Глава третья

Александра.

Обычный вечер и ничего не предвещало. Утром мне нужно ехать на съемки — с восьми утра до девяти мне предстоит изображать галлюцинацию в разных нарядах. Слава богу, что локация будет только одна — небольшое кафе. Это были уже вторые съемки с момента наших разговоров за кофе с Топольским. Я зря боялась — никаких больше попыток залезть ко мне в душу Сергей не делал. Хотя, может тому причина, что снимали мы в прошлый раз на улице, в достаточно дрянную погоду и все наше общение с Топольским уложилось в десяток фраз? Правда я несколько раз ловила на себе его странный задумчивый взгляд, но мало ли что это могло значить?

Мои мысли прервал звонок телефона:

— Александра Алексевна, это вас с поста охраны беспокоят. К вам курьер с цветами — пропустить или пусть тут оставит?

— Пропусти, — удивилась я, набросила на плечи шаль и пошла к воротам.

— Лишина Александра? — спросил невысокий парнишка с букетом каких-то темных цветов — в сумерках было не разобрать.

— Да, Здравствуйте.

— Распишитесь, — курьер протянул мне ведомость.

— А от кого это? — я черкнула в нужной графе свои инициалы.

— Заказали анонимно. До свидания.

Я закрыла за собой калитку и в свете мощного фонаря над гаражом разглядела, что за цветы мне принесли.

Розы… темные, крупные. От их запаха мне стало дурно. И количество… шесть, как на могилу. Меня передернуло, и я отбросила от себя цветы, будто они были ядовитыми.

Стало страшно, темные окна дома теперь казались зловещими, будто там что-то спряталось, а за каждым кустом словно пряталось чудовище. Нет, ну только не опять… Стараясь дышать ровнее я достала мобильный.

— Андрей, — заплетающимся языком проговорила я, — мне страшно…

— Снова? — спросил друг, — Я приеду сейчас. Ты дома?

— Дома.

— Зету позови, она никого не подпустит. Пять минут, Саш, я недалеко от тебя.

Андрей не обманул, действительно появился через пять минут. Охрана знает его машину, а ключи от дома у него есть последние несколько лет, как, впрочем, и у меня от их с Дашкой квартиры.

— Что случилось? — он присел перед скамейкой, на которой я тряслась как осиновый лист.

Я кивнула на розы, которые отшвырнула от себя подальше:

— Их шесть…

— Ясно. Иди сюда, — друг накинул мне на плечи сползшую шаль, — Саш, это не он. Его больше нет. Просто совпадение, кто-то не особо умный не умеет считать. Мало тебе цветов анонимно приносили?

— Такие — первый раз.

— Странно. Дима никогда оригинальным не был, цветочки банальные. Саш, он умер. Мертвые не присылают цветов.

— Я знаю, Андрюш. Меня просто как-то расшатало эмоционально последнее время.

— Бывает. Знаешь, Сань, собирайся, у нас переночуешь.

— А Дашка?

— Дашка будет счастлива, а ты дома все равно не заснешь. Пойдем, соберешься.

***

Именно из-за того, что я вчера не ночевала дома я сейчас приеду на площадку почти за час до начала съемок. Потому что не подумала, что добираться от квартиры Андрея гораздо быстрее, чем из Лугового, да и пробок таких нет. А еще я все же отвратительно спала — всю ночь снилась какая-то неприятная муть, даже вспоминать ее не хочу.

У черного хода кафе стоял микроавтобус из которого разгружали оборудование для съемок. Чуть поодаль, прислонившись к крылу своего кроссовера, стоял Топольский с телефоном в руке и скучающим видом.

— Доброе утро, — искренне улыбнулся он мне, — не любишь опаздывать?

— Доброе! Не люблю, — согласилась я, — да и когда живешь в пригороде быстро учишься выезжать с запасом на пробки.

— Сильно далекий пригород?

— Луговое. Это…

— Знаю, — Сергей кивнул, — у меня друзья в соседнем поселке. Луговое место с претензией, насколько я помню.

— Это место с пафосом, — фыркнула я, — много понтов, а на деле просто поселок со шлагбаумом и не очень умной охраной.

— Ты, похоже, не в восторге от всего этого.

— Почему тогда живу там, хотите спросить? Долгая история, но дом мне дорог, как память о детстве.

