Глава седьмая

Александра.

Я последовала Надькиному совету — расслабилась и перестала себя накручивать. Не совсем, конечно, но частично. Да, я не проснулась другим человеком, да я, не перестала бояться и переживать, но что-то определенно изменилось. И дело не только в том, как фантастически целуется Топольский (хотя, в этом тоже, да). Самое интересное, что мне понадобился один вечер, чтоб признаться себе, что проблема даже не в том, что я ему не верю, а в том, что я хочу ему верить и не знаю, насколько у меня получится. А значит, единственный выход из этого — поговорить с Сергеем честно. Не самый приятный вариант, но по-другому, наверное, никак.

Хотя, иногда мне начинало казаться, что Сергей сам о чем-то догадывается. Взять хотя бы наш последний телефонный разговор.

— Знаешь, у меня такое чувство, что у тебя давно не было романов, — сказал Сергей и я услышала, как щелкнула зажигалка.

Я сидела на крылечке, с телефоном, и слушала такой далекий теплый голос.

— Ты прав, — смысл спорить? По мне и так понятно, что я совершенно забыла, как себя вести с мужчиной, который нравится.

— Ты разборчивая невеста? — шутливо спросил он, — Я могу гордиться, что покорил твое сердце?

— Можешь, — разрешила я, — Сережа… Мне бы поговорить с тобой серьезно.

— Мне начинать беспокоиться?

— Нет, просто… как-то все скомкано, а у меня действительно очень давно не было романов.

— Понял. Виноват. Исправлюсь. А вообще я уже в субботу утром вернусь, так что на вечер никаких планов не строи. Я буду тебя очаровывать.

— Вот так сразу?

— Не сразу. Постепенно. Тебе понравится.

— Обещаешь?

— Обещаю, моя хорошая. Ты играешь сегодня?

— Ты помнишь? — я даже удивилась.

— Конечно.

— Играю. Даже прямой эфир будет. Правда в инстаграме, увы.

— А ты хочешь по федеральному каналу?

— Боже сохрани.

— Ладно, Санечка, я не буду тебя отвлекать, позвоню еще сегодня.

— Я буду ждать.

***

На квартирник со мной поехал Андрей — у него это крест быть моим сопровождающим, носильщиком, вторым гитаристом, иногда охранником. В этот раз ему пришлось еще слушать про мои сомнения касаемо Сергея. Раз в пятый, наверное. Потому что с Лешкой я свои сердечные дела не обсуждаю, а Надежда уехала в командировку. Андрей терпел стоически, надо отдать ему должное.

Отыграли мы тоже хорошо, без накладок и с очень хорошей публикой. Тридцать человек это, по меркам моих сольных выступлений, немало.

Когда мы вышли из кафе, где сегодня играли, уже совсем стемнело. Стоянка у черного хода освещалась парой тусклых фонарей, но этого вполне хватило, чтоб разглядеть коробку на капоте моей Шкоды.

— Это что за хрень? — спросил Андрей, указывая на коробку.

— Надеюсь, там не бомба.

— Учитывая предыдущий опыт, там либо дурацкие розы, либо кучка дерьма, — Андрей отдал мне чехол с моей гитарой, подошел к машине и поднял крышку.

Вонь учуяла даже я, стоящая значительно дальше Андрея и, конечно же, подошла, чтоб заглянуть внутрь. В коробке лежал дохлый, уже начавший разлагаться, голубь, а сверху моя фотография в крови, с выколотыми глазами.

— Что за порнография? — Андрей брезгливо поморщился.

— Кому-то не нравятся мои фотографии, — пробормотала я.

— Так, — недобро посмотрел на меня Андрей, — это которая уже?

— Вторая. Надо Леше позвонить, — я поежилась и отвернулась, — дядя Игорь вроде обещал меня со следователем познакомить, если еще что-то похожее будет.

— Иди в мою машину, там точно сюрпризов нет, а я сам позвоню и договорюсь. Иди, Сань.

— Что бы я без вас делала? — спросила я, уже сидя в машине и пытаясь закурить.

— А без нас нельзя, — щелкнул зажигалкой Андрей, — мы твой крест.

— Иди ты. Мне жутко… Розы мне просто на нервы действовали, а вот тухлятина с кровью это прям бррр, — меня передернуло.

И тут ожил мой телефон. Сергей выбирает совершенно неподходящие моменты для звонков.

