Глава 13.

— Как ты? — Стас старался прижимать комок рубашки к боку Милы поплотнее, но уже понимал, что это бессмысленно. Миле требовалось серьезное медицинское вмешательство, а не ворох белья. — Надо рвать отсюда.

— Отсюда нет смысла рвать…— Голос Милы был слабым и дрожащим, но мозги оставались крепкими, и Стас внезапно испытал ярчайшую вспышку любви и признательности к этой женщине, которую можно было убить, но сломить — никогда. — Мы именно там, где должны быть. Это наша последняя станция.

— Не мели чушь! Я отнесу тебя до машины…

— Нет! Не трогай. Мы даже не знаем, где ближайшая трасса. Куда ты поедешь? Я не хочу тряски. Я хочу просто полежать.

— Блин, зачем ты это сделала! — вскричал Стас, и на его глазах выступили слезы. — Я надеялся, ты убежишь, когда мы схлестнемся.

— Стасик, ты дурак? Я же тебя люблю, родной. И всегда любила. Как я могла допустить, чтобы этот урод тебя почикал? Спасла один раз, стало быть, долг спасать всегда.

Стас обвел комнату диким взглядом, стараясь сдержать рыдания. Антураж в комнате потрясал сюрреализмом. Все забрызгано кровью, на полу потеки, на столе бардак и красные брызги, все присутствующие вымазаны в крови с головы до ног. На кровати валяется труп Серого, из восьми дыр в котором по-прежнему льются струйки, пропитывая матрац. Рядом мертвое тело безумного и вонючего, как сдохший енот, дедка, сверху на нем бессознательный Андрюхин, который по всем параметрам даст фору любому психопату. Неподалеку лежит разряженный пистолет Милы, чуть поодаль — заточка Миги. Пахнет порохом, насилием, смертью и горем. Снаружи на стены дома обрушиваются кувалды непогоды.

Женька забился в угол рядом с Юлькой. Обнял ее, что-то говорил вполголоса, баюкал, успокаивал. Юлька рыдала навзрыд, ладонями утирая слезы и раздвигая челку домиком. Поездка с чуваками на родительскую дачу для нее оказалась памятной. Вблизи заворчал гром. Ливень был уже на подступах.

— Блин, Мила, я не знаю, что делать! — в отчаянии вскричал Стас. — Кровь не останавливается. Телефона нет. На улице ураган.

— Не нужно ничего делать, муж. Все уже само сделалось, и это реально по кайфу. Я бы сама никогда не решилась на такой шаг. А тут подфартило.

— Ты о чем, блин?!

— Я устала. Устала так жить. Это не жизнь, это пародия. Кто мы, Стас? Куда мы движемся, чего хотим?

— Мы просто продукт времени, мать твою! — психанул Стас. — Продукт девяностых! Что мы должны были делать? Идти в рабство за долги? Подставлять наши жопы, как этот Дрюнявый? Нам не оставили шансов в этом мире, и мы с тобой только вдвоем, потому что нет никого, кто за нас. Если бы не ты, я мог бы сейчас сидеть в таком вот доме, бухать и ныть на судьбу. Ты подарила мне годы безбедной жизни.

— Значит, этот мудила прав, — прошептала Мила. — Мы — всего лишь пища для его демона, на большее мы не годимся. Потому что я себя исчерпала. Когда мы сегодня ехали в машине, я вдруг подумала, что хочу провести с тобой неделю на даче, а потом сжечь ее вместе с нами. У нас больше нет будущего. Очень скоро мы перестанем доверять друг другу. Уже перестаем. И когда это случится… рано или поздно… это будет конец для нас… мы уже будем не люди… Призраки.

Ветер стенал и бесновался, гром рокотал все ближе. Женьке удалось успокоить Юльку, теперь они поддерживали друг друга и время от времени бросали тревожные взгляды в сторону Стаса и Милы. Но Стас не замечал взглядов. И он уже не пытался зажимать рану жены в тщетных попытках остановить кровь. Потому что Мила была права. Как всегда, как и во все времена, она оставляла за собой право решать, кому жить, а кому умереть. Он просто гладил ее по мокрым волосам окровавленными руками и плакал, и это было все, что он мог сделать.

— Мы призраки… Призраки девяностых…— прошептала еще раз Мила, закрыла глаза и умерла.

И Стас не помнил, сколько он еще плакал, может — час, а может — всю оставшуюся жизнь.