Глава 8

16.07.2020

Глава 8. Вторник. Продолжение

Борделон остановил двуколку на площади возле таверны.

— Аманда, могу я пригласить вас на чашечку кофе? — спросил он официальным тоном.

Признаться, после чаепития у хельда Дарруниса я представляла из себя небольшой чайничек с водой, но от такого заманчивого предложения отказаться не смогла. Пусть я лопну, но если Борделон, наконец, соизволит ответить на мои вопросы, я выпью хоть целое ведро кофе.

— С удовольствием, — лучезарно улыбнулась я и протянула руку.

Борделон галантно помог мне спуститься на землю.

— Смотрите, статуи уже привезли! — воскликнула я.

Он внимательно оглядел площадь.

— Они отлично смотрятся даже и без рамок, которые мы с вами так по варварски убрали, — со смешком одобрил Борделон. — Когда Лилианна их раскрасит, будет еще лучше.

Он провел меня к таверне.

— Думаете, она успеет? — спросила я.

— Лилианна творит с помощью магии, — пояснил Борделон. — Для нее главное, настроить связь со стихиями, найти их гармонию и взаимоусиление. Тогда дело идет быстро.

Рей отодвинул для меня стул. Мы сели так, чтобы оба могли смотреть на площадь. Тут же появился официант, и Рей заказал кофе и пирожных.

— Вы и в творческих процессах разбираетесь? — удивилась я.

— Лилианна как-то рассказывала, — неопределенно ответил Рей.

И он думает отделаться этим ничего не значащим ответом в то время когда мое воображение уже разыгралось не на шутку и нарисовало немыслимые картины? Я выразительно смотрела на Рея, пока Борделон усиленно делал вид, будто рассматривает статуи. Наконец, он сдался и пояснил:

— В моей жизни был период, когда я серьезно подумывал жениться. Я много общался с дамами.

— Неужели никого не выбрали? — я невинно похлопала ресницами.

— Почему? Многие девушки мне нравились. Даже очень.

— Так за чем дело стало? — не отступала я.

Борделон посмотрел на меня долгим изучающим взглядом. Он уже жалел, что затронул эту тему, и чтобы маг снова не ушел от ответа, я изобразила на лице самое решительное выражение.

— Я понял, что моя работа плохо сочетается с семейной жизнью, — грустно признался он.

— Отчего же? — не поняла я. — Многие боевики заводят семьи и весьма успешно.

— Как бы вам объяснить? — сам себя спросил Рей. — Принято считать, что самое трудное в нашей работе — это сражение с нежитью. Но это не совсем так.

— Вот как?

— Куда сложнее приходить на похороны сослуживца, смотреть в глаза его вдове и читать в них немой упрек. А потом жить с этим.

Борделон упрямо смотрел вдаль. Слова давались ему тяжело, и я вдруг поняла, сколько трагедий стоит за этим скупым признанием. Как много товарищей потерял он в боях? Сколько погибло у него на глазах? Насколько мужественным нужно быть человеком, чтобы вынести в своем сердце всю эту боль? Мне сделалось нестерпимо стыдно, что я так грубо разворошила его раны.

Я коснулась его ладони:

— Простите. Я не хотела вас расстраивать.

Рей перехватил мои пальцы, сжал в своей ладони и взглянул мне в глаза.

— Прощаю, — проникновенно произнес он.

Сердце вмиг ухнуло вниз, затрепетало, словно птица, пойманная в силки. Этот его взгляд, прямой, откровенный. В нем так много, слишком много всего, чего я не хочу знать. В ту же секунду вспомнился наш поцелуй, который изо всех сил старалась забыть. Смущение, жар приливает к щекам. В голове пульсирует одна мысль: держать лицо, не показать как взволнована!

Меня спас официант. Я заметила его, когда он уже стоял возле столика, и одернула руку. Пальцы мои плавно выскользнули из ладони Борделона, который, впрочем, и не пытался их удержать. Официант поставил на стол две изящные фарфоровые чашки, источавшие густой аромат, молочник, сахарницу, блюдо с пирожными. У меня появился повод наклонить голову, спрятаться за полями шляпки. Пусть ненадолго, но мне этого хватит, чтобы прийти в себя. Руки предательски дрожали.

