Глава первая. Потоп

Егор с детства был хилым, болезненным мальчиком. Он мало чем увлекался, скучно проводил детство, отца не знал, а мать умерла раньше, чем он смог хорошо ее запомнить. Мальчика к себе взял дед, отец матери, но заставить Егора чем-нибудь увлекаться не мог. В маленькой деревне из десятка старых домиков, тогда уже не оставалось детей, и почти одни старики здесь доживали свой век, такие же ветхие, как и маленькая деревенька, спрятанная за неприметным полустанком в десятке километров от большого города. Дед мальчика, человек суровый, не решался давить на маленького Егора лишь потому, что память о смерти дочери еще бередила и его мысли. И все же, старик глядел на мальчика с недовольством, понимая, что Егора нужно чем-нибудь занять. Впрочем, случилось так, что мальчик сам резко переменился. Было это давно, хотя в деревне до сих пор все с ужасом вспоминают ту беспокойную неделю, пусть и говорят об этом не часто. Поначалу, долго шли проливные дожди, все прятались в домах и радовались, что успели собрать в погребах урожай, закатать банки и закончить работы, не зная, что впереди их еще ждет испытание. Егор к удивлению деда не слишком боялся. На улице неделю шел дождь, вода поднялась уже до порога, единственную улицу затопило, дрова промокли и сушились в доме, рядом с печью, а света уже несколько дней не было. Старик не мог знать, что мальчик глядит на его суровое, почти всегда одинаково спокойное лицо, и попросту не может оценить масштаб надвигающегося бедствия. А затем в окно постучал сосед, и происходящее мгновенно утянуло мальчика в новый мир суматошного беспокойства. — Сашка! — Дед открыл окно, и с улицы в дом сразу проник шум дождя, ветра и буйного водяного потока, льющегося по низине, в которой легла деревня. — Ты чего приперся?! — Дядь Мить! — перекрикивал сосед шум от дождя. — У тебя все нормально?! Надо чего помочь?! — Ты за этим что ли пришел? — сердился дед. — И за этим тоже, — смело отвечал дядя Саша, нисколько не боясь сурового, грубого образа Егоркиного деда. — Дядь Мить, там теть Галю затопило, в дому по колено воды! Дядь Миша с женой тоже чуть ни плавают! Теть Даша тоже…. А у Нюрки потолок сыплется, того и гляди — рухнет! Надобно бы куда-то их всех покамест увести! У тебя тут, дядь Мить, самый высокий дом, небось, вода не доберется! Ты это, ежели ругаться не будешь, так я их приведу. — Конечно, буду! — сердится дед, но сразу добавляет: — Веди, дурень, чего глаза вылупил? — Дядь Мить! Ты это, дай инструмент свой! У меня сарай уж поплывет сейчас, я туда лезть не стану! Дай инструмент, я всех приведу, а сам у Нюрки потолок заколочу хоть! Дед закрыл окно, дядя Саша растерялся на миг, а затем пошел к двери, пробираясь в рыбацких сапогах через воду, затопившую улицу почти по колено. Старик ему открыл, а сам нацепил сапоги, накинул куртку и стал выталкивать соседа обратно на улицу. — Да чего ты, дядь Мить? Ты только дай инструмент, а я уж…. — Кончай языком чесать. — Отвечал старик, затем повернулся к Егору, удивленно следившему за беседой. — Сиди тут, никуда чтоб не лез, понял? Сейчас вернусь. Впервые Егору стало жутко. Он сел у окна и стал глядеть на улицу. В потоке грязной воды проплыли мимо какие-то доски, мертвая курица, а чуть позже какие-то тряпки, и ожидание все больше пугало. Затем снова показался дед. За стариком к дому по воде пробиралась вся деревня: старушка баба Галя, ее ровесница бабушка Даша, дядя Саша с матерью, дедушка Миша с женой, и тетя Нюра. Больше в деревне уже никто