Глава XI. Кости истлевших дней

Часть вторая. Мёртвые тени Орсола

Кошмарная ночь сменилась очередным не менее тревожным тяжелым утром: едва прислуга и вездесущие проныры-вестники, которые обо всем всегда узнавали первыми, продрали глаза и поднялись на ноги, как по Пламенному Чертогу поползли будоражащие и леденящие кровь толки. Все шептались по углам, выясняя друг у друга подробности, слушали других и говорили сами о том, что успело дойти до их ушей. В кладовых, прачечных, банных, на кухнях — везде, где собиралась обслуга и иные работники, звучали пересуды. Каждый был напуган до смерти, и ходил, оглядываясь, опасаясь даже собственной тени. Прежде столь неспокойные времена в столице и в обители всех королей случались лишь на заре Основания Трона и в годы раскола континента, когда многие оступались от Высших, образовывали собственные секты и следовали темному и разрушительному пути, полному гордыни, ненависти и кровавых жертв. Однако не все они сумели закрепиться на Кордее, и большинство как возникло, так и исчезло, вместе с ничтожными воспоминаниями о них. На континенте просто знали, что когда-то расплодилось слишком много отщепенцев, посчитавших, что только они и то, чему служат, есть наивысшая ценность, перед которой нужно пасть на колени. Разумеется, отголоски недоброго в самые неблагостные годы все же давали о себе знать, а центр Кордея, возведенный многих жертвах, всегда притягивал к себе темное, и отсекать его, не признавать в нем опасность, означало бы падение и верную гибель.

В одной из дворцовых вспомогательных, где из-за постоянно горящих жаровен всегда стояло сухое удушливое тепло, едва возникшая суета уступила место пустому трепу. Слухи о чудовищном происшествии просочились повсюду и не давали покоя никому.

— Ну и ночка выдалась, страх какой-то.

— И не говори. А представляете, если бы оно пробралось к нам в черновые и убило бы нас в собственных постелях? А вдруг снова повторится?

— Ох! Не хочу даже думать об этом, нет, нет, нет. Ой, бедная Ули, бедная, как же ей не повезло-то. Мы же с ней еще вчерашним утром так славно болтали, я и подумать не могла, что она совсем не она.

— Замолчи, много ты понимаешь. Она, не она… Ули никогда бы не стала путаться со скверной, уж я-то знаю. Девочке и без того было тяжко, судьба не жаловала, как и ее семью — нищета и вечные напасти. Помню, как она добровольно явилась сюда еще ребенком, бежала не хорошей жизни, и хотела помочь своим, честной была, трудолюбивой — и такой конец несправедливый, — пробурчал коренастый мясник в возрасте, одним махом разрубая топориком кусок мяса на кости. — Одни коптят небо над головой с рождения и до самой могилы, и все им нипочем: жрут, спят, плодят себе подобных, творят бесчинства и топчут всякого, кто не из их теста. И ничего им за это нет. А другие, порядочные, получат то, что не заслуживают. Только горе на голову и слезы. А кому-то и вовсем раннюю яму в земле или огонь.

— Вот я и говорю, что не повезло, — стряпуха уселась прямо на корзину с репой и сгорбилась. — Да-а… Между прочим, на ее месте мог оказаться любой из нас.

— Боги! Аж мурашки по коже, до чего жутко, — пролепетала юная сподручная, качая головой. — Откуда же это взялось во дворце, а? Как же Клинки ничего не заметили? Они же постоянно твердят, что защищают нас, защищают короля и его семью, а тут — на тебе. Я думала, хоть здесь безопасно.

— Это еще не самое странное, — продолжил мужичок. — Кто-то сказал, что все караульные, которые должны были глядеть в оба, просто куда-то делись, как сквозь землю провалились. По всему Чертогу их не отыскать было, пока те сами не объявились. И в башнях ордена тоже самое было, вот так-то. Нет тут слепых, все все видели, да только поздно.

— Вздор! Ну куда они могли деться? Неа, тут что-то другое, чует мое сердце.

— Что еще за сборище? — в приспешный угол все с тем же гордым и суровым видом вошла Жерра, перебирая в руках связку ключей и недовольно смотря на троицу. — Работы мало? Так я мигом добавлю, чтобы меньше трепались. Хотите вылететь за ворота? Не проблема, на эти теплые места быстро найдутся другие, более покладистые и менее языкастые. Закрыли рты и живо за дело. Из-за таких, как вы, постоянно смута и возникает. Сеете панику только и устраиваете беспорядок почем зря. Не вашего ума дело, что случилось с Ули. Она сама на себя навлекла беду, не держала язык за зубами, как вы сейчас, вот и поплатилась. Ее не стало, и на этом кончен разговор, нечего кости мертвецам перемывать, то не ваша забота. И для вашего же блага будет не упоминать без надобности Благословенные Клинки, они знаю, что и как делают, без них Кордей давно бы погряз в мерзости.

Распорядительница Жерра, которая знала свое место, занимала его уже много лет и очень дорожила им, слыла женщиной холодного и довольно жесткого нрава. Жерра знала цену себе и своей полезности, казалось, что ей никто не указ, ведь она даже в обществе королевской семьи держалась так, будто она им ровня, однако границу никогда не пересекала. И все же имелись люди, перед которыми немолодая женщина дрожала, и кому бы не посмела сказать лишнего слова или смотреть прямо в глаза. Благословенные Клинки. Одно только упоминание о них заставляло внутри все переворачиваться, и она не жаловала, когда кто-то в ее присутствии говорил об ордене так, словно то была какая-то ерунда. Суеверный страх накликать на себя их гнев прочно обосновался в ее сознании, и, пожалуй, борцов с Бездной она ставила даже выше правителя, и никогда не судила ни тех, ни других. Чего нельзя сказать о простолюдинах, о бедняках, хворых и обездоленных. К ним Жерра не испытывала ни жалости, ни капли уважения; не видела она достойных терпимости и в тех, кто находился у нее в подчинении и верно служил двору. И без тени сожаления отзывалась, если кого-то из черни сваливал с ног недуг или же вовсе прибирала к себе костлявая. И потому-то ее нисколько не тронула ужасная смерть бедной служанки, которая, по суждению многих черновых, не заслуживала такой скверной участи. Недостатка в рабочих руках ни в столице, ни за ее пределами не было, и строгая женщина думала лишь о том, как бы подыскать замену глупой Ули. И все же, несмотря на подобное жестокосердие, которое давно овладело не только Жеррой, в Пламенном Чертоге большинство являлись отзывчивыми людьми, которые были способны помочь и проявить сострадание. Но особым милосердием, как и должно, отличались придворные целители.

В лазаретах Гермен, отведенных специально для королевских лекарей, наделенных огромным даром целительства самими Высшими, витал дух умиротворения. Не считая Молелен и Огненного Дома, прибежище Серебряная Слеза была единственным уголком во дворцовых владениях, где свет никогда не накрывала тьма, где царила искренняя чистота, жизнь и благость. И здесь никогда не находилось места укорам, ненависти и жестокости. Бывало, в особых или очень смертельных случаях лазареты принимали обычных горожан, когда ни один из лекарей или храмовников Шадиона или соседних поселений и городов не мог помочь. Отказать страждущим целители не смели и не желали, ибо их природа противилась глухоте и равнодушию, и с их стремлением служить Гермен и спасать каждого больного приходилось считаться. Несмотря на закрытость внутреннего двора, исключения порой делались, но именно в такие моменты за порядками следили особенно тщательно. Никто не пренебрегал строжайшими запретами, напротив, их ревностно соблюдали, зная, что за ними кроется совсем не капризная блажь. Но послабления ради высшего и ценного, как жизнь, все же делались.

Теплый искрящийся свет, подобно тонким бледно-шафрановым снопам или сплетенным нитям, рассекал бело-лазурный зал с высокими потолками, до которых дотянуться можно только взглядом. И свет этот будто исходил из ниоткуда. Сверху на центральную палату лечебницы взирали мозаичные круглые оконца из серого стекла, окруженные гладким белоснежным мрамором, испещренным бирюзовыми «венами», и чем ниже они тянулись, тем темнее становились, как и отшлифованный камень. Нити складывались в причудливый узор, и казалось, будто бесконечные сплетенные ветки тянутся из земли. По обеим сторонам просторного прохода, устланного ковровой дорожкой, стояли массивные напольные подсвечники их темного серебра, что венчали изножья широких деревянных спальных лавок. Прежде центральный зал носил иное предназначение, и в нем, кроме водных чаш для подношений, кои стояли и сейчас, ничего не было. Однако во времена массовой напасти в виде чудовищной красной лихорадки, которая буквально пожирала кожу, все свободные помещения пришлось заполнить местами для больных. Те черные годы давно уже превратились в далекий страшный сон, и ничего подобного больше не происходило, однако возвращать прежний вид палате не стали, оставив все на своих местах. Это было своего рода напоминанием и предостережением, что люди слишком слабы перед безобразным ликом смерти.

Ныне лазареты пустовали — ко всеобщему счастью, утомленных недугами обитателей дворца не нашлось. Серебряная Слеза наблюдала лишь за мирными травницами и целителями, что усердно занимались прибежищем, пополняя запасы лекарств, смешивая порошки и отвары на продажу и обмен. Вносили новые записи в личные трактаты, и, конечно же, благодарили Гермен, делая подношения. Специально отведенные закрытые кельи, свободные комнаты и залы дремали в полном покое, который совсем не нарушал единственный несчастный и страдающий. Стьёл лежал на одной из спальных лавок в самом конце палаты, ближе к огромной черной кианитовой чаше с вечно горячей водой. Поджав губы, он изучал чуть затуманенным взглядом помещение и думал о последних событиях. Внутри него кипели обида, злоба и горечь, и парень никак не мог понять, что больше было уязвлено и побито: его тело или же достоинство. Одил перемалывал и перемалывал произошедшее, представлял, как бы мог поступить и чем бы все кончилось в итоге, успешно помоги он избежать служителю ордена ужасной смерти. Несмотря на то, что его держали в заключении эти несгибаемые люди, опоили, насмехались и грозили расправой, называя отродьем Бездны, Стьёл не желал им зла. Во всяком случае, не такого.

