Александра.
— Ну, — Андрей закинул на плечо лямку рюкзака, — не скучайте тут, вернусь поздно. Надюх, засидитесь — оставайся, мой диван — твой диван.
— Спасибо. А теперь иди и не мешай нашему девичнику!
— Квартиру не разгромите, — попросил Андрей и ушел.
— А теперь давай колись, — Надежда устроилась напротив меня, пододвинув чашку с чаем и явно настроилась на интересную беседу.
— О чем?
— О ценах на урожай, — скривилась Надежда, — про Топольского, конечно! Ходит такая загадочная и задумчивая. Предупреждаю, Сань, если ты его снова пошлешь, то я тебе что-нибудь откручу!
— О, еще один адвокат Топольского. Объединитесь с Андреем, он тоже спит и видит, как меня пристроить в надежные руки.
— Мы счастья тебе, дурынде, хотим!
— Топольский, значит, счастье?
— Да ты светишься вся, как про него говоришь! Думать она будет, ага. Скажи честно, время тянешь, над мужиком издеваешься, а сама все сразу поняла?
— Не издеваюсь я, просто привыкаю к тому, что скоро моя жизнь немножечко изменится. И не сразу. Я поэтому с Сергеем и не поехала, а в Луговом осталась, сидела на кухне, думала, взвешивала за и против, голос разума и сердца, так сказать.
— Взвесила?
— Взвесила. Надо попробовать. Даже если у нас ничего не получится… Я его люблю, кажется.
— Кажется или любишь?
— Надь, я сама не понимаю пока, но мне… Не знаю, как объяснить, но так еще не было. Даже сравнить не с чем.
— Это ты про поцелуи до рассвета сейчас? — фыркнула Надюшка.
— И это тоже.
— Опочки! А вы там только целовались?
— Надя!
— Ну все-таки?
— Только. Все, отстань от меня, невозможная женщина!
— Это я-то? Шикарный мужик, прискакал к ней через полстраны, чуть не сорвал свои гастроли, а они там просто целовались! И я же невозможная женщина!
— Мне интересно, почему ты меня так упорно толкаешь к Сергею в постель? — я долила Надьке чаю.
— Потому что четыре года воздержания в твоем возрасте вредно сказываются на здоровье. Неужели у тебя не ёкает ничего?
— Ёкает. Но у меня по этому поводу есть сомнения.
— Сомнения в компетентности Сергея Георгиевича, как любовника? — хихикнула Надька. Ну да, такой шанс поиздеваться над любимой подругой!
— Сомнения, что он мне вообще будет интересен как любовник. Вдруг я флешбек словлю? Или у меня истерика начнется, при попытке зайти дальше? Да мало ли что! Я вообще ничему не удивлюсь уже.
— Но после жарких поцелуев на крылечке ничего же не было? Ты наоборот непривычно счастливая была.
— Так на крылечке никто не делал попыток меня раздеть.
— Но, хм, — Надька сжалилась и решила подбирать слова, — волнует же он тебя? Как женщину?
— Вот это меня и смущает. Я думала, что все — я дерево.
— Дурында ты, — вздохнула Надя, отодвигая чашку с чаем, — просто....
— Мужика у меня нормального не было, — закончила я.
— А вот да!
— Делать что? Я в соблазнении и намеках — ноль.
— В намеках ты не ноль, ты дно. Флирт вообще не твое, язвить начинаешь.
— Стебаться будешь или дельное что скажешь? Дашка придет сейчас, при ней нехорошо такое.
— Говорит мне человек, который ей о контрацепции рассказал, когда?
— В одиннадцать. И лучше я, чем улица и ересь с форумов интернета. Мне не надо, чтоб Дашка потом лимоном предохранялась.
— Мою психику пожалей, не продолжай. У тебя завтра свидание?
— Да. Господи, Надька, я даже не знаю в чем пойду, — спохватилась я, — такая каша в голове.
— Время завтра есть?
— Часа два, после двух.
— Съездим, выберем. Сань, а свидание с каким финалом ты хочешь?
Я хотела огрызнуться, но вместо этого сказала:
— А ты как думаешь?
— А ты не торопишься? — подколы кончились, включилась Надькина заботливость.
— Нет. Разведка боем, все дела. Да и, если вспомнить, сколько Сергей за мной ухаживает, я, скорее, опаздываю, а не тороплюсь.
— Ладно, ты девочка взрослая, сама разберешься, а что до свидания… Выберем платье, многообещающее, бельишко поразвратнее, я знаю, у тебя такого нет, ну и в добрый путь. Почувствуешь, что тебе продолжения хочется — приглашай Топольского на чай, в Луговое. Банааально, но прямее некуда.
— Какой стыд, — я со вздохом закатила глаза.
— Это не стыд. Это жизнь. И он не вчера родился — если от радости не умрет по дороге, будет у вас мир, май и секс. Ой, простите, не хотела ранить вашу нежную душу!
Хлопнула дверь — пришла Дашка.
— Все, мы чинно пьем чай и говорим о погоде.
***
Сергей
Я смотрю в иллюминатор и думаю о том, что меня ждет вечером. И мысли эти приятные, сладкие, тягучие, как сироп. Она решила все действительно правильно, хотя и не сказала еще, но выдала себя ожиданием, голосом, неумелыми заигрываниями. Госпожа Лишина совершенно не умеет флиртовать. Прямолинейная, без всех этих женских хитростей, зато с четким планом на отношения. С железным характером, нежной душой и таким вулканом эмоций под внешней холодностью! Этот-то вулкан меня и интересует больше всего. Грешен — давно думаю, как бы мне ее… черт, почему в русском языке так мало подходящих слов? Соблазнить? Совратить? Но после жарких поцелуев на веранде Лугового не думать об этом почти невозможно. Слишком она… слишком!
Аэропорт, дом, душ, свежая рубашка и вниз, по лестнице, потому что ждать лифт невыносимо долго.
Букетом я решил выпендриться — фиолетовая бледная сирень и нежно-розовые пионы. Пахла эта охапка на весь салон.
Ёкнуло что-то, когда она вышла из подъезда.
Обманчиво простое платье. Всполохи серебра в глубоком вырезе. Глаза от этих всполохов я отвел. Не скажу, что мне этого хотелось.
— Госпожа Лишина, — я отдал девушке букет и, взяв ее за руку, коснулся губами тонких пальцев.
— У тебя очень хороший вкус, — она старается спрятать свое смущение.
— Я бы пошутил, но это будет слишком банально.
— Если ты про то, что хороший вкус у тебя не только на цветы, но и на женщин, — Саша иронично усмехнулась, — то да, комплимент пошловатый и избитый.
— Язвительная вы девушка, госпожа Лишина. Чувствую, выйдет мне это еще боком.
— У тебя всегда есть выбор.
— Нет у меня выбора уже. Я очарован и погиб.
— Ты болтун. Но мне приятно, — она поправила юбку. Зря. Я собирался всю дорогу кидать взгляды на ее коленки. Это преступление иметь такие совершенные ноги.
Столик я заказал еще за четыре дня назад. Уютно, приглушенный свет, тихая ненавязчивая музыка, фарфор и серебро. Саше должно понравиться.
— У тебя не только на цветы и женщин хороший вкус, — сказала она, когда официант, принявший заказ, отошел от столика.
— Я боялся, что ты посчитаешь это банальщиной.
— Это не банальщина, а классика. А против классики я ничего не имею.
— И я этому безмерно рад.
Я действительно расслабился. Разрешил себе немножко больше, чем обычно — не думать, наслаждаться моментом и обществом красивой девушки напротив. По-особенному красивой сегодня. Или просто я соскучился?
