Часть вторая. ЛУЧШЕ ИГОРЯ

1.

Для него было принципиально важным, чтобы тот, кто придет ему на смену, пел лучше Игоря Ласточкина. Конечно, это была его самая большая тайна, он никогда не признался бы в этом Лещаку, потому что любил его и понимал, какую боль причинит ему таким признанием. И все же мальчик с огромного портрета, висящего у входа на третий этаж, мучил его всю его певческую жизнь. Да, Андрей пел его голосом, да его постоянно сравнивали с ним, но дело было даже не в этом. Если бы Игорь Ласточкин стал для него обычным конкурентом по сцене, Андрей был бы просто счастлив. Но вся беда как раз-таки и заключалась в том, что Игорь не был его конкурентом. Он был им самим, его вторым я, он жил в нем и пел вместо него. И даром теряли время те, кто пытался утешить Андрея, говоря, что голос у него давно изменился. Да, голос действительно изменился, и всё же Андрей ни на минуту не сомневался, что именно так пел бы Игорь Ласточкин, если бы дожил до своих тринадцати лет. Это мучительное раздвоение иногда приводило Андрея в совершенное отчаяние. Мальчик с портрета был гениален. Десятки раз слушая его записи, Андрей признавал, что это истинная правда. Но ему-то самому от этого было нисколько не легче, потому что Игорь Ласточкин фактически лишил его индивидуальности, отнял половину его личности — ну, пусть не отнял, а купил, потому что взамен Андрей получил деньги и славу. Но как было жить с постоянной мыслью, что Лещак так хорошо относится на самом деле не к нему, а, опять же, к Игорю, к его голосу, к памяти о нем, так неожиданно воплотившейся в Андрее! Это было вдвойне мучительно, потому что сам Андрей любил Лещака совершенно искренне, обеими половинками своего изломанного естества. И если Игорь любил в худруке того Димку, который когда-то нянчился с ним и баюкал его у себя на коленях, то половинка, принадлежащая Андрею, любила Лещака нынешнего и действительно относилась к нему, как ко второму отцу.

Лучше Игоря! Да, только так и не иначе! Андрей уже давно решил, что останется в хоре, только если ему найдется именно такая замена. Но если не найдется, если его поневоле придется заменить другим мальчишкой, пусть даже очень талантливым, но поющим НЕ ЛУЧШЕ ИГОРЯ, тогда Андрей бросит всё и уйдет. Куда? Неважно! Безбедную жизнь он себе уже обеспечил. Можно пойти учиться, можно уехать за границу — можно всё, денег у него хватит. И всё-таки думать о подобном не хотелось, потому что и хор свой Андрей любил.

Маленький, трогательный, заикающийся Сережа Стежар подарил Андрею настоящую надежду, потому что именно он пел лучше Игоря! Прослушав его у себя дома, Лещак пришел в полный восторг и тут же распорядился начать работать с ним, как с первым солистом. Теперь Андрей фактически уже официально сдавал ему дела, и Сережа принимал их — иногда с таким виноватым видом, словно отнимал у Андрея последнее, что у того есть.

— Не думай ни о чем, Серенький, — уговаривал его Андрей в самые тяжелые минуты его застенчивости. — Пой, главное, пой! Теперь твое время. Скоро твой первый большой концерт. К нему нужно подготовиться как следует. Вот твоя цель. Больше тебя ничто не должно отвлекать!

2.

Однажды на улице он совершенно неожиданно встретил Володю Алексеева. Тот окликнул его, и Андрей даже не сразу его узнал — так повзрослел за эти годы бывший первый солист.

— Привет, Андрейка! — сказал Володя, пожимая ему руку. — Это сколько же лет мы не виделись? Вон какой ты стал…

— Да ведь и ты тоже… — улыбнулся Андрей.

— А улыбаешься всё так же, — заметил Володя. — Ну, присядем, что ли?

Они сели на какую-то лавочку. Был конец августа, листва на дереве, под которым она стояла, уже начала желтеть, и на асфальте уже лежали желтые листики. Их было еще не так много, и все-таки это было начало осени. Андрею почему-то стало грустно.

— Поёшь? — спросил Володя.

Андрей кивнул.

— А как Дмитрий Александрович?

— Нормально… Ты чего исчез? Он всё время пытался с тобой связаться…

— Зачем?