— Живой? — в дверях, ведущих в смежные покои, показалась Илилла. Вид ее был не менее подавленным, чем у парня, однако держалась она бодрее. — Мне сказали, ты еще легко отделался. Я рада, что ты… почти цел, учитывая все произошедшее. Должно быть, натерпелся страху.

— Тебя отпустили? — лицо бедняги мгновенно просветлело, а глаза прояснились.

— Да. Меня и Кирта, — она с облегчением выдохнула и уселась на край лавки. — Как оказалось, его тоже не оставили в покое, но это и понятно.

— Вот же вездесущие… Клинки. А куда вас увели? С вами что-нибудь сделали? — беспокойство парня было настолько искренним и горящим, что он не удержался и приподнялся на локтях, однако тупая и ломящая боль уложила его обратно.

— Тебе так важно? Мне уже нет, все закончилось, и я не хочу даже в разговорах возвращаться к этому. Сейчас есть проблемы посерьезнее.

— Куда еще серьезнее? — горько усмехнулся Стьёл, окидывая руками пространство вокруг себя. — Меня чуть не убили, до этого просто измывались, — он дотронулся до рубца на щеке, — а вас… я даже не представлю, что вообще ждало.

— Вижу, до тебя еще не дошли слухи, значит, остальные тоже не в курсе. Похоже, здешние хранители не зря едят свой хлеб.

— Что-то еще случилось?

— М-да-а, случилось. Какое-то безумие, — наемница оглянулась, словно боялась, что их подслушивают, и вновь обратилась к парню. — До кулона добрались, и я думаю, все ночные явления связаны друг с другом.

— Только не говори, что его украли! Кто? — воскликнул Одил, но тут же притих. — Как же так получилось?

— Нет, не украли. Не успели. Кирт вовремя спохватился, не проснись он, то неизвестно, чтобы принцесса сделала. Но я уверенна в одном: ее кто-то вел. Скорее всего, сама Праетера. Но я никак не могу взять в толк, почему она вцепилась в эту девочку?

Стьёл раскрыл от изумления рот, не веря тому, что слышит. Скверна, от которой они так хотят избавиться, явно набирала силу, если даже в столько крепком месте, как Пламенный Чертог, что пропитан насквозь защитой непростых людей, уже не найти укрытия.

— Пока весь дворец стоит на ушах только из-за ночного нападения в башнях, и, к счастью, о наследнице никто и слова не проронил. Об этом знаем только мы с Киртом, советник и еще пара надежных людей, которые полностью подчиняются Танену. Больше никто. Поэтому прошу тебя, Стьёл: не проболтайся никому. И если кто-то якобы невзначай начнет говорить о принцессе, что-то выспрашивать, то сделай вид, будто не понимаешь, о чем речь. Ясно? Тайны можно долго и хорошо хранить, но рано или поздно они непременно начнут просачиваться. Влана, конечно, едва ли что-то помнит из того, что творила, но это не значит, что другие будут оставаться в неведении. Нам нужно еще время до того, как мы уберемся отсюда и все окончательно выяснится.

— А что с кулоном?

— Кирт решил держать его при себе, не выпускать из рук, хотя по мне, мысль неудачная. Но выбирать не приходится, мы с тобой не можем носить эту клятую штуку, она на нас слишком сильном влияет.

— Надеюсь, с Киртом ничего не случится, — нахмурился Одил. Не лучшие изменения его не приводили в восторг, но сделать ни он, ни наемники ничего не могли.

— Что же это, неужели речь обо мне? Эй, смотрю, за тебя круто взялись, парень, и решили подлатать как следует, — по дорожке гордо вышагивал Тафлер с довольным видом, ровно ничего не произошло. — Боевое крещение кровью? Явно удачное, раз ты здесь, а не на столе у какого-нибудь мясника или не в урне для праха. А ты не промах, оказывается.

— И все же ему досталось, как видишь, — благодушно улыбнулась Илилла, поднимаясь с места.

Горе-воришка хотел было сострить в ответ, видя странно невозмутимого наемника, которого будто ничего не заботило. Это возмутило и задело. Однако через минуту возникший за ним в нескольких метрах тот самый златобородый в сопровождении двух маленьких человечков расставил все по своим местам. Стьёл проглотил застывшие на языке слова и уставился на нежданных визитеров. Следом за грозным мужчиной, который, казалось, готов начать крушить все вокруг, шел советник Ридж.

— И снова мне приходится иметь дело с вами троими, — доноситель Марк остановился напротив спального места Стьёла. — Что смотришь, малец? Хоть узнаешь, кто я? — он раздраженно вздохнул и нервно задвигал нижней челюстью, будто что-то пережевывал. Его крупные тяжелые руки крепко сжимали пояс, то и дело поправляя широкую полоску, украшенную стальной вязью из незамысловатых вензелей и цепями.

Одил заерзал на жесткой скамье, пытаясь поудобнее устроиться, и на его плечо тут же мягко легла рука Илиллы. Наемница без слов призывала парня успокоиться.

— Моя группа явилась ровно тогда, когда ты уже был в отключке, а та тварь валялась на нашем соратнике, но еще трепыхалась. Мне пришлось тебя на своем горбу выволакивать из башни и тащить сначала к нашим светилам, а потом уже сюда. Кстати, тебе повезло, что голова цела и вообще еще дышишь, — внезапная снисходительная уступчивого этого сурового человека обескураживала, ведь еще недавно он упивался тем, что задержал чужаков. — Догадаться несложно, что произошло, и если бы мы не явились, то та тварь тебя точно прикончила. И вот тут-то у меня возникает уйма вопросов, на которые я прямо сейчас хочу получить ответы. От тебя, сопляк, ясное дело, я ничего не добьюсь, но для этих людей, — он указал на низкорослых человечков, — это не проблема.

Доноситель Марк недобро оскалился и уступил место проводникам, которые сразу же взялись за работу, пристально взирая на воришку. Они настолько близко подошли и нависли над Одилом, что тот без труда мог разглядеть их сухие старые лица, полные абсолютного безразличия, которое не могли не пугать.

— Неужели в том есть необходимость? — выступил Тафлер, желая оградить собой парнишку, но притормозил. — Ему и так хватило, а то, что вы собираетесь с ним делать, только навредит. Он слишком слаб, разве не видно? И что такого он может вам поведать, когда вы и сами все знаете?

— Все, да не все, — коротко обронил последователь Залии, и дал добро на процедуру.

Мелон многозначительно посмотрела на друга и едва заметно отрицательно покачала головой, давая понять, что лучше не мешать. Она и сама хотела бы остановить глупый балаган, быть может, даже заставить силой, но, как и ее спутники, находилась совсем не в том положении, чтобы сметь препятствовать здешним порядкам. Наемница поймала на себе тяжелый и полный непонимания взгляд Танена, но тут же отвернулась, в задумчивости склонив голову. Чувство не вины, но стыда за собственную недальновидность, принесенные проблемы и неспокойность угнетало. Советник Ридж был по-настоящему достойным человеком, и то, как открылась их тайна, сжирало изнутри. И Тафлер разделял удрученность и опустошенность соратницы, но не так остро, и его волновала их дальнейшая судьба и вопрос пребывания во дворце. Зная о крутом нраве народа центральных провинций, наемник понимал, что его вместе с Или и Стьёлом могут запросто выкинуть за ворота, несмотря на бураны. Отдать на съедение стихии, скормить безжалостной природе, и при этом не испачкать свои руки в крови. Вязкое напряжение росло. Однако, вопреки недобрым ожиданиям, процедура закончилась, едва успев начаться: проводники с серьезным видом меньше минуты молча простояли над вжавшимся в спинку изголовья Стьёлом и просто смотрели на него. Только раз один из них щелкнул сухими пальцами над головой. Но этот щелчок был настолько звучный, что воришка невольно вздрогнул.

— Ну, что там? — в нетерпении доноситель прошелся к стене и обратно, поглаживая бороду.

— Все так, как мы и говорили. Все так, как мы видели, когда осматривали служанку, — с путаными речами отозвался человечек, что стоял ближе к Марку.

— Уверены? Посмотрите еще раз. Если понадобиться, то и в третий раз, и в четвертый, — не унимался златобородый, явно неудовлетворенный ответом. — У всего есть начало, и пока этот щенок не попал к нам в обитель, ничего не происходило такого, из-за чего следовало переворачивать вверх дном все башни и дворец. До того, как эти чужаки не явились, все было спокойно. Или я не прав? Может, что-то еще упустил? — он состроил наигранно растерянное выражение, выставил руку вперед и поводил ею, словно выпрашивал милостыню.

— Доноситель Марк, — холодный тон второго проводника чуть остудил последователя ордена, — вы сомневаетесь в том, что мы с братом видим? В том, что сама Залия открывает? Здесь нет того, что ищет орден.

— Объясните же, — обратилась наемница к маленьким людям. — Хотите сказать, что он мог быть виновен в… в наваждении той девицы?

— Леди Илилла, — слово взял до сих пор молчавший Танен, — прошу, успокойтесь, сейчас уже никто не обвиняет вашего друга. Но дело действительно весьма серьезное, и надо разобраться, если хотим блага для всех.

— Еще бы. И какой прок ему от всего, если его самого чуть было не разорвали на части? — язвительно ухмыльнулся Тафлер.

— Этот юноша ни при чем, — в голос и хором отрезали проводники, точно у них был голос один на двоих, как и разум, и тело. — Мы нашли следы Бездновой одержимости только в плоти и теперь уже угасшем сознании девушки. Она являлась единственным разбитым оскверненным сосудом, и неизвестно, сколько бы еще таилась тварь, если бы не ее поманил голод и жажда. Новой процедуры не будет.

— Как же так вышло, что никто ничего раньше не заметил? Она же разгуливала по всему дворцу и спокойно находилась рядом с королевой и юной принцессой, — недоумевала наемница.

