Галина Криптонова - Зловещий череп фомора

Тема: Проблема случайного выбора

— На заре нашей цивилизации практически все были друг другу врагами, — уверенно прохаживаясь по кафедре, вещала статная дама в просторном, тёмно-зелёном одеянии, с клетчатой накидкой через плечо, — Но тогда времена были другие. Дикие. Как вы все прекрасно знаете, первые жители Айтерниса — айты подверглись нападению эйнгеров.

Стэфан осторожно скосил глаза на сидящего рядом Сига. Интересно, испытывает тот муки совести за деяния своих предков? Но по приятелю этого было не видно, он, чуть вытянувшись вперёд всем своим долговязым корпусом, восторженно улыбался приоткрыв рот, словно сей момент ему рассказывали о каком-то умильном и добром чуде.

— А тех разбили сиды, — продолжала статная дама. — И именно сиды навели в Айтернисе порядок и добились мира и гармонии. Сиды повергли эйнгеров, они же приструнили самих айтов, потому что те держали рабов, а никтериев — представителей другого вида, и вовсе считали животными и сажали в клетки. Сиды отменили рабство и дали всем угнетённым статус граждан. Сиды несли с собой добро и справедливость. И они давали статус граждан каждому, кто был согласен принять принесённые ими законы мира, равенства и взаимного уважения. Сиды охотно приняли и бывших захватчиков — эйнгеров. Все народности и виды, которые враждовали раньше, сейчас бок о бок живут в каждом многонациональном государстве. — Тряхнув стянутыми в тугой хвост насыщенно-рыжими волосами, она подошла к столу, — Но не все существа биологически приспособлены к мирной жизни среди себе подобных. Был ещё один вид, которых ученые так же относят к разумным, но правильнее было этих существ назвать условно-разумными. Да-да, вы все правильно поняли: я говорю о фоморах.

Она взяла со стола череп, раскрыла пальцем челюсти и повернула лицом к аудитории:

— Посмотрите на эти клыки! Они для того, чтобы впиваться в шею жертве, как это делают хищные звери! Вы только представьте себе на что были похожи их морды… Нет, не на человеческие лица, хотя метод наложения мышц даёт правильные утончённые черты… Но эти милые мордашки были постоянно перепачканы кровью! Разница между фоморами и остальными разумными так же огромна, как разница между дикими и домашними животными. Наверное, не все из Вас знают, что вечерами, когда зоопарки закрывают для посетителей, всех диких хищников кормят там исключительно живыми жертвами. Даже если дикий зверь живёт в клетке, ластится к человеку и даётся в руки, всё равно он должен охотиться и убивать, иначе он будет болеть и быстро умрёт. В этом главное отличие дикого зверя от одомашненных пород, он не может питаться предварительно убитой добычей, варёным мясом и консервами.

Она замолчала, дав аудитории переварить услышанное, положила череп на стол, и невозмутимо продолжила:

— Казалось бы, мы могли бы смириться с дикими нравами фоморов, если бы они ели где-нибудь в специально отведённых местах, где никто, кроме себе подобных, их не видит. Ведь некоторые из нас, всеядных, тоже не прочь полакомиться свежеубитой, а то и вовсе живой пищей животного происхождения. Шашлыки из мяса только что зарезанного барашка… Рыба, мышцы которой ещё сокращаются прямо на сковородке… Или вовсе морепродукты, которых по-настоящему крутые гурманы проглатывают живьём и не разжёвывая… Некоторым из вас уже противно, вижу. Но среди наших же соплеменников встречаются любители этого дела. И мы должны их принять, ведь мы — всеядные, и у некоторых из нас свои традиции в отношении блюд, а традиции надо уважать. Однако, есть такие вещи, которые современное общество принять никак не может. Фоморы питались вовсе не животными. Их пищей были другие разумные!

Она снова сделала паузу, ловя реакцию притихшей аудитории:

— Кстати, вспомните легенды о прекрасных юношах и девушках, уводящих людей в чащобы своим завораживающим пением! Упоминания подобных существ есть в мифологиях практически всех народов! Нет никаких сомнений, что прототипами этих коварных сирен как раз и были именно фоморы! Миловидные мордашки им были нужны чтобы вызвать доверие. Красивые голоса — чтобы заворожить, очаровать. Фоморы заманивали людей чтобы съесть там, где никто этого не увидит и на помощь не придёт! Так возможен ли был мир между нами и ими?