— У меня защита через неделю, — Саша отложила вилку. Серебро деликатно звякнуло о край тарелки.
— Ты не выглядишь как человек, который собирается защищать диплом.
— Не похожа на зомби?
— Ну, когда я защищал свой, я был именно зомби. Как и мои сотоварищи.
— Я его просто писала не в последний день, — улыбнулась она, — и у меня хороший дипломник. Святая женщина.
— Последнее очень ценное уточнение.
— А, да, ты же Отелло, — девушка усмехнулась, — и хвалить в твоем присутствии нельзя хвалить других мужчин.
— Точно. Иначе я зверею, покрываюсь шерстью и бегу грызть соперника.
Саша тихонько хихикнула.
— Я к чему… Тебя можно пригласить? Если не на саму защиту, то потом мы будем праздновать.
— Мы — это?..
— Лешка, Андрей, Дашка, Надюшка. С однокурсниками у меня не слишком теплые отношения.
— А я не буду лишним?
— Нет. Надюшке ты нравишься заочно, остальные не кусаются. И потом, со мной же тебе не скучно?
— Вы, госпожа Лишина, исключение почти во всем. Не надо сравнивать.
— Лестно. Но ты придешь?
— Приду.
* * *
Александра.
У Топольского сегодня слишком хорошее настроение. Он весь вечер шутит и сыплет комплиментами. Познал дзен? Впрочем, неважно. У меня впереди нескучный вечер, однако самой скользкой темы мы еще не касались.
— У тебя обувь удобная? — спросил он, когда мы вышли на улицу.
— В смысле?
— Погода хорошая, прогуляемся?
— Почему нет? — я положила руку на его согнутый локоть. Очень хотелось, почему-то, постоянно касаться Сергея. Странное для меня желание.
— Ты про меня знаешь почти все, а я про тебя? — спросила я, когда мы вышли к набережной.
— Что тебе рассказать? Как в школе окна бил или как диплом защищал?
— А ты бил стекла? Ты ведь положительный?
— Это я сейчас положительный, перебесился вовремя. Соскучишься ещё со мной.
— С чего ты взял? Может я как раз хочу спокойствия и размерности?
— Спокойствия и размерности с музыкантом? — он улыбнулся.
— Ты ведь перебесился? — поддела я.
— Туше́[1]. Но концерты и туры никуда не делись. А ещё я работаю запоями. Но это такая рутина, что ты рискуешь заскучать.
— Да, я помню, что ты трудоголик. Только пока этого не увидела.
— Я запойный трудоголик — если чем-то загорается, то жить буду на студии. Раньше не умел отдыхать вообще, только в последние несколько лет научился паузы брать.
— Можно вопрос?
— Конечно.
— Я тоже "загорелась"?
Топольский улыбнулся.
— А с тобой опасно беседовать. Да, в каком-то смысле. Но паузы брать не получается, слишком они болезненные. Впрочем, я об этом уже говорил, повторяться не будем.
— Я бы очень хотела верить, что все так.
— С этим проблема? Я все ещё абсолютно ненадежен в твоих глазах?
— Не совсем. Безоговорочно я тебе пока не верю, прости, но ты уже не чужой, — честно ответила я.
— И это уже хорошо. Что от меня нужно, чтоб ты стала верить безоговорочно?
— Время и терпение.
— Второго у меня в достатке. А время… надолго не затягивай, а то я совсем состарюсь — ты что-то решишь, а мне уже не надо, я ищу свою вставную челюсть.
Тут я наконец поняла. Ему хорошо, он перестал ждать от меня подвоха, расслабился. И сразу стал значительно ближе.
— Не хочу, чтоб вечер кончался, — вдруг сказал Сергей, — и отпускать тебя не хочу.
Я тоже не хочу. И даже если ничего не случится дальше сегодня…
— Может, пригласить тебя на чашку чая? — я склонила голову, стараясь не показать, как напряженно я слежу за его реакцией.
— У меня очень сложные отношения с чаем в твоем доме. Думаешь, в этот раз будет иначе?
— Ты же не ищешь легких путей.
— Тогда нужно поворачивать назад к машине.
Уже на полпути к Луговому я вдруг поняла, что главный вопрос вечера так и не был задан.
— Мне вот интересно, ты за весь вечер не спросил, что я решила.
— А надо было? — наигранно удивился Сергей.
— Хотя бы из вежливости? — я с трудом отвела глаза от его рук, лежащих на руле. Почему-то именно именно руки, с длинными нервными пальцами вызывали во мне смущение и завораживали плавностью движений.
— Если бы ты решила, что тебе ничего не нужно, то вряд ли бы согласилась на свидание. Однако, я везу тебя домой. На чай, — на последнем слове он улыбнулся.
— Я настолько предсказуема?
— Нет, скорее, бесхитростная. Это подкупает.
— Я боялась, что ты остынешь за неделю, — призналась я.
Свет фар выхватил указатель на повороте в Луговое и у меня в груди проснулся неприятный холодок. Хочется и колется это называется.
— Всё-таки плохого вы обо мне мнения, госпожа Лишина. Так, а почему ваша охрана меня не тормозит больше? — удивился Сергей.
— Я попросила твою машину внести в список тех, кого пропускают.
— Я польщён. Нет, правда. Я понимаю, что для тебя каждый шаг немножко сложнее, чем для других. Я прав?
— Прав. А ещё я застряла на уровне подростковых отношений. Делай на это скидку, пожалуйста?
— Ты слишком к себе строга, — он подал мне руку, помогая выйти из машины.
— Я пытаюсь трезво оценивать ситуацию, — не об этом я хочу разговаривать стоя к нему так близко.
— Ты хочешь заниматься самокритикой и терзаться, а не оценивать ситуацию, — отступать Топольский не торопится.
Темно, тихо, одуряюще пахнут цветы на клумбах вдоль дорожки, на которой мы стоим. Светильник у гаража, срабатывающий на движения, потух и… идеальный момент, которым я не знаю, как воспользоваться. В моей голове все выглядело так гладко!
В кармане Топольского пропищал телефон.
— Ай, черт… — он посмотрел на экран и нахмурился, — Саша, я понимаю, что все не вовремя, но можно твоим компьютером воспользоваться? Десять минут, буквально.
— Да, конечно, — я мысленно выдохнула — слишком сейчас между нами искрило, с непривычки это почти страшно.
Поднимаясь на второй этаж, я пыталась унять волнение. Ничего сверхъестественного не произошло. Пока, не произошло.
Но, едва Сергей сел за компьютер, я малодушно попробовала сбежать:
— Пойду чайник поставлю, не буду тебе мешать, — я сделала шаг к двери.
— Не уходи, — остановил он меня, — это не долго. Действительно пять минут.
Я прислонилась к подоконнику. Верхнего света у меня в спальне нет, он никогда не был нужен. Нескольких настенных светильников вполне хватало, чтоб чувствовать себя комфортно. Только сейчас этот мягкий жёлтый свет добавляет какого-то… уюта, что ли.
А ведь если у нас что-то получится… Как это — жить с Топольским, интересно? Просыпаться с ним?
— Все, теперь я весь твой, — Сергей отодвинул кресло и подошел ко мне.
— Весь? — я завороженно смотрела на его движения.
Он оперся руками на подоконник, с двух сторон от меня, так, что лицо вровень с моим. В полумраке комнаты глаза у него почти черные.
— А у вас, госпожа Лишина, есть какие-то планы на всего меня?
От такого тона у меня не просто мурашки пробежали, я вся теперь огромная мурашка. А он смотрит на меня с легкой насмешкой и интересом.
