Школота

Глава 1. Павлиньи перья и иглы дикобраза

Никогда, ни при каких обстоятельствах, кто бы вас ни уговаривал, не соглашайтесь держать в доме павлиньи перья или иглы дикобраза! Поверьте, не то будете раскаиваться в своем легкомыслии.

И, что тут скажешь, отец Ленки Лемешевой привез из командировки как раз эти злосчастные сувениры: перья павлина и иглы дикобраза!

Они тотчас же сыграли свою роковую роль. Мать семейства, услышав, что послезавтра благоверный опять уезжает в «пустыни и джунгли» (*1), грохнула на стол блюдо с фирменными голубцами и удалилась на посиделки к соседке…

Отец виновато дернул Ленку за косу: «Останься с мамой». Потом взял за ручонку младшего, перебросил через плечо так и не распакованный рюкзак и буркнул.

— Мы с Санькой бабушку навестим.

И закрыл за собой двери Ленкиного отчего дома.

Оставшись в одиночестве, Ленка с досады шваркнула в угол ящика стола дареные иглы, вытерла глаза и заткнула радужные перья за настенный ковер ручной работы старинных бухарских мастеров.

Так, неведомо для себя, она оставила в доме магическую лазейку для стихий внезапных перепалок и нелепых ссор.

За полночь пришла с посиделок мама.

На Ленкин выкрик из-за запертой двери: "Санька с папой у бабушки!"

тоскливо ответила:

— Угу...

Затем долго-долго лилась вода в ванной, а когда, наконец, перестала литься, и того хуже! До белого света из спальни родителей через распахнутые окна доносились до Ленки сдавленные мамины рыдания и глубокие вздохи.

Если бы только Ленка знала тогда, что нет хуже приметы, чем держать в доме этакую гадость…

Никаких плохих примет не ведавшая Ленка Лемешева неслась, как злобная комета мимо детских площадок, недостроенных новостроек, аллеек рыжеющих кленов и мирно дремлющих пока еще зеленых платанов, ларьков, аптек, магазинов и спортплощадок.

Все, что встречалось ей на пути, в миг соприкосновения с ее растревоженной аурой, будто инеем подергивалось и содрогалось от внезапного холода.

Встречные и поперечные недоуменно притормаживали, как на стену налетев на полыхающий холодной яростью взгляд.

Простецы, воспитанные в традициях морального кодекса коммунизма и вульгарного атеизма, неожиданно вздрагивали, от непонятно откуда взявшегося нелепого холодка. Люди же сведущие, коих на пресной мякине рационализма не проведешь, останавливались и потихоньку поплевывали через левое плечо или, скрещивая пальцы, шептали «Минуй нас».

Ленка Лемешева неслась в ненавистную элитную школу. И никто не был виноват в том, что именно туда она неслась. Никто, кроме нее самой!

Ведь это она, с упорством достойным лучшего применения, сдала летом вступительные экзамены!

И это она, а никто иной, смошенничала и обманула доверчивую секретаршу в прежней школе, а потом забрала документы, обойдя директора! Ленка в своей прежней школе подавала большие надежды, хотя и не стремилась к этому. Директор на предновогодней выставке ученических поделок почти у каждого стенда натыкался на таблички с ее именем и тогда еще намотал себе на ус, что девчонка подает надежды. А уж стоило ему только заглянуть в классный журнал, эти самые надежды просто фейерверком засверкали со страниц с оценками.

— Медалистка будущая, — определил директор наметанным взглядом.

Конечно, никуда бы прогматичный директор Ленку не отпустил, случись ей забрать документы в его вахту. И пришлось бы Ленке учиться там, куда ее отправили родители и получать если не заолотую, то серебряную медаль. Но по своим личным и тайным обстоятельствам Ленка вдруг решила, что родная рабоче-крестьянская общеобразовательная и средняя школа ей больше не подходит. Обстоятельства с насмешливыми серыми глазами слишком часто стали попадаться ей в школьных коридорах. А насмешки Ленке терпеть было не с руки.

И вот она, закрепив пиррову победу, настояла на своем переводе, к удивлению родителей!

И от кого или от чего, спрашивается, она убегала из родной школы? Обстоятельства, по агентурным данным переменились. сероглазый насмешник переехал вместе с родителями и больше там не учился!

