Глава 7. Ах! Зачем эта жизнь так была коротка ...

Глава 7.

Ах! Зачем эта жизнь так была коротка ...

— Ты — Хрен Моржовый! Ты долго думал перед тем, как это сказать?! — прохрипел внутренний голос, видимо, готовясь его укусить.

Вера услышала эти его слова и на мгновение призадумалась.

Его провокационное предложение регистрации акта гражданского состояния, прозвучавшее поздно к вечеру второго дня их знакомства, казалось, ничуть не смутило девушку своей скоротечностью.

— Ну сейчас ты получишь! — обрадованно проскрипел внутренний голос. — Икс-икс-а… Икс-икс-а ...

Немного — насколько возможно это за пару дней! — ознакомившись с её характером, он, разумеется, уже не ожидал от ней какой-то бурной реакции на свои дурацкие слова, но совершенно спокойно предвкушал, как она деловито и энергично произнесёт «НЕТ!».

А он долгим и упорным взглядом посмотрит в её полно сжатые губы.

Ну тут меня пробивает слеза ...

— Придурок! — скажет по обыкновению его внутренний голос. — Не в губы надо смотреть, а на девичьи руки.

Впрочем, Вера в объяснение своего отказа может быть добавит (хотя это не факт!), что они ещё очень мало знают друг друга, а может и не прибавит; всем всё и так понятно ...

На что он угостит её заготовленным заранее ответом, что у него, к сожалению, а может быть и к счастью, больше нет времени узнавать друг друга… Пора сматывать удочки домой. Ведь он хотя и не лимитчик, но всё равно приезжий с Фуева-Кукуева.

«Нет, ну не так грубо!» — просто объяснит, что его летние каникулы педагога заканчиваются там, где начинается период ухаживания, и он должен наличествовать на августовском педсовете, который без его присутствия не состоится. Это здесь в столице южной он никому ненужный, а там в своём заштатном Укрюпинське на букву Джи* он входит в когорту укрюпинських Славных деятелей переднего края и торжественного президиума ...

— Ты — Хрен Моржовый! Ты долго думал перед тем, как это сказать?! — прохрипел внутренний голос.

— А что?! Идея неплохая! — неожиданно ворвался в его сознание Верин голос. — Давай!

— Завтра? — надеясь услышать ответ «завтра я работаю» или что-нибудь такое в этом роде, обычно говоримое людьми, когда и хочется и колется и маменька не велит, — но получил наотмашь

— Да. Завтра и съездим!

Он ожидал всего, но только не скоропалительного «ДА»; и как в жизни бывает, оно-то как раз и прозвучало.

« — Два. Завтра с мамкой придёшь ...» — как всегда саркастически добавил внутренний голос.

Неужели она полюбила его? Ну ладно, хрен с ней, с этой любовью, — почувствовала к его великой персоне доверие и уважение в считанные дни? Повторяю: это был всего лишь второй день знакомства! И она, и он это всё прекрасно понимали — взрослые люди же. Но вот поди ж ты как в жизни бывает ...

Итак, моя прелесть, Жених потерял дар речи от неожиданного ответа Невесты. По идее молодой человек должен был обрадоваться, что его предложение получило такое скорое и лёгкое согласие, но он стоял и молчал с плотно сжатыми челюстями. Тогда Вера, почувствовав его затруднение, пришла ему на помощь.

— Ты знаешь, где ЗАГС? — спросила она.

— Нет, конечно, — я же не москвич… — пожал он плечами.

— А ты узнай! — и тихие повелительные нотки впервые, но весьма отчётливо прорезались в её голосе.

— Хорошо! — покорно согласился он.

На лестничной клетке было темно и безлюдно — пользуясь этой случайностью, он решил вдруг схулиганить и приобнял Веру за плечи, пытаясь с силой поцеловать в губы. Она с лёгким смешком выскользнула из-под его правой руки, как торпеда. Неудача его не сильно огорчила.

— До завтра! — сказав это, она снова хихикнула, закрывая дверь квартиры.

— До Завтра. «Да она смеётся над тобой!» — закашлялся внутренний голос.