— Как зачем?! Ты же знаешь, как он беспокоится.

— Мы уезжали, — сказал Володя. — На Север, в Надым. Теперь вернулись.

— Зашел бы как-нибудь. Он был бы очень рад.

— Да нет, не стоит…

— На меня сердишься?

— На тебя?! Боже мой, Андрейка, за что мне на тебя сердиться! — Володя улыбнулся и положил руку ему на плечо. — Ты-то в чем виноват? Ты мне всегда нравился. Честное слово. Я понимал, что ты талантливее меня, но не завидовал, можешь мне поверить. Я тебе всегда только удачи желал.

— Зачем же ты тогда из хора ушел? Мог бы петь еще год-полтора… Вместе бы пели.

— Да нет, — опять улыбнулся Володя. — Скажешь тоже, вместе!.. Это на фоне твоего-то голоса!..

Андрей опустил голову. На душе у него стало больно.

— Это не мой голос, — сказал он глухо, глядя себе под ноги. — Это голос Игоря Ласточкина. А у меня вообще никакого голоса нет.

Володя удивленно взглянул на него:

— Чего это ты?

Андрей молчал.

— Эй… — Володя слегка качнул его за плечо. — При чем тут Игорь Ласточкин? Что за фантазии?

Андрею не хотелось ничего объяснять, и он снова не ответил.

Володя, видимо, что-то поняв, тоже немного помолчал, потом тихо спросил:

— Я слышал, у вас там, в хоре, какой-то парнишка обалденный появился…

Андрей кивнул.

— Послушать бы его… — сказал Володя.

Андрей вынул из кармана смартфон, открыл видеоплеер и, запустив запись, протянул Володе:

— Вот он.

Сережа пел «Крылатые качели». Володя изумленно впился глазами в дисплей и даже дышать, казалось, перестал, а когда запись закончилась, выдохнул в полном восхищении:

— С ума сойти!..

— Лучше Игоря? — Андрей, как всегда, задал самый главный для себя вопрос.

— Чего? — не понял Володя.

— Я спрашиваю, Ласточкина лучше?

— Да какой там Ласточкин! — воскликнул Володя. — Это же что-то инопланетное! Где вы такого взяли?

— В московских трущобах нашли, — улыбнулся Андрей.

— С ума сойти! — опять воскликнул Володя. — Постой, а это у тебя что? «Лесной марш»?

И ткнул пальцем в иконку.

Открылась запись. Андрей не хотел, чтоб Володя ее слушал, но, раз уж так получилось, возражать не стал. Это было видео, где Андрей и Сережа пели дуэтом. «Нам птицы просигналили подъем. Привычными тропинками проходим мы…» — звенели мальчишки на экране под фонограмму хора, и Володя опять замер в восхищении, только смартфон чуть подрагивал в его руке.

«Такие же девчонки, такие же мальчишки, такие же счастливые, как ты и я!..»

Песня закончилась. Володя медленно вернул смартфон Андрею и долго сидел, ни слова не говоря.

— Чего молчишь? — наконец, не выдержав, спросил Андрей.

— Знаешь, — произнес Володя, не глядя на него, — эта песня… Она мне очень нравится. И мне всегда хотелось спеть ее дуэтом с тобой.

— Что же тебе мешало? — немного удивился такому признанию Андрей.

— Тебе не понять… — вздохнул Володя. — Тебе сейчас сколько? Четырнадцать?

Андрей кивнул.

— А мне весной в армию, — грустно улыбнулся Володя.

— Ты скажи Дмитрию Александровичу, он поможет…

— От армии отмазаться? Да нет, Андрейка, не стоит. Отслужу, как надо, и вернусь. А этого воробья тебе на смену готовят?

Андрей опять кивнул.

— Классная смена! Не посрамит! — сказал Володя и поднялся с лавочки. — Ну, ладно, Андрейка, пойду я. Рад был тебя повидать.

Андрей тоже встал, чтобы пожать ему руку.

Держа его руку в своей, Володя посмотрел ему прямо в глаза и тихо сказал:

— Ты лучший солист за всю историю этого хора, Андрейка. Не Игорь Ласточкин, а ты. Но этот воробей лучше тебя. А значит, лучше Игоря. Правда.

И, повернувшись, пошел вдоль по улице и скоро смешался с толпой.

