Глава 9. Передышка кончилась!

Глава 9. Передышка кончилась!

Ленка всегда тосковала на уроках физики и терпеть ее не могла. Чуть лучше она относилась к биологии и химии. Ленке в общем, нравились эти предметы, но она совершенно не переносила учительницу, которая их вела.

На предвзятый Ленкин взгляд это была довольно странная особа.

Надежда Петровна, дама весьма почтенного возраста, как ни странно, так и не набралась к своим немалым годам ума.

Увидев химичку впервые, Ленка была ошарашена всплывшей в сознании ассоциацией. Ей вдруг вспомнилась колода в сарае, на которой ее дед рубил кур. Естественно, он делал это не глазах у внуков, но смышлёная не по годам Ленка, мигом догадалась, откуда курочка в лапше. В станичном магазине кур точно не продавали.

Ленка поймала себя на непозволительной ассоциации, и тут же совесть принялась грызть ее как злобный хорь. Как это так, и почему она допускает такие сравнения! И грызла бы дальше, если бы довольно скоро не случилось нечто из ряда вон!

Однажды на уроке Надя Зубова отпросилась у химички в медпункт, и, не дождавшись разрешения, опрометью вылетела из кабинета.

Надежда Петровна повернулась всем корпусом в сторону закрывающейся за девочкой двери и произнесла, как бы про себя, но вслух, и на весь класс.

— Конечно, матери то нет, некому объяснить девчонке что надо…

И без купюр, со свойственной ей одной простотой выложила, что было надо сделать Наде, чтобы не бегать в медпункт с непозволительной скоростью из-за неких чрезвычайных, но регулярных обстоятельств.

Немного времени потребовалось Ленке, чтобы уяснить, что химоза в ста случаях из ста, когда надо было проявить такт и деликатность, проявляла эти качества с неповторимой грацией носорога на выставке хрусталя.

Обычно на ее уроках народ занимался чем угодно, художники отрабатывали технику штриха, музыканты решали задачки по сольфеджио, всем было по барабану, что там чекотит у доски химоза.

Всем было, но не Ленке. Однажды химичка, объясняя строение молекулы, разбавила свой монотонный монолог и привлекла образное сравнение.

— Наподобе как Юпитер крутится вокруг земли…

Ленку дернуло уже от одного «наподобе», что там говорить о Юпитере, внезапно слетевшем со своей орбиты!

Надежда Петровна была «счастливым» исключением в среде педагогического коллектива. Единственным исключением, спасибо судьбе. И обитала она обычно в своем кабинете на втором этаже, крайне редко его покидая. Но однажды покинула, и так некстати для Ленки и Славки что просто из рук вон!

Славка Цветаев тем утром подстерег Лемешеву у входа в директорское фойе, злой как весь ад в полном составе и завопил, не тратя времени на церемонии.

— Ага, Лемешева! У тебя минус единица! Это меньше нуля! Ты проспорила! А я-то дурак, думаю, чего это она «Сердца трех» не требует! Выиграла же!

Ленка не ответила на Славкино приветствие, а просто отпихнула его от двери и рванула изо всех сил через пространство, сплошь уставленное слепками скульптур Микеланджело.

Слепки с рабов, рвущих путы, слепки с умирающих рабов и головы Давида в натуральную величину, устанавливали художники с учениками из скульптурной мастерской.

Они разобрали мраморную облицовку пола, разбили перфоратором плиту перекрытия, залили свежий раствор и намертво вмуровали в бетон стальные штыри с винтовыми нарезками на концах. Потом, когда раствор затвердел, соединили крепления в «подошве» гипсов с винтами в фундаменте. Теперь скульптуры в фойе можно было сокрушить только тараном.

А вот бюст вождя на узком фанерном подиуме, любовно задрапированным кумачом, устанавливала химичка! Устанавливала собственноручно, и со всей мощью присущего ей интеллекта. Почему она? Да потому, что по совместительству являлась парторгом.

И вот Ленка, минуя все преграды, как флажки на слаломной трассе, летела через директорское фойе, и только одна мысль билась в ее голове. Какой гад сдал ее Славке?

И все было бы расчудесно! Пыхтящий Славка топал где-то шагах в пяти за ней, еще немного, и она вырвалась бы на оперативный простор, а там!

А там, по прямому как стрела коридору, ведущему к учебному корпусу, ее не только Славке не суждено было догнать, но даже лучшему спринтеру школы Рахматуллаеву вряд ли удалось бы.

Эх, если бы в это же время из точки, А — столовой, в точку Б — спортзал не ринулся Ленке наперерез маленький рыжий кишонок!

Юркий как горностай, он мигом увернулся от Ленки, а та и сама успела прыгнуть вперед, чтобы с ним разминуться, но за ней набегал пыхтящий как паровоз, алый как кумач тяжеловес Цветаев.