Официант удалился. А я боялась дотронуться до чашки: неверный звон фарфора выдаст меня с головой.

— Задавайте свои вопросы, Аманда, — прежним безопасным тоном сказал Борделон.

Наваждение схлынуло так же внезапно, как и возникло. Я подняла голову и удивленно посмотрела на мага.

— Вопросы? Вы готовы говорить о себе?

— Я же обещал. Что вы хотели узнать? Про мое детство?

— Начнем с самого начала, — неловко попыталась пошутить я.

Сердце снова заколотилось, но теперь уже от профессионального волнения. Святые меченосцы, я так долго к этому шла, и вот сижу напротив известного мага и беру у него самое настоящее интервью! Не случайные вопросы, брошенные невзначай на ходу, а серьезная беседа! Мамочка! Я поспешно раскрыла блокнот.

— Вы родились в Тер-о-Дене?

Биографию Борделона я немного знала из той книги, что заставил прочесть брат, но я решила выслушать ее из уст самого мага. Мало ли кто что напишет. Информацию всегда лучше перепроверить.

— Если уж вы хотите начать с начала, — улыбнулся Борделон, — то стоит рассказать сперва о моем деде. Вам ведь известно, что он был младшим братом герцога Д'Комеля?

Я кивнула.

— Деду тогда едва минул двадцать один год, он был значительно младше своего высокопоставленного брата. Большая война с нежитью только что закончилась, и он поспешил жениться на девушке из рода Борделон, с которой был уже давно обручен. Долгое ожидание, пережитые ужасы… сами понимаете, после такого не хочется долго тянуть с желанной свадьбой. И тут грянул суд над герцогом. Его обвиняли ни много ни мало в государственной измене, в развязывании войны с Фалихатом в личных интересах. Впрочем, историю вы и сами прекрасно знаете.

— Знаю, — согласилась я. — Но, несмотря на то, что уже столько лет прошло, споры о той войне не утихают до сих пор.

— Какое это имеет значение? Мы уже никогда не узнаем, что случилось на самом деле, — философски заметил Рей.

— Пострадала ваша семья, — не согласилась я.

— Под подозрение попали все, — вернулся Борделон к своему рассказу. — Деду стоило немалых сил и нервов доказать, что он не причастен к замыслам брата. Но его все равно выслали из столицы и перекрыли доступ к государственной службе. Когда у него родился сын — мой отец — дед дал ему фамилию жены. Знал, что под фамилией Д'Комеля ему не выжить.

Дед не хотел лишать бабушку привычной жизни в большом городе, поэтому купил дом в Тагриде. Там же мой отец закончил Университет. Он был сильным магом — иллюзионистом, но учеба в Академии Тер-о-Дена была для него недоступна. Дед поднимал все связи, писал прошения, но без толку. Король не пожелал смилостивиться. Много позже бабушка унаследовала Хэддон-Холл, и они пытались обосноваться здесь. Но среди аристократии фамилия Д'Комель все еще была сродни проклятью, поэтому деду быстро дали понять, что его семейству здесь не место. Так они и остались в Тагриде.

— У них были еще дети?

Борделон медленно покачал головой.

— На войне дед получил нехорошее магическое ранение, его последствия с каждым годом стремительно сокращали шансы на рождение детей. Так что появление моего отца на свет — это, можно сказать, большая удача.

— Они были счастливы?

Рей с такой теплотой говорил о своих родных, что я тоже прониклась к ним симпатией даже после столь краткого рассказа. Вдруг захотелось, чтобы все у них было хорошо. Ведь эти люди оказались виноваты лишь в том, что имели неподходящего родственника, несправедливо со стороны короля заставлять их страдать!

Борделон грустно улыбнулся:

— Да, вполне. И дед, и бабушка прожили долгую жизнь, без потрясений и потерь. Оба унаследовали приличные состояния, которые дед сумел приумножить. Он одним из первых стал акционером металлургического завода, который в то время построили в недалеко от Тагрида. Их семья сумела завоевать определенное положение в обществе, им все реже припоминали родство с герцогом, а под конец жизни и вовсе этот факт забылся. В общем-то, кроме моего отца, у них не было причин для беспокойства.

— Он создавал проблемы? — удивилась я.