и не жил, но сейчас весь мир в глазах мальчика сузился настолько, что этих людей уже было много, ведь мальчик успел привыкнуть к молчаливой пустоте дома в умирающей деревеньке. — Сюда. Быстрее! — Открыл дверь Егоркин дед. Тут же в дом вошли остальные, дверь закрылась, а дом наполнился шумом. — Ой, да что же это творится! — запричитали старушки. — Никогда такого не было! Ужас-то какой! Дед усадил всех на стулья, какие нашлись, старушки присели на кровать, а тетя Нюра, некрасивая, но очень добрая женщина, бросилась успокаивать мальчика, несмотря на то, что волновалась сама гораздо больше Егора. — Ты, главное, не бойся. — Говорила она, прижимая мальчика к намокшему плечу. — Все наладится, точно наладится. Трудности лишь начинались. Вода поднялась еще выше и стала проникать в дом. Старушки вместе с тетей Нюрой причитали, старый дедушка Миша только сидел на стуле, а дед вместе с дядей Сашей торопливо вытаскивали из погреба мешки с картошкой и другие овощи, пока те не успели напитаться водой и испортиться. — Вода пусть сюда течет, — объяснял дед соседу, подавая мешки, — глядишь, выше уже не поднимется, дождь, кажись, меньше стал. Вода быстро уйдет, так что нам только пару дней протянуть, а там посмотрим. — Ой! У меня ж банки в погребе! — вскочила тетя Нюра. — Да сядь ты! — ответил дядя Саша. — Ничего не сделается с ними! Хорошо, курей на чердак закинули. Я им туда бросил травы пожевать, так что переживут. Сиди, хватит причитать. Не сказать, чтобы этими словами дядя Саша ее успокоил, но говорить тетя Нюра все-таки перестала. — Нюрка! Ну чего расселась-то? — позвал ее дядя Саша, когда они с дедом вытащили из погреба все мешки. — Ну-ка, давай, картошечки нам пожарь что ли! С лучком, ух! Молочка бы еще…. — Ой! — снова вскочила тетя Нюра. — Одуванчик-то, коровушка моя, потопнет, небось! Она прикрыла рот ладонью, готовая расплакаться. — Хватит нюни распускать, — сказал дед, как отрезал, что даже тетя Нюра сразу опустила руку и успокоилась, будто иного выбора у нее и не было. — Теперь уж ничего не поделаешь. А вот дядя Саша вдруг о чем-то задумался, почесал затылок, отошел к двери и потянулся за своей дырявой курткой. — Не, дядь Мить, а тут она права, — заговорил дядя Саша, одеваясь. — Вот что, у меня-то дом повыше будет, Одуванчика твоего я в доме запру, кину сено с чердака на кровать, так она там переживет, хе, как королева. Ежели только в собственном дерьме не утонет, ха-ха! Старушки вздохнули, но к таким шуткам дяди Саши все давно привыкли. — Чего при мальчишке-то ругаисся? — Забубнила мать дяди Саши, присев ближе к Егору. — А чего я сказал-то? Нашла о чем думать, — отмахнулся дядя Саша. — Нюрка, а ну давай картошечки нам пожарь, пропадет еще! А я у тебя возьму, чего там пропасть может, сюда притащу. Да за Одуванчика своего ты не беспокойся, небось, ей поудобнее нас еще будет в моей хате, хе. — И дверь в мою комнату затвори! — крикнула ему вслед старушка-мать, и дядь Саша ушел. Теть Нюра принялась тщательно выбирать картошку, откладывая для готовки только промокшие клубни, а те, что посуше, возвращая в мешки. На слова деда, когда он велел не ковыряться и брать всю подряд, тетя Нюра не отреагировала, а чуть позже, но еще до возвращения дяди Саши, по дому разлетелся дико вкусный аромат жареной картошки. — О! — Распахнул дядя Саша дверь. — Вот эт я понимаю, ёп… то есть епрст, хе! Старушки недовольно стрельнули глазами, но говорить ничего не стали. Дядя Саша на них и не обратил внимания, занес небольшой мешок и достал