Оффтопикда да, сколько поле не квантуй, всё равно агрономом будешь
или как у нас старостав начале третьего курса шутил: «теорию выучили? — завтра в семь утра на практику едем, колхоз Россия»
Оффтопикправда-правда, он именно так и назывался, село Покровка, колхоз Россия
а ещё я умею гелием буратину делатьУ поэта Олега Горшкова есть замечательный стих, который называется «Буратиновый фронт»:
Этот воздух сквозной, эти дали усеяны светом,
несть числа именам демиурга, который один
пишет жизнь. Ну, а мы – лишь труха, уносимая ветром.
Видишь, некий творец, сам себе на уме господин
карабас-барабас, сочинитель державных комедий,
ставит свеженький фарс, строя бравых болванов своих
в буратиновый фронт. И грохочет кимвальною медью
удалой балаган. Свищут, ноздри раздув, соловьи-
записные разбойнички – чуют, засранцы, добычу.
Деревянные цуцики радостно прут на рожон –
вот ужо будет пир и чума на весь мир, как обычно.
Впрочем, что до ужо, то держава давно уже в жо…
Вот и строишь ковчег – сам в себе – безрассудно, упрямо –
изнутри его строишь, застигнутый смертным стыдом,
чудом черпая речь, выбираясь по слову из ямы
безъязыкой тоски. Вот и ладишь свой призрачный дом.
Ну, пускай не ковчег – что-то вроде укромной каморки,
где за старым холстом только грубая толща стены.
А за ней – только холод, лишь холод собачий, как в морге.
И гремит балаган, и кимвалы повсюду слышны.
я очень долго не отвечал на этот пост, потому что не знал как
а вот сегодня отвечу
отвечу стихом автора, которого я неоднократно вытаскивал в те топики, про которые вы мне так же неоднократно…
вотСыновья
ни кукушки на часах, ни соловья. а по осени всё снятся сыновья. вспоминают, где оставили тела, упрекают, что других не родила.
реже старший – медалист и ловелас. ты вела его когда-то в первый класс, он светился, ты баюкала букет, еле-еле помещавшийся в руке, и тогда уже мечтала, чуть дыша, выбрать имя для второго малыша. а потом, едва проклюнулась весна, белый свёрток в коммуналку принесла, осторожно положила на кровать да к обеду поспешила накрывать.
если старший рос, как во поле трава, младший всем, чем только мог перехворал, пил, не морщился, что доктор назначал. как же часто он приходит по ночам:
– хватит, мам, не убивайся, я прошу. так случилось, не раскрылся парашют. что назначено, того не избежать. надо было тебе девочек рожать.
ты прости уж нас, добавили седин. мы с Серёгой здесь без дела не сидим: то аварии, то взрывы, то война – помогаем обживаться пацанам. ведь, ей-богу, попадаются птенцы. желторотые. и каждый – чей-то сын, велика ему на небе колыбель. да кому же это знать как не тебе.
и Серёге не хотелось умирать, только пыльная дорога на Герат забрала его, а родина в бреду обменяла на бумажку и звезду. он же тут меня моложе и сильней. если курим, то сидим спина к спине. здесь есть озеро, над озером ветла. больно не было. пожалуйста, не плачь.
конкретноВ День народного единства в Екатеринбурге группа читателей и журналистов агентства новостей JustMedia.Ru и портала Е1.RU реализовала гигантский кулинарный проект — сворили 50-килограммовый пельмень. Для реализации проекта потребовалось 30 килограммов мяса, 20 килограммов теста, 100 метров марли, двухметровая березовая скалка, 900-литровый металлический чан, подъемный кран, представители 10 национальных диаспор, более 100 студентов Уральского горного университета и еще около 150 зевак с пластиковыми тарелками и вилками наготове.
или как у нас старостав начале третьего курса шутил: «теорию выучили? — завтра в семь утра на практику едем, колхоз Россия»
Этот воздух сквозной, эти дали усеяны светом,
несть числа именам демиурга, который один
пишет жизнь. Ну, а мы – лишь труха, уносимая ветром.
Видишь, некий творец, сам себе на уме господин
карабас-барабас, сочинитель державных комедий,
ставит свеженький фарс, строя бравых болванов своих
в буратиновый фронт. И грохочет кимвальною медью
удалой балаган. Свищут, ноздри раздув, соловьи-
записные разбойнички – чуют, засранцы, добычу.
Деревянные цуцики радостно прут на рожон –
вот ужо будет пир и чума на весь мир, как обычно.
Впрочем, что до ужо, то держава давно уже в жо…
Вот и строишь ковчег – сам в себе – безрассудно, упрямо –
изнутри его строишь, застигнутый смертным стыдом,
чудом черпая речь, выбираясь по слову из ямы
безъязыкой тоски. Вот и ладишь свой призрачный дом.
Ну, пускай не ковчег – что-то вроде укромной каморки,
где за старым холстом только грубая толща стены.
А за ней – только холод, лишь холод собачий, как в морге.
И гремит балаган, и кимвалы повсюду слышны.
ни кукушки на часах, ни соловья. а по осени всё снятся сыновья. вспоминают, где оставили тела, упрекают, что других не родила.
реже старший – медалист и ловелас. ты вела его когда-то в первый класс, он светился, ты баюкала букет, еле-еле помещавшийся в руке, и тогда уже мечтала, чуть дыша, выбрать имя для второго малыша. а потом, едва проклюнулась весна, белый свёрток в коммуналку принесла, осторожно положила на кровать да к обеду поспешила накрывать.
если старший рос, как во поле трава, младший всем, чем только мог перехворал, пил, не морщился, что доктор назначал. как же часто он приходит по ночам:
– хватит, мам, не убивайся, я прошу. так случилось, не раскрылся парашют. что назначено, того не избежать. надо было тебе девочек рожать.
ты прости уж нас, добавили седин. мы с Серёгой здесь без дела не сидим: то аварии, то взрывы, то война – помогаем обживаться пацанам. ведь, ей-богу, попадаются птенцы. желторотые. и каждый – чей-то сын, велика ему на небе колыбель. да кому же это знать как не тебе.
и Серёге не хотелось умирать, только пыльная дорога на Герат забрала его, а родина в бреду обменяла на бумажку и звезду. он же тут меня моложе и сильней. если курим, то сидим спина к спине. здесь есть озеро, над озером ветла. больно не было. пожалуйста, не плачь.