— Вот потому, леди Илилла, мы здесь, — доноситель Марк приблизился к гостье и смерил ее пристальным тяжелым взглядом. — Я не верю ничему и никому, пока самолично не доберусь до корня и не вырву его. Словами меня не купишь, как и моих братьев. Просто так ничего ниоткуда не берется.

— И все-таки вы не можете идти против того, что сказали эти люди, верно? — речи Мелон звучали, как настоящий вызов.

Златобородый только хмыкнул в ответ, оценив точный выпад в его сторону, и, резко развернувшись, быстро зашагал прочь из лазарета. Низкорослые проводники сухо пожелали Стьёлу скорейшего восстановления, затем напомнили советнику об обещанной им аудиенции и, откланявшись, последовали за доносителем. И только после того, как вся процессия скрылась из виду, горе-воришка и наемники выдохнули — вновь оказаться в обществе непростых персон они не желали, и было настоящим чудом, что все обошлось и закончилось хотя бы так, как есть. Но каждый понимал: теперь за ними будут следить еще тщательнее, и убраться отсюда раньше положенного не выйдет. Все находились в плену белых буранов.

Несмотря на сносный исход, сомнения и подозрения только зрели.

«А ведь не так уж и неправы эти Клинки, — вновь задумалась Илилла, мрачно взглянув на паренька, — ведь тогда норн его не до конца очистил. Еще ночные видения и кошмары преследуют. Может, он и правда, сам того не желая, что-то сделал? Призвал кого-то не того? А может, скверна явилась, чуя его? А вдруг Стьёл всего лишь отвлечение, и вовсе не он был нужен?»

Вопросы нарастали, точно снежный ком, придавливая своей неподъемной тяжестью, а неведение изводило.

— Странно, что они не стали тут разводить свои танцы. Спасибо и на этом.

— Кто это был? Вы их знаете?

— Довелось тесно… пообщаться, — оживленно отозвался Кирт. — Именно их на нас натравил тот, что только что тебя допрашивал. Не самое мое приятное знакомство с кем-то за последнее время, признаюсь честно. Повезло, что для тебя оно оказалось таким коротким. Но ты неплохо держишься, Стьёл. Еще немного, и я поверю, что не зря позволили присоединиться к нам.

Слова наемника на этот раз нисколько не огорчили горе-воришку, который прекрасно понимал свое положение в сравнении со странниками. Обиды уже никакой не осталось, только легкое сожаление, что он не такой сильный, знающий и ловкий, как Кирт и Или. Да и речи Тафлера больше походили на дружелюбное подтрунивание, чем на желание оскорбить.

— Вашему другу нужен основательный отдых после пережитого. Он его заслужил, давайте же дадим ему набраться сил. Лазареты всегда и для всех открыты, отсюда никого не гонят, но не будем понапрасну нарушать здешний покой, — со сдержанной участливостью заметил Танен, вежливо давая понять, что их визит окончен. — Не волнуйтесь, за ним как следует присмотрят и обеспечат нужный уход.

— Спасибо вам за помощь, — поспешил отблагодарить советника Одил, чувствуя, что этому человеку он не менее обязан, чем целителям и последователям ордена, которые все-таки явились на зов, да еще и принесли сюда, в целительские. Хотя могли заковать и бросить его обратно в клетку.

— Не стоит, моих трудов здесь немного. Главное, все обошлось для вас, и кого нужно действительно благодарить, так это адепта ордена, что пожертвовал собой. Леди Илилла, вы не откажете? — Ридж перевел внимание на наемницу и коротко ей кивнул, приглашая составить ему компанию один на один.

Не трудно было догадаться, что назрел долгий и серьезный разговор, и никакие уловки тут не пройдут. Да теперь они уже и ни к чему. Глупо и недостойно продолжать лгать, когда неприглядные и опасные секреты пробились наружу, как росток гнили, который способен изуродовать все вокруг, и чьи плоды позже принесут массу проблем. Переговорив с минуту с Киртом в стороне, соратники, наконец, разошлись.

Весь путь советник молчал; от него веяло холодностью и некоторой раздраженностью, однако он неплохо скрывал это. На благородном лице покоилась невозмутимость и скупая умиротворенность, что вызывало непритворное уважение. В столь неприятных обстоятельствах стоило отдать ему должное, ведь не каждый способен проявить такое самообладание и не начать рубить сплеча. И Мелон не смела прерывать безмолвие, понимая, что следует помалкивать до того, как Ридж сам не начнет расспросы. Она была готова к ним, принимая все, как есть, беря полную ответственность на себя. И теперь уповала если не на абсолютную милость к ней и ее спутникам, то хотя бы на малейшее понимание. В конце концов, они лишь шли той дорогой, на которую их толкнул злополучный случай, и наемнице все чаще казалось, что сделай они иной выбор, то только отсрочили бы свою встречу с тем, с чем столкнулись. Внутренний голос подсказывал, что всему этому было суждено произойти.

Где-то позади потерялись лазареты, многочисленные переходы с лестницами и широкими балконами. Наемница не представляла, куда ее ведут, и только тогда, когда она с советником оказалась в просторном тупике на обособленной площадке, поняла, что их приватная беседа состоится здесь. Центральную стену украшала слепая арка, окруженная с обеих сторон такими ложными дверьми, выступающими вперед, массивными и выполненными настолько мастерски, что выглядели, как настоящие. И все же имелась одна неприметная дверь, за которой находилась небольшая цепочка помещений.

— Мои личные кабинеты, — пояснил Танен, предугадывая некоторое недоверие со стороны гостьи, и пригласил ее войти первой, после чего уже вошел сам и плотно закрыл за собой дверь. — Как видите, здесь нет посторонних ушей, нет ни одного Клинка или кого-то из моих помощников. Бояться нечего, вреда вам никто не причинит, но я жду абсолютной честности, даже требую ее, потому что только она решит, что будет дальше.

— Я для того и пришла, чтобы все рассказать, как есть. Признаться, меня саму утомили эти тайны, но поймите правильно: по-другому я не могла поступить. Что до Кирта и Стьёла — они лишь следовали за мной, они совершенно ни в чем не провинились. Но перед тем, как вы услышите неприглядную правду, я бы хотела узнать побольше о принцессе. Если уж мы с вами собрались для того, чтобы окончательно пролить свет на многие вещи, то справедливо будет, если и вы тоже прямо ответите на мои вопросы. Пусть будет равность во всем.

Ридж прищурился. Его внимательные глаза горели заинтересованностью, и он, предложив одно из стоящих вкруг пяти резных деревянных кресел наемнице, мерно прошелся по комнате, явно крепко раздумывая.

— Что вам интересно, леди Илилла? Что вас так смутило или насторожило в наследнице, раз вы решили не обойти стороной ее персону?

— Мне кажется, вы прекрасно понимаете. Дело в ее ночном визите в покои Кирта и… в остальном тоже. Когда мы трое только появились во дворце, нам прозрачно намекнули, что здесь особенно с огромным уважением относятся к одному из Высших — к Аглиору.

— Это правда, — подтвердил Танен, усаживаясь в кресло напротив наемницы и, облокотившись на одно колено, чуть подался вперед, искренне вникая в беседу. — Королевская семья почитает этого бога, и весь Пламенный Чертог разделяет поклонение ему. В том нет никакого секрета и чего-то непотребного.

— Да, но… С первого же дня я заметила нечто необычное. Конечно, я не знаю всего дворца, и потому могу ошибаться в своих допущениях, но глаза меня никогда не поводили. Во многих помещениях нет ни одного изображения Аглиора или его знака, зато в достатке имеются изваяния Аши. Даже в винной комнате. Но больше всего меня удивило украшение, которое носит Ее Величество. Долгие странствия имеют свои плюсы, и я потому знаю, что нигде, кроме юга, — она сделала короткую паузу, но через секунду продолжила, чуть повысив голос, — кроме Анчули и Роклита, такие редкости не водятся. И получить подобную ценную вещь совсем непросто тем, кто не с рождения принадлежит особой общине или не вхож в закрытый круг, несущих повинность не по собственной воле. Королева совсем не похожа на ту, что родилась среди… рьяных последователей Аши, хоть и пытается показать иное.

— Вы очень наблюдательны, леди Илилла. Да-а, я знал, что дочь самого Лагара Мелона — непростой человек, достойный представитель Ангера, и это вызывает уважение. Но я не понимаю, к чему вы клоните? Личные дела двора и его обитателей, а уж тем более правящей семьи — весьма щепетильная тема и не предмет для досужих обсуждений. И они никак не связаны с тем, что произошло. Как не связаны с вами и принесенным сюда вашими же руками злом.

— Нет, понимаете, — не уступала наемница. — Вланрия не в себе, так ведь? И причина ее недуга, как и исцеления, кроется в воле богини забвения? Это не праздный интерес, поверьте, я всего лишь хочу разобраться и… помочь.

— Этого никто не в силах сделать, и ваша помощь тоже нисколько не облегчит состояние юной наследницы, — немного помедлив, ответил Танен. — Ее Величество действительно не по собственному выбору и не сразу присягнула Аше. Как только стало понятно, что Вланы коснулось проклятие богини, ей пришлось пойти на многое. Ее жизнь ей давно не принадлежит. Вам знакома история об осквернении анчулийского дара?

— Хм… И Сурия потомок осквернителей?

— Ни для кого не секрет, что королева родом не из этих земель, но Палгрим в одно время взял Сурию под свое покровительство… как и ее дочь. Я не могу посвящать вас во все тонкости, да и сам многого не знаю, но их договор крепок, и каждый выполняет свой долг. Осуждать никого я не в праве, и все по закону, однако повелитель посчитал, что неведение — лучший инструмент против смуты и недовольства.

— Но Влана не может претендовать на трон? В ней нет королевской крови? Кто она?

— Она объявленная наследница признанного правителя Кордея. Леди Илилла, — он поднял подбородок и сурово посмотрел на наемницу, показывая, что шутить не намерен, — я пригласил вас не для того, чтобы обсуждать политику. Да, я имел неосторожность посвятить вас в некоторые моменты, и надеюсь на ваше благоразумие.

