7

Спиртобоя душила обида. Ему было очень горько от осознания того, что с ним так поступили его близкие друзья. Конечно, они иногда подшучивали над ним, но шутки всегда были добрыми и безобидными. Оставить его одного на острове, на котором бродит медведь, не смог бы даже самый изощренный злой шутник, но именно так поступили его друзья. От этой мысли ему хотелось выть, но вспомнив о близости медведя, Николай передумал, решив оставить это занятие на более безопасное время. Страх перед медведем заглушил горькую обиду. Надо было предпринимать какие-то действия, чтобы обезопасить себя. Скомкав брезент и взяв его в охапку, Спиртобой поднялся по тропе к зимовью. Осмотрев постройку, и внутри и снаружи, он остался доволен результатами осмотра. Небольшие окна зимовья были забраны решеткой, сваренной из толстых арматурных прутков. Сам размер оконцев позволял медведю засунуть внутрь зимовья разве, что голову. Массивная дверь, изготовленная из толстых лиственничных плах, запиралась изнутри мощным засовом. Как у всех северных жилищ, двери открывались внутрь помещения. Делается это для того, чтобы сильный снегопад, обычный на севере, не заблокировал дверь снаружи. В противном случае выход из жилища становится очень проблематичным. Стены зимовья были срублены из толстых лиственничных бревен. Своим видом зимовье напоминало английскую крепость блокгауз, времен освоения Дикого Запада и войн с индейцами. Поразмыслив немного, Николай пришел к выводу, что живя на одном острове с медведем, он рано или поздно, неизбежно столкнется с ним. Поэтому надо сделать то, что исключит любую возможность столкновения. А для этого надо превратить зимовье в крепость, находящуюся в осаде, с запасом необходимого количества продуктов и воды. Иными словами, обеспечить полную, насколько это возможно, автономность своей жизни от островного мира. Приняв решение, Николай, с опаской озираясь, быстренько перенес, с лабаза в зимовье, двухнедельный запас продуктов и заполнил водой двухсотлитровый оцинкованный бак, стоящий в углу жилища. Нарубил дрова для печки «буржуйки», находящейся, под ближним к зимовью, навесом и служившей для приготовления пищи в летнее время. Затем, прикинув расстояние до отхожего места, в виде большого скворечника, сколоченного из тонких жердей, отрицательно покрутил головой и в десяти метрах, от входа в зимовье, выкопал неглубокую ямку для отправления физиологических потребностей своего организма. После всех хлопот по обустройству, Николай запер дверь и, разложив на нарах, найденный им среди вещей экспедиции, спальный мешок, прилег отдохнуть. Взяв в руки старый журнал, начал читать, с трудом пытаясь осмыслить прочитанное. Измученный алкоголем организм, требовал отдыха и вскоре, выронив журнал, Николай заснул.

Проснулся он вечером. Поднявшись с нар, Николай посмотрел в окно и прислушался. Стояла какая-то необычная гнетущая тишина. Не было слышно шума деревьев, щебетанья птиц и даже надоедливое жужжание мух стихло. Зачерпнув жестяной кружкой и отхлебнув немного воды, Николай отпер дверь и осторожно высунул, в образовавшийся проем, голову. Увиденное его успокоило и, широко открыв дверь, он вышел. Потянувшись и, сделав несколько энергичных взмахов руками, Николай принялся готовить ужин.

За время его сна погода изменилась. Весь небосвод затянуло черными грозовыми облаками. Кругом потемнело, и все живое куда-то попряталось. Все замерло. Тяжело опустив хвойные лапы, не шелохнувшись, стояли высокие лиственницы. Прекратился стрекот насекомых в высокой траве. Замерли без движения листья на осинах и кустах черемухи. В душном воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветра. По всем признакам, назревала сильная гроза, а то и буря.

