13.Утоли мои печали...

Он не попрощался тогда со Ставросом, не захотел с ним даже поговорить. И теперь осознание того, что это больше невозможно, делало его горе непереносимым. Он тонул в нём, как в море в день свадьбы Ставроса. Не было сил сопротивляться, и только руки и голос Каро не давали погрузиться в черноту, так же, как тогда, вытягивали на поверхность, заставляя жить и дышать.

Тео, не сознавая, что делает, приник к губам Каро. Нет, не в поцелуе, так пьют воду, чтобы утолить мучительную жажду.

Каро не был святым, за двадцать пять лет своей жизни он уже достаточно узнал и попробовал. Наивность и простодушие не были ему свойственны. Он прекрасно понимал, что происходит с Тео и давал отчёт своим чувствам и желаниям. Физическая любовь, близость, это именно то, что сейчас было нужно Тео, а Каро мог и хотел дать ему это.

Он поднял обессиленного мальчика на руки и понёс в спальню. Осторожно снимая с Тео одежду, он редкими лёгкими поцелуями касался то его прикрытых глаз, то горестно сведённого рта, а Тео ловил его губы вслепую, стараясь не отпустить их.

Когда оба были обнажены, Каро с досадой подумал, что не готов к продолжению. Тело Тео было девственным. Взгляд заметался по спальне: ничего, ничего нужного… Есть. На прикроватном столике со вчерашнего вечера осталась маленькая широкая чашка с глицерином. Вчера он обрабатывал жёсткие ремешки на кожаном планшете. Благословляя свою забывчивость, Каро потянулся, чтобы макнуть пальцы в глицерин.

— Каро...

Взгляд затуманен слезами, дыхание всё ещё прерывается всхлипами. Он до сих пор говорил шёпотом.

— Да, мой хороший?

— Мне будет больно.

— Я буду очень осторожен.

— Я знаю. Всё равно. Пусть будет...

Он устало закрыл глаза, полностью отдаваясь на волю Каро.

Каро повернул его на бок, заставил согнуть ноги в коленях и немного податься вперёд. Потом смазанными глицерином пальцами провёл по ложбинке и совсем неглубоко у Тео внутри.

Тео вздрогнул, но не открыл глаза.

— Не бойся, ангел мой.

Сейчас Каро так близко к нему, как никогда, а скоро станет ещё ближе.

— Тео, впусти меня. Я не могу так, тебе будет больно.

Тео закрылся руками и, резко выдыхая, произнёс:

— Быстрее, ещё немного и я не смогу...

В плавном сильном движении тела слились в единое целое. Тео выгнулся и беззвучно закричал, задыхаясь от доселе неиспытанной боли.

— Всё, всё. Тео, уже всё.

— Нет! Не всё… больно… мне больно, Каро!

Каро гладил его всего и тихонько покачивался вместе с ним.

— Вот так, Тео, вот так, мой ангел. Я с тобой, я люблю тебя, я не отпущу тебя.

Первая боль отступила, и Тео откинулся на подушку, теперь он, лежа вполоборота, смотрел на своего любовника. Каро медленно двигался, глаза ласкали Тео, взгляд полон нежности и любви.

— Тебе больше не больно, анджиньо?

Тео дышал глубоко и часто, отрицательно покачал головой:

— Только немножко.

— Только немножко… Сейчас совсем пройдёт.

Теперь движения стали быстрее, он заставлял Тео двигаться вместе с ним.

Нарастающее возбуждение завершилось странным, неизведанным ещё чувством удовольствия. У Тео дрожали ресницы, а губы открылись для последнего, на этот раз сладкого крика. Он кричал, но голоса больше не было. Он выкричал свой голос вместе с первым чёрным горем по Ставросу.