--1--

Часть первая

Лезвие ножа врезалось в решётку поперёк изогнутых прутьев. С кованых завитков слетели искры, зубы свело от скрежета.

— Проваливай! — прорычала тощая девчонка и опять ударила ножом по перилам моста. — Чего уставился?

Она грозно шагнула к Стелу и вскинула руку для удара по животу. Нет, глупости: она вряд ли умеет обращаться с оружием. Всё это блеф, истерика.

Она даже не попытается его убить.

Наверное.

— Лезвие затупится. — Стел хотел сглотнуть слюну, но во рту пересохло.

— Затупится? Проверим?! — прохрипела она и упёрла лезвие в его грудь.

Вышло до того нелепо! Ясно же, она не сможет его убить.

Его — не сможет. А себя?

Эту бродяжку Стел увидел случайно, когда шёл через парк. Непривычная тишина сковывала тёмные аллеи: горожане разошлись на вечернюю молитву, и только ветер скрипел ветвями, раскачивая масляные фонари. От старого пруда тянулся туман, к сырости примешивалась дымная горечь очагов и запах дворцовых конюшен. На горбатом мосту чернел тоненький силуэт оборванки. Верёвка от её шеи тянулась к камню у ног.

Стел не смог пройти мимо.

А теперь она угрожала ему ножом, сутуло ёжась под суконной робой, и кусала обветренные губы. Стриженые кудряшки липли к потному лбу, острые скулы казались трогательно чумазыми, будто она по-детски размазывала слёзы грязной ладонью.

Стел не шевелился, дышал подчёркнуто ровно и смотрел ей в глаза. Крапинки у громадных зрачков желтели болотными гнилушками, кровавая сетка оплетала белок, но больше ничего увидеть не удавалось. Магическое чутье Стела рассеивалось, скользило по её коже как по мокрой брусчатке, отполированной поколениями горожан.

— Я верю, что нож острый, — Стел тщательно проговаривал каждый слог. — Давай не будем проверять? У меня нет оружия, — он показал пустые ладони. — Я всего лишь проходил мимо.

Она опустила нож и ответила куда спокойнее:

— Так и иди, куда шёл.

— Но я хочу побыть здесь. — Стел решил вести себя как ни в чём не бывало: будто они знакомы сто лет, случайно встретились сегодня в парке, и она вовсе не собирается топиться. Он облокотился о перила, рискнув повернуться к ней боком — опасно, но только так можно попробовать её переиграть. — Знаешь, почему я люблю это место?

Она осоловело выпучила глаза и молча облизала губы. Вовсе не девчонка — едва ли младше Стела — видимо, худоба и угловатость сбили его поначалу с толку.

— В детстве мы с отцом кормили здесь лебедей, — продолжил он, не дожидаясь ответа. — Они жили в той высокой клетке посреди пруда, видишь? Смотритель выпускал их вечером и они плавали вдоль берега, надменно выгибали шеи и вовсе не смотрели на людей. Но хлебные крошки с воды собирали.

— Болото тут теперь, и прутья из клетки этой твоей все повыломали. — Бродяжка перегнулась через перила и сплюнула в воду, обнажив жёлтые зубы.

У неё жёлтые зубы!

— Закурить не найдётся? — сообразил Стел.

Самоубийца скривилась и презрительно фыркнула:

— Ты не куришь!

— Никогда не поздно попробовать что-то новое! — Он бодро подмигнул.

Она сморщилась сильнее — да, пожалуй, он переигрывал.

Из голенища её сапога появилась облезлая коробочка с гравировкой в виде меча, пронзающего солнце — символ рыцарей Меча и Света, защитников святой веры. Такая была у отца, но у неё-то откуда? Украла?

Непослушными от холода пальцами, она расправила пожухлый овальный лист с короткими зубцами, высыпала травяную смесь, покатала пальцами, обмотала бечёвкой и затянула. Заложив самокрутку за ухо, она занялась следующей с таким лицом, словно это было самым важным делом в её жизни.

Или самым последним делом.

Стел заворожённо за ней наблюдал и вздрогнул от хриплого вопроса:

— Огнива нет? — Бродяжка протягивала ему самокрутку.

Он потёр большой палец об указательный — вспыхнул язычок пламени.

— А ты к тому же ещё и маг… — Она презрительно сощурилась, но всё же приложила самокрутку к губам и склонилась к его руке. Огонёк осветил застывшие в уголках глаз слёзы. Бледные пальцы с обкусанными ногтями дрожали, и она несколько раз промахнулась, прежде чем прикурила.

