Глава 9

Лючия Кононаси

Я…где-то.

Кажется, я знаю где. Стойкий запах антисептика, но в тоже время пыльный воздух…Словно, здесь редко кто бывает. Больше похоже на школьный медкабинет, чем на больницу…

Все это время я слышала учащенное дыхание девочки. Болезненное, горячее, сбивчивое…Должно быть у нее сильный жар.

— У Асакуры-тян ужасная лихорадка…

Девочка лежит на кровати, затуманенными глазами смотря в потолок. Женщина решила, что первой помощи недостаточно. Она звонит доктору…Кто эта женщина? Ее мать…Нет, она ведет себя для этого слишком отчужденно. Но совсем чужой она быть не может. Пока что предположу, что она учительница.

— Хаа…хаа…

— Все в порядке. Доктор скоро придет…

— …Как жарко…Очень жарко…

Девочка протягивает вперед руку. И женщина берет ее в свою руку.

— Ты правда вся горишь…бедняжка…

— У вас холодные руки…так приятно…

«Нет…Не прикасайтесь…к моим рукам…»

— Я останусь здесь до прихода доктора. Не беспокойся…

Девочка слабо разжимает руку…Но женщина, желая ее приободрить, подносит ладонь девочки к своей щеке…

— …Не надо…Все говорят…что я мерзкая…

— Ты не мерзкая. У тебя прекрасные руки, Асакура-тян.

— …Сэнсэй…ваша щека приятная и холодная…

— Бедняжка…Ты вся горишь. Мне тебя так жалко…

«Нет…нет, мои руки…Не надо…»

К полудню щека сэнсэя почернела…

Вечером ее температура поднялась выше моей…

…………….

И прямо на моих глазах…сэнсэй перестала дышать.

В самом конце она слегка задрожала…и после этого земерла, навсегда. Это случилось, пока доктор звонил кому-то по телефону…

Она позвала сюда доктора, чтобы он помог мне…Но в итоге ему пришлось помогать ей. Ее щека стала фиолетовой и разбухла. Опухоль была странной формы…Все, кто ее видел, вздрагивали оттого, как она была похожа на лодонь…

— Когда я к кому-то прикасаюсь…он умирает.

— …Ууу…

— Дело не в завядших подсолнухах или умерших рыбках, Лючия.

— …Нет, я…я не такая…

— Нет, такая. Когда мы к кому-то прикасаемся, они умирают.

— …Мы никого не убиваем…Мы никогда не хотели никого убивать! Мы просто…прикасались к ним…вот и все!!!

— Со мной тоже самое. Я не хотела никого убивать…но, когда я к ним прикасаюсь, они умирают. Мы не убиваем людей, дотрагиваясь до них. Но когда мы дотрагиваемся до них, они умирают. Это значит, что люди не могут принять нас.

— Не могут…принять нас?

— Да…Они не могут принять будущее этого мира. Они все умрут…вне зависимости от того, будем ли мы кприкасать к ним или нет. Будущее принадлежит нам…Нет, мы единственные, кто сможет принять будущее.

— …О чем…о чем ты говоришь?!

— Мы, Лючия, надежда будущего мира. Нам лишь нужно затаиться и ждать, пока он наступит. Нам нужно заснуть до того дня. Так что…не буди нас.

Акено Такахаси

— Кьяя!

Раздается крик с кровати. Похоже, Лючия проснулась. Я наливаю в кружку кофе с молоком и подношу ей.

— …Ты проснулась? Как ты себя чувствуешь?

— Акено…Это…твой дом?

— Ты помнишь, что произошло? Ты упала в обморок напротив того кафе, в котором изготавливают гигантские парфе.

Она опускает взгляд и пытается вспомнить…Стало быть, у нее провал в памяти.

— Сегодня утром я плохо себя чувствовала и никак не могла встать с постели…После этого ничего не помню.

— Тебя сегодня не было на уроках…К слову, уже ночь.

— Ясно…

Лючия рассяно глядит на чаы. Должно быть, ее внутренние часы дали сбой. Но не похоже, что она сильно шокирована.

— Ты очень долго простояла под дождем без зонта. Надеюсь, ты не простудилась.

— У меня крепкое здоровье. Все в порядке.

— Будешь кофе с молоком?

— Я не люблю горькое…

— Ничего, я положил сахар.

Я ставлю кружку на маленький столик у кровати, и староста привастает, чтобы ее взять. Одеяло спадает с нее, обнажая белую кожу и нижнее белье.

— Ой, ты только не пугайся! Я просто боялся, что ты простудишься, если не снять промокшую одежду!

Ее форма такая влажная, что, если ее сжать, с нее рачьями льется вода. Я не мог допустить, чтобы Лючия оставалась в ней…Вот и снял. Вначале, я хотел дать ей взамен какую-нибудь пижаму, но, поскольку Лючия была без сознания, подумал, что заходить дальше будет чересчур, и ограничился одним одеялом.

Я ожидал, что она начнет краснеть и орать на меня…Но она лишь продолжает сидеть с безразличным видом.