На этой фразе она замолкла, оперлась о края стола обеими руками и с нажимом продолжила:

— Оптимисты уверены, что будь фоморы живы, их можно было бы приучить есть мясо животных. Свиньи генетически близки к людям, потому их мясо рассматривалось как заменитель естественной пищи фоморов — человечины. Но оптимисты не подумали, что фоморам такая замена показалась бы унизительной. Фоморы были не просто хищниками, они были до ужаса высокомерными хищниками, обидчивыми, мстительными… Поэтому с ними даже переговоры вести было невозможно, во всех предложениях и просьбах они видели нападки на свои святыни, на своё плотоядное существо! Своей плотоядностью они гордились больше, чем своей фантастической магией. В общем, сами посудите, как вообще можно обсуждать регламенты поедания людей, этими… Нелюдями! Приносить им жертвы из тех, кого мы выбираем сами? Да, раньше существовали обряды человеческих жертвоприношений. Но, во-первых, жертвы приносили богам. А никак не бесам… Бесам их приносили только слабаки и отступники. Ни на что не годные ничтожества, стремящиеся оказаться нужными ну хоть кому-то… И оказывались. Нужными в качестве пищи. С удовольствием приняв подношения, фоморы точно так же пожирали и самих подносящих. Во-вторых, нормальные граждане, а не всякие путающиеся с бесами отбросы, в жертвы приносили рабов, а их людьми не считали… Да-да, был в нашей истории такой этап. Но это в прошлом. Сейчас у нас, как вы знаете, официально рабства нет.

Она сделала многозначительную паузу. А Стэфану вспомнилось, что ещё в жертвы богам приносили военнопленных. А Сиг постоянно вычитывал, будто сиды, которых рассказчица, типичная сидийка, так нахваливала, очень часто совершали жестокие ритуалы со вполне достойными гражданами, потому что преступники, враги или прочие недостойные люди для ритуалов, дескать, не подходили.

— Ещё один вариант — отдавать фоморам приговорённых к смерти… — продолжала сидийка, — Но на это тоже нельзя было пойти, ведь даже верша наказание, надо оставаться человеком, воздавать исключительно по составу преступления, карать, но не издеваться… Да, многие из вас знают, что раньше этих принципов не совсем придерживались… Но когда в Айтернис пришли сиды, то всё в этом плане стало строже. Сиды во всех делах были очень прогрессивны на то время, и очень щепетильны. Когда у всех народов ещё был строгий патриархат, у сидов уже было равенство полов. Когда у всех было деление на классы и касты, у сидов было равноправие. И даже своих врагов сиды убивали не абы как, а по-человечески, и преступников казнили исключительно гуманно. Карая, но, не унижая, не опускаясь до низменных издевательств. Сидам с фоморами не о чем было разговаривать, фоморовы зверские потребности в антропофагии были неприемлемы для общества ещё тогда, но, тем более, они неприемлемы сейчас! В нашей стране отменили смертную казнь, так что скармливать фоморам вообще, получается, некого. Да и если бы смертная казнь осталась, и в странах, где она ещё есть, отдавать приговорённого фоморам, во-первых, не гуманно. Во-вторых, что ещё важнее, приговорённых всё равно не хватало бы, чтобы прокормить даже самую маленькую фоморову семью. Ведь они — теплокровные, кушать им надо каждый день… К тому же, может быть, в пищу шёл только один какой-нибудь орган — мозг, или печень…

— Или, гениталии! — хихикнул кто-то.

