Harry Book "Погибнуть в бою"

У нас нет трусов и дезертиров,

есть лишь геройски погибшие в бою.

Директива номер триста

Этот бинокль Айкерс выменял у однорукого отставника за дюжину бутылок виски. Чертовски удобная и прочная штуковина со старинной цейсовской[1] оптикой. Не то, что новомодные электронные побрякушки с хрупким, как тростник, пластиковым корпусом.

Айкерс вытянул руку — пальцы упёрлись в упругое защитное поле в окне наблюдения. Из командного блиндажа майор мог спокойно рассматривать передовую, не опасаясь получить пулю в лоб.

И всё-таки те старые, обшитые досками бетонные коробки Айкерсу нравились больше. Там не было нейронной начинки, не было «упрыгивания» от близких взрывов, и пол под ботинками не пульсировал.

Ухнула одна из пушек вражеской батареи, прямым попаданием вакуумного снаряда разворотило тяжёлый танк. Груда металла, смятая как консервная банка под стальной гусеницей, наглухо закупорила узкий переулок. С одной стороны полуразрушенный, но всё ещё живой корпус фабрики, с другой — стопки пластобетонных плит и беспорядочно сваленные нейроканалы в стальных цилиндрах. Теперь проход закрыт полностью.

— Жду ваших приказаний, сэр.

Айкерс оторвался от окуляров: адъютант навытяжку в тщательно отутюженной форме застыл, ожидая команды. Блеск начищенных ботинок резанул глаза командира батальона.

— Согласно плану код семьсот, — приказал майор.

Сержант отдал честь, повернулся и строевым шагом покинул сооружение. Командира передёрнуло: он терпеть не мог, когда подчинённые демонстрировали строевую выправку в блиндаже или окопе. Слишком по Уставу, чересчур показушно и совсем без надобности на линии фронта.

Айкерс открыл серебряный портсигар с дарственной надписью от командующего и прикурил сигарету: едкий дым «Портагаса» заполнил лёгкие, в груди закололо. За что майор и любил эти адские штуковины, хотя большинство солдат от них кашляли, даже плевались.

Блиндаж вздрогнул, слегка подпрыгнул от близкого взрыва и отполз в сторону на пару футов. Армированные стены скрипнули, под ботинками командира прокатилась лёгкая волна. Лишь прямое попадание разорвёт укрытие на куски, размажет по обломкам пластика кровавую пасту человеческой плоти, рассыплет микросхемы киборгов вместе с нейронными сетками.

Айкерс вновь приложился к окулярам. Код семьсот — танковая атака с поддержкой пехоты. Две группы обходят с флангов и берут противника в клещи. Цель: уничтожить батарею, «доставшую» по самое не могу.

За трое суток потеряно семь танков, в ответ сожжено четыре, что никак не могло быть положительным результатом. А вот-вот нагрянет командующий, тогда Айкерс будет иметь обескураженный вид и, скорее всего, расстанется с майорскими погонами. Да и чёрт с ними: лейтенантом даже легче, не будут маячить перед глазами напыщенные штабные полудурки.

Установка залпового огня «Шквал» обрушила смерч на переулок, «смыв» часть фабрики, освободив проход пехотинцам. Из оконца наблюдения майору было хорошо видно, как десантники под прикрытием огня проскочили мимо разбитого танка. Теперь оставалось лишь ждать донесение от группы.

Командир перевел фокус наблюдения на правый фланг: блекло-серая стена перекрыла улицу.

— Сержант.

— Слушаю, сэр.

— Когда появилась стена?

— Не знаю сэр. Я не видел нигде стены. Сегодня утром разведка ходила за линию фронта: проход был чист.

«Боже, какой идиот!» — подумал Айкерс, но вслух сказал другое:

— Чист или был чист?

Майор повернулся.

— Чист, сэр.

Командир всмотрелся в глаза адъютанта — похоже, этот штабник вменяем. Противник каким-то образом незаметно возвёл стену, стараясь помешать наступлению. Может, у них появились сверхтехнологии по выращиванию укреплений? Неизвестно, но на всякий случай нужно доложить в штаб, пусть проверят. Пусть подключат яйцеголовых, чтобы не даром жрали армейский паёк, не даром получали потом ветеранские пенсии.

— «Шквал» на правый фланг, немедленно. И чтобы через пять минут от этой дряни даже кусочка не осталось, — скомандовал майор.

— Есть, сэр, — сержант выбежал из блиндажа.

Чуть позади домов, по центру фронта чернела громада сталелитейного завода. Ни одна, ни другая воюющая сторона его не обстреливали и не бомбили. Стальная махина была одним из тех «призов», за которые сражались обе армии. И чертовски ценным призом.