— А есть встречные предложения? — играть в предложенную игру страшно и интересно.
— Есть.
Я забыла, как дышать. Интересно, так и будет каждый раз, когда Сергей меня целует, или потом будет проще? Пол качнулся, я схватилась за его плечи, чтоб не упасть. Так он меня еще не целовал — все что было до, это детский сад "Солнышко". От того, что было до этого, не сжималось все внутри, не становилось жарко, не сбивалось дыхание с первой секунды.
И если бы не чувство тревоги… Его я не боюсь, я боюсь сделать неверный шаг, запустить необратимый процесс ассоциации и ужаса. Не могу отпустить себя.
— Саша? — он чуть отстранился и в ту же секунду раздался звон стекла.
За какую-то долю секунды Сергей успел закрыть меня от осколков.
— Что за?.. — я растерянно смотрю на стекло на полу и обломок кирпича у кровати.
— Камнем кто-то запустил. Пойду посмотрю.
— Погоди, — я придержала его за локоть, взяла телефон и позвонила пост охраны, потом вышла в кабинет и открыла сейф.
— Слушай, в этом есть что-то дикое, — Сергей со странным выражение лица наблюдал, как я проверяю заряжен ли пистолет и снимаю его с предохранителя.
— Зато с этим не страшно выходить на улицу.
Когда охрана добралась до нашего участка, мы успели обшарить все кусты и обойти двор. Ничего не нашли, конечно.
— Да хулиганы, АлексанЛексевна, — лениво отбивался от моих нападок начальник смены.
— Хулиганы в десятом часу вечера охотятся на мои темные окна? Из леса эти хулиганы выходят, видимо, — поджала я губы.
— Ну я вам оставлю пару парней у забора, пусть проследят, но я вам отвечаю, что это хулиганы. Мало ли шантрапы вокруг.
— Вообще-то ваша работа, чтоб этой шантрапы не было, — напомнила я.
— Так через пост чужие не заезжали, а свои окна бить не станут.
— Хорошо, — сдалась я, — оставляйте своих парней — надеюсь, за домом приглядеть они в состоянии?
— Обижаете, Александра Алексеевна. Полицию вызывать будете?
— А смысл? — пожала я плечами.
— За что только мы им платим? — спросила я, Сергея, уже глядя вслед охране.
— За шлагбаум, — фыркнул рядом Топольский, — Михаилу будешь звонить?
— Есть выбор? Да и вечер уже испорчен.
— Возможно этого и добивались.
— Очень на то похоже. Пойдем в дом, что я тут, как красный командир с наганом наголо.
— Ты действительно умеешь стрелять? — спросил Топольский, поднимаясь за мной по лестнице.
— Да. Достаточно хорошо, кстати. В человека вряд ли смогу выстрелить, но зная, что у тебя есть весомое преимущество начинаешь меньше бояться.
— Как-то это дико. Никогда тебя бы с оружием не представил.
— У меня имидж хорошей девочки, — я усмехнулась, — чтоб ты знал — в машине, в бардачке, лежит травматика. Я за городом живу, возвращаюсь одна поздно, странно было бы надеяться на удачу.
Топольский повернулся ко мне боком, и я тихо ахнула.
— Что?
— У тебя кровь. Не больно?
— Где? — Сергей провел рукой по шее, под волосами и с удивлением посмотрел на пальцы, где осталась кровь, — Нет, не больно.
— Пойдем вниз, я хоть перекисью залью.
— Ерунда, — он поморщился.
— Пойдем, стекла не стерильные. Или пока копье в спине воина не мешает ему спать, то все нормально?
— Ладно, мучай меня, — сдался Сергей.
Уже копаясь в аптечке, я заметила, как трясутся руки.
— Я постараюсь не больно, — быстро улыбнулась я, оттирая кровь вокруг рассеченной кожи. И, конечно, промахнулась, влезла ватой прямо в порез.
Сергей зашипел, а я машинально подула.
И оказалась у него на коленях.
— Не удержался, — Сергей скользнул взглядом по моему лицу, задержавшись на губах.
— Сейчас Михаил приедет, — прозвучало неубедительно.
— Ты меня боишься?
Приехали. Хотя, он это ещё до разбитого стекла собирался спросить, наверняка.
— Себя, — поправила я, — боюсь, что вспомню что-то не то. Головой понимаю, что ты совсем другой, но...
— И зачем торопишься? Доказать себе что-то? Саш?
— Я ведь не пробовала… я не знала, что будет. А лезть в отношения, когда ты неполноценная, нет смысла.
— Глупенькая… Кто тебе сказал, что так будет лучше? Кто тебе сказал, что ты неполноценная?
— Никто. Но лучше сразу, чем потом делать больно нам обоим.
— Что у тебя в голове? Ты же не дурочка, откуда столько бреда?
Я молча опустила глаза. Мне нечего сказать и все, чего я хочу, это провалиться сквозь землю. Идиотка.
Спас меня звонок домофона.
— Как вовремя, — вздохнул Сергей, — открывай, но мы договорим. Потом.
Михаил Семенович выслушал мой рассказ, прошел по двору, обшарил кусты и явно остался недоволен, что ничего там не нашел.
— Саша, а почему стекло? У вас же стеклопакеты во всем доме, — спросил он, глядя на разбитое окно второго этажа.
— Рама полукруг, механизм открытия сложный, он просто не выдерживал тяжесть стеклопакетов, когда все это строили. Сейчас уже можно все это заменить, но десять лет назад просто застеклили, а мне не хотелось возиться с заменой.
— Кто-то ведь про это знал? — спросил Сергей.
— Да много кто. Те же стекольщики, которые разбитую ячейку окна ставили в прошлом году. Это не такая большая тайна.
— Тем не менее бросили камень именно туда. Пойдемте, Саша, я вам еще пару вопросов задам.
Михаил Семенович сел в кресло в гостиной, а я на диван напротив, рядом с Сергеем, который тут же накрыл мою ладонь своей.
— Саша, я хотел вот что уточнить, — начал детектив, — вы знали, что у Маркова была любовница, параллельно с вами? Я не нашел в материалах дела, что вы об этом говорили.
— Нет, не знала, — ошарашенно ответила я, — мне и не говорил никто.
— Интересно… Я сделал запрос, еще когда вы ко мне только обратились, кто к Маркову приезжал в колонию на свидания. Ответили мне только сейчас, бюрократы чертовы. Так вот — помимо матери там есть такая Прохорова Наталья Юрьевна. Вот, — он достал из папки фотографию, — не знакома?
— Вроде нет, — с фотографии на меня смотрела блондинка, чуть старше меня, хорошенькая, если бы не затравленный тяжелый взгляд, — А почему вы сказали — параллельно со мной?
— Я покопался. Про Прохорову мало кто знал, Марков ее хорошо скрывал, видимо, не хотел, чтоб до вас дошло, но из надёжных источников знаю, что отношения у него были с двумя одновременно. Другой вопрос, почему следователь, который ваше дело вел, ее не нашел.
— Потому что не искал? Но да, странно.
— Странно. Но не очень важно, на самом деле.
— А сейчас с ней что? — спросил Сергей.
— Тут еще интереснее, после смерти Маркова она, как бы помягче… с ума сошла.
— В каком смысле?
— В прямом. Нервный срыв, потом ПНД[2], там сломали окончательно. Недееспособной не признали, но по рассказам бывших коллег, с головой у Прохоровой стало не совсем хорошо — навязчивые идеи, вспышки агрессии. Ее поэтому и уволили, что она с коллегой сцепилась и нос ей сломала. О стол.