— Между прочим, такая версия тоже существует, и современные учёные склоняются именно к ней. Но не будут же вам это обыгрывать в эпических сагах, на них налагаются определённые ограничения, чтобы изнеженные дамы не падали в обморок, а их обременённые воспитанием господа не испытывали когнитивных диссонансов…

В зале кто-то прыснул сдавленным смешком. Рассказчица сделала строгое лицо:

— Вернёмся к теме. Ещё одна из причин, почему фоморы сами бы захотели выбирать себе еду. Приговорённые являют собой весьма жалкое и не аппетитное зрелище, а всем хочется кусочек повкуснее, да посвежее, да пополезнее. Не всякого человека фомор захочет сожрать. Жертвами в первую очередь стали бы молодые и красивые, а то и вовсе — дети… Младенцы… А вот есть свинину для фомора — и вовсе верх унижения. Человек то, что он ест. Фомор — тоже. Фомор не хочет становиться свиньёй и хрюкать, — она обратила взгляд в сторону, откуда раздался смешок, и с нажимом добавила: — Как некоторые в зале. Фомор должен охотиться исключительно на людей, петь для жертвы, обольщать жертву, чувствовать её близость, доверие, ловить взгляд, вонзать челюсти в плоть, ощущать запах молодого и пышущего здоровьем тела… Это для них как заниматься любовью… Есть свиней для них равноценно тому, что для нас — сношаться со свиньями.

По залу разнеслись сдавленные смешки, теперь, целая волна. Рядом принялся похрюкивать Сиг.

— Отставить смех! — повысила голос рассказчица, — Энигмии должны владеть своими эмоциями! Вы и на палец будете смеяться? Что за детский сад! — она расслабленно выдохнула, и со снисхождением в голосе продолжила: — Невозможно представить, чтобы фоморы согласились есть свинину вместо человечины. Мы-то с вами сами весьма разборчивы в еде. Есть среди нас и прожжённые вегетарианцы, но и они только в кошмарном сне представят, чтобы вместо картошечки и салата есть синтетику с дешёвыми вкусовыми добавками. Все остальные и вовсе не хотят есть соевое мясо вместо настоящего. И согласно последним исследованиям — ненатуральные продукты, соя и синтетика — вредны! Кто знает, насколько вредно бы оказалось для фоморов потреблять мёртвую свинину вместо живой человечины. Но даже если представить себе, что фоморы согласились бы наносить такой вред своему здоровью, есть ещё одна проблема — их инстинкты, их врождённые рефлексы. Людей вокруг они воспринимали бы как еду самопроизвольно, и ничего не могли бы с собой поделать. И чем больше бы они питались свининой, тем сильнее бы их тянуло на человечину. Жить в современном обществе — у любого фомора не выдержит психика, ведь все окружающие люди для них — как для нас поджаристая, ещё дымящаяся курочка с хрустящей корочкой…

Снова смешки.

— Ну или шоколадный десерт, — добавила рассказчица. — Попытайтесь представить, что вокруг вас сидят не люди, а источающие пьянящий аромат шоколадные плитки. Или рассыпчатая варёная картошка… Или… Да-да, курочка с аппетитной, золотистой хрустящей корочкой, блестящая жирком, пропитанная специями!.. Каково? Особенно на голодный желудок? Ведь современный ритм жизни не всем и не всегда позволяет пообедать вовремя. Особенно пообедать так, как это надо фомору — живой, сопротивляющейся жертвой. Это не испытание, это — пытка!

Зал снова принялся сдавленно хихикать, но Стэфану было не для смеха. Последняя фраза напомнила, зачем он пришёл. Испытание… Сиг сюда затащил именно для этого, а вовсе не послушать лекцию о фоморах, хотя Сиг о фоморах слушать любил, он очень интересовался этими тварями, особенно — Аодхморком, самым знаменитым из них.

— Видя постоянно вокруг себя одну только еду, они, прежде всего, не смогут с нами нормально общаться. Представьте себе, что разговариваете с соблазнительно-подтаивающим брикетом мороженного на блюдечке, рядом с которым, к тому же, десертная ложечка лежит… Даже если вы его и не съедите, много ли вы с ним чего обсудите? Да и долго ли продержитесь, не сойдя с ума? Но главное — это даже не инстинкты, главное — убеждения. Фоморы даже не задумывались о том, что мы можем быть разумны, потому даже не пытались с нами разговаривать. Не даром мы о них так ничего и не узнали. Выход в этой ситуации был, сами понимаете, только один — дать им бой, что и было сделано. И вот этот череп, — она снова взяла со стола названный предмет: — Это боевой трофей древнего сидийского воина — Катутиджерноса. Согласно обычаям доэсхатической эпохи, сиды убивали своих врагов по особому обряду. Сначала изматывали в бою, и только потом отсекали голову. И именно в такой способ умершвления вкладывался глубокий смысл — уважение к противнику, получение его силы и лишение его возможности возродиться в новом воплощении.