Эх, вернуться бы назад в свою обычную рабоче-крестьянскую двести двадцать восьмую! Но…

Но, Ленка не терпела ретирад. Они просто никак не совмещались с ее натурой.

Ленка была пацанка. Футбольная и хоккейная болельщица. С малых лет бесстрашно вмешивалась в любые стычки и перепалки, и дралась довольно умело. С искренним восхищением любила спорт. Своих не выдавала, в играх водила до конца, без попятного, в какую бы команду ее не забрасывал кон! Да и все остальные законы нехитрого пацанского кодекса чести Ленка Лемешева соблюдала так же легко, как дышала.

Росла она далеко не в самом благополучном районе, но в этом же районе вырос ее отец и обе тетки, младшие сестры отца. Семья Лемешевых пользовалась там вполне заслуженной репутацией. И эта репутация досталась Ленке и ее двоюродным братьям по наследству. Их не трогали. Более того, личности по-настоящему опасные, обходили Лемешевых, что старших, что младших, по широкой дуге…

И вряд ли кто отважился бы свистать ей вслед! Да еще таким разбойничьим посвистом! Вот черт! Да кто там заливается? Еще и покрикивает…

— Да стой ты, Лемешева! Стой, говорю!

Ленка, наконец, узнала голос одного из своих новых одноклассников! Не сказать, что за неполный месяц пребывания в новой школе она успела снискать их расположение. И, естественно, отвечала им полной взаимностью.

Этого она отличала особо!

Длинноногий, высоченный, статный, черноглазый красавец, конечно, второгодник, и при этом неформальный лидер класса. Как ныне, в более испорченные времена, сказали бы «смотрящий».

Ленка остановилась, но отнюдь не от избытка почтения и даже сделала ленивый полупируэт в сторону догонявшего.

Никому из знававших Ленку хотя бы день-другой, эта внезапная плавность и грация движений не понравилась бы, ох как не понравилась бы… Но Камал, то ли по неведению, то ли по бесстрашию, не испугался, напротив, доверчиво рассиялся широкой белозубой улыбкой.

— Привет, Лемешева! Куда мчишься, все равно уже опоздали!

— Привет, — многозначительно взвешивая на руке тяжеленую сумку с книжками, ответила Ленка и смерила «смотрящего» оценивающим взглядом.

Надо отдать ей должное, она никогда не начинала разборки первой, но… она всегда их заканчивала.

Между тем, место встречи, где нагнал ее Камал, было самое что ни на есть пропащее. У школьного забора, в котором какой-то умелец отогнул в сторону пару прутьев. Но до забора нужно было еще допрыгнуть. Широкий бетонный желоб с быстрой проточной водой, как ров в средневековом замке, отделял школьный двор от переулка. И ниоткуда, из-за густой зелени — шиповника, алычи, боярышника и виноградных шпалер, это место не просматривалось. Догнал молодец девчонку на узкой дорожке.

Камал собирался, на правах старшего, слегка новенькую припугнуть, а затем задействовать ее потенциал, который оценил отнюдь не он, а люди более опытные, в нужном ключе. Парень легко согласился применить свой талант манипулятора в благих целях, опять-таки декларируемых людьми более опытными. Пару дней он не спешил выполнять поручение, присматривался к Ленке и искал случая потолковать с ней без свидетелей. Удачливому случай сам катит в руки, как известно. Вот и накатил.

— Слышишь, Лемешева, у нас новенький третьего дня объявился… Ну-у-у… кругленький такой, этот как его… Цветков, Геогринов…

— Цветаев, — уточнила лаконичная Ленка и вопрошающе взглянула в темно-карие раскосые очи собеседника. Совершенно бесстрашно.

Камал неожиданно для себя ощутил непонятный холодок за шиворотом, и решил отказаться от заготовленного сценария, обойтись без преамбул.

— Точно! Цветаев! Так вот… Пересядь к нему, на его последнюю парту. У тебя ведь со зрением все в порядке?

Ленка на какой-то краткий миг растерялась.

— Я?! Да с чего вдруг?

— Слушай, — Камал сощурился и непроизвольно выбрал именно тот самый доверительный тон, который только и мог бы воздействовать на Ленку.

— Парень из офицерской семьи… Восьмую по счету школу разменял. Вечный новичок, прикинь?