— Кошмар какой… Ей что-то было?
— Нет, примирение сторон. За последний год я про нее мало что нашел, официально она не работает, по месту прописки не живет, у родителей не появляется, они про нее тоже почти ничего не знают.
— Как так? Родной ребенок ведь...
— Кроме Натальи еще трое детей в семье, младший школьник, пятиклассник. Зачем там непутевая дочь?
— Не повезло…
— На себя проецируете? — спросил детектив.
— Не без этого. А кем она работала?
— Дизайнер. Это, кстати, фотографии объясняет.
— Думаете, весь этот цирк дело рук Диминой любовницы?
— Очень много сходится, Саша. И информацией она могла располагать и фотографии состряпать. В любом случае нужно с ней побеседовать.
— А ведь если все действительно так… — я перестала нервно барабанить пальцами по колену, — то все складывается — Дима вполне мог с ней делится чем-то, а может у них был какой-то план, кто знает.
— Насчет плана… Марков знал, что вам юридически принадлежит? Кроме машины?
— Дом, он мой по завещанию, я этого не скрывала никогда, про долю в фирме он тоже знал, но я тогда в эти дела не лезла, просто бумажки подписывала по необходимости, он видел. Да и я за него замуж собиралась, конечно Дима все знал.
— Да я вот к чему… Был у меня в практике подобный случай, только там новобрачная прожила чуть больше полугода. Вдовец, он же наследник, быстро женился на любовнице, которая ему и помогла.
— Банальщина какая, — поморщился Топольский, внимательно слушавший наш диалог.
— Да, я тоже чего-то большего от Димы ждала. Человек даже после смерти не перестает меня разочаровывать.
— Вот именно, что после смерти, — Сергей приобнял меня за плечи, — какая выгода сейчас тебя пугать? Спустя время?
— Жизнь испортить? — спросила я.
— А почему только сейчас?
— А что в вашей жизни изменилось, Саша? — спросил Михаил Семенович.
Мы с Сергеем переглянулись.
— Все началось с началом съемок клипа. Ну и…
— Усилилось, когда у вас начался роман, — продолжил детектив. Кто-то не хочет вашего счастья. Чисто бабский подход — нагадить. Простите, Саша.
— Я себя к бабам не отношу, Михаил Семеновыч, — получилось слишком резко.
— И еще раз простите, — Михаил Семенович смутился.
— Саша, а как так вышло, что при таких друзьях, как Ольшанские, этот… — Сергей помолчал, подбирая определение для Димы, — Клоп, не побоялся тебя подставить и такие планы строить?
— А он не знал, — я усмехнулась, — Лешка никогда не хвастался, кто его отец — не хочет, чтоб дружили ради выгоды. Поэтому Диме, который Лехе не нравился, никто ничего не сказал. Не врали, просто не сказали. Ты ведь знаешь, что есть такой Эдуард Ольшанский, ресторатор и меценат? Они с Лешкой однофамильцы, не родственники, но все, почему-то считают, что Леха его сын. Не тянет этот валенок на сына прокурора в глазах общественности, да и по отчеству не представляется. Вот и Дима не сложил два и два. Со старшим Ольшанским они не пересекались у меня в гостях, по какой-то глупой случайности. Возможно, если бы знал, то ничего бы и не было.
— А может, он бы просто следы лучше заметал.
— Может. Но ситуация абсурдная.
— Здесь, я так понимаю, — Топольский повернулся к Михаилу Семеновичу, — лучше не оставаться?
— Бомба дважды в одну воронку не падает, так что на ваше усмотрение. Как только что-то про Наталью станет известно — я позвоню. Можете не провожать, Саша. Доброй ночи.
Едва за Михаилом Семеновичем закрылась дверь, как Сергей сказал:
— Собирайся. Переночуешь у меня, здесь ты точно не уснешь.
— Усну. Внизу охрана, да и в одну воронку действительно… и поздно уже.
— Ты утром куда-то торопишься?
— У меня дело в институте.
— То есть ты собиралась утром тихонько уйти и оставить меня в недоумении? — улыбнулся Сергей
— У меня вообще не было четкого плана, — я сдержала зевок — спала я прошлой ночью плохо.
Сергей присел перед диваном — нравится ему такое положение относительно меня? А меня пробирает от этого взгляда снизу-вверх. Не спрашивайте почему, я сама не понимаю.
— Шли бы вы спать, госпожа Лишина. Вам сегодня снова досталось.
— Да нет, я давно привыкла к мысли, что мой бывший конченый урод. Просто каждый раз удивляюсь — насколько конченный.
— Я тоже не перестаю удивляться. Спать ты идешь?
— Да, надо. Ты же останешься? — спросила я и выдала свою нервозность интонацией.
— А я похож на человека, который может тебя бросить одну, ночью, с туповатой охраной и разбитым окном?
— Не похож. Я тебе в гостевой внизу постелю, подожди немного.
Сергей поднялся одновременно со мной и придержал за плечи:
— Постой.
Теперь уже я посмотрела на него снизу-вверх.
— Ты могла сказать сразу, — сказал он и я сразу поняла, к чему это относится.
— Не могла. Сереж, я и так одна большая про…
— Тсссс, — он легко коснулся моих губ своими, — я виноват. Не разглядел, не понял, хотя ты говорила. Хорошая моя, пожалуйста, говори прямо, я не всегда могу быть мудрым и спокойным.
— Хорошо, я постараюсь. И ты не виноват.
— Постарайся. И можно нескромный вопрос? Где ты будешь спать, не с разбитым же окном?
— Дом большой, — ага, только в родительскую спальню мне не хочется совсем, как только мама переехала, там все такое нежилое, — а что?
— Кровать широкая. Приставать не буду. А тебе страшно и это видно.
— Мне не страшно. И я, все-таки, наверх, извини.
Моя бравада кончилась, когда я выключила свет. Я вздрагивала от каждого шороха, дважды выглядывала в коридор и никак не могла уснуть. Через час безуспешных попыток я решила спуститься вниз и поискать что-то успокоительное. Да, мне утром будет плохо, скорее всего, и соображать я буду туго, но я усну, хотя бы.
— Не спится?
Я вздрогнула, выронила блистер и обернулась.
— Прости, я не хотел, — Сергей поднял упаковку, бросил быстрый взгляд на название и покачал головой, — все так плохо?
— Заснуть не могу, — я не стала юлить, — постоянно кажется, что в окно кто-то влез и ходит по этажу.
— Саш, еще раз — кровать большая.
Я заколебалась. Сложно отказать голому по пояс мужчине. Да и перспектива заснуть без таблеток такая заманчивая...
— Это не попытка тебя соблазнить. В конце концов, могу в кресле доспать, если тебя так пугает сон в одной постели.
Сгорел сарай, гори и хата, как говорит Надежда.
— Не надо таких жертв. Не пугает.
— Правильно, меня вообще не надо боятся. Иди спать, я покурю и приду.
Как у него все просто.
Я забралась под одеяло, устроившись на самом краю. Можно ли считать, что я напросилась к Топольскому в постель? И совсем не в том смысле, в котором ему бы хотелось (а в том, что хотелось бы, я уверенна). И не лучше ли было выпить снотворное и провалиться в липкий кисель, а не испытывать сейчас странную неловкость?
Я терзалась и почти себя убедила, что надо все-таки идти наверх и не устраивать детский сад, как дверь спальни открылась.
Оправдать то, что я решила прикинуться спящей, можно только моей беспросветной глупостью.
Щелкнул, включаясь, ночник, прогнулся матрас, с другой стороны кровати.
