Карнавал в Лукоморье

Блиц Министров

Кощей медленно брёл по тропинке, и мысли роились в голове унылые: «Нет, не любит… Всё Ивашку-царевича ждёт. А ежели сравнить, то и дворец мой побогаче будет, и Лукоморье поболе царства евойного. Да и по уму… я-то и чародей, и мудрец — сколько веков-то живу? А Иван? Ну, кому в здравом уме в голову придёт лягушку лобызать?..»

— Эй, Трифон! — окликнул он проходившего мимо одного из богатырей. — А ну-ка, подь сюды!

Трифон подошёл к царю и поклонился.

— Вот, скажи мне Трифон, — обратился к нему Кощей, — что бы ты сделал, кабы лягушка с тобой заговорила, да поцелуй бы потребовала?

— Со страху бы помер, Вашество! — замахал руками Трифон. — Подумал бы, что либо накануне перебрал, либо умом двинулся!

— Ну, ступай, Трифон, — махнул рукой Кощей.

«То-то и оно… а он целовать начал! Разве ж я мог предвидеть это, когда Василису наказывал? И ведь видел в ней благосклонность ко мне поначалу. Да только нрав у неё всегда был капризный. Никак не могла смириться, что я больший чародей, нежели она. И решил её наказать — пусть посидит, подумает. А уж ежели и расколдуется, то только любовью чьей-то. Уверен был, что в таком образе лишь я и могу любить. И на тебе! — и тут ему в голову пришла мысль. — А что если?..»

И Кощей поспешил ко дворцу.

Василису он нашёл в саду.

— Всё тоскуешь? — спросил он. — Эх, люба моя, было бы по кому тосковать. Ты сама-то Премудрая, а полюбила незнамо кого. Разве ж умный человек станет лягушек целовать? Умный человек за свой ум испужается, коли услышит речь человечью от лягушки.

Василиса глянула на него, повела плечиком и нахмурилась. Кощей же, увидав, что она, вроде как, призадумалась, решил быстренько ретироваться. Пусть подумает! Мешать не станет, а зёрнышко сомнения, глядишь, и зародил.

А сам направился к избушке Бабы Яги.

— Опять ты тут! — покачала головой Яга. — Расклада делать не буду! И не проси. Нельзя гадать так часто, не то всё прогадать можно.

— Ягусечка, — умоляюще произнёс Кощей, — а ну как сейчас поменялось что-то? Раскинь— ка на короля пикового.

— Так и быть, — вздохнула Яга, — раскину, да только на трефового. Гляну, где твой соперник находится, и как скоро тут будет.

Яга бросила на стол карты — те легли веером.

Взглянув на карты, Яга крякнула:

— Эх… болезный ты мой. Посему выходит, что будет он в Лукоморье завтра ввечеру…

Кощей совсем поник:

— И что же делать?

— Раньше нужно было делать! — в сердцах ответила Яга. — Ты на себя-то глянь, в кого превратился! Совсем от любви иссох — кожа да кости. Кому такой дохляк-то приглянётся?

— Да, я кушаю… — пробормотал Кощей.

— Кушаю, — передразнила Яга, — кушаешь всякую заморскую дрянь. С неё и не потолстеешь. Ты вот — на-ка! — пирожков моих поешь волшебных, в тело-то и войдёшь.

Кощей стал жевать пирожки, а Яга внимательно смотрела и что-то шептала про себя.

— Жуй-жуй! Это я ещё чуточки приколдовываю. Ну, вот, — удовлетворённо сказала она, — уже и щёчки порозовели. Покушаешь ещё — и ничуть не хуже наших богатырей станешь.

Кощей дожевал пирожки и вздохнул:

— Ивашку она ждёт… тут уж жуй не жуй. И тоскует шибко. А он завтра и прибудет, как ты нагадала. Ты лучше совет какой дай…

— Перво-наперво, ты сундук, в котором смертушка твоя хранится, с дуба зелёного сыми да Водяному в болото отдай. А то неровён час — доберётся. А из кота воин никакой. Он лишь сказки сказывать умеет. А во-вторых… — Яга умолкла, потом тихо ахнула и засмеялась, — кажись, я придумала! Намедни летала я как-то по миру. И в тридесятом царстве увидала празднество весёлое, что карнавалом зовётся. Обряжаются все на ентом карнавале в кого угодно, да так, что и не узнать, а опосля идут по дорогам с песнями да плясками. Вот я сейчас и удумала… — тут Яга склонилась к Кощееву уху и стала шептать.