— Разумеется. Но король сам привел нечто темное в столицу, не понимая, что делает. Подозреваю, принцесса стала не просто жертвой, но еще невольно оказалась той самой нитью, за которую ухватилось настоящее зло. Надеюсь, то, о чем сейчас расскажу, многое расставит по местам. Правда за правду.

Собравшись с духом, Мелон принялась выкладывать все с самого начала и до недавнего ночного кошмара. Танен внимал наемнице, взвешивая в уме каждое оброненное ею слово, но не смел перебивать. Свечи мерно горели, и таявший воск служил справедливым мерилом умершим и безвозвратно утекшим минутам. Каждая мелочь звучала, как настоящее откровение, зловещее и предостерегающее, в которое в любое другое время Танен не поверил бы. Многое выглядело совершенно диким, как отголоски безумных легенд и пророчеств, за которыми стояла одна лишь пустота. Советник никогда не относился к предубежденным и впечатлительным людям, которые легко возбуждаются, едва лишь услышат о чем-то, что выбивается из их земного серого уклада. Он привык думать холодной головой, не поддаваться замешательству и стороннему волнению, и все же сейчас зародилась та самая настороженность, что посещает любого неискушенного простачка, который встретил лицом к лицу до селе неведомое явление.

— Все настолько плохо? Неужели все так, как вы говорите? — после недолгой паузы и переваривания услышанного, спросил Ридж. Он приложил пальцы к губам и посмотрел в пол. — Я не знаком с черным колдовством, но видел людей, которые не гнушались им, и их судьбе нельзя позавидовать. Ничего не знаю о порождениях Бездны, о духах и призраках. Мое дело иное. Выходит, что насчет Стьёла Благословенные Клинки все-таки не ошиблись?

— Стьёл здоров, он не может причинить вреда. Те крохи, что остались в нем, медленно пожирает только его самого, — голос Илиллы повысился, и звучал слишком чисто и убедительно, чтобы не поверить.

— Но что с наследницей?

— Мне кажется, Влану почуяла Бездна. Если девочка и впрямь является несчастным потомком осквернителей, то ее слабость и уязвимость пришлись по вкусу тьме. Иначе никак нельзя объяснить ее тягу к кулону. И то, что она его сумела найти, на многое проливает свет. Теперь-то вы знаете, почему нам так важно попасть в хранилища. Только там можно найти все ответы.

— На Кордее королевская цитадель посвященных — не единственная сокровищница вековой мудрости и знаний.

— Да… Но у меня нет времени на долгие путешествия, и ни в одну из других твердынь троим чужестранцам уж точно хода нет.

— Однако в Шадион все же смогли пройти, а во дворце без посторонней помощи и вовсе добраться до малой коллегии. Ваше рвение и напористость всяко отменно послужили бы и в других землях, — края губ советника тронула мягкая улыбка. Без тени злобы и надменности, но неотступно он клонил к тому, с чем сложно не согласиться.

— Так я могу рассчитывать на помощь? Понимаю, что уже и без того слишком много получила не только от вас, и все же мне нужно услышать четкий ответ.

— Я разделяю вашу тревогу, и сам немало обеспокоен происходящим, и хотел бы избавиться от того, что способно убить...

— Прошу, — впервые за долгое Или взмолилась, чувствуя свою беспомощность и ничтожность.

Мелон выпрямилась и напряглась, точно натянутая струна, и оперлась рукой на подлокотник, приготовившись к любому вердикту, но продолжая надеяться, что Ридж войдет в ее положение. Внутри все замерло. За долгие годы странствий наемница жестко и нещадно приучала себя никогда никого ни о чем не молить и не просить, точно нищенка подаяния или бродячая собака кусок хлеба. Каждый раз она вспоминала отца, который с ледяным равнодушием смотрел на нее, когда взывала к нему. И только спустя время, когда он, невзирая на ее уговоры, а затем и настойчивые требования, жестоко наказал и выслал с островов ее наставника, наконец, поняла: просить сурового отца о чем-то оказалось глупо. Позже она и вовсе зареклась взывать к кому-то, зная наперед, что людская глухота слишком сильна. Но сейчас в ней будто что-то сломалось, треснуло, и она позволила той слабости, которую желала навсегда искоренить в себе, вновь взять верх.

Советник снова предался думам. Он молча встал и удалился в соседнюю комнату, где долго перебирал какие-то бумаги и расхаживал туда-сюда. Или терпеливо ждала, но за внешним самообладанием, которое все же пошатнулось и дало трещину, скрывалась настоящее смятение.

— Я могу отказать любому, но только не вам, леди Илилла, — наконец, Танен показался в дверном проеме, обрамленном тяжелой драпировкой, покрутил в руках небольшой свиток и протянул его Мелон.

Та, чуть помедлив, поднялась с кресла, спокойно приняла пергамент и бегло прочитала его содержание.

— Что это? — она помрачнела. — Нет, я вижу здесь краткий свод Первого Слова, которое нельзя нарушать.

— При иных обстоятельствах без всяких колебаний поддержал бы и встал на вашу сторону, но… Вы же сами понимаете, где находитесь, о чем и кого просите. Как и понимаете, что после случившего с принцессой, после того, что открылось, по внутренним законам я просто обязан доложить королевской страже и Его Величеству. В Пламенном Чертоге, который достаточно видел тяжелых времен и гнусного колдовства, заговоров и поганых смертей, не место скверне, тем более той, что попала сюда бесчестно.

— Значит, отказ? Я не смею заставлять вас нарушить законы. Положение и впрямь серьёзное, поэтому делайте, что должно. В конце концов, жизнь принцессы важнее, как и полное спокойствие всего двора.

— К счастью, Вланрия жива. В глубоком сне и лишена сил, но жива. Вы правы, это — главное, — отчеканил Ридж. — Она ненадолго приходила в себя и сказала, что ничего не помнит, но я и не удивлен. За ней будут старательно ухаживать и следить. Что до вас… Своего отказа я не давал, но мне надо подумать — на чашах весов слишком много ценного, ни одним из которых нельзя поступиться.

— Каждый распоряжается своим временем так, как пожелает, но не раздумывайте слишком долго. И вот еще что: если нас бросят в клетку, то с поганым кулоном так просто разделаться не получится. Даже ваши Благословенные Клинки едва ли захотят тягаться с самой Бездной. Они же давно тут засели? Хм, ну конечно, здесь безопасно, тепло, отменно кормят — зачем куда-то идти на смерть, если можно отрабатывать свой хлеб, хватая кого попало, и запугивать людей?

В воздухе повисло давящее молчание. И в этом безмолвии ощущалось противостояние, без единого зримого порыва и действа, но полное разногласий и трудных дилемм.

— Позвольте попросить вас напоследок о еще об одной вещи, — Мелон обернулась, застыв в дверях.

— Какой же?

— Поскольку я теперь храню маленький секрет королевского двора, в котором, как в шкатулке Смерти спрятаны еще тайны, то я хочу, чтобы мой визит в столицу остался в неведении. Не посылайте никаких благодарственных писем в Ангер моей семье, никаких гонцов или чего-то подобного с моим прикрепленным именем. Эти вести им ни к чему.

Ридж несколько секунд изучал лицо Илиллы, но так ничего не ответил, и, усевшись за стол, погрузился в ворох каких-то бумаг. Наемнице больше нечего было делать в кабинетах, и она, чувствуя, что беседа себя исчерпала, вышла за порог.

Фитиль на объемной свече, освещавшей стол, громко треснул, будто привлекал к себе внимание. В своих кабинетах, что видели немало тайных встреч, стали свидетелями серьезных договоров и даже клятв в нелегком прошлом, Ридж проводил достаточно времени. Эти дышащие угрюмыми и тяжелыми думами стены, наполненные далеко не праздными и глупыми письменами, книгами и печатями, когда-то принадлежали отцу Танена, прежнему советнику, мудрому и решительному человеку. Пожалуй, благодаря ему-то здешние закрытые помещения обогатились ценными документами, скрепленные веским словом и подписанные высокопоставленными людьми с иных далеких земель. И сын Клиема Алларио Риджа продолжил весомую и устоявшуюся традицию. Он считал, что все, что проходит лично через его руки, к чему причастен напрямую, должно храниться только здесь. И никто из заседания королевского или военного круга не был против. К тому же так было меньше путаницы. Но частое пребывание здесь, а не в личных покоях, наложило свой отпечаток, и среди множества формальных документов имелись вещи, которые совершенно не вписывались в общий порядок.

Танен потер ладонью лицо, словно снимал с себя усталость, чуть наклонился вбок и, щелкнув ключом в замке, открыл небольшую дверцу стола. Запустив руку в почти пустую нишу, он вытащил наружу увесистую книгу в мягком кожаном переплете. Дорогой на вид дневник с не менее дорогим содержанием смотрел на советника золотым клеймом из тончайших вензелей, образующих кольцо, внутри которого поблескивал овальный и идеально ограненный изумруд. Семейная реликвия, которая в свое время по обычаю перешла в руки от старшего Риджа к младшему, и так происходило на протяжении нескольких поколений. В дневнике хранились данные о родословной славного дома Риджей, кровные письма и куча мелких записей, которые вносил когда-то каждый владелец.