— Я знаю, что ты не спишь, — сказал Сергей вполголоса.
— Не сплю, — придуриваться дальше было глупо, — Я такая плохая актриса?
— Спящие люди так не дышат. Иди поближе, места ещё много.
— Мне нормально.
— Придет серенький волчок и укусит за бочок, — я почувствовала, как Сергей улыбнулся.
— Серенький? Тогда мне надо за другой бочок опасаться.
— В смысле?.. — сначала не понял Топольский, а потом тихо засмеялся, — у меня нет интереса к чужим бочка́м, поверь.
— Точно? — я чуть отодвинулась от своего края, где правда было не особо удобно.
— Честное слово. Больше не страшно?
— Здесь точно никто в окно не влезет, — я помолчала, — И… с тобой не страшно.
— Вот и пришла бы сразу.
— Это неприлично, — фыркнула я, — я так не умею.
— Неприлично с… Неважно. Ладно, сам дурак.
Движение и я уже оказалась в объятьях Топольского.
— Так гораздо лучше, — заявил он довольным голосом, — теперь спи.
— Я не соглашалась на роль плюшевого мишки, — я завозилась, удобнее устраивая голову у него на груди. Да, так действительно гораздо лучше.
— Но и против ничего не имеешь. Спи, моя хорошая.
Вот за это я действительно была благодарна. За близость, чуткость, за то, что моя неловкость осталась тактично незамеченной, за то, что Сергей все свел к шутливому тону. А еще за ту нежность, которую я почти чувствую кожей.
* * *
Сергей.
Она спит, а я боюсь пошевелится. Будто от этого зависит что-то очень важное. Хотя, может так и есть?
Израненная и запутавшаяся девочка, готовая с ходу в омут с головой. А я это проглядел. Рано расслабился, а Саша ведь предупреждала. Ничего, по носу я получил, информацию усвоил, теперь надо думать, что с этой информацией делать. И думать быстро и правильно, пока никто из нас ничего не натворил — она из импульсивности и желания что-то себе доказать, а я… А я просто потому, что хочу ее до дрожи. Вот именно так, да. Но еще у меня к ней безграничная нежность и обожание, которые не дадут наделать глупостей, надеюсь, потому что в омут с головой это точно не Сашин вариант. Не честно будет им воспользоваться, неправильно. Одна надежда на то, что она быстро загорается — слишком пылкая. Поэтом я подожду, пока упрямая вредина договориться сама с собой. Ну и помогу, чем смогу, куда без этого.
Саша вздохнула, удобнее устраиваясь. Я чуть крепче ее обнял и прижал к себе. Хорошая моя… все сложится, я терпеливый. Очень терпеливый.
* * *
Разбудил меня запах кофе. Что-то неправильное есть в этом, потому что обычно дома его варю я. Но я не дома.
Саша действительно была на кухне и обернулась на мои шаги.
— Доброе утро.
— Доброе. Будешь кофе?
— Буду, — ее легкомысленные шорты сбивали меня с мысли.
— Хозяйка из меня ленивая, поэтому завтрак незатейливый, извини. Сереж?
— Я тут. Пытаюсь вспомнить, когда обо мне так заботились с утра.
Саша фыркнула, но все же не удержалась:
— Неужели никто, из той вереницы романов, что тебе приписывают, не хотел о тебе заботиться утром?
— Булыжник в мой огород и прощупывание почвы? — хмыкнул я в ответ, — Половина приписанного ложь, я говорил уже.
— Сложно было удержаться, чтоб этот булыжник не кинуть, садись, — Саша кивнула на стул, — у меня времени как раз, чтоб неторопливо позавтракать.
— Я тебя отвезу, — я притянул ее за руку к себе и обнял.
— Спасибо.
— И заберу. Ко скольки?
— Я надолго. Часов в пять. Только зачем?
— Затем, что я соскучился. Затем, что мне мало одного вечера с тобой. Смирись с этим.
— Нужно? — она обняла меня за шею. Новый и такой приятный жест.
— Смиряться? Обязательно.
— Я опоздаю, Серёж.
— Что ты вообще так долго там делать собиралась? — я отпустил ее не без сожаления.
— В библиотеке сидеть. И нет, нагуглить нельзя.
— Жаль. Саша, скажи пожалуйста, а твою машину не проверяли? — спросил я. Ночью хорошо думалось не только про способы соблазнения госпожи Лишиной.
— Зачем? — не поняла она.
— За тобой ведь следят. И делают это так, что не ты, ни твои знакомые этого не видят. GPS трекер подкинуть минутное дело.
— Но вчера моя машина стояла у Андрея во дворе.
— Вот это меня и смущает.
— Хочешь сказать, как в плохом шпионском фильме —
телефон?
— Имея деньги и нужные знакомства — это не так уж и сложно. Надо Михаила спросить. Кстати, что с окном? Его ведь стеклить надо.
— Завтра мастер придет, сегодня никак. Охрана пообещала обходить участок — я ведь сегодня здесь ночевать не буду.
— Нехорошо это… любой может влезть, если захочет.
— Там сигнализация. Стекла нет, но контур замкнут, так что сработает. Все, я собираться.
* * *
Александра.
Вместо того, чтоб заниматься делом я то и дело проваливалась в воспоминания вчерашнего вечера. Сергей меня удивил. Нежностью, вниманием. Уважением, если хотите.
Об учебе надо думать, Саша, а не о том, как приятно спать с Топольским. Только вот о Сергее думать куда приятнее. Кто бы в этом сомневался, да?
Я проснулась рано, за двадцать минут до будильника. Сергей спал рядом, ничком, обняв одной рукой подушку. Почему-то меня это умилило и еще минут десять я провела за разглядыванием спящего мужчины. Наглым и жадным разглядыванием. Могу себе позволить, в конце концов
Я подняла глаза от книги. Слишком живо вместо текста мне привиделась Сережина спина, по которой мне жутко хотелось провести пальцем, вдоль позвонков, чтоб он сонно завозился и… Дальше я думать боялась. Нельзя дальше думать.
Нельзя-то нельзя, но… Что-то изменилось. Кокон, в котором я привыкла жить и который и так покрылся сеткой трещин, разваливался. Интересно, кем я из него выберусь? Окукливалась я кровавым месивом из боли, страхов, ужаса, нежелания что-то чувствовать, а сейчас… Собственная жажда любви меня озадачивает. И еще больше озадачивает готовность Топольского эту любовь мне дать.
С горем пополам, но дела я закончила. Набрала смс Сергею, сдала книги и, спустившись по широкой лестнице вниз, вышла на крыльцо родного института.
— Привет, — улыбнулся мне Топольский.
— Привет! Ты реактивный?
— Тут десять минут до моей квартиры, вот и все. Устала?
— Устала и голодная — у столовой сегодня санитарный день, — пожаловалась я.
— Какую кухню ты предпочитаешь вечером среды? — спросил он, открывая передо мной дверь машины.
— Увы, мне светит только доставка в Луговое. Из администрации звонили, к шести придут газовики с проверкой.
— Жаль. Послать ты их не можешь?
— Не могу, у нас проблемы в поселке с газопроводом — давления не хватает в трубах, поэтому в кладовке резервуар накопительный. Вот его для спокойствия и проверяют дважды в год.
— Я с тобой съезжу, мало ли.
— Поехали, — я мысленно выдохнула — одной было как-то не по себе.
— Но потом мы нормально поужинаем. Не на три часа ведь эта проверка?
— Обычно в полчаса укладываются.
Наверное, сегодня слишком удачный день, но до Лугового мы добрались без пробок.