— Ответь, — сказал Андрей, — может, спокойнее станет

— Я хотел узнать, как у тебя дела, — сказал Топольский, когда я сняла трубку.

— Ты сегодня очень красивая, — я почувствовала, как он улыбнулся.

— Откуда ты знаешь? — удивилась я.

— Я смотрел эфир в инстаграме, правда, не весь, — признался Сергей, — все-таки на следующий твой квартирник я приду, пусть и с накладными усами.

— Обязательно, — я вдруг выдохнула и поняла, что действительно немного успокоилась, — Сереж, я в машине, давай я из дома сама позвоню?

— Да, конечно. Я буду ждать, Санечка.

— У тебя даже глаза меняются, когда ты его слышишь, — покачал головой Андрей, — дай бог, чтоб у него так же было.

— Говоришь, как моя бабушка, — фыркнула я, убирая мобильный, — я сама бы этого очень хотела.

— Я так понял, Топольский про эти подарочки не знает?

— Нет, он только букет на съемках видел, после которого меня накрыло, вот и все. Ты ведь понимаешь, что если я расскажу про все эти цветы и фотографии, то придется рассказывать и про все остальное.

— А ты этого очень не хочешь?

— Я этого вообще не хочу. Знаю, что нужно, но не хочу. Понимаешь, это настолько дико — совместить Сергея и мое прошлое… В его мире такого случится не могло, и я боюсь, что он не поймет и не примет.

Андрей вздохнул и вытащил из моей пачки сигарету.

— Вот как тут бросишь? — спросил он, — Сашка, я понимаю, что такими трагедиями делиться непросто и больно, я все это видел и даже со стороны было жутко, но, если у тебя к Топольскому что-то серьезное, то придется быть честной. Какие тайны между влюбленными людьми?

— Я-то влюбленная, а он? Я до сих пор сомневаюсь. Что-то, видимо, должно случиться, чтоб я до конца поверила.

— Вот и поговори с ним. Если примет, а я, почему-то, в этом не сомневаюсь, значит у него тоже все всерьез. Решайся, Сань. Чем дольше тянешь, тем страшнее.

— Да, ты прав, наверное. Просто моя установка, что я никому такая не нужна, слишком сильная.

— Эта тварь из-за решетки тогда много чего орала, но в голове у тебя, почему-то, отложилось именно это.

— Наверное, попал удачно. Психотерапевт мой тоже сильно удивлялся. Ладно, прости, я уже всех достала своими сомнениями.

— Забей. Все мы понимаем, что ты выстроила для себе определенную систему, мир, в котором можешь жить, а теперь это все идет не по плану и ты нервничаешь. Для этого и нужны друзья, чтоб можно было на них положиться. И не забывай, что ты мне сестру вырастила почти.

— Дашка к тому моменту уже большая была.

— Переходный возраст — самое ужасное что может выпасть старшему брату, — закатил глаза Андрей.

Я как раз докурила, когда появился Лешка, в сопровождении старенькой Ауди из которой вышел немолодой мужчина в светлом костюме и парень с чемоданчиком.

— Привет! — Леха кивнул мне и пожал руку Андрею, — Это Михаил Семеныч — следователь, я ему ситуацию обрисовал, как успел. А это Тимур — помощник.

— Бывший следователь, теперь частный сыщик, — поправил Михаил Семенович.

— Саша, — я кивнула, — это из-за меня весь сыр-бор.

— Да, Алексей рассказал, — мужчина посмотрел на часы, — ребята, покажите эту коробку Тимуру, а я бы с Александрой побеседовать хотел.

— Если что — можно в моей машине, — сказал Андрей, уже на ходу.

— Да мы и так побеседуем, — Михаил Семенович достал диктофон, — не смутит?

— Нет, — покачала я головой, — спрашивайте.

— С врагами как у вас?

— Явных и пакостных нет, — пожала я плечами, — даже не знаю, кто мне может так гадить неприятно.

— Алексей мне говорил, у вас какой-то проект громкий?

— Леша не так выразился, — я поежилась и как могла объяснила специфику съемок.

— Топольский? — переспросил следователь, — это тот самый?

— Оттис, да. Интересуетесь?

— Сын интересуется. Ну тут понятно — резкая популярность или бывшая пассия. Мне бы с ним тоже побеседовать.