Он вышел из квартиры в психологическом состоянии, очень трудно поддающимся описанию. Сказать, что он был уже другой человек — это было нельзя, но шагая к автобусной остановке, он всё ещё раз и — ещё раз посматривал вверх = где-то там, в багровом звёздном небе, тлевшем над южной столицей — он это отчётливо почувствовал! — что-то там высоко, в движении кровавых небесных светил неумолимо изменилось… Он не знал — хорошо это для него или плохо, но что-то там произошло — это ясно как дважды два четыре.

Вот так живёшь, живёшь и —… — весь устоявшийся и устойчивый уклад жизни внезапно переворачивается, земля уходит из-под ног, кто был ничем, тот становится всем, и человек оказывается совершенно не готов стоять вниз головой и кверху попой.

А он готов?

… чтобы сменить свою холостую, уютную, обеспеченную на — чужой город, на чужую семью, на свою семью в чужой семье?

… По ночной дороге на квартиру к Старшему Брату он не столько долго, сколько очень глубоко и проникновенно — дорога показалась ему очень краткой! — размышлял над тем, в какой странной до неправдоподобности ситуации он вдруг оказался.

Для него ЗАГС было очень серьёзно. Более того, впервые в жизни — ЗАГС. Было ли это серьёзно для Веры — он сомневался: слишком легко она согласилась подать заявление. Но для него это совершенно не выглядело недостатком Веры: лёгкость заявления — не лёгкость поведения. Обещать жениться — это еще не значит выйти замуж. Скорее наоборот: по «обычке» всех парадоксалистов он расценил этот поступок с точностью до наоборот.

И вот почему.

Сегодняшний день был для него наполнен событиями до отказа. Самым главным среди них было, разумеется, не эти поездки по магазинам, и то, что лежало на ихних полках и висело на ихних стойках, — а то, что эта девушка решила не расставаться с ним после всего того, с одной стороны, затаённого и сокровенного, с другой стороны, откровенно сумасшедшего, — что он ей наговорил под желтеющими листьями, тихо опадавшими с веточек берёзок.

То ли Вера, то ли вся жизнь пошла наперекор его планам и предположениям. Ситуация затягивалась.

Он заподозрил, что эта Вера — это должен быть перед ним человек необыкновенной смелости и мужества — согласиться хотя бы на время связать свою судьбу с не очень адекватным мужчиной, думающим не о семье, а какой-то премии.

Выйти замуж за несостоявшегося писателя?

Ну и дела!

Кто посмеет?

Да никто!

Сколько ни оглядывался он вокруг себя, он не мог найти такого человека в своём уме, а тем более женщину, — способного на удивительно мужественный и энергичный поступок...

И поскольку он никак не мог до конца поверить — у него начало складываться ощущение, что она не поняла, про что сегодня утром он рассказал ей в Ботаническом Саду. Может невнимательно вслушивалась, думая о чём-то своём… Надо ещё и ещё раз повторить, чтобы она поняла, чем она рискует… Зачем ей этот подвиг жены писателя?

Впервые за время всей своей жизни — во время этого столичного вояжа он столкнулся с чем-то не очень понятным. До сих пор все телодвижения судьбы его укладывались в жёсткое прокрустово ложе гимнастики: с одной стороны, знакомство — предложение руки и сердца с коленопреклонением или без — её ОТКАЗ, с другой стороны, знакомство — его ОТКАЗ от продолжения знакомства.

В столице Южной было совершенно иное? Согласие — как отказ, отказ как согласие. Но автобус прибыл на конечную — ВДНХа северную и он на время расставшись со своими отчасти грустными, но такими светлыми мечтами, пошёл пешком на ВДНХа южную. Нет, хорошо что в то баснословное время транспорт ездил до двух часов ночи.

Х* Х* Х*

Из Неотправленных Писем Провинциала: «РЕВОЛЮЦИЯ СВЕРХУ? Копия Старшему Брату.

Перестройка — это что угодно, но только не революция.

Это ясно надо понимать., во-первых, не произошло абсолютно никакой смены действующих лиц и исполнителей власти, во-вторых, нет по-настоящему массового НАРОДНОГО движения. Вероятно, изюминка ситуации заключается в том, что народное сознание не созрело для активных политических действий и поэтому предпочитает мирный путь развития социализма, если так можно выразиться. Попов сравнивает с 1861 годом, но ведь «народники» появились не до, а после — именно «бомбисты», «чёрный передел» и т.п.