— Да не разувайся, пол все равно после вчерашнего, — сказала я, когда Сергей замешкался в прихожей.
— Репей где-то поймал, — Топольский выпутывал из кроссовочных шнурков колючку, — у тебя телефон звонит?
— Мой в машине, — теперь я тоже услышала настойчивую вибрацию.
— Мой тоже, — Сергей выпрямился и прислушался, — там что? — кивнул он в конец коридора.
— Кладовка. Там газовое оборудование.
— Звук оттуда.
Я шагнула к лестнице, ругаясь про себя, что оружие надо хранить на первом этаже.
— Стой, — придержал меня за локоть Топольский, — если там кто-то есть?
— А если там кто-то есть? — кивнула я на кладовку, — и если у него оружие?
Сергей огляделся и поднял с пола увесистую бронзовую лягушку. Этот ужас мне притащил Леха на какой-то праздник — такие подарочки вообще в его стиле. Лягушка была стопором для входной двери и повергала в шок своей внушительностью.
С этой лягушкой наперевес Сергей и распахнул дверь в кладовку.
***
Сергей.
Не надо быть специалистом, чтоб понять, что коробка с торчащими проводами и прикрученным синей изолентой кнопочным телефоном тут лишняя. Разглядывать, как она закреплена на газовой трубе, тоже не стоило.
— Это что? — я не услышал, как Саша подошла.
— Ничего хорошего. Давай в машину, быстро.
Надо отдать ей должное — повторять не пришлось.
— Может, объяснишь мне что-то? — спросила Саша уже в машине.
— Михаилу звони, у тебя дома что-то очень похожее на самопальное взрывное устройство.
Девушка нервно сглотнула и набрала номер. Пока она говорила, я лихорадочно соображал, что делать дальше. Не придумывалось ничего хорошего.
— Меня хотели убить, — прошептала Саша, уже закончив разговор и опуская руку с телефоном.
От этого шепота мне становится жутко. Лучше бы она плакала или кричала.
— Саш…
— Убить, понимаешь? — она меня не слышит, продолжая таким же ровным бесцветным тоном, — Сейчас из нас был бы фарш. Или пыль — взрыв ведь должен был быть…
— Все обошлось, моя хорошая.
Саша судорожно вздохнула, еще сильнее сжав кулаки.
— Если был звонок, то следили. А если бы я приехала одна? — голос сорвался. Еще чуть-чуть и ее накроет, и я уже ничего не сделаю.
С трудом разжал ее пальцы, взяв за руку.
— На меня смотри. А теперь давай — вдох, выдох. Глубоко. Давай — вдо-о-ох. Я с тобой, я тут. Дыши.
Саша всхлипнула, сжала мою ладонь, замерла на несколько секунд, потом медленно выдохнула и посмотрела на меня уже осмыслено. Железный характер, да.
— Спасибо, — Саша устало потерла переносицу.
— Легче?
— Могу дышать и думать.
— Если сейчас никто ничего внятного не скажет, я тебя увезу, — пообещал я, — Завтра же. Не потащится же этот психопат за тобой?
— Куда?
— Куда билеты будут. Мне это тоже надоело, пусть разбираются без тебя. Давно надо было так сделать.
— А диплом?
— Придумаем что-то. Живая ты важнее диплома.
— Мне страшно, Сереж… мне очень страшно.
Характер характером, но она живая и ей действительно очень страшно. Если уж мне было страшно до одури, когда… А, не важно.
Злит собственная беспомощность, невозможность ее спрятать от всего этого. Злит, что не находятся нужные слова.
— Санечка, — я пытаюсь отвлечь ее, как могу, — все обошлось. Сейчас нам скажут что-то конкретное, а потом мы с тобой улетим. Ты была в Черногории?
— Нет.
— Тебе понравится — Адриатика, домики, как с открытки, мостовые, такое все сказочное. И ничего опасного. Согласна? — я глажу ее по волосам, стараясь не делать резких движений. Переднее сидение не самое удобное место для объятий, но если я сейчас пошевелюсь, то все разрушится.
— Да.
Односложные ответы очень плохо, я успел это понять.
— Хорошая моя…
— Не надо, а то я разревусь.
— Ну и хорошо, отпустит.
— Нет. Сейчас полиция, протоколы, показания — мне надо быть вменяемой.
Железный характер, что я хотел?
* * *
Александра.
Топольский поднял голову на шум мотора.
— Началось? — я не хочу выходить из машины, мне страшно так, что снова трудно дышать.
— Да. Хочешь, я сам?
— Нет, меня все равно вытащат, без меня никак.
— Тогда пойдем.
— Сереж… — мне нужно это услышать.
— Я рядом, — в этот раз ни тени улыбки.
Попал. Почему он вообще всегда понимает, что нужно сказать?
Всполохи мигалок, распахнутые ворота, любопытные взгляды соседей. И чувство неизбежной беды.
Из ближайшей машины вышел старший Ольшанский. В сумерках их с Лешкой можно было бы легко спутать — похожие фигуры, одинаковые движения.
— Ты как, мелкая?
— Не очень. Дядь Игорь, познакомьтесь, — я вздохнула — не так это должно было быть, — это Сергей. Сергей, это Игорь Дмитриевич, Лешкин папа.
— Лешкин папа, — Ольшанский фыркнул, — дожил! Игорь, — он пожал руку Сергею, — а теперь расскажите толком, что случилось, пока ребята работают.
— Мне позвонили из администрации поселка — газовая проверка, надо в шесть встретить мастера.
— И ты не удивилась?
— Нет, каждые полгода проверяют, как раз должны были. В прихожей Сергей услышал телефон. Все.
Дядя Игорь помолчал, я-то знаю, что он сейчас очень быстро думает, но со стороны это выглядит так, будто он завис.
— Так, пока спецы ничего не скажут — гадать не буду, но за домом следили, раз позвонили ровно тогда, когда вы вошли. Это раз. Два — этот твой взрыватель слишком много мелочей знает о твоей жизни. Слишком, будто дружит с тобой.
— Нет. Это точно исключено, кроме своих я никого так близко не подпускаю, а свои вне подозрений.
— Не ершись, я твоих и не трогаю, вы у меня все почти на глазах выросли. Но не Димка же это воскрес?
— Еще немного, я его сама откопаю, — пообещала я, — чтоб точно знать, что не воскрес.
— А я помогу, — невозмутимо добавил Топольский.
— Вот не надо — мне потом отмазывать вас. Погоди минутку, — дядя Игорь отошел к группе людей в камуфляже.
— Дай сигарету, — попросила я у Сергея.
Руки дрожали и мутило. Больше всего мне хотелось оказаться подальше отсюда, спрятаться под одеяло с головой, чтоб никакие монстры из прошлого не нашли.
Все-таки следили… значит, если ли бы я приехала одна, то могло быть что угодно… К горлу подкатил ком тошноты, я с отвращением отбросила сигарету и растеряла ее в пыли носком туфли.
— А то я не знаю то ты куришь! — старший Ольшанский истолковал мой жест по-своему, — Сашунь, новости такие — взрывное, мать его, устройство, собрали топорно, но оно бы взорвалось, если бы тот рукожоп, что его собирал, контакты паял нормально — один отошел, не дал искры, слава богу. Мне вся эта х… ситуация, — поправился дядя Игорь, — совершенно не нравится. А еще мне не нравится, что мимо вашей, так называемой охраны можно ходить как к себе домой. Ты, кстати, ключи не теряла?
— Нет. А что — дверь своими открыли?
— Неясно пока, ребята работают. Когда камеры последний раз проверяла?
— Не помню уже… кажется, когда венок подкинули. Я ведь дома не живу.