— Если бы! — усмехнулся Рей. — Наоборот, отец обладал крайне миролюбивым и спокойным нравом. С головой погрузился в учебу, закончил магистратуру, увлеченно занимался наукой, защитил докторскую, получил звание профессора. Он бы и за магистра поборолся, но для этого уже требовались практические навыки, а отец был прирожденным теоретиком. Поэтому он довольствовался скромной должностью преподавателя в Тагридском Университете. Иллюзии — не профильный предмет в заведении, где готовят бойцов с нежитью, поэтому, сами понимаете, большого почета он там не снискал.

— Это огорчало ваших дедушку и бабушку?

Борделон бесшумно рассмеялся.

Их огорчало отсутствие внуков. Отец наукой интересовался больше, чем девушками, и не собирался жениться. В юности он пережил какое-то любовное разочарование, о котором не любил рассказывать. Кажется, девица его отвергла да еще посмеялась. Не знаю точно. Только после этого он делал все, чтобы избежать встреч с потенциальными невестами, которых ему подыскивали родители.

— Тем не менее, вы все-таки появились на свет, — заметила я.

— Да, появился, — задумчиво протянул Борделон. — Отец женился в пожилом возрасте, уже после смерти родителей. Поздняя любовь, страсть к студентке. Она ответила взаимностью, ну и завертелось. Милая скромная девушка из простой семьи. Ее родители, конечно, не обрадовались выбору дочери, но с другой стороны — профессор, богат и знатен. Если бы не возраст — завидный жених. Отец нежно любил маму, души в ней не чаял. Как он говорил: ему выпало два года абсолютного счастья.

Борделон замолк. Воспоминания давались ему нелегко.

— Так мало? — не удержалась я.

— Мама умерла во время родов, — как-то просто, даже буднично ответил Борделон.

Ох! Этого я не знала. Когда слышу такие печальные истории, жутко расстраиваюсь. Становится не по себе, словно я, живя в благополучной семье и имея обоих любящих родителей, невольно украла чье-то чужое счастье.

— Мне очень жаль, — прошептала я.

— Я ее не знал, — голос Борделона звучал спокойно, — поэтому ее образ для меня всегда был чем-то нереальным, эфемерным. С рождения я привык, что у меня один отец, это было естественно. Кому стоит сочувствовать, так это отцу. Он очень тяжело перенес потерю.

Я стал для него смыслом жизни. Он обучал меня магии, мы много путешествовали, объездили почти весь Ниар-Тоэм. Отец нанимал для меня лучших гувернеров и учителей. Он любил меня, но не баловал. Я сам, без его протекции поступил в Тагридский Университет, был лучшим на курсе. Но я до сих пор уверен, что в большей степени заслуга отца, а не моя. Он отлично подготовил меня.

Когда я закончи учебу и поступил на слубду, в отце словно что-то погасло. Я стал самостоятельным, ему больше не о ком было заботиться, нечем стало заполнять свою жизнь. Только тоской по маме. Десять лет назад отца не стало, — тихо закончил Борделон.

— Мне очень жаль, — снова проговорила я после небольшой паузы.

Ненавижу эту фразу! Такая пустая, глупая. Но что еще сказать в подобной ситуации? Рассказывать, сколько эмоций вызвали откровения собеседника? Что грудь сдавило от жалости, сожаления, грусти? Боюсь, Рею это сейчас нужно в последнюю очередь.

— Буду вам признателен, если вы не станете это печатать, — сказал он ровным тоном человека, который давно пережил и смирился со своей утратой.

— Я напишу что-нибудь обтекаемое: рано лишился матери и воспитывался отцом, — пообещала я.

— Так годится. Спасибо.

Воздух между нами словно разрядился, стало легче дышать. Я вдруг поняла, что до сих пор не замечала звуков вокруг: людская речь, цокот конских копыт, щебет птиц. Я ощущала себя так, словно вернулась домой из длительного путешествия в чужую жизнь. С трудом заставила себя взглянуть в записи в блокноте.

— Вы были близки с отцом? — задала следующий запланированный вопрос. Мне он показался весьма к месту.

— Как сказать? — Борделон снова задумчиво посмотрел вдаль. — Мне порой кажется, что сейчас мы с ним ближе, чем тогда.