3.

Чем ближе надвигалась дата первого большого Сережиного концерта, тем больше мальчишка волновался и паниковал. Кончилось тем, что он совершенно потерял покой, весь осунулся и почти перестал спать, так что Лещаку пришлось сделать ему очень серьезное внушение.

— Послушай, Серенький, — сказал он малышу, — так не пойдет. Ты что же это с собой делаешь, а? Да разве можно так волноваться! Ну, концерт, ну, дело важное, кто с этим спорит! Только если так будет продолжаться, ты просто-напросто завалишь всю музыку! Чего ты боишься? Ведь ты будешь не один. Андрей будет петь с тобой, я буду рядом, Виктор Павлович, дирижер, мой большой друг, все время будет на сцене и обязательно тебя подстрахует в случае чего. Ну, давай-ка, успокаивайся и берись за ум, а то и до концерта не дотянешь, сорвешься!

Сережа, кажется, все понял правильно. Во всяком случае, после этого разговора он действительно заметно успокоился и расслабился.

Надо было видеть, с каким сияющим личиком примерял он свой первый концертный костюм! Отпросился показаться в нем маме и на следующий день, захлебываясь от радости и мучительно борясь со своим проклятым заиканием, рассказывал Андрею, как мама счастлива и как ждет не дождется концерта, чтобы из зала посмотреть на своего сыночка. Андрей его прекрасно понимал и от души радовался вместе с ним, потому что в свое время сам прошел через все это. Вообще, это он убедил Лещака построить программу концерта так, чтобы постоянно быть на сцене вместе с Сережей.

— Да вас же сравнивать будут! — поначалу не соглашался худрук.

— И пусть себе сравнивают! — отвечал Андрей. — Пусть видят, что Сережка лучше меня!

— Да зачем тебе это, странный ты человек?

— Нужно! — стоял на своем Андрей. — Мне это нужно, Дмитрий Александрович.

И Лещак в конце концов согласился, потому что и сам понимал, что Сереже нужна поддержка и с Андреем на цене ему будет спокойнее. Было решено, что они споют три дуэта, а остальные их выходы будут чередоваться, если, конечно, не будет вызовов на бис. Всего на отчетный концерт мальчишки готовили двенадцать песен: помимо дуэтов, пять песен — Андрей и четыре — Сережа. Это, конечно, была огромная нагрузка, и основную ее часть Лещак возложил на них в первом отделении. Во втором он собирался выпустить других солистов, а в конце дать еще один дуэт Андрея и Сережи, чтобы таким образом подчеркнуть, что один мальчишка фактически принимает эстафету у другого. Эта идея возникла у него несколько неожиданно, и потом он еще долго винил себя за то, что накаркал…

Как и предвидел Лещак, Сережин успех на концерте был просто потрясающим. В нового маленького солиста с невероятным голосом сразу же влюбился весь зал. На двух песнях из четырех его вызывали на бис. Сережина мама рыдала от счастья, сидя во втором ряду и, похоже, с трудом веря, что и правда присутствует при всем этом. Убегая за кулисы, Сережа тут же попадал в объятия к худруку и Андрею. Глядя, как поёт малыш, Лещак тоже был растроган до слез.

— Умница, умница, воробьишка! — восклицал он, тормоша сияющего от счастья Сережу. — Я горжусь тобой, солнышко! Давай, давай!

И Сережа давал. У него осталась еще одна сольная песня, и он, приплясывая на месте от волнения, смотрел на сцену из-за кулис, дожидаясь, когда Андрей закончит петь «Беловежскую пущу» и придет, чтобы тоже обнять его и еще раз пожелать удачи. Сережа понимал, что Андрею сегодня еще много работать: после Сережи у того было еще три выхода в первом отделении…

4.

На самых высоких нотах последнего куплета «Беловежской пущи» Андрей неожиданно «дал петуха».

Лещак за кулисами окаменел.

Он видел лицо Андрея.

Это было страшное лицо.

Музыка дозвучала, и Андрей сделал какое-то странное движение вперед, словно хотел упасть со сцены в зрительный зал.

Цепкие пальцы Виктора Павловича схватили его за локоть.

— Стоять! — улыбаясь публике, углом рта приказал Андрею старый седовласый дирижер. — Стоять, я сказал! Кланяйся! Да кланяйся же, чудик, никто ведь ничего не заметил!