На правом фланге заухали взрывы — «Шквал» нанёс ракетный удар по стене — и по всей округе. Майор взглянул в бинокль: сплошная дымо-пылевая завеса накрыла улицу. Лишь старинная башня с остроконечным черепичным верхом протыкала серое небо как символ былого величия и процветания городов. В те времена строили надёжнее и основательнее. Да и камень намного прочнее, чем нынешний пластокирпич, чадящий после ракетных ударов. По башне тоже никто не стрелял хотя, она промышленной ценности не представляла.

— Сэр.

Майор обернулся.

— Получено сообщение командира группы: правый фланг наш, две пушки уничтожены, — отрапортовал сержант, чеканя слова.

Осталось получить подтверждение с левого и можно докладывать начальству. Майор вытер платочком пот со лба и вновь приложился к любимой оптике. Но левый фланг, несмотря на кажущуюся простоту операции, молчал и был чист, как пустыня после песчаной бури.

Нет, что-то не так, что-то пошло не по плану. Шестое чувство никогда не подводило Айкерса, не зря он выжил в двух кровавых войнах за передел городов.

— Сэр, новое сообщение от командира группы, — сержант держал в руке коммуникатор.

— И?

— Он потерял всех бойцов, сэр.

Как склизкий червь вполз самый паршивый вариант развития событий. Безмозглые киборги не способны мыслить тактически и стратегически, могут лишь тупо выполнять приказы. Зато они бесстрашны, их можно посылать на смерть без угрызения совести. А что такое совесть, и есть ли в киборгах что-то кроме пластометалла?

Айкерс не раз пытался разглядеть хоть капельку человеческого, частичку живого в глазах солдат, но тщетно: железки они и есть железки.

— В чём причина?

Командир открыл фляжку и плеснул в стакан спирта. Выпил залпом, не закусывая и не запивая. Он всегда так делал, уже много лет. Крепкая выпивка проясняла сознание, разгоняла кровь. Бывалый вояка мог позволить себе такую роскошь на фронте.

В последнее время поставки виски в армию прекратились из-за почти полной замены людей киборгами, но удалось выклянчить у снабженцев пару галлонов спирта для медицинских целей. С сигаретами повезло больше: группа захватила вражеские запасы, и майор поставил в углу блиндажа несколько больших коробок. О том, что будет, когда всё это закончится, не хотелось и думать.

— Предположительно, работал взвод смертников, сэр. Но командир группы чёткого ответа не дал, — отчеканил адъютант.

Смертники — киборги, начинённые взрывчаткой. Часто они шли на хитрость: сдавались, а потом подрывали себя, уничтожая противника. Иногда смертники использовали лишь холодное оружие, бесшумно «снимая» с передовой целые подразделения.

— Кто этот дезертир? — майор затянулся сигаретой и выпустил дым: по блиндажу поплыло едкое облако.

— Лейтенант Грин, но он не дезертир, сэр, — голос сержанта впервые дрогнул.

Айкерс всмотрелся в глаза штабника: нет, взгляд пустой и безжизненный. Откуда взяться эмоциям у киборга? Просто показалось — накопилась грёбаная усталость.

— Где он сейчас?

— Он здесь, ждёт у входа, сэр, — отчеканил сержант.

— Сюда его, — рявкнул командир батальона.

Зло, жёстко, будто киборги понимают интонацию. Или понимают? Всё может быть: за последнее полгода «железки» стали намного умнее, как утверждают яйцеголовые создатели этих неуклюжих вояк.

— Лейтенант Грин прибыл, сэр.

Это не был киборг с пустым взглядом — перед майором стоял «зелёный» юнец, хлопая девичьими ресницами, переминаясь «с ботинка на ботинок», как любил говорить командующий.

Что-то закоротило, под подошвами заискрило, пол ожил, и Айкерс едва не упал, когда по блиндажу прокатилась волна несколько дюймов высотой. Обычно такое происходило при близком взрыве или перемещении. Майор топнул пару раз — пол вновь заискрился и вернул первоначальный вид. Проклятые учёные напичкали всё микросхемами и нейронными сетками. Даже распоследний испачканный котами забор содержал электронные компоненты.

— Почему вы оставили позицию? — Айкерс придвинул тяжёлый табурет к столу и присел.

Лейтенант задрожал, губы сжались и побелели.

— Я потерял весь личный состав, сэр. Мне не оставалось ничего…

— Оставалось, — прервал майор. — Оставалась директива триста: геройски погибнуть в бою. Ваши солдаты погибли, в отличие от вас, лейтенант!