А как шептания закончились, Кощей вскочил и, бросив на прощание: «Ну, и Яга! Ну и голова!» — снова побежал к Василисе.

— Люба моя, — заговорил он, приблизившись к ней, — придумал я, как развеселить тебя. Устрою-ка я завтра карнавал. И пройдёмся мы с песнями и плясками по неведомым дорожкам. А карнавал — это…

— Да, знаю я, что такое карнавал, — усмехнулась Василиса, — чай имеется блюдечко с яблочком — в нём и видала! — и осеклась, испугавшись, что Кощей догадается, что она и Ивана видеть могла. А Ивана-то она видела, да совсем недавно, и ведомо ей, что он вот-вот объявится.

Но Кощей так был увлечён своими надеждами, что ничего и не приметил. Зато Василисе его задумка очень даже по сердцу пришлась.

«А наряжусь-ка я бабой Ягой. Авось и удастся ускользнуть незаметно, да вместе с Иваном».

А баба Яга, проводив Кощея, достала из-за печи книжицу волшебную и стала её листать.

— Та-ак, — бормотала она, — где-то тут должно быть… а, вот! Мороки! На минуточку, на часок, на суточки… на суточки, думаю, самое то…

Иван-царевич въехал в Лукоморье аккурат перед самым закатом, как и было нагадано Ягой, и поехал по неведомой дорожке. Но что это? Будто музыка откуда-то доносится…

Иван прислушался. Точно! Да ещё и такая весёлая. Он свернул с дорожки и затаился в кустах. И вскоре увидел странное шествие.

Впереди, рука об руку шли двое: один — не иначе царь морской, второй — весь лохматый, белый. Вроде, как йети — видал таких Иван в книжке с картинками. Откуда ему было знать, что это всего лишь Водяной с Лешим? За этой странной парочкой важно на двух лапах вышагивал кот в одежде школяра и даже с книжкой под мышкой. Рядом с ним ковыляла баба Яга. За ними шла целая толпа девиц, разодетых под благородных дам, в руках у них были бубны, трещотки… Правда, из-под шлейфов торчали рыбьи хвосты. А за девицами выступал богатырь.

«Не богатырь, а одна срамота», — подумал Иван. Потому как на богатыре была лишь шкура, перекинутая через плечо, а в руках дубина. Это сам дядька Черномор нарядился в Геракла. За «Гераклом» же попарно, в ногу, шествовали тридцать четыре медведя! Иван аж замучился их считать. Все мишки были, как на подбор. А как же весело наяривали на балалайках! Правда, один мишка был худее остальных, зато и куда стройнее. А за мишками… сердце Ивана радостно забилось. Она! Его Василисушка!

И пропустив процессию вперёд, Иван кинулся к ней, подхватил на руки, и бросился к коню. Им удалось ускакать незамеченными.

До царства Ивана ещё нужно было ехать и ехать, а потому влюблённые сделали привал в чистом поле. Ах, что это за любовь была! А после уснули оба крепким сном. И лишь ввечеру проснулись. Как глянул Иван на свою Василисушку — в ужасе отпрянул!

— Что с тобой стало, любовь моя! — воскликнул он.

Тут заплакала Яга, запричитала:

— Это опять меня проклятый Кощей околдовал…

— Что же делать? — растерялся Иван.

— А то, что ты с лягушкой тогда делал. Целуй меня, да покрепче и пожарче, авось, и спадёт колдовство.

И хотите верьте, хотите нет, но с каждым поцелуем Яга становилась всё краше и краше. Недаром люди говорят, что любовь творит чудеса.

А Василиса меж тем, воротилась ни с чем во дворец, взяла блюдечко, глянула и… в сердцах плюнула.

«Прав был Кощей, — подумала она, — дурак он и есть!»

А тут и Кощей в светёлку вошёл. Поглядела на него Василиса, А Кощей-то и не Кощей вовсе, а ни дать ни взять — добрый молодец. Помогли Ёжкины пирожки.

А через неделю в Лукоморье снова был карнавал, только на этот раз по случаю бракосочетания царя Кощея и Василисы Прекрасной.