Речь сейчас идёт не столько о революции, необходимость которой ясна из окружения реального социализма — Китай, Польша и т.п. — сколько о мирном или военном развитии этой революции: прусский или американский вариант. Сейчас пока сохраняется возможность мирного развития революционной ситуации в СССР, очень много зависит от поведения партийной верхушки и лично товарища Горбачёва: сможет ли он привести свои зажигательные слова в соответствии с деятельностью? Пока судя по всему такого — не произошло!...

Х* Х* Х*

На квартире у Старшего Брата все уже легли спать. Ему долго не открывали дверь, но он упорно нажимал кнопку звонка, рискуя разбудить не только соседей по подъезду, но и бомжа спьяну улёгшегся этажом выше на лестничной клетке. Наконец, родич соизволил открыть — сонный и злой — он наговорил ему много неприятных истин с комментариями аккурат по пятому изданию словаря Бодуэна де Куртене:

…, во-первых, если задерживаешься должен позвонить, благо это не твоя деревня и телефон-автомат есть на каждом углу, а две копейки выпросишь у прохожих ...

…, во-вторых, следующий раз я тебя не пущу вообще — будешь ночевать на улице. Я сказал. Дважды я не повторяю. Понял, урод?

— Да, я виноват, виноват я — затараторил он, — прости меня, братан. Последний раз, клянусь! Последний раз! Больше не повторится ...

Он не обиделся на Старшего Брата. Разве можно обижаться на тех людей, которые вполне возможно, что пригодятся в дальнейшем. Столичная карта появилась в его раскладке не вдруг; она была выстрадана… А порой ему казалось, что она была послана ему самой судьбой, которая… И он подумал дальше: «Он прав: в ней действительно что-то есть… Что именно — это совершенно непонятно, но понятно, что это лежит совсем не в той плоскости, о какой говорил Старший Брат… «

—… — —… — —… —

Ему вспомнилась, некстати, Алхимия Слова — где с беспощадностью хирурга по-живому прорезана дилемма: брак или безбрачие для писателя.

«Писатели —… — на пороге зрелости оказывались перед дилеммой: семейный очаг или безбрачие.

—… — Ряды холостяков в значительной мере заполнили лица духовного звания, особенно в те периоды истории, когда писателями были люди только этого сословия. Защитники безбрачия натолкнутся на аргументы своих противников, почерпнутые из жизни знаменитых писателей, развитию и расцвету которых их семья не помешала. Но сторонники безбрачия не сдаются: против женатого Овидия они выдвигают холостых Вергилия и Горация.» И так далее.

Конец цитаты.

Начало авторского текста.

—… — —… — —… — Уважаемый Алхимик слова!

«Я не знаю как сложится моя дальнейшая судьба… Я не знаю, как сложатся наши дальнейшие взаимоотношения с Верой, — скорее всего — никак, и мы с ней расстанемся, но уже за одно то, что она не побоялась подать заявление со мной — я буду уважать её до конца своей жизни ...» — это прозвучало в его душе как некая клятва. Он оглянулся окрест. Нет! совсем не Воробьёвы горы!!! Тусклая слабо освещеная улица, редки машины, и совсем ни одного прохожего. Ночь. Улица. Фонарь. Аптека — интересно есть ли там лекарства от радости и счастья!?

—… — —… — —… —

Он внезапно понял, что когда следующий раз в следующем году он приедет в гости к Старшему Брату, то обязательно если не встретится с Верой, то будет отслеживать её дальнейшую судьбу, пусть даже выйдет она замуж за кого-то другого. Буквально во второй день знакомства совершенно неожиданно было принято им решение: и вся его будущая холостая жизнь раскрылась перед ним как на ладони — и это был великолепны и фееричный Гранатовый Браслет последней трети ХХ века. Фантазия его разбушевалась.

… «Прошёл год, и я почти уже забыл о Вере ...» — неумолимо безжалостные строки складывались сами собой в уме: — «Повесть под кодовым названием Схимник по имени Алхимик была уже не только написана, но и отпечатана в трех машинописных экземплярах для поездки в столицу южную, когда я воспомнил о ней, о Вере ...» Всё, что происходило с ним, могло быть так поэтично и романтично — «по самые нехочу» — перед мысленным взором раскладывался одна картина живописнее другой: жизнь продолжалась неумолимо и безжалостно.