— Как бы то ни было, выпей кофе. А я принесу какую-нибудь одежду.

— Прошлой ночью явилась Хару Асакура и заговорила со мной.

— …Что она сказала?

— …Что она действительно проклята…Что это не слух или что-то в этом роде.

— Мне она сказала то же самое.

— Э? Эта девушка…говорила с тобой, Акено?

— Через твое тело, Лючия. Поэтому ты так долго стояла под дождем.

— И…что сказала Хару Асакура?

— Под конец она сказала, что я могу делать все, что захочу.

*Хлоп!*

В комнате становится чуть темнее…трескается одна из флюоросцентных ламп.

— Хех, не пытайся это скрыть.

Я стараюсь звучать как ни в чем не бывало, но этот звук все равно пугает Лючию.

— Все в порядке. Как раз на такой случай я купил несколько запасных лампочек.

— Такое чувство, что все это время мне снился сон о Хару Асакуре. И в этом сне…все звали меня Асакурой.

Она вспоминает только что увиденный сон…

— Я была той девочкой из приюта…Она слегла с лихорадкой. За ней приглядывала молодая женщина, наверное, ее опекун. Она взяла Хару Асакуру за руку…прижала ее к своей щеке, чтобы той стало лучше.

— И в конце концов у нее на щеке появилась отметина?

Я отворачиваюсь так, чтобы Лючия не видела, что я делаю…и разглядываю место на руке, за которое меня схватила Хару Асакура. Я тут же вспоинаю ту боль…И четкая фиолетовая отметина в форме ладони никуда не делась.

У женщины, которая приглядывала за девочкой, такая же отметина осталась на щеке…и, видимо, ей пришлось хуже, чем мне. Моя — всего лишь предупреждение. Все могло оказаться куда серьезней…

Я вспоминаю слова девушки:

«Я действительно проклята».

— Все, до кого я дотрагиваюсь, умирают…так мне сказала Хару Асакура.

— Все однажды умирают.

— До сих пор мы предполагали, что Хару Асакуру неправильно понимали…и ей нужна была помошь. Но что, если она права…а мы ошибались на ее счет?

— Не слушай ее, Лючия.

Не обращая внимания на то, что она в одном нижнем белье, Лючия поднимается с кровати, замечает у меня на болконе декотротивные растения и подходит к ним. Открывает стеклянную дверь, впуская в комнату тихий шум дождя и ветра. Подходит к разросшимся растениям и…срывает один листочек. Затем протягивает мне, словно предлагая рассмотреть получше.

— Мы хотели доказать, что Хару Асакура не проклята…В этом заключалась цель нашего расследования.

— Да, все так.

— Но…что, если она действительно проклята?

…Тогда мы занимаемся совершенно противоположным. Мы лишь докажем то, что пытались опровергнуть…

— Никаких проклятий не существует, Лючия.

— Поначалу, я тоже так думала…Но потом она сказала мне…

«Я покажу тебе свое проклятие…»

— А.

Лист, который она держит передо мной…чернеет и сморщивается. Он медленно скручивается, точно горящая газета. А затем рассыпается на части и падает на пол…

— Какого…лешего это было?

— …Мои руки…такие с прошлой ночи. Когда я прикасаюсь к цветку…он действительно гибнет…

Я уже привык ко всяким странностям, которые случаются в последнее время. Когда минуту назад разбилась лампочка, я даже не обратил на это внимания…разве что промелькнула мысль, что я мог разозлить Хару Асакуру. Но…это…

Как руки Лючии…в самом деле…могли заставить что-то завянуть?

— Цветы Отори-сан…тоже вот так…завяли…Ууу…ууу…

Из ее глаз струятся слезы…

Чтоб тебя, Хару Асакура! Зачем тебе было нужно претворять кошмар Лючии в реальность?! И не только…Она сделал это, чтобы доказать мне, что ее проклятие существует…что я заблуждался от начала и до конца.

Другими словами…Хару Асакура показала мне…что она действительно проклята. Черт…Так вот какой…твой…ответ?

— …Как это возможно?

— Ты добрый, Акено. Ты думал, что Хару Асакура — всего лишь жертва издевок, и начал расследование, чтобы ей помочь. Так же, как и я.

— Но истина в том…что она действительно была проклята и эта история правдива…А я заставил ее повторяться, хотя все, кто был вовлечен в нее, вели себя тише воды, ниже травы, верно?

— Я не знаю! Но…мои руки в сомом деле…мерзкие, так что…Уууу…

Ее ладони выглядят точно так же, как и раньше. Они все так же красивы. Но теперь цветы, к которым она прикасается, вянут…а у людей остаются отметины на коже. Даже та, что на моей руке, все еще побаливает…

— Получается, твои руки…по-прежнему несут проклятие Хару Асакуры? «Не буди меня»…так она имела это в буквальном смысле…черт!

В этом плане…ее нельзя ни в чем обвинить. Эта ее история оказалась правдивой. Вот почему она тихо ждала, пока память о ней постепенно исчезнет. А я все неправильно понял…

— Значит это…моя вина?