Кишонок из двух кумачей выбрал меньшее «зло», и резво ввинтился рыжей макушкой в фанерную тумбу. Тумба отозвалась гулкой пустотой, а бюст ничем не закрепленный на ее поверхности, кроме светлой вечной памяти великому вождю, дрогнул и поплыл…

Ленка успела выхватить кишонка из-под мраморного вождя, накренившего высокое чело. Потом резко дернула ребенка на себя, подхватила его и вместе с ним отпрыгнула к медпункту.

Славка успел остановиться и в ужасе зажмуриться еще до ее рывка, и поэтому спасения кишонка не увидел.

Вождь рухнул, и оглушающий гул пронесся под потолком фойе. Кишонок вырвался из Ленкиных объятий и, перескочив через подпрыгивающие на полу белые мраморные черепки, как ни в чем не бывало, продолжил свой скоростной бег в пункт Б.

— Он цел? — сиплым от ужаса шепотом спросил Цветаев.

— Кто? — уточнила Ленка.

— Рыженький? — не открывая глаз, пискнул Славка.

— Рыженький цел, — успокоила его Ленка, — А вот лысенький готов… Вдребезги!

— Ох, слава богу! — перевел дух Славка и открыл глаза.

За несколько секунд до крушения изваяния из медпункта в фойе выглянула медичка и в шоке от увиденного замерла. Она-то в отличие от Славки глаз не закрыла и с убийственной ясностью и осознанием абсолютной собственной беспомощностью взирала как черная неотвратимая беда обрушивается на рыжую головенку вместе с чудовищно тяжелым мраморным истуканом. А потом время притормозило свой бег и эта сорвиголова Ленка, выхватила у разверстой бездны глупого мальчонку. Идол рухнул, но никого с собой в пространство Инферно не забрал. Мальчишка уцелел. Хотя, как Ленке удалось успеть и обойти неминуемую погибель, подстерегавшую ребенка, Берзия Ахатовна, школьный врач, постигнуть не могла. Пространство вдруг изменило свои законы, а может девчонка, своим бесстрашием, его, это пространство так удивила, что оно пошло на уступки? Это было невероятно, но смерть промахнулась, и ее безжалостное лезвие только лишь колыхнуло над кишонком воздух…

Наступила звенящая тишина.

Но и тишина звенела недолго, со второго этажа, по лестнице, которая вела к кабинету химии-биологии, кто-то, пока невидимый, спускался, озвучивая ступени как клавиши, тяжелой поступью командора. И кто бы это мог быть? Медичка сообразила первой. Она быстро схватила зазевавшуюся Ленку за косу и затащила ее в медкабинет, захлопнув за собой дверь.

— Молчать, кукла! — шепотом приказала медичка Ленке и завозилась с медикаментами в стеклянном шкафчике. Увидав в руках у нее шприц, Ленка мигом закрыла рот.

Медичка на всякий случай пригрозила ей этим шприцем, потом покачала головой и все-таки решила еще и на словах пояснить.

— Только пикни, сделаю укол новокаина прямо в язык!

Из фойе донесся тоскливый вой. Ленка поняла, парторг школы обнаружила скорбные останки…

— Цветаев? Кто это сделал!!!

— Я, Надежда Петровна, — начал было Цветаев, но тут медичка бросила свой шприц, распахнула настежь дверь кабинета и громко перебила покаянную Славкину речь.

— Землетрясение! Балла четыре, как минимум, что здесь упало? Надежда Петровна! А если бы здесь были дети! Почему вы не закрепили бюст вождя!

— Я? — ужаснулась Надежда Петровна, — Это я?! Цветаев, кто его сшиб?

— Я, Надежда Петровна, не знаю, здесь никого не было, я не успел дойти до…

— Вот и хорошо, что не успел! Быстро в медкабинет, я тебя осмотрю, тебя могли поранить осколки… — перебила его медичка.

Несгибаемая Надежда Петровна со стоном опустилась на колени, прямо на мраморный пол фойе, и принялась перебирать фрагменты вождя. Умирающий раб, казалось, еще больше скорчился не столько от предсмертной судороги, сколько от редкостного зрелища этой плачущей большевички. Причем, плачущей отнюдь не в музее. *(1)

— Я? Я, своими руками не закрепила…землетрясение… Как оно посмело!!!

Медичка, сотрясаясь от беззвучного нервического хохота, опять пригрозила нахохлившемуся Цветаеву и мрачной Лемешевой своим шприцем и злобной коброй прошипела.

— Вот только попробуйте, правдолюбы, сдать меня! Врала как пятиклассница, ради вас, недоумки! Эта… парторгия дубоголовая такое бы дело раздула! Цветаев, ну ты хорош! Нашел, кому признаваться!

— Но она же может додуматься навести справки… Никакого землетрясения…

— Она? И додуматься? — спалилась Ленка, и опять насмешила медичку.

Берзия еле откачала однажды в своем медпункте от черной, неодолимой истерики Наденьку Зубову, которая тоже расслышала слова химозы, пущенные ей вслед, и тогда Берзие было не до смеха… Теперь Славка и Ленка, сами того не желая, отомстили за обиду нанесенную сироте.

Примечания:

*1. Автор намекает на образ в поэме В. В. Маяковского «плачущий большевик в музее»