— Не понимаю, — честно призналась я.

Рей перевел взгляд на меня и улыбнулся как-то по-отечески, словно он намного старше и мудрее глупой девчонки, сидящей напротив.

— В юности живешь своими проблемами, — пояснил он. — Родители кажутся древними стариками с глупыми требованиями. Тогда я по наивности считал, что отец душит меня своей заботой. Мне хотелось бунта, самостоятельности. Не мог оценить того, что он мне дал.

Я открыла и закрыла рот, не найдя что ответить. Едва не закричала: да! Точно! Моя мама тоже постоянно вмешивается в мою жизнь. Она не давит, не требует и не настаивает, но постоянно подталкивает меня к тем решениям, какие нужны ей! Но глядя на Борделона вдруг стушевалась. Мои претензии к маме показались ничтожными, мелкими, страшно эгоистичными. Святые меченосцы, я должна благодарить всех богов за своих замечательных родителей.

— Мне кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — осторожно сказала я и встряхнулась, решив, что пора менять тему. — Расскажите теперь…

— Теперь мы поедем к хельде Окторвье, — перебил меня Борделон. — Она ждет нас к обеду.

18.07.2020

О, нет! У моего героя закончился приступ благодушия. Как некстати! Я только вошла во вкус и почувствовала себя настоящим профессиональным журналистом. Что ж, придется удовлетвориться тем, что есть и продолжить завтра. Главное, начало положено.

— У меня сложилось впечатление, — сказала я, демонстративно закрывая блокнот с записями, — что она ждет вас одного.

— В этом и проблема, — согласился Борделон. — Поэтому вам просто необходимо поехать со мной.

— Вот как? — подивилась я загадочной мужской логике.

— Конечно! Вы будете меня спасать от ее женских чар, — доверительным полушепотом признался Рей.

Мы подошли к двуколке. Борделон помог мне сесть, ловко запрыгнул сам и тронул лошадь.

— Как-то не слишком благородно выставлять даму в качестве защитного щита, — с сомнением протянула я.

— Хорошо, я отвезу вас домой и один отправлюсь к Лилианне, — подозрительно легко согласился Борделон и тут же нанес подлый удар в спину: — Но боюсь, после этого мои нервы будут настолько расшатаны, то устанавливать завтра фонтан вам придется самостоятельно.

— Это шантаж! — возмущенно воскликнула я.

Ответом мне была широкая жизнерадостная улыбка коварного мага.

*

Надо отдать должное Лилианне Окторвье: мое появление она встретила мужественно. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, хотя в глазах так и плескалось страстное желание придушить меня. Вежливая улыбка не сошла с тонкого аристократического лица, лишь превратилась в замерзшую маску. Более того, художница даже выдавила из себя несколько слов о том, как рада видеть у себя столичных гостей.

И после этого благополучно забыла о моем существовании. В целом мире для нее остался только один человек: Рейнальдо Борделон. Ему одному предназначались кокетливые улыбки и томные взоры. Только к нему художница обращалась с вопросами. Его мнением интересовалась. Лишь ему внимала с неподдельным интересом.

В принципе, мне было не жалко. Даже в некоторой степени приятно, что хитроумный план мага с треском провалился. Я тихонько поедала десерт и наслаждалась покоем, в то время как Рей отбивался от матримониальных планов хозяйки.

Но Борделон не сдавался. С настойчивостью, достойной лучшего применения, он переводил беседу на меня. А Лилианна с не меньшим упорством возвращала ее туда, куда нужно было ей, то есть от меня. На мои вежливые расспросы о работах, украшающих стены гостиной и столовой, я получала краткие односложные ответы, зато с Борделоном художница заливалась соловьем.

— Весь город гудит от слухов, — сказала она. — Вы сделались настоящим возмутителем спокойствия, хельд Борделон.

— Серьезно? — удивился маг. — Право слово, не представляю, за что я удостоился этого звания.

— Вы выбрали себе в помощницы не жительницу нашего города, а, — коротким взглядом в мою сторону Лилианна вылила на меня ведро презрения, — хельду Д'Астон.

— О, Аманда — журналист, — охотно пояснил Рей. — Она пишет обо мне статью. А я оказываю ей ответную услугу — показываю город.