молоко, масло, простоквашу, овощи, а затем, когда мешок почти опустел, дядя Саша хитро заулыбался, поглядывая на деда. — Тут… это… особый продукт, хе, скоропортящийся, — медленно достал он бутылку самогона, — надобно бы его употребить, ха-ха! — Тьфу! — рассердилась мать дяди Саши. — Одуванчика он спасать пошел! Ишь, спасатель нашелся! — Ну, тихо! Вот же разоралась. — Ты как с матерью говоришь? Вы на него поглядите! — Да хватит уже… — погрустнел дядя Саша, отмахнувшись. — Чего еще делать? Тьфу, все настроение испортила. Старушка отвернулась, тоже махнув на сына рукой, а он, только сел за стол и обласкал взглядом бутылку со слегка мутноватой жидкостью, как тут же вернул все настроение, хлопнул в ладони и растер их. — Ну чего там картошечка? — Сейчас-сейчас! — отозвалась тетя Нюра. Она быстро поставила горячую, большую сковороду на стол, умудрившись зажарить картошку в печи так хорошо, что на обжаренных кусочках сочно поблескивало горячее масло, а со стола волной пара раскатился по комнате яркий аромат. — Ну, будем! — схватил дядя Саша рюмку, едва успел разлить самогон. — Да погоди ты. — Отмахнулся дед. Егор едва удержался, собирался потянуться к сковороде, как только тетя Нюра усадила его за стол, но дед встал и пошел в мастерскую, а дядя Саша недовольно поставил рюмку обратно на стол, так что и мальчик решил потерпеть, хотя и проснулся голод. Впрочем, тут же его отвлек разговор. — Ну, скажи, чего там моя девочка, чего там Одуванчик? — Села тетя Нюра рядом с дядей Сашей. — Да чего? — Бурчит он недовольно, поглядывая на самогон. — Как королева, говорю же. Улеглась на мою кровать и сено жевала, когда ушел. Видать, тоже вода не по нраву. — Ох, телевизор-то сломается теперь, видать… — запричитала мать дяди Саши в стороне, где она сидела на кровати с остальными старушками. Из мастерской послышался грохот, и все тут же обернулись. — Ты чего там, дядь Мить?! — закричал дядя Саша. — Нормально все! — послышался голос деда. Затем из мастерской донесся бой молотка, все снова оглянулись, но быстро перестали обращать внимание. — А холодильник… — продолжала старушка. — Холодильник… телевизор… — забурчал дядя Саша. — Съест Одуванчик твой телевизор, да и все! Уже провод грызла, пока я самогонку доставал. Старушка вздыхает, а сосед рассмеивается. — Ха-ха! Да шучу я, мать! Тебе бы только повздыхать. Куплю я тебе новый телевизор. Холодильник куплю. Дом отстроим! — Тьхе…. — Отмахнулась старушка. — Да ты отстроишь, как же. Снова захотелось есть, и сдерживаться Егору становилось все тяжелее, но появился дед и отвлек. Старик принес стул из промокших досок, и мальчик, как и все остальные, легко угадал, что дед сбил его только что. — Э! Ну ты нашел, дядь Мить, чего делать! Садись уже! — Да погоди ты орать. — Отмахнулся старик, вернулся в мастерскую и принес еще пару стульев, усадил за стол деда Мишу, старушек и только потом уселся и сам. Дед Миша, как и его старушка-жена, оба двигались так мало, что временами походили на мебель. Оба почти всегда молчали, но все к ним относились с особой заботой. Им первым наложили в тарелки еды, услужливо спросили, налить ли самогона, терпеливо дождались усталой отмашки, и Егор, смотря на это, против воли чувствовал какой-то особый трепет перед этими двумя стариками. Даже голод ненадолго пропал, и первым лопнуло терпение у дяди Саши. — Ну, будем! — Поднял он рюмку и чокнулся с Егором, собиравшимся отпить молока. — Тьфу! Ты чему дитя учишь? — Тьфу! — ответил дядя Саша матери. — То тебе не так! И