Приготовив ужин из макарон и консервированного мяса, Николай присел покурить. Дымя сигаретой, он осматривал грозовое небо и притихшую тайгу. В нем нарастало какое-то смутное беспокойство, предчувствие чего-то грозного и опасного. Прибавилось ощущение того, что кто-то за ним наблюдает. Чей-то тяжелый взгляд давил на затылок. Повернувшись в том направлении, Николай явственно ощутил исходящую оттуда опасность. Ему уже было знакомо это ощущение. В прошлом он сталкивался с подобным и совершено не желал его повторения. Резкий порыв ветра смахнул со стола пустую консервную банку, со звоном покатившуюся по земле. Зашумели деревья, клоня вершины к земле. Видимая от зимовья, часть реки покрылась волнами. Упали первые крупные капли дождя. Николай, забыв о своих ощущениях, подхватил котелок и вошел в зимовье. Разыскивая керосиновую лампу, Николай обнаружил, в вещах экспедиции, электрический светильник с комплектом батареек и два мощных фонаря. Включив светильник, он тщательно запер дверь и сел ужинать. Начавшийся дождь перешел в сильный ливень. Падающие на крышу зимовья, струи ливня создавали громкий ровный шум. Оглушительно гремели раскаты грома. Время от времени Николай замирал, вслушиваясь в звуки происходящего за стенами зимовья. Там же, начиналась настоящая вакханалия стихии. Ливень превратился в сплошной поток воды. Ветер все усиливался и скоро грозил перейти в бурю. Шум леса напоминал гул реактивного самолета. Николай с беспокойством, осматривал потолок зимовья, боясь протечек. Волей обмана, ставший сторожем чужой собственности, он, привыкший к бережливости, хотел предотвратить порчу, такого необходимого в тайге, имущества. Заметив в двух местах протечки, Николай подставил под капли прямоугольные капроновые боксы, непонятного назначения, из имущества экспедиции. Закончив ужин и пристроив в изголовье нар светильник, он прилег поверх спального мешка. Устроившись поудобнее, Николай выключил светильник и, закрыв глаза, попытался уснуть. За стенами зимовья, уже в полную силу бушевала буря. Стук веток близстоящих осин о крышу зимовья, треск ломающихся сучьев лиственниц, грохот падающих деревьев и рев ураганного ветра создавали поистине чудовищный шум. Николай вместе с экипажем, нередко, спасался от подобных стихийных явлений, в тихих протоках и был к ним привычен. Не настолько, конечно, чтобы не обращать внимания на это явление природы, а настолько, чтобы предусмотреть максимально лучшие способы защиты. В этих местах такое случается довольно часто и нередки случаи выбрасывания сильным ветром, крупных судов на берег, по вине зазевавшегося экипажа. А Николай, убедившийся в надежности зимовья, пытался заснуть, но вспомнив неприятные ощущения, которые он испытал перед бурей, встал и, пройдя к холодной печке, закурил. Слабый свет белой ночи, просачиваясь через окна зимовья, позволял разглядеть очертания предметов. Испытывая душевный дискомфорт, он пытался разобраться в своих ощущениях, вспоминая былое. А ведь был и тяжелый взгляд, ощущаемый кожей затылка и тревожное чувство опасности.

Два года назад, глубокой осенью, у Спиртобоя наступил период черного невезения. В тот год ему, почему то особенно не везло. После окончания навигации, по сложившейся традиции, его и КПСС перевели в штат подсобного хозяйства рыбколхоза. Ежедневно выезжая на дальние сенокосные угодья, они регулярно снабжали сеном откормочную площадку хозяйства. КПСС будучи человеком технически грамотным и обладая пытливым умом, разработал и огласил Николаю «рацпредложение», которое, по его мнению, облегчит их нелегкий труд и освободит, для их же приятного досуга, уйму свободного времени. Мысленно представив себе, столь приятные перспективы, Николай согласился. Суть «рацпредложения» была гениально проста. Надо было изготовить металлические широкие, но короткие по длине, сани. Жестко закрепить на них комлевую часть десяти шестиметровых бревен, так чтобы вершинная часть свободно скользила по снегу. Называлось это сооружение волокушей и прицеплялось к трактору мощным дышлом. Трактор, задним ходом, вгонял заостренные свободные концы бревен в стог и он, опоясанный тросом, въезжал, при помощи лебедки, установленной на тракторе, на волокушу. Производительность труда, при этом, возросла чуть не в три раза. Семен с Николаем заслужено проводили свободное время в хлопотах в личных хозяйствах или за бесконечными разговорами в баре пивзавода. Но такая приятная жизнь длилась недолго, всего два месяца. Потом наступила черная полоса.