— Да. А почему тебя это удивляет?

— Плевать на всех этим магам! Что твоим лебедям.

Стел усмехнулся: точно она подметила, хоть и грубовато. Лебеди смотрят поверх людских голов, но охотно собирают хлебные крошки — так и маги частенько презирают людей, но не гнушаются воровать крохи человеческого тепла.

— Не суди всех скопом. — Стел наконец примерился к самокрутке и закурил — и тут же зашёлся кашлем: дым жестоко ободрал горло, оцарапал нёбо. — Это полынь, что ли?

— Да ты знаток… — хмыкнула она, ещё раз глубоко затянулась и бросила окурок в воду. — А теперь вали отсюда.

— Вали и не мешай топиться?

Она отвела глаза и подёргала верёвку. Со смесью ужаса и любопытства Стел наблюдал, как она, зажимая камень между боком и решёткой, взгромоздила его наверх. Вот же упёртая! Можно, конечно, остановить её силой, но нужно, чтобы поняла сама...

Главное — не молчать. Не молчать.

— Меня зовут Стел, — ляпнул он невпопад. — А тебя?

— Тебе зачем? Помолишься за меня в храме? — Она подтянулась на руках и села на перила рядом с камнем, ногами к внутренней стороне моста. Её зрачки расширились ещё больше, под глазами сгустились тени, заострился нос. Боится. Это страх дёргает реснички на левом веке, блестит сухими слезами.

Стемнело. Фонари разгорелись ярче. Слов не осталось.

— Почему? — прошептал Стел одними губами.

— А почему нет? — Она перекинула ноги в сторону воды и замахнулась коробочкой на клетку для лебедей.

— Не бросай! — Стел перехватил тонкое запястье, стылое от ветра. — Подарок отца?

Она замерла, крепко сжала пальцы и отрицательно мотнула головой.

— Значит, подарок твоего жениха. Он рыцарь Меча и Света?

— Стал бы, — глухо выдавила она и задрожала. — На другое утро после смерти.

Стел крепко прижал её к себе и поднял на руки. Какая лёгкая… как ребёнок! Она обхватила руками его шею и уткнулась в ворот. Горячие слезы щекотали кожу.

— Его убили рыцари, — пробормотала она. — Из-за меня.

Она плакала долго и тихо, будто никак не могла наплакаться. Стел стоял в нерешительности и крепко прижимал её к себе, ничего не понимая из потока бессвязных слов. Заметно похолодало, с тёмного неба посыпалась снежная крупа.

— Ты сможешь стоять? — тихо спросил Стел.

Вместо ответа, она всхлипнула и сама потянулась ногами к брусчатке. Стел вытащил у неё из-за пояса нож, молча перерезал верёвку и столкнул камень в воду. Гулко ухнуло, волны с утробным всплеском разбили рыжие отблески фонарей. Несостоявшаяся самоубийца мелко дрожала и оцепенело смотрела на пруд. Стел укутал её шерстяным плащом и не спеша повёл к лавочке под каштанами, где они долго сидели, обнявшись, молчали и мёрзли. Пороша засыпала слякоть, и любые слова казались лишними.

— Меня зовут Рани, — её сиплый голос вырвал Стела из забытья. — И я не знаю, зачем ты мне помешал.

— С этим мы разберёмся позже. — Стел удивился внезапной уверенности в собственном голосе. — А пока давай просто согреемся. Здесь неподалёку есть тихое местечко — «Белый Кот»...

— Нет! — она подавилась всхлипом и отчаянно замотала головой.

Он с трудом удержался от лишних вопросов.

— Нет — значит, нет. Тогда… — Стел задумался лишь на мгновение: матушка, конечно, ждала тихого семейного вечера, но он всё равно уже безнадёжно опоздал, да и выбора нет. — Идём ко мне?

Рани напрягла спину и отстранилась.

— Выдумаешь тоже! — расхохотался Стел, когда понял, чего она боится. — Дома матушка и поминальный ужин. Сегодня отцу исполнилось бы сорок семь.

— Помер? — Она недоверчиво скосила глаза.

Стел пропустил её грубость и кивнул:

— Девятнадцать лет назад.