Стэфан вздохнул, благо, сидел от рассказчицы достаточно далеко. И как же сочеталось уважение с полным отрезанием пути родиться ещё раз? Души всех этих убиенных фоморов могли бы воплотиться в тела представителей других видов. И кто знает, может быть в телах, не обременённых ужасными инстинктами и не менее ужасной физиологией, эти многоуважаемые враги смогли бы проявить себя с других сторон — с хороших? Но им не дали такой возможности…

Сиг потянул руку и, не дожидаясь, пока ему дадут слово, встал:

— Сиды всегда были благородными воинами, — с явно подхалимскими нотками начал он, — Никогда не убивали исподтишка, не вонзали клинка в спину, всегда вызывали на поединок и сражались честно. Но остался такой вопрос… У фоморов же были жёны и дети. Разве честным был бы поединок воина с женщиной или ребёнком? Значит, их не убивали. А если их не убивали, то они могли бы дать новое поколение?

Рассказчица добродушно усмехнулась:

— Могли бы. Но не дали. Тут возможно два варианта. Первый — это если самки и детёныши фоморов — действительно слабые и беззащитные существа. Тогда бы ни один сидийский воин их не тронул, но и кормить их человечиной не стали бы, как результат — они перемёрли бы с голоду. Второй вариант — если самки и детёныши такие же свирепые, как и самцы, то и отнеслись бы к ним как любому совершеннолетнему воину мужского пола. По-моему, справедливо. Но в обоих случаях результат один — фоморов больше нет.

— И всё же, — не удовлетворился Сиг, — А что, если фоморы выжили? Мы их не видим потому, что они скрываются в Бездне, а Бездна существует параллельно с нашей реальностью… И они приходят оттуда… А мы ничего не замечаем, потому что людей много, что нам пропажа даже сотни по всему миру?

Стэфан всегда удивлялся, как это у Сига получалось так запросто завязывать разговоры с людьми, в чью сторону порой и посмотреть-то стесняешься. Ведь это не абы кто, это госпожа О’Катиджерн, представитель древнего аристократического рода, потомок того самого воина Катутиджерноса, который и убил того самого Аодхморка. И это именно его череп госпожа О’Катиджерн сейчас показывает в качестве наглядного пособия. Госпожа О’Катиджерн — практически богиня, которой можно восхищаться только издали. А Сиг разговаривает с ней словно отличник со школьной учительницей, будто нарочно выпячивая свою небрежную любознательность. У учителей такие сразу становятся любимчиками, но, неужели, этот финт начальной школы сработает и тут?

— В ваших мыслях есть рациональное зерно, — после некоторой паузы согласилась госпожа О’Катиджерн, и по-доброму улыбнулась. — Хотя, сотни людей по всему миру им бы не хватило. Они бы неизбежно плодились, и каждый день им нужно было бы всё больше и больше жертв, и уж это бы мы обязательно заметили! Но всё указывает на то, что фоморов нет. Если хоть один из них каким-то образом материализуется — то мы дадим ему бой, не сомневайтесь, недаром мы поддерживаем наши традиции, практикуем боевую магию, не смотря на пережитый магийный кризис, когда для практики почти не оставалось никаких возможностей. Но ценой невероятных усилий элита Энигмиума сохранила преемственность в передаче магических умений из поколения в поколение.

— А что если, фоморы в своей Бездне держат ферму, где людей разводят как кроликов, потому мы и не замечаем следов их охоты на нас, что её попросту нет? — не унимался Сиг, — Может, они жрут тех, кого сами же и разводят?

— Всякое возможно, — согласилась рассказчица. — И если всё действительно так, то как только фоморы сунут сюда к нам свой нос, они у нас получат, потому что, если что — мы готовы!

Чуть поклонившись, сияющий от радости Сиг сел на место, и тут же, словно случайно, пнул Стэфана локтем.