В очередной поездке за сеном, случилось происшествие, заставившее общественность поселка, в который уже раз, обсуждать незадачливую жизнь Спиртобоя и его невероятную способность попадать в неприятные ситуации. Все сочувствовали его супруге и жалели ее за то, что продолжая жить, несмотря ни на что, с Николаем, она обрекает себя на беспросветное существование. Им было абсолютно непонятно, как такое можно терпеть и относили ее к разряду святых мучениц, но она, зная его как никто другой, лишь улыбалась. Зная его добрый бесхитростный характер, веселый и отзывчивый нрав, она была твердо уверена, что все его неприятности временны и то, что они, рано или поздно, улетучатся без остатка. Зная, как Николай мечтает о сыне, она чувствовала свою вину за то, что не может забеременеть, но ни разу, за совместную жизнь, он ни в чем ее не упрекнул. Общественность и не догадывалась, что она живет в счастливом браке.

В тот день было все как обычно. КПСС, трактором вогнал концы бревен в стог. Спиртобой, взяв в руки трос, опоясал им стог сена и закрепил крюк троса к кронштейну. Решив, поправить, спиралью перекрутившийся, трос в секторе, невидимом Семену, он сделал рукой предупреждающий знак и скрылся за стогом. Распутав трос и продолжая удерживать его в руках, во все горло, заорал: — Включай! Заскрежетала лебедка. Трос резко дернулся и, вырвавшись из рук, захлестнул петлей туловище Николая. Затем неимоверной силой, быстро втянул его, головой вперед, в стог сена. Сильная боль пронзила Николая, и он потерял сознание. КПСС, увидев, надвинувшийся на волокуши стог, отключил лебедку и, удобно устроившись на сиденье трактора, закурил сигарету, ожидая напарника. Закончив курение и обеспокоившись отсутствием друга, КПСС выпрыгнул из кабины и, обходя стог, наткнулся взглядом, в торчащие из сена, серые валенки Николая. Мгновенно поняв, что случилось, матерясь и плача одновременно, он, спотыкаясь, забегал вокруг, освобождая трос. Отцепив один конец, он сильными рывками вырвал, глубоко врезавшийся в сено, трос и, ухватив за ноги, выдернул Николая из стога. Несколькими резкими шлепками по щекам, Семен привел в чувство друга и облегчено протяжно выдохнув, рухнул возле него на колени, в снег. Открыв глаза, Николай застонал, болезненно сморщившись, попытался пошевелить, неестественно согнутой, правой рукой и громко вскрикнул. КПСС, страшно сквернословя, помог Спиртобою взобраться в кабину трактора, отцепил волокушу и, усевшись за рычаги, со всей доступной скоростью, доставил друга в больницу. Позже, уже в больнице, провожая Николая до палаты, Семен, вдруг неожиданно заявил:

— Ну, ты наделал дела. Меня чуть до инфаркта не довел и если-бы не твоя рука, ни минуты не задумываясь, убил бы.

— Я, когда очнулся, то видел, как ты вытирал слезы. Ты, что плакал?

— Еще чего! Было бы из-за кого плакать. Ишь, что выдумал — ответил Семен, повернулся и широко шагая, удалился.

Перелом оказался сложным, и лечение проходило в стационаре. На Спиртобоя повесили конструкцию из никелированных трубок, почему то называемую «вертолет» и закрепили в ней руку, с наложенной гипсовой повязкой. Лечение проходило успешно и спустя полтора месяца, Николая выписали из больницы.

На следующий день, сдав в контору больничный лист, Спиртобой направился в диспетчерскую, с целью обсудить с Подводником, план предстоящего ремонта самоходки. Проходя мимо строящегося гаража и увидев в числе строителей Семена, он, в силу своего характера, незамедлительно включился в трудовой процесс. Строители монтировали тяжеленную балку квадратного сечения над воротным проемом гаража. Подняв ручными талями на высоту, строители устанавливали балку, на предназначенное ей место. Став в воротный проем, Николай, запрокинув верх голову и размахивая руками, принялся активно руководить процессом.

