Глава 1

"Мы выбираем дороги или они нас?.." - Часть 2 - 20% текста - Магическая фантастика

В книге использована колыбельная — автор Зауэр Ирина

Владимир с упоением, прикрыв глаза, втягивал носом утреннюю прохладу, а затем медленно выдыхал через рот. Глядя со стороны можно было подумать, что человек старается себя успокоить, проделывая дыхательную гимнастику. А он просто получал удовольствие. Воздух мало чем отличался от того, каким дышал до входа в точку соприкосновения миров, но ему казалось, что тут он намного чище, свежее и холоднее… Последнее ему точно не казалось.

Вдоволь надышавшись, Владимир поёжился, начиная замерзать. Обнял себя и, растирая ладонями плечи, осмотрелся.

— Так… и куда же это я попал?

Желание произнести заклинание и узнать местность, возникшее сразу после перемещения, тут же исчезло.

«Нет, нет, — остановил он себя. — Только не в этом мире».

Владимир стоял у кромки леса. В предрассветном тумане поле, расстилающееся перед ним, казалось фантастическим островом, выплывающим из облаков. А дальше за ним из молочной дымки проглядывали маленькие крыши домов.

— Деревня какая-то… — всматриваясь вдаль, прошептал Владимир. — А тихо-то как… — он оглянулся, взглянул на кроны деревьев, подумав; — «Спят ещё птахи, один я полуночник не сплю», — и, вновь обернувшись к деревне, добавил: — Далековато… но, ничего не поделаешь, нужно идти, — резко передёрнул плечами. — Холодно, однако… и сыро. Я уж промок весь.

Пройдя немного по полю, Владимир стал лучше видеть всю окружающую его местность. Остановился и ещё раз хорошо осмотрелся, покрутившись на месте.

«Или туман начал рассеиваться, или…»

Поле, недавно скошенное, разделялось змейкой дороги. Плотно укатанная широкая колея и совершенно ровная. Никаких выбоин и вдавленных борозд от колёс. Возможно, дождь давно не посещал эту местность или, если и был, так несильный. И тут внимание Владимира привлекла машина. Она находилась ещё довольно далеко, и даже звук от её мотора не должен был долететь до слуха человека, стоявшего в тумане. Может, глаза просто среагировали на движение, когда Владимир осматривался, хотя утреннее марево всё ещё оставалось слишком плотным. Внутренне теперь новоявленный колдун постоянно ловил себя на мысли: «А не произнёс ли я заклинание?» надеясь, каждый раз, что не сделал этого. И сейчас он готов был поверить в то, что заметил машину глазами обычного человека, а не магическими способностями.

После недолгого раздумья, он побежал к дороге, навстречу легковушке.

***

Только к полуночи Владимиру удалось добраться до дома родителей. К себе он даже и не помышлял ехать. Главное, сейчас увидеть мать и отца, и успокоить их.

Этьена сказала, расставаясь с ним, что точка соприкосновения между мирами выведет недалеко от той, какая заманила его в тот первый раз, когда заблудился в лесу и оказался на балу в другом мире. Недалёко… это для того, кто пользуется лборном или хотя бы имеет под рукой такого примитивного робота, как машина. Но в главном Этьена всё же не ошиблась. Владимир действительно оказался неподалёку от своего города, каких-то двести пятьдесят километров, но только с другой стороны от того места, что так круто изменило его жизнь.

Владимиру повезло — остановившийся добрый человек по имени Семён, не побоялся посадить к себе в машину незнакомца, выбежавшего ему навстречу из леса и одетого совсем не по погоде. Не задавая лишних вопросов, водитель угостил пассажира домашними пирогами, испеченными матерью в дорогу, напоил крепким чаем, и пока вёз его, развлекал рассказами о своей семье. Но вскоре Семёну нужно было сворачивать в сторону от развилки, что вела в город и, распрощавшись, он ещё и отдал Владимиру старую ветровку, валявшуюся в багажнике, видимо уже не один десяток лет. Пассажир с радостью поблагодарил его. Холодное осеннее утро не располагало к разборчивости, потому он сразу же и облачился в «обновку».

И вновь повезло Владимиру, когда на трассе заметив появившуюся фуру за пару сотен метров от себя, махнул ей рукой. Большегруз остановился прямо перед ним. Водитель встретил одинокого путника, стоявшего на обочине с улыбкой, и поверил без расспросов, что у того угнали машину. Даже извинился, что не сможет довести до нужного места, потому как его дорога закончится немного раньше.