Стэфан чувствовал, как внутри всё похолодело. Теперь его очередь. Сиг так и сказал: «Будем повышать твою коммуникабельность». Мучительно захотелось притвориться, что не понял намёка, ведь Сиг так ёрзал, когда усаживался, может быть, этот толчок вышел случайно. Но следующий, более увесистый, тычок разбил эти надежды в прах:

— Давай, спроси что-нибудь! — нарочито громко шепнул приятель, — Зря я тебя сюда притащил?

Сказав себе, что на деле не так уж всё и страшно, Стэфан неуверенно встал. Госпожа О’Катиджерн склонила голову на бок, прищурилась. Взгляд был каким-то странным.

— Не умничай, спроси хоть что-нибудь, изобрази интерес… — шептал снизу Сиг. — Спроси, этично ли их осуждать за то, что едят тех, кого сами же и разводят…

— Расскажите пожалуйста о Бездне… — скорее выдал Стэфан, пока приятель не успел насоветовать своих замороченных глупостей.

Госпожа О’Катиджерн продолжала молчать, лишь медленно наклоняла голову набок, всё больше прищуриваясь. Самому вопрос казался глупым, но озвучивать всё то, что только что скороговоркой шептал Сиг, казалось ещё глупее. И было боязно, как бы не растолковали всё это угодничеством врагу…

Наконец, Госпожа О’Катиджерн спросила:

— Как тебя зовут, малыш?

Малыш? Почему «малыш»?

— Стэфан Агафодорий, — не зная, куда деваться, назвался он.

Почему она спросила? Сига ведь не спрашивала…

— Вижу, тебе очень надо, — отрывисто фыркнула госпожа О’Катиджерн, — Ну да… Зло всегда притягивает больше, чем добро…

Стэфан чуть не поперхнулся. За что его так? Что она, вообще, имеет в виду? Неужели, спросить про Бездну — это преступление? Не про этичность непримиримого отношения к фоморам, как советовал Сиг, а просто про Бездну, как про явление… Значит, про фоморов можно, про Бездну — нельзя? Или, Сига извиняет то, что он спрашивал не про самих фоморов, а про то, как относились к ним сиды?

— Для тебя это очень важно, — с насмешкой продолжала госпожа О’Катиджерн, — Так вот, малыш Агафодорий. Я совершенно точно могу тебе сказать о Бездне то, что она не для тебя. Тебе она просто не по зубам. Так что и думать забудь. Ты в Бездне и шагу не ступишь. Чтобы там выжить, надо быть настоящим боевым магом! А стать боевым магом нельзя, им можно только родиться. Смешно подбирать адептов где-то на стороне, когда в нашем распоряжении аристократы с безупречными родословными, чьи способности к магии проверены поколениями! Равенство — равенством, но давать дорогу слабым и задвигать при этом сильных — не дело!

Стэфан не мог понять, что происходит. Вместо того, чтобы говорить о Бездне, госпожа О’Катиджерн говорила сейчас о нём. Пренебрежительно называя малышом. К Сигу она обращалась на «Вы», а к Стэфану, почему-то, на «ты», словно к ребёнку. Или к ничтожеству какому. Неужели, всё из-за внешности, из-за которой выглядишь младше своего возраста?

А за спиной по-прежнему кто-то хихикал.

— Считается, что на Цеперии запускаются механизмы формирования магических способностей, потому что там есть естественные потоки магики, — уверенно продолжала госпожа О’Катиджерн, — Но практика показывает одно: хороших магов из вас, доходяг, не получается! А тебя, малыш Агафодорий, к тому же, привезли слишком поздно. С задержкой в три года!

Стэфан икнул. Госпожа О’Катиджерн знает? Словно прицельно читала именно его информацию… Тогда и настоящий возраст она должна знать… Значит… Не во внешности дело… Но в чём тогда? Хотя, бабуля постоянно говорила, что по лицу встречают… Словно Стэфан мог на него влиять…

— Так что вынеси для себя одно, малыш. Бездна — не твоё! — она величественно вздёрнула подбородок.

Наверное, в этом месте следовало поблагодарить за ответ, но Стэфан не нашёл в себе сил. Поклониться, как Сиг, не смог, сел, напрягся. Только бы скорее это забыть, ведь ещё только утро! Целый день впереди…

Малыш… Почему она назвала малышом? Из-за лица? Из-за роста? Но разве тыкать в недостатки внешности — правильно? Или… Не во внешности дело, а в выправке, в дикции… Это ведь уже от тебя самого зависит…

— Я тебе говорил! — раздался укоризненный голос Сига прямо над ухом, — Не спрашиваешь, а называешь какой-нибудь факт! Показываешь, что не дурак, что темой владеешь… Ты совсем тормоз?