Советник размотал плетеную нить и раскрыл книгу на середине; пролистав несколько страниц, он остановился на той, к которой крепилась стопка из четырех крупных и плотно набитых конвертов. На каждом из них стоял знак в виде лошадиной головы и длинной стрелы, смотрящей наконечником вниз — неизменный герб домов Ридж и Гаэлл. Союз двух знатных семей, служивших испокон веков правителям, который благословили сами боги. Доблестные всадники и вестники-мыслители. Танен неспешно открыл один из конвертов и наклонил его. На ладонь тут же упали сложенные вдвое бумаги — первые письма, полученные от отца, среди которых имелось особенно важное: когда Клием собирался на Роклит и впервые позвал сына присоединиться к делегации. Это было честью для Риджа-младшего, коего с юности готовили на место мудрого и проницательного родителя. Отложив в сторону приглашение со стопкой, советник оставил в руках только один пергамент, что уже потрескался от времени и потемнел. Внутри скрывался чернильный портрет, выполненный мастерски, но больше походивший на набросок. Давно знакомое лицо, полное девичьей свежести, вышло на удивление четким и точным, будто бы живое. Прошло уже более десяти лет, а рисунок по-прежнему передавал то неуловимое, что сумел запечатлеть искусник. С пергамента смотрела Илилла. Мягкость черт сглаживала теперь уже проступившие гордость и строгость, но не те, что испорчены высокомерием и ядовитостью, а наполнены благородством и чем-то высоким, светлым. Впервые, когда Танен увидел наследницу двух крупных имен, прибыв с отцом с парадным визитом в Ангер, то сразу заметил в ней сдержанную, но такую чистую возвышенность. Она не походила на остальных девиц, и чем больше Ридж наблюдал за ней, тем больше в этом убеждался. В те времена ему не довелось ни обмолвиться и словом, ни подойти, и все его встречи с Мелон-Ат совсем не выглядели обычными. Они были тайные, со стороны, на расстоянии, и при этом увлекали единственного сына Клиема Риджа, которого очень уважали на островах. После первой поездки случилась еще одна, и еще. В очередное такое посещение Танен попросил далеко не первого попавшегося под руку местного мастера нарисовать Илиллу. Тому хватило одного взгляда на будущую воительницу, чтобы после придать портрету поразительное сходство с натурой. И теперь, спустя многие годы, когда наемница оказалась волею судьбы здесь, во дворце, так близко, советник убедился в том, что нисколько не обманулся насчет нее. То, что говорили о ее образованности и манерах, было чистой правдой, и общество такого человека, как Или, доставляло удовольствие Танену. И все же ничто, кроме мертвого, не застывает, и прежняя мягкость загрубела, превратив деву в решительную женщину.

— Будет непросто — советник спрятал бумаги обратно в конверт и убирал дневник. — Да станут Высшие свидетелями: я никому не желаю вреда. Надеюсь, что поступаю верно, и мне не придется потом сожалеть.

Вечером того же дня двое солидного вида людей в строгих серых костюмах и коротких накидках покинули тупиковые площадки. Получив ясные предписания, они незамедлительно направились исполнять их. Их жесткий шаг отчетливо и неприкрыто звучал там, где проходили посланцы, опережая их и оповещая каждого, кто должен был попасться им на пути. И когда они вошли в одну из десятка дворцовых созерцательных, где росли красные тонкие деревца Неспокойных Духов, то тут же попали под внимание Илиллы и Кирта.

— В чем дело? — напрягся Тафлер, едва незнакомцы приблизились. — Если опять какие-то проблемы...

— Простите за беспокойство, — учтиво кивнул один из людей, — но вопрос важный.

— Мы по поручению советника Риджа, — многозначительно произнес второй, с гордым видом протягивая наемнице запечатанные бумаги. — Он посвятил нас в ваш с ним разговор, и потому мы здесь.

— Я взгляну, — наемник перехватил послание и, сломав печати, принялся вчитываться. — Хм, похоже, все не так уж плохо, как я думал. Посмотри.

Или молча пробежалась глазами по строчкам несколько раз, не веря тому, что видела.

«Леди Илилла,

простите, что заставил ждать.

Постарайтесь найти в хранилищах все нужное как можно скорее.

Время изобличает лучше любого дознавателя, и я не желаю,

чтобы вас и ваших спутников постигла участь

каких-нибудь изменников или убийц, если тайна откроется всем.

С письмом получите два подтверждения — они позволят пройти

внутрь цитадели и пользоваться всем, что там находится.

К сожалению, я не смогу сопровождать вас,

но завтра до полудня мои помощники непременно проведут к посвященным

и все им разъяснят.

Не беспокойтесь, истинная цель вашего визита в хранилища останется

не раскрытой».

— Значит ли это, что все в силе? — подняла одну бровь наемница, с недоверием глянув на посланцев. — Я правильно понимаю?

— Абсолютно.

— И много вы знаете? Что именно вам рассказали?

— Только то, что ваше дело касается принцессы, вернее, ее недуга, и помощи, которую вы хотите оказать. Большего нам неизвестно, но достаточно для того, чтобы выполнить приказ.

— Можете полностью положиться на нас, леди Илилла, — заверил тот, что передал подтверждения. — Советник Ридж дал четкие указания. Но вынуждены предупредить: цитадель сейчас находится не в самом лучшем состоянии.

— Из-за грядущих изменений?

— Да. Поэтому даже при имении подтверждений стоит быть осмотрительными.

— Посвященные не любят, когда в их обители появляется кто-то извне, не приветствуют ни придворных, ни правителя, ни тем более чужаков, — пояснил второй мужчина.

— Нас могут погнать? — уточнил Кирт, исподлобья глядя на людей советника.

— Если только ваше присутствие не станет проблемой или явной угрозой. Старцы очень скрытны и недоверчивы, подозревают всякого, иногда даже нелюдимость не помогает укрыться от их косых взглядов. Но лучше все-таки меньше привлекать к себе внимание и вести себя как можно неприметней.

— И только-то? Все ясно, тогда проблем быть не должно. И что нам делать дальше? — наемник внимательно изучил бумаги с объемной печатью.

— Дальше — наша работа. Завтра утром, едва встанет солнце, вы должны быть готовы. Когда придем к главному входу цитадели, говорить будем мы двое, от вас потребуется лишь показать свои лица. Сейчас там неспокойно, порядки меняются, и если о чем-то попросят, то выполняйте без вопросов.

Ридж хоть и не давал слово, но все же встал на сторону Илиллы, и теперь она не сомневалась, что и ее приезд в Шадион останется тайной. Не доверять советнику уже не было причины — наемница твердо знала и видела в нем человека, не разбрасывающегося словами. Такие люди, как он, слишком дорожат репутацией, чтобы собственными руками ее разрушить. Да, он отступился от прописных правил, но это на означало предательство или притворство, скорее наоборот, ведь и ложь, в конце концов, может быть во спасение. Так рассудила Мелон. Танен выполнил ее просьбу, зная, что она принесла с собой во дворец, и не рассказав об этом ни единой душе, потому-то промолчать о менее значимом для него не составит труда. Илилла была благодарна Танену за это. Их опасная тайна была раскрыта, а значит умалчивать об истинной цели уже не имело смысла, оставалось только завершить то, зачем они прибыли в столицу. Все иное, что могло ожидать много позже, было передано в руки богам.

Так же считал и Стьёл, положившись целиком и полностью на Высших — ведь только им известно, что будет, и только они распоряжаются жизнями, коварно прокладывая разные пути к тому, что должно так или иначе произойти. Парень продолжал «прохлаждаться» в лазаретах в гордом одиночестве, которое порой разбавляли молодые целители и знающие старцы. И все чаще он смотрел на свой простенький, но дорогой ему амулет, мысленно прося Скомма о помощи. Но слышал ли он его? Отец всегда говорил Одилу, что всему свое время, и что Высшие слишком долго взвешивают мольбы и даже собственную волю, прежде чем чему-то дать ход. В Серебряной Слезе царило полное умиротворение, и Одилу иногда казалось, что нет уголка лучше, что он тоже был бы не прочь провести жизнь в подобном месте, занимаясь полезным миру делом. Но куда ему до тех, кого чуть ли не с колыбели готовили, обучая таинству и секретам, а не возили на их плечах воду. И мысли о несбыточном быстро покидали Стьёла, и окончательно он отбросил их, когда Илилла и Кирт заявились к нему с вестями.

— Вот уж дудки! — возмущению горе-воришки не было предела. — Я не собираюсь тут лежать, как какой-то никчемный калека или старый пень, и не мечтайте. Со мной все хорошо. Каких-то пару царапин, подумаешь! Они же не смертельны. Я иду в хранилища вместе с вами, и заставить остаться меня сможете, только если привяжете к это треклятой лавке, — он хлопнул ладонью по деревянной боковине, но не рассчитал и, шикнув от колючей боли, подул на руку.

— Так это легко устроить, и никто не будет возражать, — широко улыбнулся Кирт, но на его невинную шутку Одил лишь насупился. — Говоришь, здоров? Ничего не беспокоит? — он грузно опустил свою здоровенную руку на щуплое плечо паренька и несколько раз похлопал.

Того тут же перекосило и сжало в комок — тело все еще ныло и ломало.

— Ну да, здоров, как каменный исполин, закаленный в огне древнего вулкана, — подытожил наемник, почесывая ухо и зевая.

— Ничего, пройдет, — Стьёл потер плечо и вновь принялся за свое. — Нам же больше ничего не мешает, верно? Поэтому мне прозябать тут бессмысленно. Вот ночь отосплюсь — и хватит, может, местные лекари что-то дадут с собой. Я знаю, они добрые, не откажут. И вообще, если бы вы хотели одни пойти к посвященным, то не стали бы говорить об этом мне. Так что...

Или вздохнула и мягко посмотрела на соратника, чуть наклонив голову набок. Тот, цокнул, поднял глаз и покачал головой.

— Ну-у, будет тебе, Кирт, я же вижу, что ты и сам не против. Если он думает, что уже в состоянии покинуть лазарет, то так тому и быть. Да и в поисках поможет — шесть глаз всяко лучше, чем четыре. К тому же, пока мы роемся в архивах, Стьёл может что-то еще вспомнить важное, кто знает? Сейчас действительно лучше приложить общие усилия, чем потом гадать, не упустили ли чего.

— Везет тебе, парень, уже который раз. Но предупреждаю: даже не вздумай жаловаться, если поплохеет. Знавал я таких, как ты, щуплых и хилых, которые вечно лезли впереди телеги, а потом плелись позади всех.

— Не дождешься, — парировал Одил, с довольным видом скрещивая руки на груди.