— Правее…. Еще правее. Так-так. А теперь левее…. Еще чуть-чуть — кричал он. В какой-то момент, строители не смогли удержать балку, и она рухнула вниз. Строители в один голос предупреждающе вскрикнули, но было уже поздно. Балка, в свободном падении, попутно ободрав Спиртобою нос, припечатала носки его ботинок к земле. Дикий крик разорвал пространство вокруг гаража. Строители, горохом посыпались со стен гаража, матеря незваного «руководителя». Откинув в сторону балку, они погрузили стонущего Спиртобоя, в подвернувшуюся машину и, предоставив ему в качестве сопровождающего КПСС, отправили в больницу. Пожилой хирург, увидев Спиртобоя в роли пациента, во второй раз за столь короткое время и в том же сопровождении, несказанно удивился, выдав:

— Ну, надо же! Кому расскажи, так не поверят же. Что же, голубчик тебе так не везет — и, поправив очки, задумчиво добавил — Горбатого, видимо, только могила исправит.

— Спасибо доктор, успокоили — ответил Спиртобой.

При осмотре выяснилось, что у Николая раздроблены большие пальцы обеих ног.

На этот раз, лечение Николай проходил дома. Супруга окружила его заботой, уютом и покоем. Он даже слегка поправился на всех вкусностях, которые ему готовила жена. Спустя месяц, ему выдали в больнице справку, о направлении его на работу, с легкими условиями труда. Явившись пред ясные очи директора предприятия, с оной справкой, Николай получил от него предложение, поработать молотобойцем в кузнице. Увидев, ошарашенный взгляд Николая, он рассмеялся и направил его сторожем на склад рыбколхоза. Отработав одну смену, Николай записался в районную библиотеку и таскал оттуда на дежурство книги, предпочитая, почему то, в основном, любовные романы. Спиртобой даже стал подумывать о том, что жизнь налаживается и, что все неприятности позади, но не тут то, было.

В начале апреля месяца, который в этих широтах никто не назовет весенним, голодные медведи, вылезшие из берлог, начали разорять склад, на котором работал Николай. Территория склада, огороженная, почерневшим от времени, трехметровым забором, своим дальним краем, упиралась прямо в тайгу. В том месте находился дощатый навес, с хранящимися под ним, замороженными брикетами сорной рыбы, предназначенной для откорма чернобурых лисиц, на звероферме. Сильный запах рыбы, как магнитом, притягивал голодных хищников, потерявших от голода, страх перед человеком. После второго набега хищников, директор рыбколхоза, обратился за помощью к начальнику местного отдела внутренних дел, в звании подполковника милиции. Подполковник был мужчиной небольшого роста, болезненного вида и очень худощавого телосложения. Большой вытянутый нос и близко расположенные косящие глаза, дополняли эту личность. По давней традиции, сложившейся в поселке, народ окрестил его прозвищем Обморок. Местные остряки, частенько задавались вопросом, а не испытывали ли на нем в каком-нибудь концлагере, запрещенные препараты, фашистские изверги. Их не смущало даже то обстоятельство, что Обморок, являлся мастером спорта по боксу. Войдя в положение, Обморок прислал своего сотрудника, капитана милиции по имени Сергей. Опытного охотника, имевшего на своем счету то ли восемнадцать, то ли двадцать добытых им медведей. Осматривая место преступления, Сергей узрел чердачное окно, на торце близко расположенного бревенчатого склада и определил чердак, как место наиболее удобной засады. Длинное здание склада, кишкой протянулось аж до сторожки, в которой восседал Николай. Так же, он наметил и путь подхода к месту засады, через лаз на чердак со стороны сторожки. По просьбе Сергея, Николай затащил на чердак большой старинный табурет, стоявший без надобности, в углу сторожки. Осуществив все приготовления, Сергей удалился, пообещав вернуться вечером.

Сергей появился в семь часов вечера, после того как Николай, щелкнув рубильником, включил освещение территории склада. Он был тепло одет и вооружен штатным автоматом Калашникова, с полным магазином патронов. На ехидный вопрос Николая, не хочет ли он на складе развязать третью мировую войну, серьезно ответил, что всякое бывает, особенно при охоте на медведя. Посидев немного и выпив чашку чая, любезно предложенную Николаем, Сергей полез на чердак.