Стэфан вздохнул. Ну да, говорил Сиг такое, перед тем, как сюда прийти. Но себя не чувствовал владеющим темой. Потому и не хотелось сюда приходить вообще, лучше что-то новое узнавать из книг — они не станут тебя оценивать и упрекать. Но ведь Сиг сюда звал и не ради познаний, а именно для того, чтобы не бояться задавать вопросы…

Народ потихоньку расползался со своих мест, у стола на кафедре скучковалась плотная толпа, кто-то держал в руке тот самый череп, и ещё несколько рук пытались его потрогать.

— Подойди! — шепнул Сиг, — Говорят, кто дотронется до черепа Аодхморка, тому будет удача… В черепах врагов хранится вся их сила, для того сиды их и забирают себе…

Нет! Стэфан чувствовал, что вот этого он точно не вынесет! Подойти к самой гуще народу, когда на глаза слёзы наворачиваются, а из носа вот-вот потечёт?

— Мне надо идти… У меня сейчас практика, я… — Стэфан скорее отвернулся и, небрежно подтирая нос, направился к выходу.

— Да ну брось заливать! — сорвался следом за ним Сиг, — Когда мы сюда только собирались, у тебя не было никакой практики! Да и череп потрогать — две минуты!

— Ты трогай…

— Я его уже трогал и не раз! Тебе тоже давно уже пора, а то так и будешь — ребёнком! Знаешь, почему она назвала тебя малышом? Ты не прошёл неформальную инициацию! Иди, потрогай череп!

— Мне некогда… Я уже опаздываю…

— Или ты боишься, что не сможешь противостоять заточённому в него духу?

— Я обещал учителю…

— Ты своему ещё что-то обещаешь? — с возмущением в голосе выдал Сиг.

Стэфан в шоке остановился, а потом, спохватившись, ускорил шаг. Ужас… У Сига с учителем равные отношения… А у самого со своим — не так… Вот позор же…

— Да не верю! — семенил рядом Сиг, — Это стандартная отговорка! Настолько стандартная, что донельзя очевидно, ты тупо хочешь слинять, чтобы распускать нюни где никто не видит! Ещё и своим учителем прикрываешься! Как это по-взрослому, перекладывать ответственность на других…

— Отвали!

— Нет уж, стой! — не отставал Сиг, хватая за плечо, — Если будешь постоянно бежать от своих проблем, от своих комплексов…

— Вы слышали, что Вам сказали? — прервал его пламенную речь твёрдый спокойный голос.

Стэфан замер, чувствуя, как по спине пошёл озноб, а потом медленно развернулся. Учитель! Он пришёл сюда? Но зачем? Зачем ему на этот смешной научпоп о фоморах? Хотя для Стэфана многое услышанное стало открытием. Но учитель… Ему ли всего этого не знать?

— Это мой товарищ, я помогаю ему преодолевать неуверенность в себе! — заступился за себя Сиг.

Стэфан медленно, почти украдкой, попятился к стене, глядя на импровизированных дуэлянтов. Ряженый в светло-зелёную мятую рубаху Сиг хоть и был с учителем одного роста, выглядел напротив его статной фигуры в тёмном кафтане щуплым недоразумением:

— Я ему помогаю!

— Претендуете на роль психотерапевта? — с флегматичным спокойствием поинтересовался учитель, — А лицензия у Вас есть?

— Я как раз будущий специалист! — с гордостью выпалил Сиг в ответ.

— Вот когда им станете и получите лицензию, я ещё подумаю, рекомендовать ли Вас моему окружению, а сейчас — будьте свободны! — он перевёл взгляд на Стэфана: — Пойдём, у тебя сегодня полно работы.

Стэфан чуть не икнул: неужели, в самом деле, что-то забыл? Ведь только что, говоря Сигу о внезапно вспомнившихся делах, был уверен, что врёт для отмазки.

Или, это тот случай, когда ложь становится досадной правдой, в наказание, чтобы другой раз не повадно было врать?