Мысль его вновь и вновь возвращалась — совершенно неожиданное согласие выбило его из привычной колеи. ЗАГС — ведь это чертовски серьёзная вещь, и если он привык подолгу и глубоко задумываться над мелкими, а то и мельчайшими пустяками, типа РОЛИ ЛИЧНОСТИ в истории СССР, то здесь глубинный подкорковый страх пополз изнутри, вызывая мелкую нервную дрожь ...

— Ты ведь действительно совершенно её не знаешь… = констатировал мелодичный и Тихий внутренний голос. — Как ты к ней относишься?

— Никак, — ответил он своему внутреннему голосу и вздохнул. — никак я к ней не отношусь.

— Ну вот видишь! Поэтому скажи, что ты пошутил… Кстати, ты до сих пор не купил билет обратно, а там твои мамка с папкой волнуются — ты же говорил им, что отдашь рукопись и сразу вернёшься — а тебя всё нет и нет. Ты, садист, ты любишь их мучать?..

— Завтра я обязательно позвоню бате на работу! — дал самому себе он обещание и повернулся на другой бок. — Его конечно не будет, он вечно в разъездах, но пусть ему передадут, что сынок звонил из столицы и просил передать, что у него всё нормально. Обязательно!

—… — —… — —… —

— Да дура она — дура! — завизжал в неистовстве внутренний голос и в ярости затопал ногами в его черепной коробке. Но только легкая тень пробежала по его лбу снаружи, никто бы и не мог догадаться о тех яростных и ненавистных бурях, которые в ту секунду звучали в нём внутри, укрытом одеялом с головой.… Ночь с её тишиной потихоньку овладевала им; хорошей житейской аранжировкой к ней служили сухой треск и скользкий шорох тараканов, начавших свои гонки за выживание по линолеумному полу квартиры.

Бац! Бам! Бум! Умный линолеум. Плохо, конечно, что я — не поэт! — мысль перескочила, — написал бы стихотворение, обзвал бы «Умный линолеум», что-нибудь про великую комсомольскую стройку ХХ века —

— БАМ! — про прораба=члена КПСС, про выполнение квартального плана по возведению многоэтажного жилья в тундре —

— БАЦ! и опубликовал как не безызвестный поэт на букву Вэ — я не имею в виду Высоцкого ...

— БУМ!!

— Не дешеви, сука! — пробурчал ненавистный внутренний голос.

Впрочем, разве только один Вэ? Если бы!

Есть ещё один...

И ещё один южный поэт на букву эМ, — не путать со мной, Маркевичем… И ещё… У-у-у, сколько их!

Безумный линолеум. Бездумный линолеум. Этот безумный умный мир ...

И тут он по обыкновению всех психопатов он вновь и вновь подумал, что Вера шутит, она хочет его просто разыграть, чтобы потом вместе дружно посмеяться над ним...

Он подумал, что они не доедут до ЗАГСА, или доедут, а там чего-нибудь не получится — как всегда, по закону подлости, и всё это обратится в шутку, занимательнюу житейскую историю, а ещё — этот опыт путешествия к ЗАГСу совсем не будет лишним, поскольку он будет многократно воспроизведён в его текстах. А где она спрячется?

В этот момент к ощущению затянувшегося сна, стало примешиваться впечатление участия в некоем литературном произведении ...

Трудно передать удивление заспанной телефонистки «09», когда в два часа ночи мужской голос спросил её загс, наиболее близко расположенный к станции метро «М… о», где на балюстраде вместо круглых колонн стояли квадратные столбы.

— Вы что там издеваетесь?

— Нет, я абсолютно серьезно. Мы с Верой завтра ...

— Ну завтра и звонили бы! — в сердцах прервала нетерпеливая девчушка, но трубку почему-то не бросила.

Всё складывалось одно к одному: получив к вечеру своей жизни убийственно чёрный досуг, он без устали перебирал в памяти эти моменты и моментики, прозревая, что если бы ...

—… — —… —

Но ночная телефонистка на том конце длиннющего провода поверила ему: в конце концов, чудес не бывает, но иногда так хочется, чтобы они были!… поверившей скорее не ему, а дрожащей интонации его голоса, который решает свою судьбу; в конце концов, от роддома до кладбища не так уж много внезапно охрипших интонаций, и нужно долго жить, чтобы очередной раз стать витязем на распутье, и каждый из этих моментов имеет свой судьбоносно дрожащее...