Королевская твердыня сакральных знаний, многовековой мудрости, облаченная в хроники, сказания и легенды Кордея, в которых крылись всевозможные тайны прошлого, нашла свое место на склонах под дворцом. Цитадель брала начало от малой коллегии; «приращенная» сбоку, она уходила вниз, под самый склон горы, на котором стоял Пламенный Чертог. И сверху выглядела, как мрачная тяжелая тень или огромное чудовище, дремлющего под надзором обители всех королей. В назначенный час те самые посланцы, что доставили письмо с документами, провели троицу через весь дворец и закрытые дворы, без проблем минуя охрану. Помощников Танена с почтением встречали и пропускали, обращаясь настолько уважительно, что казалось, будто эти двое не меньше, чем члены королевской семьи или представители какой-то высокой знати.

— Твой советник явно знал, кого приставить к нам, — почти шепотом отметил Тафлер, глядя в спины первым помощникам Риджа. — Но меня настораживает, что сам он остался в стороне.

— Пора уже прекратить подозревать его. Что это? Неужели очередное соперничество? Ревность? Я знаю тебя слишком хорошо, Кирт, и что за зверь в тебе сидит. Ты же не дитя, и признай, наконец, что ошибался насчет Танена. Без него кто-то из нас точно успел бы расстаться с жизнью. Или все мы, — отозвалась соратница, внимательно осматривая каждое помещение, которое они проходили. — Протекция в его значимом лице — не так уж и плохо, согласись.

Спустя время их маленькая группа вышла в тесный закрытый дворик, укрытый каменным куполом с мелкими окошками. Примечательного в нем было только одно: возвышающаяся массивная черная стена из необработанного куска горы — остатки былого, что не разрушились и стояли по сей день.

— Как только вы войдете внутрь, то станете сами по себе, поэтому держитесь в тени.

— А разве вы не с нами? Почему? — удивился Стьёл. — Не лучше ли для всех, если вы будете рядом?

— Таков приказ, простите. Советник Танен с большим трудом смог убедить нужных людей, чтобы троих чужаков пустили в королевские хранилища. Наше присутствие лишь вызовет недовольство и уйму вопросов. Да и люди с оружием не приветствуются посвященными, — один из посланцев продемонстрировал два острых кинжала на поясе.

— Так говорят, но ходят слухи, что внутри их общества давно уже обосновались фигуры, которые готовы защитить старцев и цитадель не только словом. Они не доверяют никому, даже королевской страже.

— И поэтому мы должны дышать так же тихо, как мертвецы. Хорошее местечко, нечего сказать, — наемник подошел к высоким дверям и смерил их взглядом. От мощной преграды, увитой причудливыми железными вензелями и сплетенными не читаемыми письменами несло если не враждебностью, то неприкрытой отчужденностью и далеко не радушием. — Ладно, все ясно, как день, давайте уже закончим с делом поскорее, — он отошел в сторону и пропустил вперед посредников.

Дальше все происходило так же быстро и гладко, как и сама «прогулка» до крепости: едва помощники Риджа уверенным стуком оповестили о своем присутствии, как одна дверь тяжело открылась. На пороге стоял хмурый высокий мужчина возрастом не больше тридцати зим, и еще один незнакомец, но более зрелый. Парочка выглядело болезненно: серая кожа, которая будто совсем не знала солнечного света, замутненные глаза, бледные сухие губы и редкие длинные волосы. Оба обменялись с посланниками понятными только им четверым жестами, затем, перекрыв собой и без того неширокий проход, осмотрели чужаков.

— Бумаги, — сердито пробубнил долговязый, — имена, зачем явились.

Один из сопровождающих сразу же протянул печати и документы, которые были незамедлительно и придирчиво рассмотрены странными привратниками. Они вчитывались снова и снова, а затем без объяснений закрыли дверь прямо перед носом визитеров. Троица опешила и стала переглядываться, однако никто не проронил и слова, видя, что помощники советника продолжают стоять как ни в чем не бывало. Однако секунду перерастали в минуты, а ничего не менялось. Терпение лопнуло, и Тафлер занес руку, собираясь напомнить людям по ту сторону о том, что никто никуда не ушел и не собирается уходить.

— Не надо, иначе только разозлите их. Если хотите пройти туда, то придется принимать здешние правила. Местные поборники часто так поступают с гостями, заставляют ждать, и одним богам известно, какими часами измеряют ожидания чужаков.

— Ну не до ночи же нам стоять здесь? — наемница потопталась на месте, разминая плечи, и немного прошлась.

— Что можно делать там так долго? — Стьёл переминался с ноги на ногу, не спуская глаз с заветных дверей.

— К сожалению, это только им ведомо, — последовал очевидный ответ, и все вновь замолчали.

Пришлось запастись терпением. В странствиях с Киртом и Или разное случалось, и когда они хотели честно пройти куда-то, то сталкивались или с теплым приемом, гостеприимством, или с негодующими взглядами и недовольством, или же вовсе с открытым ненавистничеством. На откровенное недоброжелательство, подкрепленное кулаками и угрозами, наемники напарывались лишь там, где не привечали странников любого порядка. Подобных уголков соратники повидали немало, и все они были как один: закрытые, мрачные, полные суеверий и какой-то дурной злобы. Но так, чтобы их оставляли за порогом, ничего не ответив, и заставляли ждать — впервые. Пожалуй, столь прохладная встреча настораживала больше прочих.

Наконец, терпение окупилось, и после продолжительного томления все та же дверь вновь отворилась, и высокий встречающий пригласил троицу войти. Посланцы дождались, когда гости скроются за массивной преградой, и только потом покинули дворик. Все было выполнено с точностью, и теперь предстояло доложить обо всем советнику.

— Что бы ни искали, советую не задерживаться. К вам будет приставлен один из адептов, он проведет и достанет все, что потребуется, — долговязый вернул подтверждение, но приложенные к нему печати предусмотрительно отправил в карман своей многослойной мантии. — Здесь легко потеряться, особенно сейчас, когда многое ненужное отправляется в огонь, — человек одарил каждого тяжелым взглядом и, развернувшись, медленно направился по своим делам.

— Мне уже не по себе, — повел плечами Стьёл. — О чем он вообще говорил?

— О разрушении основ, вот о чем, — бросила Мелон, и решительно прошла вперед.

Хранилища поражали своим размахом и убранством, потрясая воображение и приводя в полный восторг не только неискушенного Одила, но и наемников. Остаток горы послужил достойно: внутри нашлось место просторным холлам, лестницам, укромным уголкам, и все настолько размножилось, что уходило вниз, к ущелью и в самую землю. Внутри цитадели стены продолжали нести на себе все ту же грубую шероховатость, однако безжизненную угольную черноту и сумеречную серость разбавляли тонкие стебли редкого плюща, серебряные объемные светильники и множество сонных огней. И повсюду взгляд упирался на вместительные полки, массу свитковых ячеек, похожих на пчелиные соты, наполненные медом. Книг и пергаментов было так много, что с трудом представлялось, как в них не теряются хозяева цитадели. В хранилищах царила суматоха, и все разительно отличалось от того, что видела Илилла в Малой Коллегии. Жизнь кипела, как и работа: всюду с деловитым видом сновали местные мудрецы, облаченные в древность, которая заметным отпечатком легла и на их одежды, и на лица. Они то и дело раздавали приказы более молодым адептам и совсем юным помощникам, рылись в безжалостно сваленных прямо на пол раскрытых фолиантах, сминали и рвали плотные листы и бросали в ворохи «ненужных» записей, что заполняли небольшие тачки. Стоило компании дойти до угловатой арки, ведущей к лестницам и разбитому надвое проходу, как их остановил тот самый тучный встречающий, что был с долговязым на входе.

— Дальше без особого разрешения и надзора хода нет, — прошипел он и попросил следовать за ним.

Троице ничего не оставалось, как повиноваться. Под пристальным вниманием их провели в соседний зал, где витал все тот же неспокойный дух суеты и даже полной разрухи. Множество сундуков стояли открытыми и наполовину опустошенными, как и шкафы, и ниши. Где-то красовались голые куски стен, откуда поснимали гравюры и плиты; небольшие алтарные столы заполнили какие-то шкатулки и коробочки. И над всем этим кружили очередные посвященные и подмастерья, коих было немного, но от бесконечной суеты и нескончаемого шума чудилось, будто зал переполнен толпой.

— Живее, живее, — надломленным и дребезжащим, но требовательным голосом поторапливал всех остальных какой-то сухой маленький старец. Он сидел в здоровенном деревянном кресле прямо посередине одного из залов и без стеснения махал руками, точно дергал за ниточки и управлял подручными. — Убрать, уничтожить, ничего не оставлять. Ереси место в огне. Если не хотите отправиться следом в печи, то торопитесь, и не вздумайте пропустить что-нибудь. Все должно быть готово к прибытию нашего нового лекаря и главы. А это еще кто? Чужаки? Кто пустил?! — лицо старика сморщилось еще сильнее, черные тонкие губы сжались и перекосились, а длинные нависшие брови сдвинулись так, что и без того явные бороздки стали еще глубже. Выцветшие глаза, которые, казалось, давно ослепли и не видели ничего, кроме темноты, неодобрительно бегали от одного пришлого к другому.

— Прошу прощения, мастер, — толстяк наклонился как можно ближе и, прикрывшись рукой, что-то прошептал старцу на ухо. Затем он развернул небольшой свиток и поднес его почти к самому носу посвященному. — Вот здесь. Все, как надо.

— Отведи их в Белые комнаты, и пусть… чужанины ищут все, что им нужно, там. Больше никуда не пущу — не дело это, неизвестным рыться где им вздумается. Слово советника крепкое и значимое где-то там, а здесь оно — пустой звук.

— Но договор? Разрешение? — ссутулился проводник, заискивающе заглядывая в лицо мастеру.

— А что разрешение? Я не позволяю, и довольно, — зло брызнул слюной старик.

Илилла хотела было возразить и попросить дать им то, что обещал Танен, но сдержалась, не желая подливать масла в огонь.

— Кого к ним приставить? — поинтересовался сероликий неприветливый мужчина.

— Чернильника. Он подойдет, — губы усохшего, точно плод на дереве, посвященного дрогнули и растянулись в отвратительной беззубой улыбке.

— Слушаюсь.