— Ну, Вы же знаете, что я не у всякой шантропы учусь, и вообще у нас в Энигмиуме не шантропу и подготавливают! — продолжал возмущаться Сиг. — И сам я не шантропа!

— Не дерзите мне, оват, — вполоборота бросил учитель в ответ.

Стэфан покорно последовал за своим наставником, по его левую руку, чуть позади. Сам не знал, рад ли он был сему неожиданному «спасению», да и спасение ли это? Зачем учитель полез в эти мальчишечьи разборки, зачем перед товарищем позорит, словно Стэфан сам за себя слова сказать не может? Сиг на три года младше, а его ведь никто не опекает! Он сам кого хочешь может опекать…

— Значит, тебя Бездна интересует? — задумчиво и с сарказмом вдруг спросил учитель, — Всё, что тебе надо знать о Бездне, так это то, что про неё никто ничего не знает. И никто в этом не признаётся, все начинают умничать да от ответа уходить всеми доступными способами. Даже Айндрейст О’Катиджерн тут не исключение. А то, что боевым магом тебе не стать, тебя не должно волновать вообще. Ты не из Отдела Силы. Ты из Отдела Поиска.

У поворота учитель резко остановился, чуть выставил руку, показывая Стэфану сделать то же самое.

— …люди расплодились так, что скоро сожрут всю планету, — слышался из-за угла недовольный низкий женский голос, — И ты совершенно правильно сравниваешь их с домашними животными. Чем не те же свиньи? Плодятся — и плодятся. И ведь самые-самые отбросы только и знают, что сношаются, притом, предохраняться даже не думают! Столько всяких отбросов развелось ни на что не способных! А жить хотят! Только место занимают и ресурсы жрут. Поубивала бы всех!

Стэфан стиснул зубы. Невольно вспомнил историю собственного рождения, не раз слышанную от бабули. Та несколько раз вкатывала матери за то, что даёт кому попало не расписавшись. Чего она такого даёт тогда Стэфан не понимал, хотя явно понимали соседские детишки.

— Ты права, сестра, — отвечал ей второй голос, такой же нажимистый, тот самый голос, который только что читал лекцию, который назвал Стэфана малышом, — Люди, правда, плодятся как свиньи, и сколько среди них этих самых отбросов! Но не будешь же их убивать своими руками… Мы же сами — тоже… Хех… Люди! Жаль, фоморов больше нет, вот бы кто сделал за нас всю недопустимую работу. Они подчищают отбросы, мы подчищаем их… Это я и называю равновесием. Вся природа так устроена — кто-то кого-то ест. Иногда мне даже хочется разбить этот череп и выпустить его… Да ты знаешь, сестра, это невозможно. Я не могу такое сделать с реликвией.

Стэфан слушал, забыв дышать. Что-то странное говорили сёстры О’Катиджерн, что-то такое, чего было до ужаса возмутительно слышать из уст потомков великого героя.

— Он сам был тем ещё отбросом, — отвечали сегодняшней рассказчице, — Как ты можешь допускать мысль, чтобы дать ему свободу? Это же тварь, каких мало…

— Фоморы не возвращаются потому, что их всех убили по правилам, — продолжала рассказчица разговор, — Фоморы, истинные создания Бездны и воплощение Хаоса. Равновесие возможно, когда Хаос и Космос существуют вместе, в единстве и борьбе. А у нас Хаос запечатан, остались только создания Космоса. Никтерии на роль адептов Бездны не годятся, сама понимаешь, самых ретивых истребили ещё до Эсхатоса, а те, что остались — белые и пушистые котики… Нет! Бобики! Верные, покорные бобики, которые ищут себе по жизни хозяев! Низко, но… Мелко и ничтожно для истинного Хаоса. Кто ещё? Динатосы? Среди них много гопоты, но тоже не Хаос, нет. Их поведение — лишь реакция на непонимание общества, не более. Айтерии — и вовсе создания света, хотя среди них тоже полно отбросов…

— Все эти отбросы — это и есть фоморы, тот самый сброд, о который сидийские воины не захотели руки пачкать, передохший своей смертью! Их генофонд не сохранился, вот они и лезут теперь в чужие тела, так что, чему тут удивляться. Знаешь, я уже думаю, не клонировать ли фоморов из остатков их ДНК, чтобы тела нормальных людей в покое оставили…

Учитель немного отступил назад, потом развернулся и мягкими неслышными шагами направился в другую сторону, показав жестом следовать за собой.