Потом повезло ещё раз, после сытного угощения дальнобойщиком Сашкой в придорожном кафе, ещё один добрый человек на фуре согласился подбросить Владимира в город. А там уж повезло сразу до самого окончания пути. Хорошо, что помимо банковской карты у него оказалось немного наличных. Кроме таксиста никто не стал брать с него оплату. Да и таксист, глядя на старую, потрёпанную ветровку, совершенно не сочетающуюся с идеально начищенными туфлями и безупречными стрелками на брюках, усмехнулся в усы, догадываясь, что пассажир попал в какую-то передрягу и даже не заикнулся об оплате. Владимир просто положил все деньги, какие были у него, на переднюю панель, и вышел, поблагодарив таксиста. И только в этом момент он вдруг задал себе вопрос, почему ему всё время везёт? Ведь понимал, пропал больше полугода назад и, конечно, уже и карта заблокирована, и сам непросто объявлен в розыск, а, возможно, уже и признан умершим. И если бы отдал сразу деньги тому деревенскому мужику Семёну, то, как бы он добрался до нужного места? Да ещё и кормили его…

Стоя возле дома своего детства он задумался.

Он точно был уверен, заклинания не произносил, но… «А, может, я зря волнуюсь? Вроде и раньше мне жилось неплохо. Просто я не обращал на это внимания. Только тогда, в тот день… я впервые заблудился. Заблудился…» — усмехнулся он, вспомнив слова Этьены. — «Да не заблудился я, а в ловушку попался».

Посмотрел на родные окна. На кухне горел свет. «Мама, наверное, не спит».

Владимир набрал код, надеясь, что его не сменили. Подъездная дверь со скрипом отворилась. Сделав глубокий вдох, быстро проскользнул в подъезд и вбежал по лестнице, а потом долго стоял возле дверей родительской квартиры, прислушиваясь. Никак не мог решиться позвонить. Понимая, что глупо вот так стоять, боясь испугать отца с матерью: «Так можно и до утра дотянуть», — он, вновь глубоко вздохнул, чтобы не передумать и дотронулся до звонка.

Дверь быстро открылась. Отец с газетой в руках и очками на носу, стоял на пороге и смотрел на сына. Иван Степанович совсем не походил на человека, разбуженного ночным звонком. Он, даже будто и не удивился появлению сына, после долгого отсутствия. Приподнял рукой очки и посмотрел, насупившись, как раньше, когда маленький Вовка, возвращался домой из школы с разбитым носом или порванной рубахой.

— Ну, наконец-то, — произнёс Иван Степанович, и принял в объятия сына. — Долго ты на этот раз, долго, — сказал он, похлопывая Владимира по спине. — Заждались мы уже. Ох, заждались. Ну, теперь всё будет хорошо.

— А мама спит? — тихо спросил Владимир.

— Спит, — утвердительно кивнул отец. — Наверняка спит. Ночь ведь. Это я вот сижу, новости читаю, — указал он на газету у себя в руке. И, заметив удивление во взгляде сына, добавил: — В больнице она. Да ты не волнуйся. Прихватило немного. Это Маришка перестраховалась просто.

— В больнице? Давно?

— Нет, вечером в среду плохо стало… показалось ей чего-то, — отец, прислушавшись посмотрел на стену, словно увидел там кого-то. — Напугалась она… — задумавшись, добавил он.

Владимир, ощутив, как чья-то рука сильно сдавила горло, кашлянул. Чувство удушения быстро исчезло. Он даже не успел задуматься, что это было. Иван Степанович продолжил говорить, переведя взгляд на сына:

— У нас как раз Маришка была. Она и вызвала «скорую». А потом настояла, чтобы мать в больничку. Доктор-то сказал, что не сердце тут виновато, и давление нормальное было, видимо, понервничала, — он развёл руками. — Ну и отвезли в больницу. Да и пусть полежит. Подлечат её там немного. А то увидит тебя и опять перенервничает…

— Из-за меня она?..

— Не, — отец отрицательно покачал головой. — Не. Мы же знали, что ты вернёшься. Ты же сам мне сказал тогда.

— Да… — кивнул Владимир. — Хорошо, что ты мне поверил и маму убедил. А среда?.. Это какой день был?

— Так… среда.

— Нет, я хотел сказать, — Владимир резко мотнул головой. — Число какое было?

— Семнадцатое.