— Прикинула… Но я? — Ленка с явно выраженным сомнением покачала головой. — Вряд ли мое соседство ему впрок пойдет. Он по виду — даже не маменькин сынок, а вовсе бабушкин внучок… Я с такими никогда не водилась. Найди ему кого помягче.

— Это ты в точку попала! — засмеялся Камал, — Кто помягче тебя с ним и так уже рядом сидит. Пантелеева. Сидит и шипит — «Жирняк». Посмотрела бы на себя сначала!

— Давно бы сказал!

— Нет, нет, без рукопашной, а то тебя Пантюшины предки на Колыму сошлют… — встревожился Камал, — Ты просто рядом с пацаном за парту сядь. Пантелеева тебя почему-то боится, сразу заглохнет.

Ленка оставила без внимания замечание по поводу боязни Пантелеевой. Они уже перемолвились теплыми словами пару раз, и у туповатой новой одноклассницы достало ума Ленку больше не тревожить своими заботами.

— Да ему-то я что скажу! С чего вдруг такая страсть?

— Ну, скажи что-нибудь, сообразишь по ходу.

Ленка призадумалась на пару секунд, затем кивнула.

— Ладно!

И маханула через этот широченный бетонный арык, без разбега, с места…

Камал аж дыханье затаил… Вообще-то до этой встречи с Ленкой он пребывал в лестной для себя уверенности, что эту полосу препятствий преодолевает только он. Остальные, если опаздывали и не хотели светиться, шли той же дорогой, но до мостков, напротив черной калитки. Это был все-таки крюк.

А дыра в заборе, зияла аккурат напротив «парадного» входа. Его не то строители, не то проектировщик развернули почему-то к тихому зеленому переулку. В итоге парадным входом пользовался только директор, чей кабинет, располагался справа от него. Ну, еще бесстрашный Камал.

Директор сидел в своем кабинете, рулил себе школой потихоньку, изредка вызывая проштрафившихся на ковер… Изредка… До пополнения школы такими кадрами как Цветаев и Лемешева, которых в этот злополучный сентябрьский день под сенью павлиньих перьев и игл дикобраза свел доброхот Камал, на свою же и директорскую голову…

Опаздывали они на географию. И преподавала ее отнюдь не воплощенная кротость, а совсем наоборот, жесткая железная немка Ираида Фридриховна.

Спуску она не давала никому. И никто не порывался к ней с фамильярностями. Никто, кроме Ленки. При первом же свидании, неожиданно для всех, новенькая поприветствовала географичку индивидуально.

— Ой, Ираида Фёдоровна, это правда, вы?

Географичка вздрогнула и даже зажмурилась, будто увидела призрак, а не обычную знакомку с радостной улыбкой. Для класса долго оставалось загадкой, почему нахалка новенькая называет строгую учительницу по отчеству Фёдоровной, а не Фридриховной, а та не возражает.

Ленка же мысленно молилась, чтоб не назвать эту учительницу с оговорки еще и Иродиадой.

Вторым уроком была история, и преподавателя этого предмета, добродушного балагура и охочего сплетника, одессита Семена Ефимовича, ушедшего на больничный, заменяла опять-таки географичка. И это было сюрпризом для Ленки и Камала.

Они пришли в класс, само собой — порознь, и за короткую переменку Ленка нашла, что сказать и своей соседке по парте, и новенькому Цветаеву, и Пантюше… и с некоторой заминкой, оправданной сюрпризом, плавно внесшей свою персону в класс географичке.

— Валька! Мне надо на «камчатку»! Я на первой парте двоек нахватаю! Ты же мне физику списывать не даешь, а алгебру решать мешаешь!

— Ну да, ну да, рассказывай…— отмахнулась бывшая соседка. — Скажи лучше, Джека Лондона под партой читать проще.

— Ну, и это тоже, — поторопилась согласиться Ленка. — Только ты не заложи меня.

— Катись!

— Цветаев! Двигайся, давай! Я привыкла к первому варианту!

— Что? — выпрямившись и щелкнув каблуками как бретер, вызверился на эту нахалку Цветаев. Он уже три дня искал повод для скандала с кем-нибудь, кроме тупой Пантелеевой, а та как раз предоставляла такие поводы ежеминутно. Остальные его просто не замечали. И вот на тебе! Каравелла на всех парусах, эта погибель зеленоглазая, на которую он и глядеть-то боялся…

— Что, простите, мадемуазель? Куда прикажете двигаться?