И вот в тишине столичной ночи 09 продиктовала ему сквозь хрип и треск номер телефона ЗАГСа, который он не запомнил, но адрес крепко-накрепко отложился в его молодой памяти.

… Украсть ради украсть, убить ради убить… — уже засыпая, крутились в мозгу какие-то странные слова, сплетаясь в абракадабру. — Любить ради любить, убить ради любить, любить ради ...

Какое-то странное образование вроде облачка спустилось над ним и произнесло еще более странные слова над ним:

«УМЕРЕТЬ, ЧТОБЫ РОДИТЬСЯ!» Но наш герой всё туже стискиваемый объятиями Морфея ни услышал ничего. Он заснул.

Х* Х* Х*

Наутро он позвонил ей, что у него есть адрес искомого учреждения, занимающегося регистрацией актов гражданского состояния в столице южной, но в ответ получил просьбу рано не приезжать

— Я так и думал! — усмехнулся и прохрипел внутренний голос. — Ты мог спокойно позвонить 09 утром, заодно узнать дорогу туда=сюда=обратно, а не будить и бесить телефонисток по ночам. Ха! Разогнался!

— А ты не думай! — нахамил ему он. — Легче жить будет.

Внутренний голос заткнулся. Интересно, почему — почему для того, чтобы заглушить внутренний голос, надо обязательно наорать на него, нахамить, — всегда необходимо вздрогнуть ненавистью-ю-ю? Когда с внутренним голосом общаешься вежливо и мягко, он в свою очередь начинает наглеть и грубить всё больше и дальше.

К этому времени у него уже сложилась стройная и чёткая логическая классификация его внутренних голосов ...

— Рано не приезжай!

На следующий день он поехал рано. На душе было тревожно.

—… — —… —

Несмотря на подавленное с утра настроение, он ехал с большим интересом, ощущая себя марионеткой в чьих-то абсолютно могучих руках, как будто смотрел на себя со стороны, и ему было даже любопытно, чем-то дело сегодняшнее закончится ...

Приехав, он очень долго сидел в пустынном дворе на скамеечке у детской площадки. Люди выходили и выходили из подъезда один за другим или даже целыми кучками, спеша на работу или в торговые точки с пустыми кошёлками. Он приехал рано, но не стал подниматься, потому что струсил — если Вера спросит, почему он приехал так рано, — что ему ответить? Мало-помалу просыпающаяся душа настраивалась на привычный поэтический лад.

Что значит со стороны?

— А вы меня спросите! Я — отвечу: со стороны это значит слева и вверху. А справа? Справа — не бывает. Только слева и вверху, но невысоко — метра три, максимум — пять вверх и по диагонали...

«У подъезда дома твоего сижу. Жду когда пройдёшь ...» — запел ни с того, ни сего Тихий внутренний голос, который вдруг стал ещё более нежный и мелодичный; во время пребывания в столице этот второй внутренний голос становился всё больше похожим на женский, что вызывало крайнее неудовольствие хрипатого: «Ёрш! Ты совсем обабился ...» — уже не раз говорил он ему. «Будь мужиком!» да всё бестолку… Удача усыпляет людей, а счастье расслабляет, не так ли?

«… а быть может — нет! Ах! Стоит мне тебя увидеть… «

Нет, он не считал песни Великого Ресторанного Певца плохими или вредными, как впрочем и песни советского пьяного Пушкина. Если нет ничего лучшего, то на безрыбье и рак рыба. А сейчас Ободзинский как нельзя лучше соответствовал его похоронному настроению — он почему-то сильно волновался… Его настроению, которое мне еще предстоит потрудиться, чтобы правильно и точно описать.

Как и должно бытьв жизни, эйфория закончилась очень быстро, и песню он не допел...

…. —… — А как раз тут из чёрного дверного провала подъезда торопливо выныривает Вера в своих знаменитых белых брючках под руку с каким-нибудь военным в зелёной квадратной фуражке пограничника.

Ну и дела!

Может, это не она?! Что ему делать?

Конечно же, проверить… Зря он сел так адски далеко.

