11.Маленькие радости.

Дни шли за днями. Солнце вставало по утрам и закатывалось вечерами, дождь начинался и проходил, росла трава, сердце продолжало биться. Тео не перестал любить Ставроса и тосковать по нему, но, оказалось, что кроме Ставроса существует ещё целый мир, со всем многообразием и яркими красками.

Тео было непривычно, что больше не надо вставать затемно, чтобы выйти в море, а по вечерам — петь на чужих праздниках.

Музыка была огромной страной, прекрасной и любимой. Она звучала вокруг Тео, лилась отовсюду, её можно было прочесть с листа и записать на нотный стан.

С его лица и тела сошли следы побоев, и только коротенькие волосы торчали ёжиком, напоминая о случившемся.

— Григорос, к тебе пришли.

В двери заглядывал Нико, живущий напротив.

— Ко мне?

— Ага. Мужик какой-то, внизу ждёт, в холле.

Сердце гулко забилось. Ставрос! Тео спускался по лестнице, веря и не веря.

У окна, глядя во внутренний дворик, стоял высокий мужчина. Чёрные кудри закрывали его шею и падали на плечи.

У Ставроса волосы были каштановые, и он всегда коротко стригся. Мужчина обернулся, и Тео узнал его.

— Здравствуй, Тео.

— Здравствуйте, Каро.

— Сегодня воскресенье. Если ты не занят, я хотел бы пригласить тебя на прогулку.

Тео молча переживал недавнее разочарование.

— Соглашайся. Нельзя всё время сидеть в четырёх стенах.

***

Они гуляли по городскому парку, и Тео впервые в жизни ездил верхом.

— У тебя хорошо получается. Ты талантлив во всём.

Каро улыбался ему так тепло и искренне, что нельзя было не поверить его словам.

Потом он кормил Тео в маленьком уютном кафе недалеко от Рыночной площади, подавал им сам пожилой хозяин. Они выпили кувшин домашнего вина, и у Тео немного кружилась голова.

Проходя по Рыночной площади, они увидели магазин музыкальных инструментов и зашли посмотреть.

Тео почти на полчаса застыл перед гитарой Еpiphone.

— Нравится?

Тео мог только кивнуть.

Вечером на набережной они ели гиро и смотрели огненное действо. Потом Каро проводил Тео до самой двери Школы. Прощаясь, он погладил коротенькие волосы и спросил:

— Когда у тебя день рождения?

— Двадцать первого августа. А что?

— Хочу знать, когда тебя поздравлять. Тебе ведь восемнадцать будет?

— Да. Через два месяца.

Они неловко замолчали.

— Завтра у меня дежурство, а во вторник я свободен. Хочешь, пойдем куда-нибудь?

Тео пожал плечами, потом кивнул.

Каро ещё раз погладил его по голове и пошёл прочь. Не оглядываясь, поднял раскрытую ладонь, прощаясь с Тео.

***

Во вторник Каро повёл его в зоопарк. Тео, всю жизнь проживший на Острове, впитывал новые впечатления, как губка и удивлялся, как ребёнок. А у Каро сердце таяло, когда он видел, как Тео оживляли эти маленькие радости.

Что он видел в жизни? Остров, работа, Ставрос...

Работа была или тяжелой и грязной, или унизительной и тоже тяжелой. Островитяне относились к нему, в лучшем случае, снисходительно. Поэтому Ставрос казался солнцем — теплым, ласковым и бесконечно родным. Тео был готов умереть за него.

Неожиданно хлынувший ливень вымочил их до нитки. Когда он кончился, Каро предложил:

— Пошли ко мне. Я недалеко живу. Переоденемся и посушимся.

Они пришли к старому четырёхэтажному дому, отделённому от улицы железной оградой, с уютным двориком. За оградой стоял круглый каменный стол, маленькие скамеечки, по шпалерам тянулись чайные розы.

— Вот здесь я живу. Третий этаж. Вон мой балкон и окна.

Брунеш указал на кованый балкончик. Они поднялись по старой широкой лестнице и оказались перед высокой двойной дверью. Каро открыл её большим старым ключом.

— Заходи. Ванная по коридору налево. Там есть полотенца и халат, мокрые вещи повесь на сушилку.

Потом они пили кофе, Тео увлечённо рылся в музыкальных дисках, а Каро приводил в порядок рабочие бумаги. Незаметно опустился вечер. Тео заснул на полу, слушая музыку. Каро осторожно снял с него наушники и отнёс в спальню. Под одеялом Тео почти не было видно. Каро включил маленький ночник и отправился спать на диван в гостиной, прихватив с собой подушку и плед.