— На второй вариант, тебе не все равно? А мне не все… Я раб привычек…

— Раба…

— Ты двинешься, или тебя подвинуть?

— Попробуй…

— Ну, какие мы джентльмены, ладно, долой рабство, сяду на второй…

Оторопевший Цветаев похлопал золотистыми ресницам, и недоуменно оттопырил пухлую нижнюю губу. Паренек, по меткому наблюдению Камала, действительно был кругловат. Но опытные педиатры, по которым его затаскала любящая бабушка (тут угадала Лемешева), уверяли ее, что это щенячий жирок, и парень, набирая рост, весь его распустит в мышцы и крутые мускулы…

Лемешева обошла оторопевшего Цветаева и грохнула сумкой об парту. На первом варианте она настаивала, только чтобы служить заслоном для новенького от злого пыханья Пантелеевой.

Наташка Пантелеева сначала замерла, как кобра перед броском. А Ленка без экивоков, за спиной пребывающего в недоумении Цветаева, сделала в ее сторону выразительный жест — ребром ладони по горлу. «Кобра» тотчас распустила свой капюшон и плавно свернулась в кольцо. Цветаев поскреб затылок и решил, что класс готовит ему новый этап испытаний, разозлился на эту куклу, которая пошла застрельщицей и пообещал себе не давать ей спуску.

Между тем, в класс вплыла географичка, по звонку, она никогда не опаздывала и другим опозданий не прощала. Ее зоркий взгляд сразу же выцепил Ленку и, удовлетворенно кивнув, она изрекла.

— Сесть всем, кроме Лемешевой…

— Я проспала, Ираида Федоровна.

— Не сомневаюсь. А на последней парте ты почему оказалась? Досыпать собралась?

— Мне кажется, что здесь спокойнее.

— Ах, это тебе так кажется? Правда?

Ирония географички была настолько плотной, что казалось, класс погрузили в мокрый войлок.

— Кому спокойнее, Лемешева, тебе или учителям?

— Точно! — искренне восхитилась Лемешева. — И вам тоже! А что же вы раньше молчали?

— Как же это я молчала! Не я ль тебе твердила, что у меня из-за твоих закидонов предынфарктное состояние чередуется с предынсультным?

Первым не выдержал Цветаев. Он неожиданно для всех залился звонким и на редкость мелодичным хохотом. Класс разразился ответным хором. Смеялись дружно и только чуткому Камалу за этим хором померещился короткий звук охотничьего горна или удар колокола. Голос рока, как звон отдаленной свирели…* (2)

Цветаев внезапно для себя изменил намерение разобраться с этой куклой при первой же возможности, какие бы подлости она не замыслила и спросил.

— Слушай, а почему ты зовешь географичку Федоровной?

Ленка тут же напустила на свое румяное личико таинственное выражение и зловещим шепотом прошелестела.

— Это мрачная готическая тайна.

Цветаев опять рассмеялся и географичка, носительница мрачной готической тайны, испепелила дерзкого суровым взглядом. Новенький пригнулся к парте, но судьба его отныне была решена. Когда его новая соседка Ленка Лемешева, избегая ответа на ненужные вопросы, сбивала собеседника с темы разнообразными тактическими приемами, удержаться от смеха смешливому пареньку просто было невозможно. А Ленка, вполуха слушая объяснения учительницы, мысленно перенеслась в тесную лавчонку букиниста, где седоголовый продавец, перебирая запыленные стопки книг, терпеливо изыскивает по ее просьбе дореволюционное издание сказок Андерсена.

— Да, девочка, так есть… Я не Фридрих, найн… Федор Федорович, не Фридрих, пожалуйста…

Семья поволжских немцев в числе многих других таких же семей, претерпела немало странствий, пока не осела в этом теплом и солнечном городе.

Примечания к главе 1

*1 — В пустыне и в джунглях. Приключенческий фильм.http://www.kinopoisk.ru/film/112697/

*2 — автор намекает на стихотворение А. К. Толстого «Средь шумного бала…». Известен также прелестный романс П. И. Чайковского на эти стихи.