14.

Я — камень. Усталый, мшистый валун на вершине утёса в Северном Уэлльсе. Дикое, мрачное море бьётся о скалы, словно раненый зверь, запертый в клетке. Оно хочет разрушить каменные прутья и вырваться на волю, но… Море не понимает, что свободы не существует. Просто клетка становится больше, а сил — меньше. Камень лишён чувств, но мне нравится смотреть на его тщетные попытки освободиться.

Приливом на тонкую линию пляжа выносит всякую дрянь, ерунду, которую не смогло поглотить даже море. Сегодня там обломки корабля: сорванная грот-мачта, словно фатой опутанная парусом, шпангоуты, доски… Вынесло даже штурвал. С вцепившейся в него мёртвой хваткой рукой рулевого. Знать, важным господином был — плотному английскому сукну не повредила даже морская соль, уэлльское солнце любуется своим отражением в адамантовом перстне, ухоженные пальцы словно бы впаяны в холодность дерева, а ниже локтя — пустота, обрамлённая венчиком бесцветных лохмотьев. Как будто и не было человека.

И меня нет. Я — всего лишь сон старого попрошайки, делящего свою продуваемую всеми ветрами каморку под самыми звёздами с таким же одиноким и старым, как и он сам, котом. И им радостно внутри созданной клетки. Они абсолютно свободны. А я растаю в рассветной дымке над Парижем и снова буду наблюдать за осатаневшим морем с вершины утёса в Северном Уэлльсе.