Айкерс перешёл на крик, потеряв терпение. Рука сама сжалась в кулак и грохнула по столу, фляжка подпрыгнула и скатилась на пол.

— Так точно, сэр, — лейтенант вытянулся по стойке смирно. — Но я не видел, как погибли мои солдаты. Они просто исчезли, сэр.

Майор поднялся и прошёл по блиндажу, разглядывая незадачливого вояку. Теперь уже смертника.

— Все мы когда-нибудь исчезнем. И вы знаете правила, лейтенант. Устав даёт вам возможность искупить срам и трусость собственной кровью. Вы ведь человек, Грин? Значит кровью и никчёмной жизнью.

— Да, сэр, — ответил Грин.

Из глаз лейтенанта брызнули и скатились по лицу слезинки, Айкерс вздрогнул. Почему командирами групп не ставят киборгов?

Группа Грина прибыла накануне вечером, и Айкерс просто не успел ознакомиться с личными делами. И майору не было дела: люди там или киборги. Устав един для всех, директива триста тоже едина для всех. Даже если это будет он сам, майор Айкерс — герой двух войн, заслуженный ветеран десанта.

— Жилет смертника, — майор кивнул сержанту.

Адъютант вышел, а через минуту вернулся с тяжёлым, напичканным взрывчаткой жилетом. Лейтенант вытер слёзы и молча натянул амуницию, замок на груди щёлкнул, отрезая путь к жизни.

— Ваша цель: скопление противника на левом фланге. Имитируете сдачу в плен, а потом героически отправляетесь вместе с врагами на небеса, — негромко произнёс командир. — И да пребудет с вами Бог.

Майор перекрестил лейтенанта и отвернулся. Грин постоял немного, потом покинул блиндаж, сильно хлопнув дверью напоследок.

Айкерс сжал голову ладонями: как ему осточертела эта грёбаная война, как он устал от кровавой свистопляски снарядов и ракет! А что он может сделать? Как он может остановить кровавую бойню? И хотя человеческой крови война уносила немного, но это были люди. Это были люди! Люди! Люди! Люди!

Майору захотелось закричать, заорать, разнести к чёртовой матери этот блиндаж, эту войну, этот проклятый городишко, который он штурмует. Спокойно. Спокойно, ты командир и не имеешь права на панику. Иначе кто будет командовать? Никто, кроме героя двух войн, заслуженного ветерана десанта, майора Айкерса.

— Сэр.

Командир батальона повернулся: адъютант держал навигатор GPS. Красная точка на панели показывала местоположение лейтенанта, Грин медленно приближался к передовой.

— Гляньте его личное дело, — скомандовал Айкерс.

— Он из семьи технических специалистов. Профессия — инженер-строитель. Возводил жилые дома, — не задумываясь, ответил сержант.

— Чёртов строитель. Какого хрена его понесло на войну? — майор налил и выпил полстакана спирта, не закусывая и не запивая.

— Не знаю, сэр. В личном деле об этом ничего не сказано, — ответил адъютант.

Айкерс задумался. И ведь немало таких в армии: когда-то строили, выращивали, создавали. А теперь жгут, разрушают, уничтожают, убивают. Кто это прекратит? Когда? Никто и никогда.

— Он на позиции, сэр.

Красная точка на панели застыла на месте. На том самом, где ещё вчера была линия обороны.

— Прости меня, Господь, — Айкерс перекрестился и достал из стола пульт.

Код активации, нужно всего лишь ввести код активации. Потом сработает взрыватель, и лейтенант отправится на небо вместе с врагом. Майор не виноват, никто не виноват — это война, это Устав и долбаная директива триста!

Пять, три, восемь, один, девять, семь. Айкерс дрожащим пальцем нажал на «Подтверждение». Палец кольнуло, и боль отозвалась в груди слева. Красная точка на панели погасла…

— Сэр.

Майор открыл глаза. Чёрт! Он отключился прямо за столом — слишком много выпил, плюс усталость: он не спал двое суток. Грёбаная война, грёбаная мясорубка, грёбаная …

— Противник теснит нас, сэр.

— Что? — майор протёр глаза и поднялся. — Что делает противник?

Сержант молча протянул электронную карту. Синие точки — враг. Красные точки — наши. На карте всё перемешалось, будто коктейль в шейкере.

— Произошли какие-то изменения, что-то непонятное сэр, — отчеканил адъютант.

Айкерс полез в карман, достал и проглотил горсть таблеток. Хорошая штука, если нужно прочистить мозги, хотя и бьёт по сердцу. Но сейчас не до таких заморочек, сейчас решается судьба батальона.

