алебастровой штукатурке, покрывающей большую часть некогда миловидного овала, теперь же уже не овала, скорее уж эвольвенты или другого параллелепипеда.

Нет, нет, её не хотелось раздеть и завладеть, больше того, весь её вид как бы говорил «интим не предлагать!», но мысли всё равно были неприличные. Наверное потому, что она была платиновая блондинка, или очень уж хотела ей казаться. Очень-очень.

№10

Над камином висела картина — на ней была изображена девушка с аристократической внешностью – о чем говорила ее молочно-белая кожа. Единственным ярким пятном на ее лице были пухлые губы персикового цвета. Анна…Анечка – как называл ее Сергей. Хотя я бы, наверное, не смогла назвать ее так: строгий взгляд ее серо-зеленых глаз как будто отталкивал, при этом мгновенно изучив тебя всего до внутренностей. Всем своим видом она изначально давала понять, что в любой ситуации как она решила, так и будет. Возраст Анны определить было невозможно: с виду – подросток; но ее легкий макияж, нанесенный с небрежностью, поворот головы, идеально выщипанные брови вразлет и хорошо подобранный гардероб давали понять, что это не так. Белые волосы до плеч, слегка пепельного оттенка, едва прикрывали ее чуть больше среднего размера уши — что говорило о ее редкой привязанности к мужчинам – я читала это в каком-то журнале. Не удивительно, что никто так и не мог назвать имени того, кого она одарила бы своей благосклонностью.

№11

Закатное солнце уже скрылось за облака, когда на соседнюю лавку прогулочной аллеи тихого городка плюхнулась, и буквально разлеглась на одном локте весьма любопытная особа женского пола. Она, явно предвкушая нечто недоброе, окинула насмешливым и, в то же время, презрительным взглядом окружающую идиллию, поправила весьма странную то ли шляпку, то ли чудовищное украшение причёски, к слову, состоявшей из светлых редких и мягких волос, и раскрыла маленький чёрный ридикюль. Из ридикюля высунулась мордочка какого-то животного с длинным носом. Мадемуазель скривила злобный ротик в некое подобие улыбки, наморщила непропорционально большой лоб, погладила мордочку когтистой, чересчур даже бледной ручкой, и грубо запихнула её обратно в ридикюль. Затем был одёрнут чёрный несколько расхлябанный жакет и до неприличия сползшая юбка, ещё раз поправлена шляпка, брошена в центр дорожки какая-то бумажка, а из кармана мадемуазели вынырнул мелок и принялся чертить какие-то надписи на лавке, только что занимала его владелица.

№12

Я ненавижу тебя, Нейрен.

Я смотрю как сквозь волосы просвечивает ухо. Твои волосы цвета могильных червей, а кожа твоя напоминает немощную плоть глубоководный рыб — и я содрогаюсь от одной мысли о прикосновении.

Я содрогаюсь от одной мысли о прикосновении, Нейрен!

Сегодня ты пахнешь сладковатой гнильцой. Я присмотрелся и увидел мертвую птицу, пришпиленную к твоей кокетливой шляпке. Ты наклонила голову, улыбаясь как дитя — такая улыбка не подходит столь рдяным губам, Нейрен.

Ты похожа на кладбищенский сад, Нейрен.

Ты как мед, в котором утонули маленькие черные жучки — ешь мед, ешь сладость, ешь хрустящую мертвую плоть…

Но ты повторяешь вопрос. Ну что же, я отвечу:

— Ваше Величество, Вы прекрасны. И я готов умереть за Вас.

№13

Соседкой по вагону оказалась совсем ещё юная девушка, по-видимому, курсистка. Меня потряс контраст между лицом её и остальным обликом. Вся её фигура, одежда — задранное платьице, слишком вызывающе открывавшее все прелести, нелепые чулки на подтяжках, нарочито обтягивающий маленькую грудь верх — всё, казалось, кричало о том, что добыча легкодоступна и, более того, зарабатывает этим на жизнь. В то же время лицо наоборот, как будто несло на себе печать пресловутого дантовского «Оставь надежду всяк сюда входящий». Она смерила меня презрительным взглядом, как будто искренне удивившись, почему я до сих пор не предложил ей приятно провести вечер. В её зелёных кошачьих глазах я заметил неколебимую убеждённость в том, что у неё есть интеллект, глубокий и интересный внутренний мир (который она ещё более углубляла чтением пустейших дамских романов), и что уже за одну эту глубину её следует обожать, боготворить. Увы, для меня эта убеждённость означала, напротив, полное отсутствие той самой глубины.