— У тебя две, в сторону леса, не работают. Одна в краске, вторая просто разбита.
— Чего-то такого я и ждала.
— Сашуль, прогуляйся вон до той машины, пожалуйста, подпиши бумажки.
* * *
Сергей.
— Давай на ты? Родственники почти, — сказал Ольшанский, когда Саша отошла.
— Давай.
— Есть мысли, что дальше делать?
— Уехать пока психа этого не поймали. Мне кажется, для Саши это лучший вариант.
— Ей страшно и жутко, — кивнул Игорь, — лучшее, что можно сделать это действительно увезти ее куда-нибудь к морю. А я поставлю город на уши и достану этого ублюдка из-под земли.
— Это реально вообще? Найти? — спросил я.
— С теперешней информацией да, эту Наталью и так ищут. Сашке покой нужен, она же опять сорвется, — он досадливо махнул рукой.
— Я понимаю.
— Береги девочку. Она все думает, что железная.
— Дядя Игорь, — мы оба не заметили, как Саша подошла, — это надолго все?
— Устала?
— Да, — девушка поежилась, — и я не понимаю, для чего я тут могу быть еще нужна.
— В принципе, права, — согласился Ольшанский, — показания сняли, бумажки подписали. Езжайте-ка домой.
— А… — начала Саша.
— Я дождусь, мне мнение спецов нужно. Езжай, я тут пока начальство, и я тебя отпускаю.
— Спасибо, — я пожал ему руку.
— Пока не за что. Сашунь, позвони, как доберетесь.
— Спасибо, дядя Игорь. Позвоню.
С неестественно прямой спиной она пошла к машине.
— Саш, может, все-таки, к медикам? Успокоительное и поспишь? — спросил я.
— Нет. Мне плохо потом, не хочу.
— Завтра же улетим, — сказал я, заводя мотор.
— Это временная мера.
— Но, вполне возможно, что твоего психопата успеют поймать.
— А если его не поймают? Что дальше? Машина собьет? Или застрелят на выходе из дома?
— Так. По мере поступления давай, я сейчас куплю билеты неважно куда, главное — подальше. У тебя как с визами?
— Никак. Загран есть.
— И то хорошо. С собой?
— У Андрея, я документы еще после венка забрала и у них с Дашкой оставила, — она слишком спокойная. Обычно после такого спокойствия наступает катастрофа.
Она молчала до самого города. Только бросала на меня странные взгляды. Будто о чем-то раздумывала. Это потом я понял, о чем, а сейчас слегка занервничал.
— Ночуешь у меня и это не обсуждается.
— Хорошо, — безразлично ответила Саша и снова замолчала.
Напряженная, холодная, вытянутая, как струна.
Пока лифт поднимался на мой восьмой я придумал целых три варианта, как стряхнуть с нее эту молчаливую холодность. Лучше истерика, лучше пусть выплачется, чем вот этот пугающий ступор.
— Кухня прямо и налево, проходи, — я зажег свет в прихожей, — курить можно, только окно открой. И не молчи, пожалуйста.
— Ты хочешь, чтоб я истерику устроила? — спросила она, нервно усмехнувшись.
— А по-твоему, молчать и переживать все в себе лучше?
— Не хочу быть в твоих глазах законченной психопаткой.
Слишком много нервозности, слишком резкие и суетливые у нее движения. Баланс на тонкой грани внешнего спокойствия, сжатая до упора пружина. Страшно подумать, что будет, если ее отпустит. Времени на долгие и деликатные планы у меня нет, остаётся план примитивный, быстрый и действенный.
Я открыл шкафчик, достал пузатую бутылку, налил на два пальца коньяка — более женского алкоголя у меня в доме не водится, поставил перед ней стакан:
— Пей. Либо отпустит либо выревешься.
— Тебе действительно это все нужно? — она серьезно смотрит на меня, — Ты погибнуть со мной сегодня мог.
— Нужно. Я сказал, что все решил, хватит.
Она со стуком поставила пустой бокал на столешницу, встала и сделала шаг ко мне. Было в этом какое-то отчаяние, как будто это шаг к амбразуре вражеского дзота.
— Саша… — это остатки здравого смысла. Я понял, что будет дальше. И, черт побери, я так этого хотел!
Она качает головой.
— Я тоже решила.
Теплые губы, пахнущие коньяком, коснулись моих и что-то оборвалось. Я не выдерживаю рядом с ней. Слишком большой соблазн — никакой здравый смысл не докричится.
Мои руки под ее блузкой, ее раскрытая ладонь скользит вверх по груди, шее, зарываясь пальцами в волосы на затылке, от чего по позвоночнику озноб и сердце начинает биться как сумасшедшее.
Коснуться, прижать, раздеть… Захлебнуться в этом желании.
Мира нет. Он снова сжался и сосредоточился в ней, в нежной коже, в изгибах тела. В запахе черной смородины, в робких прикосновениях рук, сбившемся дыхании, неожиданно жадных поцелуях.
Никто никогда не был так важен и нужен. Так, что ты прижимаешь ее к себе до боли в ребрах, пытаясь срастись в одно целое, поэтому что отпустить нельзя, невозможно.
— Люблю… — полувыдох, полустон.
Остатки мира рушатся. Нет больше ничего за пределами спальни. И тут ничего скоро не останется, потому что пожар и катастрофа. Потому что я уже ничего не контролирую. Даже себя.
* * *
Александра.
Разбудил меня звонок телефона.
— Мы ее нашли, — каким-то странным голосом сказал старший Ольшанский.
— Где? Я приеду, в глаза ей хочу посмотреть, — я постаралась закрыть за собой дверь спальни как можно тише.
— Не получится, Саш. Она вены вскрыла у себя дома. Соседи снизу позвонили в полицию, что их топит, участковый пришел, дверь вскрыли, а там труп в ванной и паспорт на столе. Мне как доложили, так я тебе и звоню.
— Она точно… сама?
— Предсмертная записка есть, точнее письмо, я тебе фото пришлю, если хочешь. Она там объяснила, почему все это начала.
Пять утра. Рассвет.
Я открыла окно кухни. Прохладный воздух немножко трезвил.
Пропищало уведомление. Странное чувство, я Наташу жалею, наверное, больше, чем боялась или ненавидела. Еще одна сломанная Димой жизнь.
— Ты всегда так рано встаешь? — я не услышала, как Сергей подошёл. От теплых рук на моих плечах стало спокойнее.
— Наташа с собой покончила, — выпалила я, — Мне только что дядя Игорь звонил.
Топольский встал рядом, вытянул из моей пачки сигарету, закурил и поморщился.
— Думаешь, это из-за тебя?
— Из-за меня тоже, — я протянула ему телефон с фотографий письма.
— Не смогла видеть твое счастье. Странная причина.
— Если она считала, что я во всем виновата, то не странная.
— Но ты ведь не виновата, он бы все равно сел.
Я усмехнулась и сказала:
— Я ведь тогда оправдывала его. Дима жертва обстоятельств, Диму заставили, Дима мучается. А когда его увидела тогда, на первом заседании… поняла, что не смогу, если его отпустят. Это я ему наркоту подбросила, — каждое слово давалось тяжело, — Никто не знает, кроме Лешки, он мне помогал. Лампочки выкрутил в Димином подъезде, наркотики достал, я страшные деньги тогда отдала, но это мелочь была, в сравнении с остальным. И мы ночью, перед рассветом, поехали вскрывать опечатанную квартиру. Где тайник знала только я, Лешка бы не нашел где открывается. Потом нужно было только "вспомнить" про эту нишу в кухне. Собственно, никто не удивился, у меня же психика поломана, две попытки суицида, конечно я могла "забыть". Поэтому я так перепугалась, когда эти приветы из прошлого начались. Ему есть за что мне мстить, он точно знает, что тайник был пустой. Осуждаешь? — я подняла голову и посмотрела на него снизу-вверх.