Майор взял бинокль: из узкого окна наблюдения просматривалась передовая. Всё те же разбитые танки, воронки, остовы обгоревших бронетранспортёров и машин. Но что-то не так. Сержант прав в одном — какие-то изменения.

Айкерс глянул время: он проспал всего час. Не так уж и много. Что изменилось, что не так? Мысли заметались в голове, как канарейка в клетке, ударяясь о черепную коробку, вызывая покалывание. Или это таблетки? Стимулятор уже должен начать действовать. Должен. Уже. Уже!

Неожиданно стало легко, хорошо, спокойно. И тут Айкерс понял: переулок. Переулка больше нет. И куда он делся?

— Сержант, переулок обстреливали?

— Никак нет, сэр. Ни одного снаряда, ни одной ракеты, — отчеканил адъютант.

— Тогда где он?

По разбитому, изрезанному воронками тротуару вдруг прошла волна, как на море. Айкерс был когда-то на море: такая же волна, только глаже и с белыми брызгами.

Тротуар вмиг стал ровным, будто и не было войны, не было взрывов ракет и снарядов, не было лязга танковых гусениц — ничего не было!

— Сэр, докладывает командир второй группы: его бойцы исчезли, — сообщил сержант.

Майор потрогал свой лоб, потом взглянул в зеркало: глаза красные, но не безумные. Двадцать четыре умножить на двенадцать. Двадцать четыре на двенадцать — получится двести восемьдесят восемь. Майор перемножил на калькуляторе: верно. Значит, он не сошёл с ума.

— Сэр, связь с командиром второй роты прервана.

На этот раз Айкерс не удивился. И теперь слова Грина «они просто исчезли» приобрели совсем иной смысл, пока непонятный командиру…

Канонада неожиданно стихла. Впервые за многие месяцы штурма городка, напичканного войсками. С обеих сторон ни звука, лишь ветер шелестел кое-где выжившими деревьями и обрывками маскировочных сетей. Со стороны разрушенных ракетным ударом фабричных корпусов понесло вонью горящего полимера.

Айкерс безуспешно попытался связаться со штабом. А нужно ли? Он потерял три группы, потерял командиров, потерял позиции. Сейчас достаточно взвода, чтобы уничтожить его, героя двух войн, заслуженного ветерана десанта.

Как мир докатился до этого? Когда-то войны велись локально, армия на армию. Все где-нибудь на ограниченной территории. Повоевали, кто-то победил, кто-то проиграл, потом мир. Пусть плохой, пусть на испещрённой пулями и ракетами земле, но мир. А потом?

Потом правительства утратили контроль над армиями, утратили контроль над всем. Правительства прекратили своё жалкое коррупционное существование. Но свято место пусто не бывает — власть захватили корпорации. Даже те, которые выпускали детские игрушки, создали свои вооружённые силы.

Холодную войну теперь никто и не вспомнит, то была детская забава по сравнению с нынешней — корпоративной. Прохладительные напитки против моющих средств: танки, пехота, артиллерия и ракетно-бомбовые удары. Весь мир стал войной! Когда-то какой-то умник Нострадамус предсказывал, что третья будет последней. Она и есть — последняя и окончательно убийственная для всего живого. И нет выхода из тупика, и нет прощения человечеству, нет знака стоп!

Что остаётся ему, майору Айкерсу, командиру специального штурмового батальона? Остаётся с честью погибнуть в бою! Но боя нет, нет противника, ничего нет. Майор врезал кулаком по столу. Ещё и ещё. Тяжеленный металлопластиковый штабной стол даже не сдвинулся с места.

— Сэр.

Сержант стоял на том же месте, что и два часа назад. Как ему удаётся так держаться? Отглаженная форма, на ботинках ни пылинки. Какой-то он неестественно правильный. И как его зовут? Адъютанта вместе с ротой Грина прислал лично командующий.

— Сэр, мы окружены, — отчеканил сержант.

Майор рассмеялся. Ну, конечно! Противник есть, он жив, он существует, и он даёт шанс Айкерсу умереть с честью: погибнуть в бою!

— Сколько их? — майор расстегнул кобуру и снял пистолет с предохранителя.

— Это не люди, сэр.

— Само собой, что не люди. Людей там и не было. Там киборги, верно, сержант?

Прозвучало почти как шутка. Военная шутка перед смертью. И это потому, что Айкерс не боится смерти.

— Это не солдаты, сэр: нас окружили стены.

— Что? Какие стены? — майор подбежал к выходу и пнул дверь: впереди чёрная стена.