№14

Милиси всегда была другой. До трагической смерти её родителей, слуги строго настрого держали большеголовую, седую с момента рождения девочку с бледной, как у опарыша, кожей в отдалённом крыле замка.

С малых лет Милиси были недоступны свежий воздух и многообразие цвета. Поэтому она, обретя свободу и власть, предпочитала по-прежнему тёмно-мышиный цвет в одежде, плотные перчатки до локтей, бесцветные и безвкусные пуговицы и бледные, с мертвенным оттенком, жемчужины на всех украшениях – от булавки до заколки.

Её маленький тонкогубый ротик землеройки всегда был накрашен ярко-красной помадой и смотрелся так, словно она недавно пригубила бокал с кровью. Экстравагантными были и её шляпки. Какая модистка ей их делала, мы не знали, но подозревали, что идеи украшений шляпок принадлежали Милиси. Только она могла выдумать брошь в виде дохлой мыши или приколоть к шляпке чучело мёртвой птички.

Не могу не признать, Мелиси притягивала к себе все взгляды, словно покойник в гробу посреди траурной процессии.

№15

Пташка

Костюм Холли взяла на один вечер из химчистки, где вечерами после занятий в колледже она подрабатывала в отделе упаковки. Наряд принадлежал городскому театру. Она предпочитала не думать, для каких ролей он предназначался. Наглухо застегнутый жакет, но юбка настолько короткая, что из-под нее видна резинка чулок и полоса бледной незагорелой кожи. Каблук на туфлях был так высок, что ноги ее почти не сгибались в коленях, когда она пыталась ходить. Холли все время покусывала накрашенные ярко-красной помадой губы, стараясь удержать равновесие. Шляпка только была хороша, скорее необычная, а не фривольная. Декоративной булавкой к ее верху была приколота птичка. Несчастная, поникшая пташка напоминала Холли самоё себя.

Девушка еще раз осмотрела в зеркале фантасмагорично длинноногую фигуру в непристойном наряде и решила, что теперь порядок. Отец, которого она сегодня впервые увидит, разозлится. Это лучше, чем равнодушие, которым он до сих пор награждал маму и ее.

№16

Все в этой женщине было пронизано фальшью и продажностью куртизанки, повесившей ценник на каждый дюйм своего тела. Скромное коричневое платье и модная шляпка с имитацией убитой птичкой не вязались с вызывающе алой помадой на капризно выпяченных губах и холодным взглядом развращённой светской львицы, в котором таилась единственная мысль: «меня интересует лишь количество нулей в банковском счёте». Толстый слой пудры и румян маскировали истинный возраст, но не могли скрыть ни сгнившей от безумной алчности души, ни её страстного желания пролезть в высший свет. И когда в поле её зрения появлялся нужный объект мужского пола, отбросив все приличия, она как бы невзначай с ленивой грацией обнажала кусочек чёрных подвязок и тонких чулок. А затем и всё тело, знавшее десятки, сотни мужских рук, дарящих продажную ласку, которая превращалась затем в шелестящие банкноты.

№17

«Новая Белоснежка» — так её прозвали в обществе. Бледное лицо фарфоровой куклы и волосы цвета ранней седины, открытый плоский лоб, миниатюрные губы и острый, вздёрнутый носик — всё это не могло не привлекать мужчин. В хитрых зелёных глазах незнакомки отражалась тигриная страсть, которая временами перерастала в ярость льва. Даже сейчас она согнула пальцы на правой ручке так, как обычно, поднимая лапу, защищается дикое животное. Разница была лишь в том, что незнакомка делала это осознанно, дразня, подзывая к себе. Она являлась настоящей хищницей, и, наверное, самой умной из всех, что я когда-либо встречал или о которых только слышал.