— Если честно, я бы не хотела, чтоб он об этом знал, — честно сказала я, — у меня есть на это очень веские личные причины.

— Я не думаю, что получится. Про причины расскажете?

— Тогда давайте оттянем этот момент, как можно дальше — он все равно не в городе. А причины… Наши отношения не просто рабоче-дружеские и я хотела бы сначала сама с Сергеем поговорить, потому что о цветах и фотографиях он не знает.

— Роман, значит, — мужчина быстро улыбнулся уголками губ, — я вас понял, но побеседовать придется все равно, пусть и немного позже. Саша, мне Леша еще кое-что рассказал…

— Вы про Диму? Да. Но он погиб два года назад, я видела выписку из дела.

— Хорошо. Но запрос я все равно сделаю, от греха, как говориться.

— Ваше право, но если это кто-то из этих… То мстили бы мне не цветами и голубями, поверьте.

— Я верю, — не стал спорить Михаил Семенович, — слышал про это дело. Саша, я вам номер телефона оставлю — если еще сюрпризы будут — звоните сразу мне. А теперь Тимур пальчики ваши откатает, не против?

— Нет. А зачем? — спросила я, — глядя, как Андрей уже оставляет свои отпечатки на листе бумаги.

— Мало ли что там на коробке любопытного. Саша, вы точно все мне рассказали?

— Да вроде бы… — я пожала плечами, — но, если я что-то вспомню, то позвоню.

— Тебя отвезти? — спросил Андрей, когда мы остались одни — у Лешки были какие-то очень важные дела, как я предполагаю — женского пола, поэтому он очень быстро ретировался, извинившись.

— Лучше оставайся ночевать. Поехали, Дашку заберем.

— Топольский когда возвращается, — Андрей отодвинул сидение в моей Шкоде, — а то он поутру заявится к тебе, а там я в трусах на кухне — неловко.

— Это когда, прости пожалуйста, ты у меня в трусах на кухне был? Я чего-то не знаю?

— Тссс, это моя маленькая тайна.

***

Из-за стресса меня снова начала мучить бессонница. Бывает, не страшно. Честно говоря, лучше она, чем кошмары. Вообще вся эта чертовщина с цвета и фотографиями, ощущение чужого взгляда и неизбежная необходимость разговора с Сергеем здорово на меня давили. Надо будет съездить к своему врачу, возможно она мне либо что-то выпишет, для спокойствия, либо порекомендует хорошего психолога. Меня, в принципе, устроят оба варианта, лишь бы помогло.

Звякнул домофон — начало восьмого утра, а я, вроде, никого не жду… Стало как-то неуютно, но я подошла и включила экран. У ворот стоит машина Топольского, а сам он стоит у калитки. Я больше обрадовалась, чем удивилась. Ни одна я соскучилась, да?

— Привет! — я улыбнулась, открыв калитку, — Ты же собирался меня вечером очаровывать?

— Я поговорить, — на лице Сергея даже тени улыбки не было.

Мне вдруг стало не по себе. Ощущение чужого взгляда будто усилилось и к нему прибавилось предчувствие чего-то неизбежного. Нет, это я себя накручиваю опять.

— Что-то случилось? — все-таки спросила я.

— Да, — кивнул Сергей, — на пороге будем разговаривать?

— Заходи, — я посторонилась, пропуская его во двор.

Сергей молча поднялся со мной на веранду. Достал из кармана длинный белый конверт, положил его на кофейный столик и спросил:

— Это что?

Я вытряхнула из конверта с десяток фотографий. Я и Андрей. Половина из них была обычным — во мы за столиком в кафе — судя по одежде, на этой неделе, вот у клуба, после квартирник — как раз тот момент, когда коробка уже открыта и он меня обнял, чтоб успокоить. А дальше… Это совершенно точно была моя спальня, снятая через окно. Моя голая спина, полупрофиль, и Андрей, сжимающий меня в страстных объятьях. Бред какой-то… Только вот Сергей так не считает, похоже.

— Откуда? — я машинально вытерла о джинсы правую руку, будто перебирала не снимки, а что-то склизкое.

— На последнем концерте передали за сцену. Ничего сказать не хочешь?

— Ты этому веришь? — спросила я, пропуская банальные вопросы, которые обычно задают в мыльных операх. На кой черт я буду спрашивать трагическим шепотом «Что это?», если и так все понятно?