А зрители как будто и впрямь ничего не заметили. Зал взорвался аплодисментами, и Андрей начал кланяться, как делал это всегда. А потом сорвался с места и опрометью кинулся за кулисы, ничего не видя вокруг.

Лещак подхватил его на руки, прижал к себе:

— Тс-с… Тихо, тихо, сынок! Уже всё, всё. Пойдем. Кто мой воробьишка? Андрейка мой воробьишка! — Замахал рукой ведущему: — Антракт, антракт!

И понес рыдающего и трясущегося Андрея в гримерку.

Сережа провожал их перепуганным взглядом, понимая, что случилась беда.

Занавес медленно закрылся. Нина Васильевна, что-то возбужденно восклицая, побежала на сцену, к детям. Растерянные хористы спустились со своих подножек и потихоньку потянулись за кулисы. Музыканты тоже загомонили, застучали инструментами, поднимаясь со своих мест.

Сережа кинулся к гримерке, толкнулся в дверь, но там было заперто изнутри. Тогда, поняв, что лучше не соваться, он сел на какую-то скамеечку у стены, подпер щеку кулачком, и на ресницах его повисли слезинки.

Нина Васильевна, незаметно приблизившись, положила ладонь ему на голову:

— Ничего, Серенький, ничего… С Андрюшей все будет в порядке. Такое с каждым мальчиком бывает. И с тобой будет когда-нибудь, тут ничего не поделаешь. Не плачь.

Мимо широким шагом прошел Виктор Павлович, остановился возле гримерки, постучал:

— Дима, это я…

Дверь открылась, растрепанный Лещак вышел к дирижеру, обменялся с ним несколькими фразами, пожал ему руку, и Виктор Павлович пошел к своим музыкантам, а Дмитрий Александрович, заметив Сережу, приблизился к нему и присел перед ним на корточки:

— Вот такие дела, воробьишка… Послушай, малыш, у меня к тебе просьба. Большущая-пребольшущая. Ты ведь все песни Андрея знаешь?

Сережа кивнул.

— Вот и хорошо. Понимаешь, какая штука… Сейчас второе отделение начнется, а те три песни, что Андрей в первом отделении не спел, я снять не могу, они в программе заявлены… Потянешь сам? Все три, а? Выручай Андрейку, ему сейчас очень нужна твоя помощь.

Сережа снова торопливо закивал:

— Кы… кы-анечно!

— Ну, тогда все в порядке! — облегченно улыбнулся Лещак. — Значит, решим так: в начале отделения выйдут Сережа Дымов и Саша, а сразу после них пойдешь ты и споешь все три песни подряд. Подготовься пока, соберись с мыслями, слова повтори, а я пойду, народ проинструктирую. Договорились?

Сережа все кивал.

— Спасибо, Серенький, — сказал Лещак и погладил его по голове. — Не волнуйся, все будет хорошо. Ты у нас просто супер!

5.

Так отчетный концерт хора имени Ласточкина неожиданно превратился в сольный концерт Сережи Стежара. Ну и что, что, помимо него, на сцену выходили другие солисты! Их, казалось, никто даже не замечал. Зато Сережа буквально царил над зрительным залом. Он сам не понимал, что с ним такое творится. Он твердо знал лишь одно: надо выручать друга, самого лучшего своего друга. И поэтому был просто в ударе. А публика после каждой песни вызывала его на бис. Мама, любуясь на своего сына из зрительного зала, была на седьмом небе от счастья. А Сережа все нет-нет, да и поглядывал за кулисы, все ждал, все ждал… И дождался. На последней песне Андрей появился у края сцены. Постоял немного, улыбнулся Сереже и снова исчез.

Когда Сережа, все допев, наконец убежал за кулисы, Лещак обнял его и поцеловал в темечко:

— Серенький!.. С меня причитается! Ты умница! Ты просто молодец!

— А как с последним дуэтом, Дмитрий Александрович? — нараспев спросил вконец от всего ошалевший мальчишка.

— Андрей выйдет, — вдруг ответил Лещак. — Там высокие ноты брать не надо, так что, думаю, обойдется. Да и твоим голосом все покроется в случае чего. Так что отдохни пока, у тебя минут двадцать есть, а потом пойдете концерт завершать.