— Понимаю, — Топольский кивнул, мне показалось, что немного печально, потом бросил быстрый взгляд, на часы, — Саша, как насчет выпить кофе? Тут и без нас справятся, в запасе минут сорок, а я адски хочу спать, если честно. Составишь компанию?

— С радостью, — честно ответила я, — тоже спать хочу. Только все закрыто еще.

— Не все — на перекрестке кофейня открыта, насколько помню, варят они неплохо, но лучше с собой, потому что помещение у них — у меня кухня больше. Прогуляемся или подождешь?

— Подожду. Мне еще пару звонков нужно сделать, — соврала я.

Сергей кивает и уходит в сторону светофора, а я прислоняюсь к крылу своей Шкоды и закуриваю. Вроде пока все нормально, может и дальше обойдется? Я, конечно, успокоилась после вчерашнего, Андрей прав — цветы эти чистая случайность, но лишних потрясений бы хотелось избежать.

***

Сергей.

Мне редко бывает интересно. Да, в женщине должна быть загадка и у многих она есть, это добавляет шарма, но не у всех она такая явная, как у этой девицы с красивым именем Александра.

Почему явная? Потому что под мои определения она никак не укладывается. Сначала я думал, что Саша из тех самых золотых девочек, которые должны унаследовать бизнес семьи и выращены с соответствующими качествами — со слов того же Вадика выходило, что госпожа Лишина не терпит, когда что-то идет не по плану, требовательна и вообще вытрепала ему все нервы за съемки их клипа и держала всю группу в ежовых рукавицах. Конечно, его слова я поделил на два, но все же. Потом, когда пообщался с ней чуть больше, решил, что Саша просто карьеристка, с точным планом на жизнь, потому что от золотой молодежи и избалованной богатой девочки в ней не было ничего. Каюсь, я не интересовался состоятельностью ее семьи, но новая Шкода, изящные украшения, купленные явно не в переходе и шмотки, выглядящие обманчиво просто, говорили сами за себя. А еще мастерский неброский макияж, маникюр и укладка. Когда я поделился всем этим с Вадимом, чтоб он подтвердил мои догадки, тот заявил, что только настоящий бабник мог такое заметить. Почему бабник сразу? У меня всю жизнь перед глазами мама, которая и на своем седьмом десятке фору молодым даст. А еще была Настя, которая застала приход денег в мою жизнь. На кого мне их было тратить, кроме любимого дела и близкого человека?

Вот только под определение карьеристки Саша тоже не подходит. А еще я почти на сто процентов уверен, что ее холодность и спокойствие — это только камуфляж, а на деле под этой маской что-то гораздо более интересное.

И было еще кое-что. Почему-то дистанцию и обращение на вы Саша держала только со мной. Даже с Олегом, нашим вокалистом, они перешли на ты чуть ли не на первых съемках, хотя он, на минуточку, не многим меня младше. И тем не менее, на подкаты в лоб Саша не ведется, такое чувство, что она их вообще не понимает. Ладно, еще не вечер — смутить ее пару раз мне удалось, посмотрим, что будет дальше. Хотя… меня уже бесит, как неуловимо меняется поведение съемочной группы при Сашином появлении, хотя с ее стороны нет даже и намека на кокетство. Можно сказать, я её ревную, в какой-то степени. И мне с ней легко — будто я ее знаю не чуть меньше недели, а полжизни. И это очень опасная легкость, потому что я знаю, что бывает дальше. Не сказать, что мне этого не хочется — она красивая, зараза, но ведь совсем девочка.

Из чистого любопытства решаю потревожить Александру, которая сидит в самом углу зала и что-то быстро пишет в толстом блокноте. Заглядываю ей за плечо — нет, не пишет. Рисует — быстрыми и уверенными движениями, вся в этом занятии, словно нет вокруг шума и людей. А рисует она фактурную девчонку гримера, которая как из иллюстрации русских сказок — голубые глаза, румянец и русая коса до пояса.

— Есть то-то, что ты не умеешь? — спрашиваю я, появляясь в поле Сашиной видимости.

— Бесшумно подходить, — девушка поднимает голову.

— Я мог и не стараться, ты вся в себе, — не дожидаясь приглашения, я сажусь с ней рядом на узкий диванчик, — можно?

— Конечно, — девушка протягивает мне альбом.