— А ты бы не поверила?

— Я бы тебя выслушала, как минимум.

— Не надо, — Сергей поморщился, — я сразу должен был понять, что он не просто друг — все эти ваши улыбочки, перегляды, нежные отношения. Я идиот слепой — видел же, что этот парнишка за тебя любому горло перегрызет!

— Потому что он, в первую очередь, мой друг, — я вдруг как будто замерзла изнутри — ни гнева, ни обиды.

— А во вторую — любовник? Он для души, а я для рекламы? Старый дурак, который повелся на расчётливую молодушку?

Как-то отстраненно, краешком сознания, я поняла, что он не хочет меня обидеть, он сам обижен, ему, возможно, даже больно. Только это Сергея не оправдывает.

— Все сказал?

— Я прав? — он мое спокойствие истолковал как-то по-своему, — Я должен был задуматься, когда ты мне прямо сказала о рекламе. Идиот.

— Дурак, — я покачала головой. Если я начну повышать голос и тоже поддамся эмоциям, ничего хорошего не будет.

— Я хотя бы был честным. И действительно влюбился, а вот ты… Поворковала со мной и с другим в постель?

— Не думала, что ты такой неуверенный в себе, — отбила я, выбрала самую похабную раздетую фотографию и подвинула ему, — Татуировку видишь?

Под недоумевающим взглядом Топольского я начала расстегивать пуговицы своей рубашки.

— А здесь ты ее видишь? — спросила я, повернувшись спиной и спустив с плеча рубашку — там, на лопатке, едва заметный шрам от выведенной татуировки. Я не хотела ее перебивать, а именно избавиться навсегда. Лучше шрам, чем ненавистная буква.

— То есть… — до него начало медленно доходить.

Я застегивала пуговицы, глядя, как меняется выражение его лица. Думала я все так же отстраненно, будто смотрела фильм.

— То есть — монтаж? — наконец спросил он. Для осознания всей ситуации Сергею потребовалось не меньше минуты.

— То есть это, — я кивнула на стол, — фотошоп, ты — дурак. А дверь открывается на себя.

— Саш…

— Пошел вон, — я вдруг так устала, — видеть тебя не хочу.

— Оправдаться мне не дашь?

— Если ты можешь поверить любой грязи больше, чем мне, то оправдываться смысла нет. Вообще больше ни в чем смысла нет.

— Но поговорить-то мы можем?

Я посмотрела на него, как на умалишённого.

— О чем? Ты пять минут назад считал, что я с тобой только ради выгоды, о чем поговорить, Сереж?

— Я дурак, не спорю. Собственник и старый неуверенный пень. Выслушаешь меня?

— Скажи, если бы не татуировка, то ты бы мне вообще поверил?

Топольский отвел глаза.

— Ясно, — кивнула я, — уходи, пожалуйста, продолжать бессмысленно.

— Саш… — начал было он, но встретился со мной взглядом и что-то понял, наверное, — мы к этому еще вернемся, — пообещал он, — закроешь за мной?

— Замок захлопывается.

Он кивнул и пошел по дорожке к воротам.

Как только хлопнула калитка, я опустилась прямо на пол. Пусто и больно. Вот тебе и герой — взвешенный, спокойный, мудрый. Даже смешно. Только сейчас я поняла, лицо у меня мокрое от слез. А чего я хотела? Я влюбилась, отчаянно, как утопающий за соломинку, цепляясь за это чувство, которое доказывало, что я не до конца сломалась, что я живая. Дурочка. Дурочка, которая так ничему не научилась. Которая снова выбрала не того.

***

— Ты почему трубку не берешь? — спросил Андрей, появившийся на моем пороге, когда совсем стемнело.

— Не хочу, — я смотрела сквозь стекло бокала на тусклый свет ночника. Ковёр в гостиной был мягким, а я уже не совсем трезвой, — ты опять подглядывал за мной?

Во дворе вила камера, к которой можно было подключиться удаленно, что Андрей и сделал, когда я перестала отвечать на звонки.

— Опа! Да ты хорошенькая уже! По поводу чего кутеж?

— По неудавшейся личной жизни.

Андрей прошел в комнату, сел передо мной и спросил:

— Что случилось?

— На столе в кухне посмотри.

Друг ушел, я услышала шорох и злое:

— Твою мать… откуда художества?