Стэфан покорно следовал за наставником, сам не зная, куда его ведут. После пролёта первого этажа оставались только подвальные помещения, от того, чтобы спуститься туда становилось как-то не по себе.

Зайдя на середину подвального коридора, учитель резко развернулся на пятках, а потом вкрадчиво сказал:

— Значит, слушай, Стэфан. Люди — это не персонажи из сказок. Они не чистые и не правильные, как пишут в книгах. У всех свои недостатки, свои убеждения. Которые не даром зовутся тараканами. Кто-то считает, что женщина — это не человек, для кого-то разумные других видов — животные, кто-то верит, что всех надо расстрелять, а кто-то помешан на избранности своего народа. Порой, недра чужого внутреннего мира способны повергнуть в шок. И ты должен относиться к этому с пониманием. Люди — есть люди, они все… Вот такие. Ну, ты слышал. Добро невозможно отделить от зла, нельзя создать полностью стерильного исключительно положительного человека, в каждом из нас намешано того и другого. И зла — больше. Хаос и Космос существуют в единстве и борьбе в каждом из нас.

Что недостатки есть у всех — Стэфан знал давно. Но чтобы прямо уж — зло, которого больше? Неприятно было принимать эту правду, но раз учитель велел — видимо, надо.

Но больше всего коробило другое. Госпожа О’Катиджерн на лекции говорила о недопустимости того, чтобы отдавать на корм фоморам даже приговорённых к смертной казни. И это чтобы потом, в коридоре, не таясь от своих же слушателей, заявить что-то противоположное? И о каких отбросах речь? Кого она имела в виду?

— Отбросы — это слабаки, — продолжал учитель, — Слабаки нам не нужны, а сильные дадут отпор любому фомору, да ещё и накажут всех фоморов за несанкционированную борьбу с отбросами, чувствуешь логику?

Стэфан сглотнул. По словам учителя, на роль этих самых отбросов как нельзя лучше подходил он сам.

— Вот тем и живём! — сказал учитель ещё более странную фразу.

А Стэфан поёжился. Это же вообще не по уставу! Но вслух возражать не стал, определённо, с уставом учитель был знаком ещё лучше него, а если учитель говорит…

— Так вот, Стэфан. Ты ничего не слышал, и уж тем более, не думал о том, что это аморально и возмутительно. А госпожа О’Катиджерн — просто классная тётка с небольшими странностями. Обе. И как положено порядочным сидийкам, они уважают своих врагов, восхищаются их силой. — Учитель сделал суровое лицо. — Просто некоторые вещи… Вернее, все вещи… В реальности сложнее, чем в теории. Потому понятия и делят на идеальные и реальные, ты же помнишь философию? Только от философских бесед с приятелями на тему услышанного, воздержись. Скажешь что-нибудь не то, это обязательно запомнят, и тебе потом всю жизнь оно аукаться будет.

Некоторое время Стэфан переваривал эту мысль, потом запоздало кивнул, решив, что всё ещё ничего толком не понимает, но обязательно разберётся потом. Главное, до этого не натворить каких-нибудь глупостей…

А на душе стало до ужаса гадко. Ведь когда его забрали из детского дома, Стэфан верил, что теперь в его жизни будет всё правильно… Но неужели, это и есть то самое «правильно»? И ещё череп этот… Может, у эйнгеров, к которым Сиг принадлежит, потрогать бесовский череп — к удаче. У сидов, из чьего народа госпожа О’Катиджерн — тоже, иначе бы они у себя этот череп не держали, да голыми руками не трогали, а запечатали бы в каком-нибудь могильнике. Но среди родни и знакомых на Цеперии ходили совсем другие поверья, тронешь такой артефакт — и будешь проклят… Может, с сёстрами О’Катидржерн именно это и происходит, сколько бы они не верили в другое? И с Сигом, который уже трогал череп много раз? Потому и кренит их в сторону Хаоса…

Да и учитель, похоже, тоже до него минимум один раз уже дотронулся…