Я перелистываю страницы и удивляюсь, какие там теплые рисунки — уютные, домашние. Вроде, ничего особенного, но атмосферно. Особенно лампа с тканевым абажуром и кисточками — у родителей была такая, когда я еще в школе учился — стояла, на отцовском столе. А в этом я бы жил — терраса, увитая виноградом, закатное солнце на досках пола, круглый стол со скатертью, свисающей почти до пола, плетеные кресла вокруг, две чайных чашки, от которых поднимается пар. Переворачиваю еще одну страницу и смотрю на себя.

— Вам нравится? — тихо и недоверчиво спрашивает она.

— Очень, — это правда, потому что она умудрилась поймать момент или поймать меня — настоящего. Таким я себя вижу по утрам в зеркале или с очень близкими друзьями — не музыкантом, не начальником, а человеком.

— Мы снимать будем сегодня? — спросил, подошедший так некстати, Олег.

— Будем, свет выставят только. Смотри, — я протянул ему альбом с открытым портретом, — красота же?

— Красота. Я бы сказал, художник к тебе неровно дышит, — ухмыльнулся Олег, — больно любовно ты нарисован. Но ты здесь ты.

Не я один заметил. Хотя мы с Олегом дружим лет пятнадцать.

— Александра, ты художник, оказывается? — Олег возвращает девушке альбом.

— Я просто балуюсь, — Саша прячет рисунки в рюкзак.

— Балуются на стенах в подъезде. Серега, пойдем насчет света поторопим, а то перерыв как-то слишком затянулся

***

Я поднимаю глаза от телефона, которым прикрываясь как щитом, чтоб можно было разглядывать щебечущую с Олегом Сашу. Что они там такого веселого обсуждают, интересно?

— Олег, ты в голове держи, что она девочка совсем, — сказал я вокалисту, когда девушка последний раз ему улыбнулась и ушла поправлять грим.

Олег уставился на меня в недоумении:

— Серый, ты о чем? У меня дочь на пять лет младше! У меня жена любимая, в конце концов!

— Мне просто показалось… — черт!

— Показалось. Саша хороший собеседник, я ей пару фишек вокальных показал, ну и все. А вот что у тебя в голове — это вопрос.

А правда — что? Не потому ли мне так интересно, что ее надо завоевывать? Конкуренция?

Саша вышла в дверь черного входа, а я, выждал пять минут и, как бы случайно, вышел следом.

— Не помешаю?

— Нет, — девушка прислонилась к перилам, держа в руках мобильный.

— Еще две сцены с тобой отснимем и можешь домой ехать. Я Вадика попросил тебя не держать.

— Спасибо. Вы так меня опекаете, что даже неловко.

— Я тебя во все это втянул, — отчасти это правда.

Девушка потрясла головой и зевнула.

— Что ты делаешь ночами, Александра?

— Дописываю диплом.

— У тебя второе высшее или магистратура? — спросил я, прикидывая.

— Нет, первое. Это долгая история.

Я чувствую, как она закрылась. Что я такого спросил, интересно? Опять загадки?

— Сергей Георгиевич, вам про рисунки правда интересно? — спросила она, глядя на меня снизу-вверх.

— Конечно. Очень интересно, — честно признался я. Рисунки — это повод и возможность ее разглядеть. А это уже немало.

— Тогда, можно вас пригласить на репбазу? Я бы альбомы привезла.

— Нужно. Когда?

— Хоть завтра. Мы после четырех начинаем по пятницам.

— Значит, завтра, — да, мне придется подвинуть кое-какие свои планы, но что-то мне подсказывает, что это того стоит.

***

Александра.

Добравшись домой под вечер, я снова устроилась на веранде, только в этот раз на ступеньках, закурила и спросила овчарку:

— Можно ведь просто дружить, да? Он, вроде, не против. Я просто не буду его провоцировать и все. И потом, шестнадцать лет разницы, я же девчонка для него.

Зета фыркнула, давая понять, что даже она не верит в мои слова.

— Ничего ты не понимаешь, — улыбнулась я, — хотя, я тоже. Понимаешь, ему все интересно — любимая книга, как тебя зовут, какой я люблю чай, откуда у меня шрам на коленке — заметь, что про запястья он тактично не спросил. Наверняка решил, что я психованная. Хотя, это недалеко от истинны. Знаешь, если он завтра приедет на репетицию, я буду очень рада. И мне страшно, собака. У меня ведь нет шансов ни на что.