Я поперхнулась пирожным и закашлялась. Вот, значит, как это называется?!

— Простите, — сдавленно улыбнулась я и сделала глоток воды. — Очень вкусный десерт. Божественное наслаждение.

Лилианна ничего не ответила и снова повернулась к Борделону:

— Значит, вы решили справиться самостоятельно с украшением площади? — уточнила она.

— Ну… советы хельды Аманды порой меня выручают, — выкрутился маг.

Лилианна посмотрела на меня так, словно пыталась уразуметь, как это в моей голове может родиться хоть сколько-то ценный совет, но у нее ничего не вышло. Она бросила эту бесполезную затею и снова обернулась к предмету своего обожания:

— Если вам понадобится помощь, хельд Борделон, вы смело можете обратиться ко мне.

— Непременно, — пообещал Борделон и тут его словно бы случайно осенило: — Возможно, она понадобится прямо сейчас!

— Замечательно! — Лилианна с готовностью выразила энтузиазм. — Что надо сделать?

— Помните, вы писали мой портрет?

— Конечно, — улыбнулась художница. — Он висит в моей галерее на почетном месте. Это моя любимая работа.

— Моя тоже, — вежливо согласился Борделон. — Единственное удачное мое изображение. Вы не могли бы одолжить его, чтобы Аманда могла проиллюстрировать свою статью?

— Эээ… статью? — растерянно протянула Лилианна.

К такому повороту художница явно не была готова. Я, кстати, тоже. Сдались мне ее картинки, даже если очень талантливые! Не собираюсь я упоминать в статье ее имя, пусть даже не надеется! Я со звоном опустила чашку на блюдце, выражая полное несогласие.

— Да, знаете ли, — Борделон доверительно наклонился ближе к хозяйке дома, игнорируя мой недвусмысленный намек, — мне хочется предстать перед читателями в благоприятном свете, и в этом вопросе я могу доверять только вам, Лилианна.

— Так за чем дело стало? — оживилась та. — Я нарисую для вас новый портрет! Тот уже устарел.

— Вы написали его всего два года назад. Неужели я сильно изменился?

— Изменилась я, — с мягкой улыбкой поправила Лилианна. — И моя техника письма. Теперь я могу создать более совершенную работу.

— О! — Борделон на секунду растерялся. — Я считаю ваши картины изумительными. Не представляю, как можно сделать их еще прекраснее.

Я закатила глаза. От потоков лести, которые Борделон изливал на художницу, у меня скоро сведет зубы. Не удивительно, что Лилианна всерьез строит на него планы! Разве так беседуют с девушкой, от которой собираются держаться подальше? Или Борделон полный профан в общении с дамами (что вызывает у меня большие сомнения), либо я чего-то не понимаю. С другой стороны, представление разворачивалось презабавное. Я уже предполагала, чем закончится эта увлекательная беседа, но не вмешивалась. Было интересно посмотреть, как вредный маг угодит в собственноручно расставленную ловушку.

— Разумеется можно! — заверила его Лилианна. — И нужно. Каждый мастер обязан постоянно совершенствоваться в своем деле, иначе его ждет застой и забвение. Думаю, если вы будете позировать каждый день хотя бы по два часа, за неделю я напишу новый портрет, достойный публикации в журнале, — нанесла она главный удар.

Вот так: шах и мат. Я весело посмотрела на Борделона: чем он будет крыть? Он метнул на меня быстрый взгляд, требуя поддержки.

— Боюсь, это слишком долго, — смилостивилась я. — Я планирую закончить интервью уже в конце недели, а на следующей оно выйдет в печать.

— Не беда, — не сдалась Лилианна. — Тогда я сделаю несколько карандашных набросков! Это будет даже интереснее. При печати плохо передаются цвета, а черно-белые рисунки подойдут отлично.

— Но у меня совсем нет времени позировать, — почти взмолился Борделон. — До праздника я совершенно занят. Поэтому и подумал о старом портрете.

— Как жаль, — вздохнула Лилианна. — У меня тоже еще много дел. Надо раскрасить статуи. Но я что-нибудь придумаю! Постараюсь выкроить для вас время, обещаю.