На скамеечку у самого подъезда!

Вот где надо было сидеть… Сердце застучало бешено — ещё бы! — она, эта сучка, держит под руку его, этого военного! Она повисла на его руке, предательница! А меня она ни разу не взяла под руку! На скамеечке у самого подъезда он сразу бы посмотрел бы ей в глаза ...

Ну, конечно, — по жизни сравнения с военными он никогда не выдерживал! Любой лётчик, не говоря уже о сержантах… Так вот почему она и сказала: «рано не приезжай!». Этот военный ночевал у ней ночью, а утром она его выпроваживает, чтобы не получилось очной ставки с ним — «рано не приезжай!» — повторил он с горечью полыни...

Звенья логической цепи молниеносно складывались воедино, чтобы опутать его сознание неожиданной вспышкой брутальной ревности ...

Н-да, не могу не посочувствовать своему герою, — действительно, такому человеку как он было трудно по жизни: он постоянно думал за других людей, особенно его окружавших, моделировал, как бы он поступил на их месте, приписывая им свои мысли — и жизнь всё время наказывала его по полной программе — она постоянно оказывалось не такой, как он предполагал; имея гнусное и развинченное воображение… Наверное, как писателю это ему здорово помогало, хотя — не факт.

—… — Сейчас он встанет и побежит за ними! Он догонит их, обгонит и посмотрит ей в лицо! Посмотрит, как она вести себя будет?! Быстрей! Они уже заворачивют за угол! Сейчас посадит хахаля на автобус и вернётся как ни в чём ни бывало!

Тут из подъезда с вечно раскрытой нараспашку дверью выкатилась какая-то пожилая женщина с коляской. Она с кем-то разговаривала — может сама с собой ...

Сердце бешенно стучало.

Как бы не так! Нет, он выведет её на чёрную воду!

Он дёрнулся, но Какая-то непонятная но очень властная сила парализовала его ноги… Он почувствовал как они наливаются свинцом и намертво приклеиваются к зелёной траве, посыпанной свежеосыпающимися листьями ...

— Блин, с этим… сватовством еще и паралич хватит! Нет, с него хватит! Досвидос!!

Детская коляска покатилась по асфальту, потом с усилием согнувшись развернулась и уже по траве подкатила к детской площадке. Когда она подъехала совсем близко, он понял, что это бабушка разговаривает с ребёнком, который находится в люле. Пожилая женщина, подъехав, вдруг сразу же сказала громко и удивлённо на всю детскую площадку, как объявила по радио на железнодорожном перроне:

— А что это вы здесь сидите?

От изумления он распахнул рот. Оглянулся: кого эта баба это спрашивает? Но кроме самого себя рядом с качелями и песочной горкой никого поблизости не обнаружил.

— А что это вы меня так спрашиваете? — и тогда ответил он по своему обыкновению грубо и хамовито, как он всегда обращался с людьми, которые, как ему казалось, переступали нормативы дозволенного им самим приличного взаимного общения. «Вообще, это не ваше собачье дело!» — прохрипел внутренний голос, угрожая превратиться во внешнее рычание.

— Поссорились, что ли с ней? — следующие слова ещё более озадачили. Не находя слов для выражения от такой наглости, он уставился на коляску, чувствуя что сейчас взорвётся как ошпаренный — а в коляске находится тот самый кулёк с чёрными глазками, которые он только позавчера вынужденно похвалил за красоту несказанную ...

— С кем? — и тут к своему стыду он в подошедшей узнал ту самую седовласую женщину, которая позавчера назад так вкусно и обильно покормила его щами и гречневой кашей.

— Ох, простите, это вы?! — ради Бога, я вас не узнал! — смущённо и радостно заулыбался он. — У меня очень плохая… — начал он извинения, многословные как всегда.

— Да я так и поняла — вы идите: она вас ждёт, она сегодня с ночи пришла, устала… — графиня как-то так ласково и нежно посмотрела на него, что он растаял ...

— Идите!

«Идите на х..!» — прохрипел истерически внутренний голос, явно «сладосострастно» наслаждаясь. Он оглянулся: СТРАННО, НО НИКОГО вокруг него НЕТ! «Кого это ты посылаешь? Если никого нет ...» — спросил он у внутреннего голоса. Но в ответ — тишина.

И он пошёл.