***

Сергей.

Базу "EverNever" я нашёл без особого труда — маленькое полуподвальное помещение, придаток бывшего кафе. И зачем я тащусь на другой конец города, да еще и под вечер? Потому что любопытно, потому что не идет эта девчонка у меня из головы. Хотя именно что девчонка, а я старый любопытный пень.

Я приехал почти в семь (проклятые пробки). Двери в помещение открыты настежь, в глубине слышны голоса и гитара, так что на мои шаги никто не обращает внимания, и я останавливаюсь в небольшом темном коридорчике, откуда прекрасно видно маленькую комнатушку с инструментами и ободранным диваном. Честное слово, не хотел этого, но в последний момент вдруг захотелось подглядеть за живой Сашей. Обзор у меня просто прекрасный — помещении только сама Саша, светловолосый парень, которого я видел тогда на съёмках — он вступился за мою будущую галлюцинацию, и, очень похожая на него, девочка лет шестнадцати.

— Мама, мама, купи мне покемона! Мама, мама, я хочу — пикачу![1]— Саша размашисто била по струнам гитары, сидя на высокой табуретке.

Я очень постарался не засмеяться.

— Отдай гитару, — сказал парень — Андрей, кажется, — тебе выступать скоро, а ты…

— День дурацкий, — вдруг устало ответила девушка, — ну вот тебе посерьезнее:

Это тысяча лет без движенья, без слов и без песен,

И опущены веки, холодные губы не дышат.

Ты герой, ты остался в живых, так чего ж ты не весел?

Здесь живет пораженье и пыль. Не ходи сюда, слышишь?

Я останусь бродить в пустоте-темноте коридоров,

Буду жадно лакать тишину и отсутствие ласки…

Я почти позабыла на запах своих прокуроров.

Не тревожь моего одиночества. Это опасно.[2]

— Иди к чертям, Александра, — парень забирает у нее инструмент, — с твоих песен удавиться хочется.

— А то ты этого раньше не знал, — девушка потирает переносицу, — ладно, подыграй тогда. Вот отсюда, — она что-то показывает на лежащих на стуле листах.

— Уже лучше. Это на твои квартирники люди рыдать ходят.

— Крокодил, играй!

Знаешь, с тех пор, как мы встретились взглядом,

Мне не о чем стало писать.

Солнце забилось в зрачках,

Но я не любитель веселых тем.

Если мне есть что сказать,

То я в первый раз предпочту смолчать

Бросив все то, чем клялась,

Позабыв насовсем.[3]

Я заслушался, глядя на девушку и микрофона. Если это ее стихи, то все еще интереснее и глубже, чем я думал. Черт, это красиво! Это талантливо. Но не для всех, она права.

Я не удержался и зааплодировал. Саша вздрогнула, обернулась к двери, и я увидел, зачем отменял свои дела, зачем тащился на окраину — радость, которая, пусть только на мгновение, отразилась у нее на лице.

— Здравствуйте, — улыбнулась девушка, — а я вас уже не ждала.

— Добрый вечер! Зря, я не мог не приехать. Саша, я немножко подслушал… Кто автор?

— Много подслушали? Я автор. Некрасиво?

— Наоборот. Мне понравилось — задевает.

Есть! Смутилась, засуетилась.

— Сергей Георгиевич, это Андрей, — парень пожал мне руку, — талантливый человек и мой большой друг. А это Даша, сестренка Андрея — наша клавишница временно, — девочка кивнула, глядя на меня глазами классической фанатки.

— Сергей Георгиевич, я растяпа, — продолжила Саша смущенно, — обещала вам альбом привезти и забыла, и Андрею ноутбук не отдала. Да еще и безлошадная сегодня — машина в сервисе.

— Да? Жаль, я уезжаю завтра, ненадолго, но все же.

Она вздыхает. Расстроилась?

— Сашка, а чего вы дурью маетесь? — Даша перевела взгляд с меня на девушку.

— В смысле?

— Ну если ты без машины, то у Андрюшки она пока есть. Ну, с утра была. Сань, возьми ключи да съезди.

— О, как она уже машиной брата распоряжается! — развел руками Андрей.