Они помолчали. Зеленоватая вода ловила отсветы фонарей, сугробы таяли грязной кашей. Весна запаздывала. Девятнадцать лет назад этот день выдался совершенно другим. Светило солнце и бликовало на новеньких ботинках, которыми пятилетний Стел нарочито громко топал по садовым дорожкам, прислушиваясь к отзвукам. Матушка развешивала к вечеру лампы с праздничными свечами и готовила ужин для полусотни гостей. Сегодня она зажжёт только одну свечу: поминальную, с чабрецом.

— И зачем там я?

Стел вздохнул, резко поднялся и протянул ей руку.

— А это уже не твоя забота.

Она задумалась, а потом сжала его ладонь ледяными пальцами.

Торопливые шаги Стела эхом разносились по пустой аллее. Рани семенила следом, низко опустив подбородок. Ветви отбрасывали ломкие тени на брусчатку и белесые от изморози лавки. Вдалеке гулко цокнуло. Затем ещё. И ещё раз. Послышались низкие голоса. Прежде чем Стел успел сообразить, Рани толкнула его в колючие заросли ежевики и сама нырнула следом.

— Ты чего? — прошептал Стел, но она зажала ему рот и коротко кивнула на отряд рыцарей.

— Нельзя, чтобы они меня видели, — прошипела Рани.

Стел беззвучно выругался. Всё было бы куда проще объяснить, если бы они не сидели в канаве, а спокойно продолжали идти. С колючих веток за шиворот стекали капли, колени уткнулись в грязный сугроб — и чулки тут же намокли. Подходящее место для учителя школы магии Ерихема!

— Эй, кто там прячется? — Голос рыцаря показался Стелу знакомым.

Ветви заплясали в кругу жёлтого света, и появилось широкое лицо и седые усы дядюшки Натана. Как назло, патруль возглавлял наставник отца и давний друг семьи!

— Скользкая обочина и моя неловкость творят воистину чудеса, — нарочито громко рассмеялся Стел и выбрался обратно на дорожку.

— Стел? — мохнатые брови Натана сморщили лоб. — Что ты здесь делаешь?

— Зашёл по дороге домой проведать памятные места. Сегодня годовщина...

— День рождения Грета, точно-точно. Как поживает Лесса?

— С матушкой всё в порядке, вот только меня, должно быть, заждалась, — Стел переминался с ноги на ногу, показывая, что спешит.

— Да, что-то ты, дружок, припозднился, — Натан нахмурился и пригладил усы. — Я бы должен сопроводить тебя в храм для вечерней молитвы...

— С каких это пор рыцари сопровождают прихожан на службы?

— Да приказ этот новый… — вздохнул он. — Теперь собираем бродяжек в подворотнях да следим, чтобы никто не пропускал молитвы. Будто у нас других дел нету!

— Скучно? — сочувственно кивнул Стел.

Натан ухмыльнулся, в лукавых глазах мелькнули отблески фонаря.

— Ничего, скоро я отправляюсь в настоящий поход, как тогда с Гретом… тряхнём стариной!

— Поход? — оживился Стел, на миг в нём всколыхнулись детские мечты о рыцарстве, которые исчезли из его жизни после смерти отца. — И куда же?

— Тебе всё расскажи, — он наклонился к Стелу и приятельски похлопал его по плечу.

Позади хрустнула ветка, и по спине скатились капельки холодного пота.

— А кто там ещё с тобой? — Натан приподнял фонарь.

Не хватало только слухов, что он путается с бродяжками!

Стел обернулся. Будто от ветра покачивались колючие ветви ежевики. Отсветом блеснула коробочка для курительной травы. Рани не было.

— Никого, — Стел заставил свой голос звучать ровно, как ни в чём не бывало наклонился за коробочкой и сунул её в карман. — Мы хотели поужинать вдвоём, но я уверен, матушка будет рада, если ты присоединишься к нам в этот вечер, — он вложил в голос лишь толику магии.

Натан подозрительно хмыкнул, но фонарь всё же опустил.

— Нет, сынок, работа, как видишь, — пробормотал он и запрыгнул в седло. — Ладно, бывай. И обними за меня Лессу!

— Ты хоть зайди до этого похода, матушка будет рада! — крикнул Стел ему в спину.

— Постараюсь, если успею… — Натан уже не обернулся.

Когда гулкие шаги отряда стихли, Стел бросился обратно в кусты и сдавленно позвал:

— Рани...

Тишина.

Опять топиться? Сжав зубы до скрежета, он запалил магический светлячок и внимательно вгляделся в грязь. Отпечаток ступни, смазанный коленкой след, клок мешковины на ветке. Стел мысленно выругался и полез в заросли. Далеко уйти она не могла.