Определенно, Лилианна Окторвье мне нравилась! Не то, чтобы я прониклась к ней симпатией, об этом и речи не шло. Но я не могла не восхититься ее настойчивостью на пути к поставленной цели. В какой-то степени я даже завидовала этому ее качеству. Искусством добиваться желаемого в совершенстве владеет мама, а я вот так не могу. Мягким покладистым характером я обязана папе, он всегда предпочитает уйти от спора и тихо поступить по-своему, нежели ввязываться в словесные баталии.

Сбегать сразу по завершении обеда невежливо, поэтому Борделон выждал необходимое время, а потом поспешил откланяться несмотря на то, что Лилианна старательно придумывала поводы задержать его еще хоть немного. Но тут уж маг оказался непреклонен, придумал какую-то срочную встречу, которую нельзя отменить, и художнице ничего не оставалось делать, как приказать слуге погрузить в нашу двуколку два увесистых рулона расписанного ею полотна, за которыми мы, собственно и приехали. Борделон следил, как рулоны крепят к коляске, а мы с Лилианой наблюдали за процессом с крыльца. Художница молчала, полностью поглощенная созерцанием Борделона. Я взглянула на нее тайком, и тут в голове возникла хулиганская мысль. А чем вайгры не шутят?

07.09.2020

— Рей по настоящему восхищен тем, как вы предложили украсить площадь, — словно бы по секрету сказала я художнице.

Та встрепенулась:

— На самом деле? Мне казалось, я не придумала ничего особенного.

— О, когда хельд Гассарион рассказал, что вы с ним придумали, Рей пришел в полный восторг. Сказал, что лучше невозможно придумать! — Уверила я. — Мне тоже очень понравилось. Вот только…

— Что?

— Не важно, — отмахнулась я. — Не стоит об этом.

— Говорите же, Аманда! Хельду Борделону все-таки что-то не понравилось?

— Не то, чтобы не понравилось, — нехотя протянула я. После небольшого колебания решилась. Подалась ближе и заговорила быстрым шепотом: — Он вам ни за что не признается, но ему хотелось поставить на площади конную статую основателя. Ледяную. Он так мечтал о ней! Но узнав про ваш план, понял, что статуя никуда не вписывается. Поэтому решил про нее забыть.

— Аманда, вы идете? — крикнул Борделон.

— Да, конечно! — громко ответила я и, снова обернувшись к Лилианне, прошептала: — Умоляю, не выдавайте меня. Не говорите, что я вам рассказала. Он страшно на меня обидится.

И, не дожидаясь ее ответа, сбежала по ступенькам. Впрочем, то, как загорелись глаза художницы, сказало мне гораздо больше слов. Вот будет сюрприз, если статуя на самом деле появится на площади!

Несколько минут мы ехали в тишине, и я ощущала, как Борделон пыхтит от недовольства.

— Знаете, Аманда, — наконец, не выдержал он, — я ожидал от вас большей поддержки!

— Я спасла вас от позирования, забыли? — возмутилась я.

— Премного благодарен! — язвительно ответил маг. — Только позвольте вам напомнить: предполагалось, что вы будете беседовать с Лилианной гораздо больше. А вы словно воды в рот набрали!

— Вы и сами превосходно справились, — я беспечно пожала плечами. — Так и сыпали комплиментами. Несомненно, она поняла, что вы не имеете к ней ни малейшего интереса.

— Ваш сарказм неуместен! — сквозь зубы прошипел Борделон.

— А мне кажется именно сейчас для него самое место, — упрямо не согласилась я. — Я вас решительно не понимаю! Уверяете, что равнодушны к Лилианне и даже стремитесь избавиться от ее общества, а сами ведете себя так, словно хоть завтра готовы бежать вприпрыжку под венец!

Сказала, и сама испугалась, что все это выпалила. А ну как Борделон разозлится не на шутку? Разговор-то уже давно вышел за рамки приличной светской беседы. И плакало мое интервью горючими слезами.

Но Рей не отвечал. Посмотрел так странно, словно бы с болью, а потом уставился на дорогу. Я украдкой взглянула на его профиль. Губы крепко сжаты, брови нахмурены. Злится. Вайгры!