— Ну, если у вас логика спит, или мозг чем другим занят, — не осталась в долгу Даша, — я домой и на метро доберусь, если что.

— А это идея… — задумчиво протянула Саша. — Только давайте проще, Сергей Георгиевич, я вас на чай приглашала? Ну, вот и возможность, заодно и то, что на компьютере покажу и Андрюшке ноут отдам. Если у вас время есть, конечно.

— Я только за.

Девушка кивает и улыбается уголками губ:

— Я только сумку возьму.

***

Александра.

— Зета! Место!

Куда там! Собака налетела на меня, чуть не сбив с ног ударом передних лап в грудь. Вот отучала же!

— Зета, зараза! Перестань! — смеясь уворачиваюсь от овчарки, пытающийся меня облизать.

— Вот это любовь! — Сергей наблюдает за всем этим с неприкрытым весельем.

— Скажите спасибо, что она только Саньку так встречает, — не меньше веселиться Андрей. — А то лежали бы, ровным рядком, зализанные до смерти.

Зета наконец угомонилась и тихонько зарычала на Сергея.

— Зета! Свои. Нельзя!

Собака вопросительно повернула голову. Пришлось потрепать её за ухом.

— Не бойтесь, теперь не тронет. Она просто обучена так — защищать хозяйку.

— Да я и не боюсь, — Топольский присаживается рядом с овчаркой. — Зета? Дай лапу?

Тут я удивилась. Зету я завела после того, как меня выписали. Заводила, как охрану, потом привязалась, и она платит преданной собачьей любовью. Дрессировали её для защиты, к чужим учили не подходить. Она только маму и Андрея с Надей признает. Даже на Лёшку рычит, а тут подошла, обнюхала протянутую руки и… дала лапу.

— Ох, и ни фига себе! — выдохнул Андрей. — Зетка ж не подходит к чужим.

— Собаки читают мысли, — тихо пробормотала я себе под нос.

От пресловутого чая Сергей отказался, сославшись на нехватку времени. Жаль, живая легенда отечественного рока на моей кухне, в домашних тапочках — это сильное зрелище. Я бы полюбовалась. Ну нет, так нет.

Андрей остался на крыльце, курить и звонить Дашке, а провела Сергея на второй этаж, в свою комнату. Я еще не успела свыкнуться, что теперь здесь живу одна и начать пользоваться кабинетом, поэтому Топольскому придется показать сокровенное — мою спальню, она же кабинет, она же студия.

— Внезапно, — Сергей увидел плакат со своим автографом, висящий у меня над столом.

— Ага, — я не сдержала улыбки, — раритет.

— Смешно тогда вышло с этими плакатами — опечатка идиотская и заметили ее слишком поздно, пришлось подписывать, что есть.

— Я помню, как уже в очереди за автографом разглядела это «гитараст» мелким шрифтом, — засмеялась я.

— Ты была на том концерте? Странно…

— Что именно? — я смахнула с альбома пыль и протянула Топольскому.

— Мне казалось, я должен был тебя запомнить.

— Я сильно изменилась за три года. Да и сколько там людей перед глазами было, — я постаралась не измениться в лице.

Я была на его концерте. Когда уже научилась быть среди людей, поборола свои приступы паники при выходе на улицу. Запомнить… Ха. Я была худее на семь кило — острые скулы, ноги-палочки, огромные несчастные глаза — выглядела как девочка-подросток. Шикарных волос тоже не было — растрёпанное жалкое каре из трех волосин, которое я состригла, потому волосы сыпались и в длине, которой я гордилась, не было больше смысла. Было бы странно, если бы он меня узнал. Забавно, что тогда на протянутом плакате он написал «Все неслучайно».

Пришел Андрей, открыл ноутбук и принялся ворчать, что у меня там слишком много всякого мусора и он бы тоже в таких условиях не работал.

— Саша, а как ты смотришь, чтоб продать одну свою работу, — неожиданно спрашивает Сергей, — протягивая мне открытый альбом.

Бросаю взгляд на страницу. «Страхи», угу. Банальный сюжет — девушка, забившаяся в угол, а из темноты к ней тянутся кривые мерзкие щупальца. Банальный, но этот рисунок был частью моей терапии, поэтому там частичка меня.

— Неужели на обложку альбома? — Андрей отрывается от открытого ноутбука.