— Сергей принес. Ему их передали на последнем концерте.

— Зуб даю, эта та же с… тварь, — при мне Андрей старался не материться, — которая тебе цветочки присылает. И он в это поверил?

— Представь себе, — я отпила виски и поморщилась.

— Ты б хоть разбавляла, — сочувственно посмотрел на меня друг, — я так понимаю, он к тебе заявился с фотками и устроил некрасивую сцену?

— Почти. На эмоциях наговорил, конечно, но я не повелась. Наверное, у меня бы такая же первая реакция была.

— Ну в тебе я не сомневался, ты кремень и скала. Не извинялся потом?

— Попытался. Знаешь, я была не права, у него действительно какие-то чувства есть, если его так задело. Хотя, возможно это просто уязвленное самолюбие.

— Ладно, — вздохнул Андрей и поднялся, — все выжрала уже или оставила боевому товарищу?

— А ты собрался пить со мной? — удивилась я. В любой другой ситуации друг бы потащил меня умываться и баеньки.

— Ты будешь тут страдать, а я сидеть трезвым дундуком и читать морали? Да и пока мы с тобой в разных состояниях — диалога не получится, — он вернулся с бутылкой виски и вторым бокалом.

Я вытянула ноги и привалилась спиной к дивану, стоящему за мной. Да уж, последний раз я напивалась слишком давно. Антидепрессанты нельзя мешать с алкоголем.

Андрей долил виски в мой бокал и звякнул о его край своим. Мы оба молчали — я продолжала разглядывать ночник, а Андрей бросал взгляды на то и дело загорающийся экран моего телефона.

— Не молчи, — попросил Андрей, — я не могу, когда ты молчишь и смотришь в одну точку. Боюсь не успеть в этот раз.

Тот случай, когда мы оба понимаем, что он имел в виду.

— Я не буду, — на дне бокала еще что-то осталось, и я допила, — долей? Сергей того не стоит, а я стала умнее.

— Я очень на это надеюсь. Ты помни, пожалуйста, что ты мне очень дорога. Мне и Дашке.

Дурак он, что ли? Я покачала головой:

— Не для того я так долго выкарабкивалась, чтоб из-за очередного мужика все пошло по одному месту. Мне больно, да. Очень больно и обидно, но я смогу, наверное. Просто не стоило ничего начинать, все было с самого начала понятно, а я…

— А ты влюбилась. В этом никто не виноват, Сань. Но тварину, которая это устроила, я найду. Ты следаку не звонила?

— Нет. Не хочу копаться в этом сегодня, хочу напиться. Потом возьму себя в руки, ударюсь в работу, возможно, схожу к психологу. Только пусть это все завтра? Мне осточертело быть хорошей девочкой.

— Его не простишь? — спросил Андрей, — Даже если каяться будет и на коленях приползет?

— Смысл нет, Андрюш. Если Сергей способен поверить кому угодно, но не мне, то зачем это все продолжать? А если бы не было этой татуировки, поверил бы он мне вообще? А представь, что будет, если я ему расскажу про Диму? Я теперь вообще не представляю его реакции. А потом… Он не верит мне, я не верю в его чувства… Что из этого может получиться хорошего? Только больнее станет. Померла, так померла.

— Однако, телефон он тебе обрывает, — Андрей кивнул на снова засветившийся мобильный.

— Зачем только? — я протянула другу пустой бокал, — Долей?

— Алкоголик, — усмехнулся друг, но виски долил, — хочешь, я с ним поговорю?

— Во-первых — зачем? Во-вторых, после этих фотографий? Серьезно?

— Ну да. А с песней что теперь?

— Не будет, скорее всего. Смысл? Сейчас он поймет, что прощать я не собираюсь и успокоиться, остынет. Охмурять некого, смысл в песни?

— Топольский не дурак и я сильно сомневаюсь, что он взял бы тебя сниматься, а уж тем более, писал бы музыку на твои стихи просто для того, чтоб, тебя «охмурить», как ты выражаешься. Что касается творчества, тут искренне все, — покачал головой Андрей, — не отказывайся сама, дурой будешь.

— Как-то это все равно некрасиво будет…

— Сань, ну может это еще не конец? Посмотри, что будет, подумай.

— А ты личный адвокат Топольского теперь? Почему ты вообще его защищаешь?