Очень скоро стало ясно, чему улыбался дряхлый посвященный. В одном из дверных проемов, из темноты и в сопровождении все того же толстяка, показался рослый детина в синих объемных одеждах. Хоть его лицо наполовину и прятала тряпичная маска, а голову укрывала накидка из плотно сплетенных толстых «ниточных кос», но блестящие глаза, выбивающиеся из-под головного убора густые светлые волосы и уверенная поступь выдавали молодость и совсем не чахлое тело. Внушающий неподдельный трепет незнакомец вышел в центр зала, перебирая в руках навешанные на веревку стеклянные пузырьки, наполненные густой темно-синей жидкостью и зажимая подмышкой какие-то записи в кожаном переплете. И, похоже, он уже догадался, зачем его позвали. Однако это не помешало желчному старику дать ему указания, которые, судя по всему, неизвестный уже слышал не раз.

— Ты знаешь, что делать, если эти… славные люди начнут вести себя неподобающе. Не спускай с них глаз, — напомнил напоследок посвященный, и вернулся к роли «кукловода».

Толстяк уступил место проводника неизвестному и тот со знанием дела неспешно увел за собой визитеров.

— Я думал, все будет по-другому, — еле слышно прошептал Стьёл, отстраняясь от «безликого» детины и прячась за Кирта. — И как же быть, если нас сейчас запрут где-то в четырех стенах? А если там ничего не найдем? А вдруг оттуда все вынесли и сожгли?

— Сначала надо убедиться, а уж потом будем думать, что делать. Успокойся, не поднимай волну раньше времени, — мягко одернула его Мелон.

Помещение, куда их привели, выглядело, как очень старый грязный склад, куда словно свалили весь вековой мусор, что собрали с каждого потайного уголка цитадели, и оставили пылиться и медленно превращаться в тлен. Горы посеревших и пожелтевших записей, рваные развернутые свитки, сломанные футляры, «похудевшие» книги, лишенные обложек и доброй половины страниц. Среди рукописей валялись битые ритуальные фигурки, целые связки каменных печатей, ящики, в которых лежали деревянные резные дощечки, железные плитки и ворохи облезлых перьев для письма. На проглядывающих из-за нагромождений полках виднелись еле мерцающие и уже потухшие позолоченные небольшие сферы, сплошь покрытые символами и глубокими линиями. И все эти залежи старья — нужного и ненужного — наползали на стены и возвышали до невысокого потолка. Спертый воздух же наполняли запахи сырой земли, пыли и мертвой магии, которая уже давно отбилась от истоков, иссякла и доживала последние дни. Слабый запах горячей воды и горелой высушенной плоти первое, что почувствовала Илилла, когда вошла в Белые комнаты, и сразу поняла: новым людям не по душе даже вековая магическая мудрость, к которой нужно относиться с уважением. А вместо этого ее до конца вычерпают и превращают в пустоту. Не ту, из которой рождается новое и чистое, а бесплодную и жалкую.

Молчаливый незнакомец грубо толкнул в спину Кирта, давая понять, чтобы тот не мешкал на пороге, на что наемник резко развернулся и едва сдержался от ответа. Манерам наблюдатель явно не был обучен, но это, похоже, никого из обитателей королевских хранилищ не волновало, даже напротив, поощрялось. Будто пробуя чужака на "вкус" и испытывая его хладнокровие, безликий с минуту стоял и глазел на него. Но Тафлер, помня, где они находятся, лишь презрительно ухмыльнулся и перевел внимание на обстановку. Незнакомец же прислонился спиной к стене, перекрыв собой путь, и, сорвав с пояса клочок пергамента и заточенную тонкую палочку, принялся что-то записывать.

— Это то самое место? Белые комнаты? — вопросы Или повисли в воздухе без ответа, но все и так было понятно.

— Из белого тут только пылища, — Стьёл взял в руки первую попавшуюся связку на ладан дышащих листов, тряхнул их и громко чихнул несколько раз. Почесав нос, парень прошелся по помещению и заглянул в соседнее, которое ничем не отличалось, но, пожалуй, было захламлено еще больше. — Кажется, у нас проблемы. Вы только посмотрите! Да нам же до конца жизни все это не разгрести.

— Придется напрячься. Помощи тут явно не у кого просить. Будем внимательно просматривать лишь то, что хоть немного окажется полезным и выведет на след. Остальное — не трогать, иначе поиски превратятся в копошение в отходах. Попробуем разделиться, так дело пойдет быстрее. Я начну оттуда, — Кирт шагнул в сторону прилегающей комнаты, а вы попробуйте порыться здесь.

— Поди разберись, где тут полезное, а где — нет. Как же тут понять-то? — пожал плечами Одил, растеряно оглядываясь и с ужасом взирая на горы старых записей и прочего «пережитка» прошлого. — Эх, жаль, что мы теперь, как мыши в мышеловке, и толком ничего не увидим, — вздохнул он и бросил печальный взгляд за порог. — А я так хотел.

— Сосредоточься, Стьёл, мы здесь не для того, — напомнила Мелон, вручая ему перевязанные веревками потрепанные трактаты. — Поверь, это не лучшее место для праздных прогулок.

С первых минут тягостное ощущение вязкого времени навалилось и не отпускало, а теперь казалось, что часы остановились, увязли среди множества вековых сведений или вовсе двигались вспять. Ветхие собрания писем, хроник, исторических документов и даже копии кровных договоров канувших в небытие союзов мелькали перед глазами; свитки с родословными неизвестных домов, чьи-то потускневшие портреты, встречались даже записи не столь поздних периодов и заметки о междоусобных столкновениях. Но то, что попадалось под руку, тут же отбрасывалось за ненадобностью. Однако троица продолжала усердно ворошить и изучать складской хлам, хоть надежда отыскать среди него стремительно угасала. Поиски не сдвинулись ни на йоту.

— Да они издеваются над нами, — пробурчал Одил, зло пнув упавший под ноги неизвестный сверток из багровой кожи, который свалился сверху. Парень надул щеки и с шумом выдохнул — он не понимал, за что цепляться. Но видя, как Илилла тщательно осматривает пергамент за пергаментом и пролистывает рваные книги, с неохотой, но все же вернулся к бесполезной работе. Он вытащил очередную стопку страниц и тут же расплылся в улыбке. — Не может быть! Глазам не верю! Никогда бы не подумал, что в королевских хранилищах кто-то напишет про мою деревню.

— Конечно, и выбросит записи о ней к остальному сору, — небрежно отозвался Кирт из другой комнаты, и тут же сострил. — И как такое могло случиться? Колдовство, не иначе. А то как же еще такая ценность тут могла оказаться?

— Да нет же, это не сор! А вы говорили, что Камышовая Заводь никому не знакома. Интересно, кто это написал? Хоть бы знать, — воришка нахмурился и повертел листок, но чернила местами на нем так были размыты, что вглядывайся-не вглядывайся — толком разобрать что-то не получалось. — Ну, если для жадных стариков записи о моей деревне ненужный хлам, тогда… они не будут против, если я заберу этот незаметный клочок бумаги себе. Будет что показать своим, когда вернусь домой. Представляю их удивление.

Он чуть сгорбился и покосился на стоящего в проходе безликого, который все так же продолжал что-то записывать. Быстро и неряшливо сложив записи, Стьёл сунул их за пазуху и снова бросил напряженный взгляд на приставленного к ним наблюдателя, проверяя, не заметил ли тот "кражу". Но едва он это сделал, как тут же вздрогнул и, округлив от удивления глаза, раскрыл рот: по коридору в компании какого-то адепта вышагивал тот самый бродяга, которого они оставили где-то в городских уличных тупиках. Выглядел незнакомец довольно бодро и, непринужденно взвалив руку на плечи растерянному архивисту, словно старому доброму другу, что-то ему неустанно говорил. Затем он остановился, похлопал того по спине и протянул ладонь в просящем жесте. Молодой адепт покрутился, озираясь по сторонам, и что-то отдал бродяжке. Одил украдкой наблюдал за подозрительной сценой, похожей на заговор или тайную встречу. Он сделал пару осторожных шагов в сторону выхода и замер: грозный наблюдатель дернулся и поднял голову, давая понять, что находится начеку. Пришлось отступить. Однако парень не спускал глаз с босяка, который уже оставил общество одного человека и принялся «докучать» другому.

«Как он сюда проник? Кто его пустил? Он что, по пятам за нами ходит? А если он тоже охотится за кулоном, как та тварь, что завладела служанкой?» — вопросы посыпались один за другим, уводя в непролазные темные дебри недобрых догадок, а липкий страх сковывал все сильнее.

Бродяга в обносках, немытый и нисколько не стесняющийся собственного вида, никак не вписывался в здешнее окружение, и принять его если и не за посвященного, а даже просто за мелкого работника, мог только умалишенный. Но его пребывание, казалось, никого из здешних обитателей, которые так ревностно оберегали цитадель от посторонних, нисколько не смущало. Напротив, они слушали чужака, как своего, а тот только и делал, что улыбался и все время что-то просил и прятал получаемое в складки одежд.

— Стьёл? — настороженный голос Мелон, прозвучавший над самым ухом, вынудил горе-воришку обернуться. — Ты как-то неважно выглядишь. Нашел что-то?

Одил облизал пересохшие губы и, помявшись, прошептал:

— Там… Посмотри туда, в залы. Видишь? Здесь тот бродяга, что наблюдал за нами в харчевне и на улицах. А если он выследил нас и решил поквитаться за… тот случай? Или пришел за кулоном? — парень выдал разом все свои опасения.

— Бродяга? — наемница недоуменно выглянула из-за Одила. — Я никого не вижу, кроме местных. Должно быть, тебе почудилось. Его не может быть здесь, это невозможно, как и невозможно то, что он пришел за нами. Он просто ничего не вспомнил бы, я уверена. Не знаю, насколько сильно я задела его, но мы для него уже никто, и что бы тот проныра тогда не замышлял, оно полностью забылось, как и наша неприятная встреча.

— Но он только что был там, клянусь. Я его видел своими глазами, — не унимался парень, озадачено высматривая оборванца среди мелькающих фигур в мантиях. — Я же не ослеп...