— А сейчас сентябрь? — спросил Владимир, вспоминая сон в лесу.

— Сентябрь, — улыбнулся отец.

— А сегодня число, какое?

— Так… — Иван Степанович взглянул на часы у себя на руке, — …уже двадцатое.

— Двадцатое… — задумчиво повторил Владимир. «Значит, я не ошибся в подсчётах».

Владимир принял душ, оделся в лёгкий спортивный костюм, выстиранный мамиными руками, наверное, совсем недавно. Было понятно, что мать ждала его всё время. Ждала и продолжала следить за вещами, чтобы не слежались в шкафу. Продолжала покупать ему разные мелочи: белоснежные носовые платки и такие же носки. В шкафу оказалась и новая рубашка, как всегда белая. Выстиранная и отутюженная, она висела на плечиках, дожидаясь его. Мама, покупая что-то, всегда сразу перестирывала. Владимир помнил, что в детстве ему интересно было наблюдать, как она стирает на доске. Тогда он и себе бы не смог объяснить, почему это так удивляет и даже восхищает его. Ему нравилось смотреть на мамины руки все в пене, нравился запах мыла, каким она стирала. Только теперь, проведя несколько месяцев в другом мире, он понял, почему тогда это вызывало в нём столько удивления.

Он с нежностью провёл рукой по рукаву, помня, как мама делала так же. Она всегда, отутюжив его рубашки и вешая на плечики в шкаф, с улыбкой поправляла рукава и приглаживала так, будто были они не пустые, а одетые на сына. И сейчас, касаясь, белоснежного материала, словно всё ещё хранившего теплоту материнских рук, он ощутил, будто она погладила его по плечу. Завтра он наденет эту рубашку и пойдёт в больницу к маме.

Отец уже нажарил яиц на сале, нарезал хлеб, заварил чай и сел за стол в ожидании сына.

Владимир вошёл в кухню и, сев напротив отца, сказал:

— Ещё в ванной почувствовал, что на сале жаришь.

— Так ты ж такое любишь. Конечно, мамка бы вкуснее сделала…

— Люблю, пап, люблю. И ты тоже вкусно приготовил, — Владимир ел, поглядывая на отца. — А ты не хочешь?

— Не-а, — ответил тот. — Сытый я. Пельменей на ужин варил, тебе бы тоже сварил, да закончились. Так что лопай спокойно, это всё тебе, — по-доброму усмехнулся Иван Степанович. — Лопай, да рассказывай, чего там с тобой приключилось. А то мы тут уже всякие думки думали. Верили, что вернёшься, да вот только понять никак не могли, что произошло-то? Маришка в розыск тебя подала, мы говорили, не спеши, да… — махнул он рукой. — Это она вот сильно переживала, а мы с мамкой… Я сразу ей сказал — вернётся, и не думай о плохом. А уж как машину нашли, ну ту, на какой ты уехал, то Маришка и слушать никого не стала. Это грибники её обнаружили. В августе. А там и телефон твой и куртка… — покачал головой отец. — Искали в лесу, думали, может, где… — он, крякнув в кулак, стараясь скрыть, каково им тогда было. — Ну, да ладно, дело прошлое. Ты вернулся, — протянув к сыну руку, похлопал по плечу. — Вон какой, вроде даже помолодел, как после курорта.

— Вернулся пап, — усмехнулся Владимир. — Да, и, правда, почти на курорте побывал. Но только… ненадолго я, — он посмотрел так, словно просил прощение.

— Опять?!

— Да, пап. Я должен вернуться… Туда.

— А куда это? Хоть скажи. Али нельзя?

— Сказать? Ой, пап… я и сам-то не могу в это поверить.

— Во что, сынок? — чуть наклонился к столу отец, пытаясь заглянуть сыну в глаза.

Владимир тяжело вздохнул, отодвигая сковороду и сложив руки на стол, ответил вопросом:

— Ты хорошо помнишь, как нашёл меня?

— А как же. Словно вчера это случилось, — покачал головой Иван Степанович. — Разве такое забудешь?

— А тебе тогда ничего не показалось странным?