— Да я сам не знаю, — пожал плечами Андрей, — просто как-то не складывается у меня. Не похож он на мудака, да и вообще… Почему-то верю, что тот, кто смог тебя тронуть, не может быть подонком.

— Особенно Дима был святым просто, — язвительно отбила я.

— Он был пакостным трусливым клопом, и мы все это проглядели. Искренне рад, что подох сам, а то бы удушил тварь. Посадили бы правда, как за человека, но это уже мелочи. Так я про Топольского… мутно, как-то. И все эти цветы, дохлятина и сразу эти фотографии… Прости, но я жопой чую, что это все как-то связано. Хотя бы из-за твоей татуировки. Много человек знало, что ты ее свела?

— Вы. Мастер. Все. Я свою спину особо не показываю, а даже в открытой одежде шрамик не видно, ты знаешь.

— То-то и оно, Сань, — значит делал эти художества человек, который про татушку знал, а вот про ее сведение — нет.

— Ты сам сказал — мертвые не воскресают, — я залпом опустошила бокал, — это кто-то из старых знакомых, но точно не Дима или кто-то из тех…

— Ну да. Хотя на таракана Диму это похоже больше всего — совершенно мерзкий поступок.

— К черту, а? Не хочу я про это думать, к черту Диму, к черту все эти фотки. И Топольского туда же! — с чувством сказала я, — Вот все же было нормально, нет, мне понадобилось вступить в очередного мужика!

***

Утром, когда я сидела на кухне, морщилась от головной боли и пила заботливо сваренный Андреем кофе, мне принесли цветы — охапку нежно розовых пионов.

— Я даже знаю, от кого они, — сказал Андрей, когда я вернулась с цветами на кухню.

— Капитан Очевидность, — огрызнулась я.

— Пошарься в них, зуб даю, что там записка. Кофе будешь еще? — спросил он, ополаскивая чашку.

— Буду. И покрепче, — я запустила руку в цветы — записка там действительно была, — слушай, может тебя на «Битву экстрасенсов» отправить?

— Не, просто я, вообще-то, тоже мужчина. И хорошо воспитанный, прошу заметить! А охапка цветов и записка с извинениями это классический вариантов, когда девушка не берет трубку.

— И много ты записок в цветах отправлял? — усмехнулась я, доставая из небольшого конверта кусочек плотной бумаги.

«Прости, я дурак. Возьми трубку, пожалуйста, мне нужно знать, когда тебе удобно приехать на запись.»

— Ну, самокритика — это плюс, — сказал Андрей, ставя передо мной чашку кофе, — трубку возьми. Не надо мешать творчество и личное и Сергей это понимает, хотя бы за это его можно уважать.

— Нет, ты все-таки записался в адвокаты Топольского!

— Я просто оцениваю ситуацию со своей точки зрения. Я же в него не влюблен.

Огрызнуться в ответ мне не дал зазвонивший телефон.

— Зачем тебе это? — прямо спросила я, сразу после того, как Сергей поздоровался, — Лишняя реклама ведь для меня.

— Саша, — на том конце провода послышался тяжелый вздох, — я — идиот, я это признаю. Все свои слова готов взять обратно. Просто меня… Очень сильно задели эти фотографии, я не смог сдержаться и промолчать там, где нужно было.

— Мы не об этом сейчас.

— Хорошо, — он не стал спорить, — затем, что я не имею привычки смешивать работу и личное. Я по-прежнему хочу, чтоб эта песня была. Ты, естественно, можешь отказаться, я не имею права тебя заставлять, но если честно, то этого делать не стоит.

— Почему?

— У нас получился красивый совместный проект, если мы его закончим, все останутся в плюсе. А наши личные отношения… Мне кажется, что они должны быть только личными.

— Масло масляное, — поморщилась я, — хорошо. Я что-то буду тебе должна?

— Нет. Я хочу закончить не для этого, а потому что мне действительно нравится то, что получилось.

— Ладно, я тебя услышала. Когда мне приехать?

— Скажи, когда тебе удобно, сориентируемся.

— В среду, — я задумалась, — точно после двенадцати.

— Погоди, — я услышала, как шуршит бумага, — в принце, нормально. В пять устроит?

— Вполне.

— Я буду ждать. Саша?

— Что?

— Шансы на прощение у меня есть?

Я положила трубку. Что я отвечу?