это тебе не так! — Ну, хватит. — Устало пробурчал дед, и вдруг стало тихо. Дождь скоро постепенно начал стихать. Пол был мокрый, но Егор уже давно сидел в сапогах, а остальные в калошах. По полу текла вода, с журчанием стекала в погреб в углу комнаты. Все молчали, и Егор застыл, глядя на всех этих людей, собравшихся в доме его деда. Царила нелегкая, но спокойная атмосфера, которую мальчик вряд ли мог прочувствовать целиком. И все же, Егор точно знал, точно понял, что здесь и сейчас тихо и безопасно, как бы там ни было снаружи, чтобы ни было впереди, чтобы ни случилось потом, здесь и сейчас тишина и покой. Даже старушки притихли, взяв рюмки, а сосед дядя Саша перестал торопиться выпить и смотрел на деда. Егор тоже стал глядеть на деда, а тот медленно, спокойно поднял рюмку и огляделся. — Ничего, — сказал он тихо и уверенно, продолжая хранить на лице суровое выражение, — мы своих в беде не бросаем. Руки-ноги есть — проживем. Он приподнял стакан, но все молчали, только Егор с удивлением оглядывал проникновенные лица, а потом дядя Саша вскочил с места. — Правильно, дядь Мить! — заорал он, даже напугав старушек. — Чего сопли жевать? Да мы… да я…! — Да сядь ты уже. — Перебил дядя Миша, заговорив впервые за вечер и удивив всех своим вмешательством. Атмосфера сразу изменилась. Тетя Нюра рассмеялась, дядя Саша с вдохновением опрокинул стакан, а следом выпили остальные и принялись есть. Затем, дядя Саша опрокинул еще стакан, а после третьего стал уговаривать тетю Нюру спеть. Наконец, она ухнула, согласилась и затянула плаксивый мотив, но скоро Егора потянуло в сон, и вечер закончился. На следующий же день мальчик заболел, и за ним стали ухаживать старушки. Вода быстро пошла на спад, так что дед с соседом и тетей Нюрой отправились спасать вещи и разгребать бардак. Пару дней в доме было шумно и людно, все ютились здесь, теснились, но ни на что никогда не жаловались, и никто не замечал, как мальчик глядит на них изменившимся взглядом. Еще через несколько дней все уже разбрелись по домам. Как только Егор стал поправляться, дед все больше времени начал работать в мастерской. Оттуда все время доносились звуки пилы, удары молотка, жужжание ручного сверла и другие загадочные и интересные шумы. Наконец, Егор не сдержался и отправился к деду. Старик мастерил и чинил все, что только мог. Соседи взяли на себя готовку, так что тетя Нюра приходила каждый день. С ней зачем-то каждый день приходил дядя Саша, которому дед никогда не разрешал помочь с ремонтом и сам продолжал чинить все, что ни приносили соседи. Через неделю все снова пошло как обычно. Только мальчик изменился, стал глядеть на деда иначе, а затем, когда старик вновь отправился в мастерскую, чтобы подбить стул, мальчик отправился следом. Егор начал рассматривать инструменты, лазить в ящиках, изучать мастерскую с неутомимым интересом, и старик это заметил. Обычно, они мало разговаривали. Дед всегда мало говорил, и Егор донимать его не решался, но теперь мальчик стал приставать с расспросами. Он спрашивал, зачем нужно то и это, куда это, и зачем тут вон то, и старик объяснял. А потом, за ужином, Егор вдруг не удержался. — Так это что угодно можно сделать? — поинтересовался мальчик и указал в сторону мастерской: — ну, теми штуками. — Ежели уметь, — ответил дед. — И если уметь, то все-все можно сделать?! — Может и все. Это как постараться. — Ого! — удивлялся мальчик. И с этого дня Егор быстро менялся, хотя старик так и не успел понять, что стало причиной этих изменений.