— Не думаю, Акено. Ты столкнулся с несправедливаостью, и мы оба захотели ее исправить.

— Однако, все, что я делал, было понапрасну…Из-за меня лишь побилась куча лампочек да перепугался целый класс…А они только начали забывать о случившемся…И в довершении всего, пострадала ты, Лючия…Проклятье…ты играешь нечисто, Хару Асакура…Почему ты сделал это с Лючией? Почему не со мной?!

— Ха-ха…Ну, Акено…Думаю, ты бы не сдался, что бы она с тобой не сделал, не так ли?

К сожалению, она права. Как бы сильно мне ни досталось, это лишь придало бы мне мотивации, чтобы дать сдачи. Но…когда опасности подвергаются люди, которые мне дороги и о которых я беспокоюсь, все становится много и много сложнее.

— …Довольно.

— Э?

Я яростно чешу затылок, после чего обращаюсь к девушке, которая, я уверен, по-прежнему наблюдает за мной.

— С меня хватит! Я отступаю! Я знаю, что ты меня слышишь, Хару Асакура! Ты победила! Теперь сделай руки Лючии прежними!

— Акено…

Я ожидал, что в ответ она разобьет очередную лампочку…но ничего такого не происходит. Прекрати уже играться с нами! Ответь мне! Я сказал, что сдаюсь! Я прекращаю расследования…так что сделай ее руки прежними!

— Ну как твои руки, Лючия?! Они снова как раньше?!

— Я…не знаю.

Я бросаюсь на болкон и срываю еще один листок. Протягиваю его Лючии…но она испуганно пятится и не берет его. Я понимаю, насколько бестактно поступил и отвожу взгляд.

— Прости, Лючия.

— Не переживай…Акено. Для меня это…ничем не отличается от того, что было раньше. Я всегда носила перчатки…каждый день мыла руки и никогда ни к кому не прикасалась. Я не пожимала никому руки…и внимательно следила, чтобы никто не пользовалася теми же столовыми принадлежностями, что и я. В конце концов я не хотела никого убивать…Ничего не изменилось…Ничегошеньки. Поэтому…не волнуйся за меня…

— Не могу…

— А?

— Прекрати, Лючия…Хватит…

— Я разозлила Отори-сан из-за того, что не взяла кота на руки…Разозлила парней из-за того, что не могла приконсуться к цветам…Никто не может принять меня…принять нас. Нет, это касается не только людей. Расстения, животные, люди…Ничто на свете не способно принять нас…Я никогда не смогу притронуться к живому существу. Я всегда буду одинока…Ууу!!!

— Прекрати!!! В этот раз я виноват, то что не смей говорить такие вещи!

— Ты не понимаешь! Откуда ты можешь знать, что чувствую я или Хару Асакура?! Я всю жизнь провела в одиночистве, боясь приконсуться к чему-либо или кому-либо потому, что иначе они бы погибли! Никто в мире не может принять нас! Никто! Ни один, даже самый завалящий человек! Уааааааааа!!!

— Лючия…

Я не могу придумать, что ей сказать…Однако, я хочу сделать хоть что-то, чтобы помочь ей, поэтому я протягиваю руку…но Лючия бьет по ней.

— Не дотрагивайся до меня! Если ты ко мне прикоснешься…Акено, твои пальцы станут фиолетовыми…набухнут и, наверное, отвалятся. Быть может, ты умрешь!.. Ой.

— Черт…

Из-за моей неосторожности…Точнее, из-за того, что я протянул ей свою левую руку, Лючия увидела на ней отметину. Она широко расскрывает глаза…у нее дрожат губы.

…Меня схватила Хару Асакура, но то была рука Лючии. И она это понимает.

— Не переживай. Хару Асакура только сжала мне руку и все. Скоро пройдет.

— Э-это…я… сделала? Уааааааааааааа…

— Я же говорю, след скоро исчезнет! Не волнуйся об этом! Забудь о нем!

— Он не исчезнет! Он никуда не денется! Женщина в моем сне умерла, когда такая же отметина на ее щеке разбухла! Ты тоже умрешь, Акено, ты…!

— Я не умру! Эта отметина ничего не знаит!

— Если ты умрешь, то это будет по моей вине! И тогда…я…я…! Ууууу…уууууу! Я больше никогда ни к кому не прикоснусь! Я больше никогда не буду мечтать…о том, чтобы кто-то потрепал мои волосы, о том, чтобы кто-то обнял меня…взял меня за руку…никогда…Так что, прошу, Акено…отсавь нас…одних…

Она, а быть может, они обе…падает на колени и всхлипывает. Я не могу проятнуть ей свою руку…И я не знаю, что ей сказать…След на моей руке продолжает покалывать. То, что я чувствую эту боль, означает, что мое тело отвергает их существование. Это бесит…

Почему эта отметка никак не сойдет? Почему…почему…почему мое тело? Она ведь просто схватила меня за руку…Неужели от такого остаются следы? Неужели у меня настолько слабое тело? Как же бесит…