— Ну да, не показалось. Всё было странным… — вздохнув, Иван Степаныч, повернулся на табурете, сев вполоборота к сыну. — На улице грязь, прохладно уж было. Дожди постоянно, всё раскисло вокруг, а на тебе вещи лёгкие, не по погоде совсем. Да и чистенькие все, как из магазина только. И сандалики… — покачивая головой, говорил он, делая паузы, уставившись на плиту, словно видел на ней прошлое, а не вспоминал. — Подошва белая, будто только надели. Ну, никаких на ней следов. Конечно, я не сразу об этом подумал. Это уж потом, всё размышлял. А тогда… Смотрю мальчик такой аккуратненький, чистенький весь… Мы ж там все, как черти грязные были, а я тебя на руки-то взял… а уж потом только подумал, у меня и руки грязные были, и сам я весь… а тебя и не запачкал совсем. Только на щеке грязька прилипла, — он потёр себе щеку, словно вытирая её. — Это я когда вытаскивал тебя из-под лестницы и замарал. Хотел убрать, а только сильнее размазал. А потом уж когда милиция приехала, думаю, странно как-то — лицо я тебе испачкал, а одёжа… — хмыкнул он, — вся чистая. И подошва у сандаликов. Это я заметил, когда тебя женщина там, майор одна… она по делам несовершеннолетних была. Так вот, она на руки тебя взяла, а мне тут эти подошвы в глаза-то и бросились. Думаю, как так?.. Ведь не прилетел ты по воздуху…

— А какая на мне одежда была?

— Какая? — взглянул на сына и тут же вновь отвёл глаза. — Так рубашечка беленькая, красивая такая. С… — он показал себе на грудь. — Тут воротник такой белый, весь из кружавчиков… жабо называется. А кромочка у кружавчиков синяя, как шортики. Прям цвет один в один. Яркий такой синий, но для глаз приятный. Носочки белые и тоже кружавчики у них по краю, как на жабо. И сандалики синенькие, тоже как шортики, цвет в цвет. А подошва у сандаликов белая. Я как обратил на неё внимание, даже потрогал. Ну, майор эта посмотрела так строго, а я ей говорю: «носочек поправил», а сам стою и удивляюсь. Мало того чистая подошва-то, так ещё и странная какая-то. То ли из кожи, то ли из какого-то дерматина была. Сама мягкая, но твёрдая…

— Как это? Мягкая и твёрдая.

— Да я и сам не понял. И не знаю, как и объяснить...

Владимир кивнул. Ведь действительно вся обувь, что надевал в том мире, была вроде и с мягкой подошвой, но вот через неё не ощущалась поверхность, по которой ступал.

— А где эти вещи сейчас?

— Так… — задумался Иван Степанович, пожав плечами, — …наверное, в больнице и остались. Тебя ж из милиции-то туда сразу и увезли, — повернулся он к сыну. — Проверили, здоровый, ну и быстро так… недельки через две, наверное, в детдом и определили. А в каких вещах, я уж и не знаю. Может, и в твоих. Но я их больше не видел, а узнавать, как-то и не думал. Мы-то тебя потом в своём забирали. Мама не хотела казённое. Оно ведь там старое всё, линялое. Она тебе сразу купила вещи, переодели в них и забрали. А я ведь тогда долго искал…

— Что искал?

— Да не что, а кого… Кто-то же потерял тебя? Садики все в округе там обошёл, думал сначала, может, ты с утренника сбежал. Ну, одет-то уж очень красиво был, по-праздничному. Да нигде никаких утренников и не было, и дети из садика не пропадали. На меня даже несколько раз милицию вызывали. Ну и там ничего о тебе не знали. Просили не искать самому, не мешать им, не ходить по садикам, людей не тревожить… А потом уж, как тебя-то нам разрешили забрать, я искать и перестал. Документы бегал, оформлял. Правда, думал… Много думал.

— О чём? — подавшись вперёд, Владимир внимательно слушал каждое слово произнесённое отцом.

— Ну, откуда-то ты должен же был появиться? Ведь не беспризорник, какой. Если такой чистенький весь был, значит, мамка тебя одевала и смотрела за тобой, а потом раз и пропал… и никто не искал… И мамка не искала, — тяжело вздохнул Иван Степанович.

— Не искала… — так же вздохнул и Владимир, выпрямляясь и садясь ровно. — Не искала, потому как, не было у меня… мамки…

— Не было?.. Так что, ты из какого-то детдома сбежал?

— Нет пап, не из детдома…

— Так откуда же взялся? Не из воздуха ж появился?

— Получается, что из воздуха, — усмехнулся Владимир. — Не знаю, как тебе и объяснить… — чувство, что вновь кто-то сжимает горло, остановило его. Он кашлянул, словно поперхнулся, потёр рукой шею.