Наемница хорошо знала, на что способна ее сила, и еще никто не мог противостоять ей или просто игнорировать, словно нечто незначащее и проходящее. Но чем больше она смотрела на перепуганного Стьёла, тем сильнее ее убежденность надламывалась.

— Будь я не я! — раздался восторженный голос Кирта. — Вам стоит взглянуть на это!

Над столом нависал Тафлер и жадно перебирал внушительный ворох помятых тонких листов, грязных и потрепанных настолько, что, казалось, одного дыхания хватит, чтобы они рассыпались.

— Посмотрите, — он отошел чуть в сторону, — это же оно самое? Имя. Знакомо?

— Да, что-то схожее есть, но почему оно написано… не совсем правильно? — Илилла несколько раз перечитала уцелевшие фрагменты, и на всех них проступало имя той самой Бездновой твари, богини с одним и тем же искажением: Прейтера Арнская. — Больше нет ничего?

Она принялась копошиться в найденных заметках, надеясь отыскать хоть какое-то объяснение столь странному перекосу.

— Может, речь о ком-то другом? Может, кто-то носил похожее имя? — предположил Одил, присоединяясь к Илилле. — У нас в деревне так делают иногда: переделывают имена кого-то очень известного и великого и называют детей. А кто-то берет себе второе заимствованное. Или так хотели спрятать настоящее, что-то вроде «положи на видное место — и никто не найдет».

— Звучит здраво, — Тафлер облокотился о столешницу. — Похоже, кому-то было на руку изменить имя богини. Только кому?

— Тому, кто поклонялся ей, — тихо отозвалась Илилла, не отрываясь от обрывочных заметок. — Я не удивлюсь, что в этих стенах раньше были люди, которые не совсем принадлежали к… светлой стороне.

— Хочешь сказать, что треклятые фанатики обосновались среди посвященных? Это многое объясняет, только зачем они спрятали столь ценную для них память в этот хлам? А не вынесли отсюда и не нашли более безопасное место?

— Возможно, никого из примкнувших к Бездне в хранилищах просто не осталось — столько времени прошло! — а новые посвященные не стали церемониться со «старьем». Прямо как сейчас. И всем плевать, что при этом исчезнет навсегда. Где ты их нашел?

— В тех кучах, но мне кажется, там может еще что-то есть. Стьёл, ты помельче меня будешь.

— И что с того?

— Попробуй пролезть чуть дальше, за навалы, и проверить.

— А если это все рухнет? Хочешь, чтобы меня засыпало заживо?

Поняв, что никто не шутит, парень не стал дожидаться, пока его насильно поволокут, как щенка, и поспешил выполнить просьбу. Он протиснулся меж столбов из фолиантов и бумажных связок и осторожно боком стал продвигаться вглубь. Кирт оказался прав: за завалами кроме неизвестных черных книг, аккуратно сложенных стопками, пряталась каморка, в которой хранились разбитые алтари и несколько стеклянных футляров со свитками. Те хоть и помутнели со временем, покрылись темными пятнами, но все же уцелели — на них не имелось ни царапины. Каждый из футляров опутывали ленты из ржавого цвета кожи, которая совсем не походила на звериную. Поморщившись, Стьёл брезгливо по очереди перебрал найденные вещи, откладывая их в сторону — что он искал, сам не знал. Но удача неожиданно улыбнулась ему: среди странных находок попались давние красноречивые пакты, заключенные между тогдашним наместником Глацием-Терры и неким братством с запада. Половина листов отсутствовала, но что-то все же можно было понять. Мутные сговоры, условия, куча названий и имен, клятв и обязательств. Однако кое-что его особенно привлекло. Недолго думая, Одил схватил все, что, на его взгляд, представляло интерес, и стал протискиваться обратно — от увиденного и явно неспроста сокрытого от чужих глаз у него мурашки побежали по коже, и долго оставаться в этой ловушке не хотелось.

— Больше туда не полезу, и не просите, — воришка стряхнул с головы липкую паутину, отплевался от попавшей в рот пыли и с шумом бросил поверх груди бумаг добытые временники и договоры. — Вот! Не знаю, что это за ерунда, но здесь упоминается Глацием-Терра и все окружные земли, а еще — какая-то община.

— Какой прок от этого? При чем здесь Глацием-Терра? — непонимающе мотнула головой Илилла, усаживаясь на стул.

— Помнишь, старуха из Храма Всех Высших рассказывала нам о том, что в юности ей пришлось обучаться у каких-то знающих людей? Кажется, тут и про них написано.

— Не может быть, — она тут же уткнулась в письмена.

И действительно, найденное оказалось не таким уж бесполезным. Чьими-то руками — не одного человека, уж точно — был четко описан уклад той самой картхи, куда ездила жрица из Малта, и где в своем время нашла пристанище Бездна в лице нескольких приспешников. Как оказалось, мелкое безымянное общество пустило корни там очень и очень давно, и то, что наблюдала Шелна, являлось всего лишь отголосками, клочками разорванных теней былого. Они были не единственными на Кордее, но стали теми, кто сумел затуманить рассудок человека, который тогда заправлял портовым городом и прилегающими к нему обширными территориями. И именно тогдашний наместник распорядился своей властью и отдал пришлым фанатикам целый храмовый город-крепость в Сером Тракте.

— Любопытно, — Кирт зачитал вслух сохранившийся кусок одно из посланий личной переписки неизвестных персон.

«… Орсол станет триумфом и престолом

для Праетеры Аирской.

Древнее капище, погребенное под городом,

послужит нашему братству, станет

неиссякаемым источником силы,

и будет питать каждого даже после смерти.

Всякая башня, крипта, храм и алтарь

будут возведены и окроплены в честь Бездны...»

Троица переглянулась и на минуту над ними повисло абсолютное безмолвие. Они замерли, будто боялись спугнуть нечто очень важное, к чему подкрались, сами того не ожидая. Тафлер отбросил письмо, кинулся к каким-то поломанных ящикам и стал бесцеремонно их опрокидывать и ворошить их содержимое. Очень скоро в его руках оказались старые карты.

— На своих картах я не помню никакого Орсола и Серого Тракта, но здесь — они точно должны быть отмечены.

— Вот тебе и хлам. Да здесь, оказывается, есть все, что нужно, а еще говорят, что совпадений не бывает, — подытожил Стьёл, задумчиво посмотрев в никуда, и поджал губы.

— Вряд ли это совпадение. Сдается мне, что тот дряхлый посвященный прекрасно знал, куда нас отправить. Но теперь это уже не важно, — Тафлер расправил и разложил свитки с начертанными на них землями и границами.

На потемневших картах увядшей поры значились все названия, которые не всегда встречались на рисунках нынешних времен, но то было совершенно неудивительно. Некоторые не считали такие изменения проблемой, особенно старики, которые хранили в памяти если не все, то многие именования, которые канули в Лету. На одной из карт четко вырисовывались северные просторы: Ветреные Наделы, леса, холмы, мелкие фермы, сам Глацием-Терра и малочисленные дороги, идущие к нему с разных сторон. На самом же краю просторов, вниз от торговой столицы и ближе к Малым горам, проходил Серый Тракт и стояла отметка в виде круга с башней, над которой красовалась надпись «Орсол». На обратной стороне имелись заметки о городе-крепости, которые гласили, что Орсол являлся не меньше, чем центром паломничества и пристанищем для искусных колдунов и мастеров священных песнопений. Там же говорилось и забвении города, от которого остались одни руины по неизвестным причинам. Последние записи явно вносились кем-то другим, не составителем карты, но они оказались весьма кстати. Летописи были неполными, но их вполне хватило, чтобы сложить мозаику и принять окончательное решение.

— Ну и дела-а… Выходит, этот самый Орсол был у нас тогда почти под самым носом, а мы сами взяли и ушли оттуда? Вот же!.. Только не говорите, что придется идти назад, — от досады Стьёл горько усмехнулся и снова уткнулся в карты и хроники, не веря свои глазам и ушам, и желая перепроверить.

— А что делать? Выбора все равно нет, да и прошлого не воротишь, — пожала плечами Илилла. — Кто бы тогда еще из нас знал, зачем и куда нужно идти. Наше счастье, что мы вообще выяснили что-то, и этого бы не произошло, не окажись мы в Малте. Кто по-твоему пролил свет на тайны, без которого так и бродили бы во тьме и искали неизвестно что? Вот, то-то и оно. Нет, мы не зря совершили такой путь, и не зря сделаем круг.

— Как только бураны успокоятся и погода станет более благосклонной, сразу двинемся в путь. Не будем медлить. С Бездновой скверной нужно покончить как можно скорее, пока она не нанесла еще больше вреда. Или пока нас не отправили на виселицу, — Тафлер стянул прямо из-под носа парня карту, сложил и убрал ее в подготовленный дорожный кошель.

— Даже смешно как-то.

— Смешнее некуда, — вздохнул Одил и покосился на назойливого наблюдателя, который перелистывал свои записи, время от времени поглядывая на троицу.

— Ну, удивительно, — поправила себя Илилла. — Никогда не думала, что мои знания о Кордее окажутся такими… скудными. Вот сколько я путешествовала одна? А сколько земель мы с тобой, Кирт, обошли, а? И что? Про Орсол ничего не знаю, а ведь он — не просто развалины.

— А чего о нем знать и помнить, если почти все уничтожено? Ничего странного, что остались только смутные россказни и страхи, которые породили больше выдумок, а правда утонула в них, как в поганом болоте. Бьюсь об заклад: если начать расспрашивать кого-то с тех окраин, кто не разбежался еще, то сейчас услышим разное, но не то, что нужно, — цокнул языком Тафлер и, видя, как Стьёл настороженно уставился на наблюдающего, тут же загородил собой стол и друзей от любопытных глаз. — Будем надеяться и молить богов, чтобы у нас все получилось — еще неизвестно, что на самом деле водится в грязных руинах.

— Да уж, их помощь пригодилась бы, — Стьёл достал свой амулет из-под рубахи, крепко сжал его и снова с подозрением посмотрел в сторону выхода. — Они не оставят нас. Не могут оставить, я точно знаю.