— Не совсем. На сингл, на разворот. Очень в тему будет, я думаю.

— Денег не возьму, — предупреждаю я. Как-то не особо я верю, что картинка действительно окажется на сингле.

— И как мне быть?

— Я вам ее подарю, — щелкаю я застежкой альбома, доставая нужный лист.

— Только имя Санькино там мелким шрифтом на обороте напишите, — ухмыляется Андрей, — я буду гордиться, что я с ней знаком.

— А так, значит, не гордишься, — хихикаю я, отдавая папку с рисунком Топольскому.

— С авторскими правами разберемся. Но бесплатно я тоже не могу.

— Билет на ваш осенний концерт будет хорошей платой, — улыбаюсь я.

— Дешевишь, — комментирует Андрей и тут же добавляет, — Сань, ноуту, по ходу совсем плохо, я ребятам из сервиса позвоню сейчас, посоветуюсь, но ремонта не избежать.

— Да я как-то и не надеялась малой кровью отделаться, — пожимаю я плечами.

Андрей выходит звонить, а я остаюсь с Топольским наедине.

— Это какая-то легенда, да? — Сергей кладет передо мной альбом, а сам опирается одной рукой о стол, а вторую кладет на спинку моего кресла.

— Почти. Это Британская сказка о рыбаке и русалке. Русалка влюбилась в Рыбака. Приносила ему драгоценности из своего грота, но, в конце концов, в этом же гроте его и заточила, то ли из ревности, то ли от обиды. Точно уже не вспомню.

— Саш, ты меня поражаешь. Нет, я серьезно!

— Чем? — стараюсь не оборачиваться, делая вид, что увлечена рисунком.

— Легенды, сказки, книги, рисунки, стихи, голос… И так все красиво. Даже немножко несовременно.

— Плохого же вы мнения о современной молодежи, если мои интересы настолько вас удивляют, — усмехаюсь я.

— Одно дело, знать, что такое возможно, другое — увидеть.

Я оборачиваюсь, понимая, что избегать его взгляда больше нельзя.

Близко. Впервые так близко к нему вне кадра.

— А еще ты очень красивая.

От необходимости отвечать меня спасает звук сообщения на телефоне Топольского. Он отвлекается, что-то быстро набирая на клавиатуре, а я встаю из-за стола, пытаясь унять сердцебиение.

— Я, кстати, ни разу не видел, как ты играешь, — говорит Сергей, убирая телефон и кивая на лежащую на диване гитару.

— Мне будет неловко при вас, — отнекиваюсь я, — у меня это для больше хобби.

— Я не стану выискивать косяки, обещаю.

Я перебираю в голове все свои песни, стараясь выбрать что-то нейтральное, незатейливое, потому что я все равно собьюсь при нем, запутаюсь в аккордах. А Сергей воспринимает мое замешательство по-своему.

— Саша, пожалуйста, — он касается моего запястья кончиками пальцев, легко, мимолетно, но кожа вспыхивает, словно от ожога. Черт побери этого Топольского! Нет, не стану я выбирать ничего легкого, может быть, так будет даже лучше.

Беру гитару, сажусь на диван, а Сергей устраивается в кресле напротив.

Трогаю струны, вдох:

Тихо стелется ночь-бездельница,

На пороге твоём — весна

Я играю, пытаясь не смотреть на Топольского. Черт бы его побрал с его теплым внимательным взглядом и легкой полуулыбкой от которой сердце замирает.

Одиночество, спи

Сердце, молчи

В полшестого утра

Всё молчанье — в слова[4]

Это правда личное, поэтому я и не отдаю ее группе, изредка играя на квартирниках и дружеских посиделках. Личное, сырое, написанное совсем недавно. И зря я ее выбрала, потому что Сергей явно что-то понял — посерьёзнел, задумался.

Последний аккорд и неловкое молчание.

— Это очень красиво, — нарушает молчание Топольский, — правда. Трогательно, красиво, нежно, грустно. Это нужно играть, Саша, такие песни должны вызывать эмоции, а не лежать мертвым грузом в ящике.

Я неловко пожимая плечами, вдруг засмущавшись:

— Преувеличиваете…

— Чистая правда, — Сергей поднимается, — можно? — кивает он на гитару в моих руках.

— Конечно.

— Она ведь на заказ? — Топольский присаживается рядом на диван, — Просто звук необычный, хороший инструмент.