— А к Андрею можно? — робко спросил Сережа.

— Сейчас не надо, малыш, — возразил Лещак. — Дай ему сосредоточиться.

И Сережа все понял. В том числе и то, что Андрей собирается совершить настоящий подвиг, выйдя на сцену после только что случившегося с ним потрясения. Малыш прекрасно осознавал, чем рискует его друг. А если не пойдет песня? А если голос снова сорвется? Переживать фиаско второй раз? А если не переживет?.. И Сережа поклялся, что будет изо всех сил страховать Андрея и споет так, что, даже если голос его друга снова дрогнет, этого не заметит никто. Даже Лещак.

Ассистентка Нины Васильевны Оля принесла для Сережи из буфета пирожки и чай. Он пожевал без всякого аппетита, но на душе после этого стало немного веселее. Потом он увидел, как в комнату, где был Андрей, вошла гримерша Светлана Борисовна, и понял, что сейчас Андрея будут приводить в порядок перед выходом. Минут через пять гримерша вышла, остановилась перед Сережей, окинула его усталым взглядом:

— Господи, да что же вы все патлатые-то такие!.. Иди сюда!

И принялась прямо на ходу причесывать малыша и брызгать ему на голову из небольшого баллончика.

Появился Лещак. На нем от волнения буквально не было лица.

— Готов, Серенький? — спросил он.

Сережа закивал.

— Ну, ладно, с Богом! — худрук потрепал его по плечу и заглянул в гримерку: — Андрюша?

Андрей что-то невнятно ответил ему и через несколько секунд вышел сам.

И Сережа ахнул: Андрей улыбался, красивый, стройный, подтянутый, как всегда, словно ничего и не случилось. И тогда, глядя на своего друга, Сережа впервые понял, что значит настоящий профессионал. Это когда в любой ситуации, как бы плохо тебе ни было, ты улыбаешься, выходишь на сцену и работаешь, потому что идет концерт и тебя ждет зритель. «Я буду как Андрей! Обязательно буду!» — решил Сережа и тоже заулыбался, как и положено тому, кто собирается выходить на сцену и исполнять финальную песню.

6.

И они исполнили финальную песню. Они. Сережа и Андрей. И зал провожал их, аплодируя стоя. Трижды они выходили на поклон перед закрытым занавесом, зал скандировал: «Ма-лад-цы! Ма-лад-цы!», а Сережа видел, что Андрей уже еле держится на ногах. И когда, наконец, всё кончилось, Лещак сгреб их обоих в охапку и потащил к выходу:

— Всё! Домой, домой! Хватит на сегодня! Дядя Леша, вези их ко мне! Обоих! Давай!

Он вручил мальчишек шоферу с рук на руки, а сам побежал улаживать еще какие-то дела.

И дядя Леша повез.

В джипе, на заднем сиденье, Андрей сразу заснул, как будто выключился, и Сережа всю дорогу просидел неподвижно, чтобы случайным неосторожным движением не спугнуть сон своего измотанного друга.

На квартире у Лещака мальчишек ждал королевский ужин, но есть ни тому, ни другому почему-то не хотелось. За столом они все время молчали, ковыряя вилками в своих тарелках. Сережа понимал, что Андрею вряд ли нужны какие-либо слова и утешения, да и вообще, каждое лишнее слово сейчас скорее причинило бы ему боль, чем утешило. И всё же малыш чувствовал, что его присутствие, пусть даже молчаливое, Андрею просто необходимо.

Когда они вышли из-за стола, Андрей взял Сережу за плечи, повернул к себе лицом, глубоко заглянул ему в глаза и сказал негромко:

— Сцена теперь твоя, Серенький. Я очень рад за тебя.

А у Сережи в груди вдруг что-то буквально перевернулось после этих слов. Он крепко обнял Андрея, ткнулся лицом ему в рубашку и заревел во весь голос.

Андрей не ожидал этого и растерялся.

— Ну что ты, Серенький?.. — бормотал он, перебирая малышу волосы. — Не надо… Это ведь нормально… Так всегда бывает… Знаешь, как я тебе благодарен! Ты настоящий друг. То, что ты сделал для меня сегодня, я всю жизнь не забуду…

А к ночи у Андрея поднялась высоченная температура, и он впал в беспамятство.