Спустя полчаса, зазвонил телефон в сторожке. Подняв трубку, Николай услышал женский голос, представившийся женой Сергея Леной. Взволнованным тоном, она настойчиво попросила его, позвать Сергея к телефону. Чертыхнувшись, Николай выполнил ее просьбу. Пришедший Сергей, коротко переговорил и, положив трубку, обратился к Спиртобою:

— Николай! Мне нужно отлучиться на часок. Ты бы присмотрел за автоматом. Я его на чердаке оставил.

— Да ты что! А если медведь придет?

— Да не придет он. Рано еще.

— Ну, тогда принеси автомат сюда. Здесь и присмотрю.

— Тороплюсь я. Ты посиди немного на чердаке. Ничего же не случится. Да и я вернусь быстро.

— Хорошо, но недолго.

— Да, забыл сказать, патрон в патроннике, автомат на предохранителе. Но ты лучше не трогай его.

— Не буду, конечно. Зачем мне это.

Пробравшись на чердак, Николай выглянул в окно и увидел ярко освещенную площадку перед навесом, покрытую выпавшим днем, снегом. Снег, переливаясь холодным светом, искрился в лучах мощного прожектора, установленного на крыше склада. На фоне белого снега, особенно контрастно, выделялись полоса черного забора, а за ним, как будто обгоревшие, стволы безхвойных лиственниц. Оттуда веяло пугающей неизвестностью. Николай, всем телом до зябкой дрожи, ощутил исходящую из чащи, заснеженного леса, смертельную опасность. Это ощущение было настолько реальным, что Николай невольно отшатнулся от окна. Передернувшись всем телом, он присел на табурет, запахнул плотнее короткий полушубок и, уткнувшись носом в теплый воротник, задумался. Надо успокоится, думал он, чувствуя боль в висках и участившееся сердцебиение. Растерев пальцами виски и лоб, Николай постарался отвлечься от неприятных волнений, переведя ход мысли, в другое приемлемое русло. Думал он о предстоящей навигации, о подарке жене в ее день рождения, совпадающим с Днем Космонавтики, о будущих детях, которые у него обязательно появятся, о неприятностях, свалившихся на него и, которые обязательно прекратятся.

Мысли Николая были прерваны самым неожиданным образом. Внезапно за окном раздался громкий треск дерева и спустя мгновение, грохот. Вздрогнув и резко пригнувшись, Николай замер. Послышался скрип снега под чьей-то тяжелой поступью. Привстав с табурета, Спиртобой осторожно выглянул в окно и обомлел. Громадный медведь, вывалив целое прясло гнилого забора, медленно, принюхиваясь, продвигался к навесу. В каждом движении этого зверя, ощущалась скрытая неукротимая мощь. Выпуклые мышцы медленно перекатывались под шкурой. Свалявшаяся шерсть клочьями свисала с боков этого чудовища. Один вид дикого зверя внушал Николаю, переданный далекими предками в генной памяти, первобытный ужас. Окаменев, Спиртобой заворожено наблюдал за медведем. Подойдя к навесу, зверь, одним движением, сдернул со штабеля брикет мороженой рыбы и, обнюхав, с хрустом вгрызся в него. Поедая рыбу, медведь, будучи настороже, время от времени, медленно озирался, поднимая голову и принюхиваясь. Николай вдруг осознал, что он находится в укрытии, в относительной безопасности и, исходя из этого, надо что-то предпринимать. Зверь настолько впечатлил его, что он забыл про оружие. Николай потянулся за автоматом и, захватив рукой ремень, он осторожно подтянул его к себе. Не спуская с медведя глаз, он взял оружие в руки и медленно приложил к плечу. Осторожно нащупав предохранитель, Николай нажал на него и услышал громкий щелчок. Зверь гибко вскинулся на задние лапы и, оскалившись, уставился неподвижным взглядом, прямо в глаза Николаю. Тяжелый, давящий, ощущаемый кожей, взгляд зверя, обнаженные клыки и негромкое угрожающее рычание гипнотически подействовали на человека. Липкий пот покрыл все тело Николая. Глядя в глаза медведю, Спиртобой замер, не в силах нажать на курок. Глаза зверя, казалось ему, излучали неукротимую ярость, дикую древнюю силу, способную разорвать любого врага и в то же время непоколебимую уверенность в превосходстве над слабым существом человеческого рода. Несколько томительных секунд они простояли, глаза в глаза. Человек и Зверь. Наконец, медведь, услышав шум, подъезжающей к сторожке машины, мягко опустился на передние лапы и, не спеша, оглядываясь на Николая, перебрался через поваленное прясло и скрылся в тайге.