— Чего ты? — спросил отец.

— Да так, прихватило что-то. Наверное, простыл, — задумчиво ответил Владимир, стараясь понять, почудился ему далёкий голос или действительно его кто-то позвал по имени Эдуард. Он посмотрел на окно, затем встал и подошёл к нему. Мелкие капли дождя тихо стучали по стеклу. Через дорогу, возле дома напротив, стоял, судя по росту и комплекции, мужчина, одетый в чёрный длинный плащ. Казалось, он смотрит прямо на Владимира, хотя его лица из-за сильно надвинутого капюшона не было видно. Но что-то знакомое угадывалось в этом человеке. Несколько секунд и он шагнул назад, скрывшись в тени дома.

Горло сразу отпустило. Дышать стало легче. Не оборачиваясь к отцу, Владимир спросил:

— Марина очень любит фантастику, а вот ты?.. Я никогда не видел, чтобы ты читал что-то подобное… Или читал?

— Да, сынок, прав ты… — покачал головой Иван Степанович, глядя сыну на спину. — Не любитель я такого. Но читал. Маришка-то всегда просила купить, чего-нибудь этакое. Да где было раньше-то взять? Сама бегала макулатуру на талоны меняла. Ну, а уж потом я в магазин на очередь вставал. Ходил, отмечался, покупал ей фантастику. Это сейчас вон всё завалено, а тогда… Маленький ты был, не помнишь.

Владимир кивнул, продолжая смотреть в окно.

— Иногда, если премию хорошую давали, так и на толкучке покупал ей чего-нибудь, — продолжал говорить отец, изредка поглядывая на спину сына. — Там-то раз в десять дороже получалось, но… баловал. Ты-то детективы потом всё просил, да и я только их всегда жаловал. Но пришлось мне как-то и Маришкины книжки почитать. Сначала-то так только просматривал, для порядку. Всё думал, чего это Маришка в этих книгах интересного находит? А уж, как тебя нашёл… стал задумываться. Одна книжка сильно мне в душу запала. Не помню я названия и написал кто, не помню… вот там, как раз о похожем случае было написано. Мужчина один заблудился, да и оказался… в другом мире…

Владимир резко обернулся

— И что? — спросил он.

— С ума сошёл.

— Я вроде не сошёл.

— Не сошёл, — отец встал и, подойдя к сыну, заглянул ему в глаза. — Так что… правда это что ли? Неужто попал куда?

— Вернулся. Я пап тогда попал сюда, когда ты меня нашёл, а потом вернулся.

— Вот оно что… — качая головой, задумчиво произнёс Иван Степанович. —  А я ведь думал об этом и тогда, и потом…

— А я не знал, как тебе сказать.

— Да-а-а… Не было у меня тогда объяснения, откуда ты взялся. Значит, теперь… ты оттуда?.. — он кивнул головой назад. — Ты там был?

— Да пап. И в прошлом году и в этом. И вновь пойду.

— Понятно, — часто закивал Иван Степанович. — Тянет?

— Тянет. Хотя мой дом тут, с вами. Но… Немного побуду и уйду. А вы с мамой не должны о плохом думать. Никогда. Я вернусь. Обязательно.

— Да-а-а… дела, — задумчиво произнёс отец. — Если бы не ты сказал мне такое, не поверил бы. А тебе верю, — похлопал он сына по груди. — Ты всегда был немного другим.

— Ты замечал?

— Конечно. Как же тут не заметишь? Ты ведь наш. Всегда перед глазами, — вздохнув, Иван Степанович вернулся к столу и присел на своё место. Владимир последовал за ним.

— А какой я был? — с интересом спросил он, глядя в глаза отцу, опершись руками о стол.

— Да какой? — усмехнулся Иван Степанович. — Такой и был, словно не мальчишка обычный, а, по меньшей мере — наследник короля. На всех свысока смотрел. Дрался-то ты почему? Да потому, что пацаны для тебя были кем-то на вроде… челяди. Ну, будто они не люди вовсе. Будто права не имели с тобой говорить, пока сам не позволишь.

— Пап, ты мне никогда не говорил… и никогда не наказывал. Я был таким… снобом?