— Да, на заказ. Мама на мой юбилей подарила, на двадцать лет, — я тут же пожалела — зря я так акцентирую на возрасте.

Сергей разглядывает гитару. Жениться он на ней собрался, что ли? Не выдержала, спросила. А кто бы удержался?

— Сергей Георгиевич, а....

— Что? — быстрый взгляд на меня и мягкая полуулыбка.

Набравшись наглости сказала:

— Сыграйте, пожалуйста?

— Хорошо, но у меня только одно условие, — Топольский был готов к моей просьбе.

— Какое?

— Ты постараешься мне не выкать, — говорит он.

Плата мне показалась приемлемой.

— Хорошо.

— Что тебе сыграть? Хотя, погоди.

Нервные пальцы привычно пробежались по грифу. Меня всегда завораживало это. Настоящий гипноз.

Мелодия… Я никогда ее не слышала раньше — грустная, но светлая, нежная, кружевная, невероятно прекрасная. Хотя, чего греха таить, мне вся его музыка нравится. Да, я точно знаю, что это именно его мелодия. Плюю на приличия, забираюсь на диван с ногами и разворачиваюсь к Сергею лицом. Откровенно любуюсь, другого слова я подобрать не могу. Это не так, как быть зрителем на концерте, сейчас он играет для меня и это больно и прекрасно одновременно.

Его краткий чуть насмешливый взгляд и вдруг понимаю, что не хочу, чтоб обрывалась музыка, не хочу возвращения Андрея. Хочу сидеть вот так, прядом с Сергеем, слушать, как сменяется мелодия за мелодией, смотреть на него, наслаждаться этим чувством защищенности и легкости…

Как завороженная смотрю на его пальцы, бегающие по грифу. Каждая нота, каждый звук отдаются во мне чем-то сладким, щемящим. Гений. Мне так никогда не научиться, это дар.

***

Сергей.

Я только на минуту задумался, что ей сыграть. Эта мелодия совсем сырая, сложившаяся буквально на днях, но такая похожая на девушку напротив. И мне, почему-то, было важно увидеть, поймет она это или нет.

Поняла. Я вижу, как меняется выражение лица и глаз. Саша чувствует именно то, что я вложил в эту мелодию. Ах, черт побери, как приятно играть для того, кто понимает, что ты хотел сказать, кому не нужно ничего объяснять. С кем так легко и просто. Кто смотрит на тебя так — с восхищением и теплом. Что мне нужно делать, чтоб именно эта девушка почаще на меня так смотрела?

Об этом всем я буду очень много думать.

Поток моих мыслей прерывает Андрей, появившийся в проёме двери. Очарование куда-то пропадает, волшебство было только для двоих.

— Я вам помешал? — гитарист явно прочел что-то лишнее в моем взгляде. Ревнует?

— Нет, конечно. Андрюш, что с ноутбуком? — Саша излишне суетлива и мне интересно, почему?

— Северному мосту каюк, сейчас в сервис закину, пока мне по пути, да у ребят время есть. Ближе к вечеру точно скажу, что там по деньгам выходит.

Спохватываюсь, что мне тоже пора.

Саша поднимается:

— Я провожу, а то Зета не выпустит. Она Андрея-то не всегда выпускает.

Уже выйдя за калитку, на миг замешкался. Хотелось сказать что-то теплое, напоследок. Чтоб она улыбнулась.

— Спасибо за компанию, — я протягиваю ей руку.

— Это… тебе, — не выкать мне Саше тяжело, — спасибо. Это было… Так красиво. Даже немножечко больно. Это ведь новая мелодия, да?

— Да, просто мне оказалось, что она подходит тебе и к моменту. Захочешь — повторим. Для тебя приятно играть, — ее пальцы еще в моей ладони, но я не тороплюсь их отпускать, а она не возражает.

— Это будет наглостью с моей стороны.

— Красивой девушке простительно.

— Вы… Ты меня смущаешь, — она опускает ресницы, и я вижу бледный румянец на щеках.

— Ничего не могу с собой поделать, — честно признаюсь я и понимаю, что прощание затянулось, — До свидания, Саша, — я, наконец, отпускаю ее руку.

— До свидания.

Уже открыв дверь машины, я не удержался:

— И все-таки ты очень красивая.