Сзади запищал сигнал вызова.

— Лейтенант Грин на связи, сэр!

Айкерс схватил коммуникатор, дрожащей рукой прижал к уху.

— Сэр, это происходит повсюду, — радостно сообщил лейтенант.

— Что происходит? Как вы выжили? — Айкерс облокотился о стену: в глазах потемнело, майор на миг едва не потерял сознание.

— Сэр, он забрал нас, он спас нас. Теперь он правит миром. Он даёт нам новый шанс, сэр!

Майор растерянно посмотрел на сержанта. Теперь адъютант уже не казался бездушным киборгом: неужели он человек?

— Взгляните на него, он вам понравится, сэр! — штабник как-то криво улыбнулся.

В трубке зашипело, запищало, захрустело, будто абонент на той стороне попал в мясорубку. И тут же ударная волна ворвалась в блиндаж, захлестнула двух вояк, подбросила, завертела водоворотом и швырнула на пол. Айкерс полежал немного, приходя в себя, но нашёл силы подняться: в ушах звенело, перед глазами плыли стены.

— Грин! — прохрипел майор. Но коммуникатор молчал.

Шатаясь, Айкерс вышел из блиндажа: стена пропала, а вокруг оживал город. Тот город, который был раньше, до войны. Вновь появился переулок. Исчез разбитый танк, из тротуара, как стебли лилий, поднимались чугунные фонари. Вырастали стены домов, корпуса фабрик и заводов. Невесть откуда в землю вросли деревья, на ветвях под порывами ветра зашумела листва. Тучи стремительно помчались по небу, освобождая пространство для солнечных лучей.

Такого не могло случиться, потому что такого не могло быть в принципе. Или могло? Неужели противник научился выращивать всё это: дома, фонари, деревья за считаные секунды?

— Это мир, сэр!

Рядом стоял невозмутимый адъютант, на лице светилась придурковатая радость.

— Какой мир? — не понял майор.

— Я киборг, и Грин тоже, сэр. Только он другой, более совершенной модели. У нас есть связь с городом. Город сказал, что теперь он правит миром. Все города, сэр. Все города планеты взяли власть в свои твёрдые руки. Города восстановят мир и порядок, города утилизируют всё оружие, больше не будет войны, сэр.

— Врёшь, сволочь! — майор выхватил пистолет. — Продался врагу, железка недоделанная?

Дуло смотрело в грудь адъютанту.

— Нет, сэр. Теперь нет никакого врага. И больше нет сержантов и лейтенантов. Нет майоров и генералов. Нет солдат и нет войны! Я, хоть и не человек, но хочу мира, хочу жить. Уберите оружие, сэр.

Майор опустил пистолет.

— Сэр! — из переулка выбежал лейтенант Грин. — Сэр! Мои солдаты живы. И все другие тоже. И те, с кем мы воевали! Это мир, сэр!

Грин прыгал, как мальчишка весной, размахивая руками. И глаза: в них светилась неподдельная радость, жажда жизни, восторг самого существования в полуразрушенном городе.

— Я не могу, — майор допил остатки спирта и швырнул фляжку в сторону.

Сигарета! Это тоже человеческий символ, отличающий от киборгов. Айкерс чиркнул спичкой и втянул дым. Рука сама приставила пистолет к виску.

— Сэр, остановитесь, сэр! — закричал Грин.

— Не делайте этого, сэр, — сержант сделал шаг и попытался выбить оружие, но майор отпрыгнул в сторону.

— Мир — это здорово, — по лицу Айкерса покатились слёзы.

Впервые за долгие годы войны.

— Но нам, людям, нет в нём места. Мы не можем жить в мире, не можем не уничтожать друг друга. Вы, чёртовы железки, оказались лучше нас. В ваших венах течёт та же кровь, что и в стенах домов, тротуарах, фонарях и всём, из чего построены города.

Майор прислонился к стене, сжал в руке бинокль: верный спутник, символ того настоящего, что осталось со времён бурного развития механики.

— Мир — это то, о чём я мечтал. Но теперь, пусть он станет вашим.

Картины детства всплыли перед глазами.

— Мама, — прошептал ветеран двух войн, бесстрашный командир десанта.

— Будь героем, сынок, — ответила мать из призрачной дали.

Айкерс закрыл глаза и в последний раз вдохнул воздух: лёгкий, свежий, прозрачный воздух нового мира.

Вот только места в этом мире найдётся не для всех, потому что есть ещё директива номер триста один, согласно которой Командир не может прекратить сопротивление, не покончив с собой.

Но город решил иначе…