Николай обессилено опустился на табурет. Тяжело дыша, он пытался унять разбушевавшееся сердце. Руки тряслись и, опустив автомат на колени, он сунул их в подмышки, согнулся и замер. Перед его взором все еще были пронзительные глаза зверя. В таком положении его и застал, вернувшийся Сергей.

— Что случилось — с беспокойством спросил он. Николай, молча, кивнул на окно. Сергей, выглянув, увидел на снегу медвежьи следы и последствия его визита.

— Ты стрелял? — удивлено спросил он — Я не слышал выстрелов. Ты почему не стрелял?

— Я не смог — ответил Николай — Нет, я не струсил. Я просто не смог — помолчав, добавил — Ты понимаешь, Сергей? Когда я увидел его глаза…. Как он на меня смотрел…. И я просто не смог. Внимательно посмотрев на Николая, Сергей тихо сказал:

— Да, я понимаю тебя. Я же говорил тебе, что на охоте на медведя, случается всякое.

С этой ночи, визиты медведей на склад прекратились. Сергей, отсидевший три ночи, за неделю, в засаде впустую, пошутил:

— Спиртобой, видимо, знает волшебное медвежье слово. Я вчера побегал на лыжах в округе, ни одного свежего следа не нашел.

— Все может быть. Человек, вечно попадающий в неприятности, просто не выдержал бы и давно бы повесился, а этому все, как с гуся вода. Нисколько не удивлюсь, если это и в самом деле так — очень серьезно ответил ему директор рыбколхоза, « человек, с большим чувством юмора». Такое длинное прозвище ему присвоила общественность поселка, после курьезной истории с присвоением названия самоходке «Лили».

После всей этой истории, Спиртобой, в течение двух месяцев, громкими криками будил ночами супругу. Ему снился, один и тот же, повторяющийся кошмар — стоящий на задних лапах, громадный медведь, устремивший в него, тяжелый неподвижный взгляд.

За стенами зимовья происходило что-то невообразимое. Николай не мог припомнить за свою жизнь, что-то подобное этой буре. Ветер с ревом набрасывался на стены зимовья, осыпал крышу жилища обломками сучьев, громко шуршал по рубероиду, которым была обшита крыша. Грозно шумела тайга. С грохотом и стоном рушились вековые лиственницы, не выдержавшие напора разбушевавшейся бури. В зимовье заметно посветлело, и Николай подошел к окну. Короткая белая ночь уступала свои права начинающемуся дню. Глядя в окно, Николай смотрел на гнущиеся стволы лиственниц, на очищающееся, от черных туч небо, как вдруг услышал, сквозь шум ветра, приглушенный, длившийся несколько секунд, яростный рев медведя. Это было настолько неожиданно, что Николай, резко отпрянув от окна, замер, напрягая слух. Перед его глазами возник давний кошмар, в виде взгляда зверя. Не дождавшись повторного рева, Спиртобой, усилием воли прогнал наваждение и, пройдя к нарам, лег, не раздеваясь, поверх спального мешка. Услышанный им рев и возникшее вслед наваждение, он отнес к последствиям неумеренного употребления водки, в день прибытия на остров и дал себе зарок не пить ничего более крепкого, чем пиво. Он и раньше не употреблял спиртного больше, чем требовалось для создания хорошего настроения, снятия нервного напряжения или же усталости, но напрочь отметать веселящие напитки, посчитал, все же, неправильным действом. С этой разумной мыслью он и провалился в глубокий сон.