— Да за что же тебя наказывать-то было? Ну, не мать тебя в животе носила, не она родила… ясно, что непохожий на нас. Но ты только взглядом давал понять, что превосходишь чем-то других людей, а словами-то никогда не ругался и не обзывал никого. Кулаки в ход пускал, так и то не первый. Задирали тебя мальчишки, вот ты сдачи им и выдавал… но уж по полной. Мы думали, так и не найдётся для тебя друг. Ведь ни с соседскими мальчишками, ни с одноклассниками не дружился ты никак. А вот нашёлся. Олежка-то смог тебя чем-то привлечь?

— Да, — покачал Владимир головой. — Смог. Наверное, потому что генеральский внук. Я к нему иначе сразу отнёсся.

— Может, и так, — соглашаясь, посмотрел Иван Степанович. — Отец-то его тогда, когда они к генералу переехали, по ранению в отставку ушёл, так и остался полковником. А дед-то знатный был… да и привечал он тебя. Как-то сказал мне: «Надо его в училище военное отдать. Хороший из него командир получится». Да тебя не интересовало это.

— Да, помню я деда Олегова. Пётр Николаевич. Усы такие у него были выдающиеся. Как крикнет, насупится, аж… мурашки по телу. Грозный мужик был, но справедливый.

— Это так, — покачал головой Иван Степанович.

— А Олег-то сам, как?

— Олежка-то? Так что ему сделается. Недавно подполковника получил.

— Так и работает в милиции?

— Так и работает, — кивнул Иван Степанович. — В полиции, — усмехнулся он.

— Ну да, в полиции. Забываю всё время.

— Да я и сам всё никак не привыкну. А Олежка-то теперь начальник. Он нам и помог.

— В чём помог? — удивился Владимир.

— Ну, так с квартирой твоей и со счетами… — виновато посмотрел Иван Степанович на сына — Настоял, чтобы оформили тебя, как… Одним словом выдали нам все документы. Олежка сказал, найдёшься, он тогда сам поможет всё восстановить, а пока так лучше.

— Так я, значит… — сел на табурет Владимир, резко ощутив усталость. Догадывался, но узнать оказалось неприятно. — Я считаюсь умершим?

— Да, — горько улыбнулся Иван Степанович. — Но ты за это не волнуйся, — протянул он руку к сыну, стараясь подбодрить, и чуть коснулся плеча.

— Да не, пап, я так и думал. Наверное, и, правда, так лучше. Не нужно на работу идти объяснительную писать… — криво усмехнувшись, постарался пошутить Владимир.

— Ну, если писать не надо, то, конечно, лучше, — поддержал его улыбкой отец. — Деньги твои нам с мамкой перевели, как прямым наследникам… Они все целые, нам пенсии хватает вполне, так что, как надумаешь…

— Да пусть так и будут, — прикрыл Владимир ладонью отцовскую руку. — Мне, пап, деньги там не нужны. Так только, самая малость… на возвращение.

— Ну, завтра… вернее, уж сегодня утром, как выспишься, пойдем, и снимешь, сколько там тебе надо. А квартиру твою, на Марину переоформили.

— На Марину?.. — не сразу поняв слова отца, удивился Владимир. — А… Ну, и правильно.

— Там Ванька сейчас со своей девушкой живёт.

— Ванька?.. Ой, так он что, уже с армии вернулся? — улыбнулся Владимир, вспомнив племенника. — Ну, правильно, я ведь… И уже с девушкой? Надо же.

— Ну… — чуть разведя руками, пожал плечами Иван Степанович, — Вот так теперь принято у молодых, не хотят сразу жениться, сказали, так поживём, присмотримся, а то вдруг не подойдем друг другу. Ну, пусть поживут, присмотрятся… Девочка-то хорошая, учится в медицинском, на третий курс вот перешла… из хорошей семьи. Мама тоже врач, а отец строитель, какой-то там начальник… одна она у них. Деньгами помогают. А Ванька не пошёл в институт. Работает на стройке, как раз у её отца.

— Сколько у вас тут новостей-то. Ванька-то вырос, поди, ещё?

— Вымахал, — усмехнулся Иван Степанович. — Под два метра. Усы отпустил.

— Усы? Надо же. А как там Валюшка? Мишка как?

— Ой, — улыбаясь, покачал головой отец, — такой непоседа.

— Вырос?

— Растёт, чего ему сделается. Как придут к нам, так всё тут разнесёт. Мать потом полдня по местам раскладывает.

Они ещё долго сидели за столом на кухне. Пока Владимир, слушая рассказы отца, не стал засыпать. Заметив это, Иван Степанович погнал сына в кровать, а сам так и остался сидеть в кухне и обдумывать то, что узнал от него…