— Рей, простите меня, — тихо попросила. — Я не должна была так говорить. Наверняка, у вас есть причины…

— Да нет у меня никаких причин, — раздраженно оборвал маг. — Просто я ее боюсь! Боюсь, ясно?! Не знаю, не понимаю эту женщину. Не знаю, как себя с ней вести. Вы же видели: она всегда добивается чего хочет. А утром? Вы же ее видели! Настоящая фурия. Вы так ловко ее осадили, что я подумал и сейчас сможете, — закончил он обреченно.

А мне сделалось страшно стыдно. В который уже раз в его обществе. Нехорошая тенденция.

— Простите, я подвела вас. — И добавила как можно мягче: — Если бы вы с самого начала объяснили, как вам сложно общаться с Лилианной, возможно, мы бы что-нибудь придумали.

— Оставьте, — в голосе Борделона слышалась безнадежность. — Я не должен был на вас срываться, Аманда. Это вы меня простите. Это моя проблема, мне ее и решать.

— На обеде у хельды Лаурвиген вы держались превосходно, — от всей души похвалила я. — Все уверены, что ни одна дама не способна вас смутить.

Борделон грустно усмехнулся.

— Спасибо.

— Я серьезно. Зря вы мне не верите.

— Просто не упоминайте мое признание в своей статье, ладно?

— Даже не собиралась! — фыркнула я, уязвленная в лучших чувствах. Я тут ему сочувствую, а меня подозревают в вайгры знают чем! — Знаете, не все журналисты — продажные алчные личности, готовые на все ради сенсации!

— Именно поэтому я и согласился дать интервью именно вам, Аманда, — серьезно ответил Борделон.

Нет, и этот невыносимый человек будет утверждать, что не умеет общаться с дамами? Будто не может переспорить Лилианну Окторвье? Вот со мной у него что-то все всегда получается! Даже обидно стало, несмотря на такой замечательный комплимент. Жаль, высказаться не успела: мы приехали в Винтарион.

— Не торопитесь завтра, — сказал Борделон на прощание. — Отдыхайте. Я разберусь с фонтаном.

Он уехал, а я раздраженно топнула ногой. Рей уверен, что я появлюсь на площади не раньше полудня. И вот откуда в нем сидит эта дурацкая уверенность, что все женщины — страшные капуши? Пусть даже не надеется! Явлюсь, как и положено, в десять утра всяким вредным магам назло.

Как ни странно, Джо и Густава еще не было дома. Интересно, где это их носит до сих пор? Но мне это даже на руку: смогу спокойно сделать заметки к статье. Я попросила горничную, чтобы меня не беспокоили, и погрузилась в работу до самого ужина. А вечером в гостиной хельда Лаурвиген заставила нас с Джо подробно рассказывать о своих дневных приключениях. Старушка почти не выходила из дома, но живо интересовалась всем, что происходит в городе.

Оказалось, Джоанна с Густавом ездили на дальние холмы. Джо осталась в полном восторге, живописала, какие там открываются восхитительные виды и уверяла, что я тоже должна непременно их увидеть. А задержались они из-за того, что выехали ближе к обеду. Все утро Джо проверяла счета и сметы по оформлению площади, и выяснила, что пройдоха — кузнец все-таки исхитрился обсчитать хельда Гассариона. И завтра Джо намеревалась отправиться в деревню дабы восстановить справедливость. Мы с хельдой Лаурвиген поддержали ее воинственный настрой: негоже обманывать порядочных хельдов!

Затем настала моя очередь поведать о своем дне в обществе мага. Мои слушательницы восторгались иллюзиями хельда Дарруниса, погрустили над прошлым Борделона и посмеялись над обедом у художницы. Единственное, что я скрыла — это наш последний разговор с магом. Мне казалось, он доверил мне очень личный, потаенный секрет, некую застарелую боль, которой ни с кем не мог поделиться и вдруг неожиданно выложил постороннему человеку, рискуя стать предметом сплетен и насмешек. Не знаю, сделал он это намеренно или случайно, но я ощущала потребность сохранить его признание в тайне. Не знаю почему, мне не хотелось делиться даже с Джоанной, которой доверяла абсолютно. Слишком уж это личное, даже интимное. Если в городе и будут перемывать косточки Рейнальдо Борделону, то не по моей вине.