— Нет. Ты сделала то, что посчитала нужным. Я представляю, как невыносимо было бы знать, что этот клоп остался на свободе.
— Почему клоп?
— Мелкий, противный, вонючий. Кто еще?
— Сережа…
Он понял.
— Все наладится. Я помогу. Я с тобой.
Месяц спустя.
Александра.
— Как дела у тебя? — спросил старший Ольшанский, когда я села за столик.
— Замечательно, — я не смогла сдержать улыбку, — но вы же меня не за этим пригласили? С Лешкой снова что-то?
— Как ни странно, нет, хотя егозит, зараза, пить снова начал, — дядя Игорь покачал головой, — может, женить его?
— А смысл? Была ведь у него Эля, не сложилось. Леша не дозрел, мне кажется. Придет время, сам женится.
— Когда он дозреет? Двадцать четыре года, здоровый лоб, я в его возрасте уже карьеру делал, а он все дурака валяет.
— Мне с ним поговорить?
— А поможет? Хотя он к тебе всегда прислушивается.
— Да, честно сказать, у меня такое чувство, будто Лешка на меня обиделся, — поделилась я, — не знаю, за что.
Ольшанский опустил глаза и, немного помолчав, сказал:
— Ревнует он, Сашуль. По-братски, по-дружески, но ревнует. Ты же знаешь, что он колючий, но ранимый.
— Знаю, — Лешкина ревность была слишком очевидна. Вся компания приняла Сергея настороженно, но обаятельный Топольский нашел общий язык даже с Дашкой. Да что с Дашкой — моя мама после официального знакомства (а вот не надо приезжать к взрослой дочери без звонка!) одобрила. А Леха… Леха показывал характер. Да, откровенного противостояния не было, но Сергея он избегал и меня это огорчало.
— Я же говорю — женить надо балбеса, — вздохнул дядя Игорь, — может, серьезности добавится и времени на глупости не будет.
— А может, лучше вас женить? — хихикнула я.
— Я старый уже, Сашуль.
— Мама тоже говорила и что?
— Да нет, Сашуль. Я попробовал, не вышло, — помрачнел старший Ольшанский.
— Жаль. Инга мне нравилась.
— Лешка… Инга детей хотела, а я… у меня один сын — шалопай, побоялся что он из вредности и ревности во все тяжкие ударится.
— А так не ударился?
— Так он хоть по грани закона ходит, с… шалопай. Сашуль, донеси до него, что кресло подо мной не вечное, а пенсия не за горами, пора за ум браться.
— Я постараюсь, — пообещала я, — но это Леха — он упрямый и на меня обижен.
— Как обиделся, так и разобидится. Ладно, я тебя не из-за этого позвал.
— А зачем?
— Держи, — он достал из портфеля папку, — дома почитаешь, а я тебе на словах объясню сейчас кратко. Попало мне тут на глаза дело… Погиб человек, там же, где Дима сидел. Да так интересно — сценарий тот же — драка, лица нет. Только вот этот голубчик всплыл, правда, в прямом смысле, в реке. Надо говорить, что официально мертвым уже год как числился, а фактически ласты склеил дня три назад?
— Думаете, что Дима тоже… — мне вдруг стало страшно, будто если я скажу вслух. то это станет правдой.
— Не знаю. Пока, Саш, не знаю. Но вся эта история с цветами твоими… Да и Прохорова странно погибла.
— Почему странно?
— В легких вода. Тебе же не надо объяснять, почему она там появляется?
— Спасибо, это я пока помню. То есть сначала утопили… — я помешала кофе, уничтожая рисунок на пенке, — а почему я сейчас только об этом узнаю?
— Откровенно? Пугать не хотел. У тебя только все наладилось, ты же светишься буквально, зачем тебе лишнии страхи? Дело в работе, мы копаем. Накопали вот, рассказываю.
Я осуждающе посмотрела на старшего Ольшанского.
— Ну прости старика, хотел, как лучше.
— Я не злюсь, просто больше так не надо, я не стеклянная, чтоб так носится.
— Да не в этом дело.
— Ладно, я поняла, — вы хотели как лучше. Дядя Игорь, а Дима теперь… Это значит… Эксгумация? — я с трудом это произнесла.
— Да, разрешение я выбью в ближайшие дни. Как будут результаты экспертизы, я тебе позвоню.
— А это… реально, что Дима жив?
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Вы к каким пятидесяти склоняетесь?
— Я думаю, что жив. Слишком похожие истории, таких совпадений не бывает.
— И что теперь?
— Ночью не шатайся, оружие носи и будь внимательнее. Это раз. Два — сейчас езжай в свое Луговое, собирай вещи и в город, в глуши и одной тебе опасно, мы в прошлый раз это все поняли. Хочешь, Леху попрошу, он потесниться, ты приглядишь за ним.
— Дядь Игорь, мне есть у кого пожить, не надо Лёшу дергать.
— У Андрея?
— Не совсем, — я опустила глаза. Ни к какому Андрею Сергей меня не отпустит, я это точно знаю.
— Ааа, я старый дурак никак не привыкну, что обе Лишины теперь устроены. Ему тебя доверить точно можно?
— Можно. Мама одобрила.
— Ну если Нина одобрила, — он многозначительно кивнул.
— Дядя Игорь!
— Да ладно, мне твой музыкант тоже серьезным показался. Если так и есть, то счастья вам. Сашуль, а может тебе вообще уехать?
— Я вернулась неделю как. Снова в бега?
— Спокойнее бы было.
— Дядя Игорь, — запаздало опомнилась я, — А записка Натальи — она сама писала?
— Да, графолог подтвердил. Мутно все, Сашуль. Очень тебя прошу, не рискуй без нужды. Надо будет — я тебе охрану организую.
— Я постараюсь. Надеюсь, что Дима все-таки погиб и охрана не понадобится.
— Я тоже. Все, мелкая, дела, извини. Вещи заберешь — хоть напиши.
— Хорошо, дядя Игорь. И спасибо.
— Не за что. Нине привет!
Я проводила старшего Ольшанского взглядом. Вот только ведь все наладилось...
После защиты диплома, Сергей буквально сгреб меня в охапку и увез отдыхать в свою любимую Черногорию. Перед этим сходил на беседу к моему врачу, не знаю, что уж он там делал, но Алевтина Григорьевна потом очень уважительно сказала, что таких серьезных мужчин сейчас мало.
В Черногории меня ждали десять дней рая. Без преувеличений. Абсолютного счастья. Тогда, ночью на его кухне я и не думала, что такое возможно. Я думала только про то, что я могу умереть и так и не узнать, насколько живая и как с ним хорошо. И что только этого и нужно бояться.
А теперь нужно снова бояться воскресшего Димы.
Я достала телефон и набрала номер Сергея:
— Ты на студии?
— Да, все разошлись уже, скоро домой. А что? Есть предложения? — голос в трубке был такой родной и теплый, что я даже пожалела о том разговоре, что сейчас случится.
— Можно я приеду? — спросила я.
— Случилось что-то?
— Да.
— Приезжай. Ты далеко?
— Минут через двадцать буду, — пообещала я и положила трубку.
Надеюсь, Сергей не сбежит, узнав, что его ждет вторая серия увлекательного сериала “Саша и ее урод-бывший”.
Очень надеюсь.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.