Глава 9

Аэций никогда не был изнеженным ребёнком. Антоний, придерживавшийся незыблемого правила: "В здоровом теле — здоровый дух", вырастил своего воспитанника закалённым и крепким. Но вторая бессонная ночь начинала сказываться. Сначала мальчик стал идти медленнее, потом начал спотыкаться и даже упал, больно ударившись локтем.

— Э, так мы далеко не уйдём, — сказал Торки, помогая ему подняться, — давай-ка я тебя понесу.

— Ещё чего! — дёрнулся Аэций, отряхивавший штаны, — что я маленький что ли? Давайте лучше устроим привал, отдохнём, чуточку поспим и с новыми силами — вперёд.

— Нет, — жёстко сказал Брэк, — до рассвета никакого привала. Каждая пройденная миля работает на нас. Корабль рано или поздно обнаружат, а это — след. Так что постараемся уйти как можно дальше.

— Я могу идти, — храбрился принц.

— Ладно, — смилостивился фавн, — шагай пока сам, но после следующего падения попадёшь ко мне в руки. Никому не надо, чтобы ты разбил себе голову или вывихнул ногу.

— Кроме того, Торки силён, как мул, — подхватил Ясень, — он не только тебя, меня может нести и на хорошей скорости. Вот только недавно предлагал мне свои услуги, когда нам встретился мгляк.

— Мгляк, — оживился Аэций и прибавил шагу, — что ещё за мгляк?

— Мгляк, брат ты мой, — это такая гадина, встречи с которой не пожелаешь и врагу. Нет, Осокорю я бы пожелал. Идём, значит, мы с твоим дядей вот так же ночью по дороге..., — со вкусом начал рассказывать фавн.

Вот и хорошо, — подумал Ясень, — пусть рассказывает. А то мальчишка просто засыпает на ходу, совсем вымотался. Интересно, сколько у них времени, прежде чем милейший парень Осокорь узнает про перебитых контрабандистов и свяжет концы с концами? Поразмыслив немного, он пришёл к выводу, что три, а то и все четыре дня у них в запасе имеются. Они успеют выйти к Военному Серакскому тракту. Затем Торки отправится в Лерону к Титу Северусу. Если повезёт, сенатор будет на месте. И в столицу. Как только Корона клинков увенчает голову Аэция, можно будет вздохнуть спокойно.

Торки впереди скакал между деревьев, изображая, как они расправились с гулями. Аэций восторженно хохотал над ужимками фавна.

А ещё нужно поговорить с мальчиком о родителях, наследовании и всём прочем, — подумал эльф с некоторой тоской. У него не было детей, и его общение с молодёжью ограничивалось студентами, которым он читал монстрологию, так что Ясень понятия не имел, как всё объяснить племяннику. Ладно, — решил он, — сначала пускай выспится хорошенько, а потом выложу без обиняков. В конце концов, будущий император — не чувствительная столичная барышня, и чем раньше он окунётся в суровую прозу жизни, тем лучше.

Аэций, потрясённый приключениями друзей, даже временно забыл про усталость. Он засыпал Торки вопросами, на которые фавн отвечал со снисходительным самодовольством героя дня. Но ни увлекательное повествование, ни детали боя не смогли надолго поддержать мальчика. Он снова стал спотыкаться, и, невзирая на вялые протесты, Торки подхватил его и понёс на руках легко, как ребёнка.

Когда небо на востоке начало светлеть в предвкушении рассвета, Ясень разрешил, наконец, устроить привал. Им как раз попалась отличная сухая низинка, поросшая по краям густым тороном. Торки соблазнился голубыми ягодами и сунул в рот несколько. На вкус они оказались жутко кислыми и вяжущими. Фавн отплёвывался, сетуя, что у него на родине торон был совсем другим. Спящего Аэция уложили на одеяло, он беспокойно заворочался, потом свернулся калачиком и затих.

— Умаялся, — кивнул Торки, размахивавший руками, чтобы прогнать усталость из затёкших мышц.

— Нам всем хорошо досталось, — Ясень ходил по низинке, что-то едва слышно насвистывая.

— Вы бы прилегли, сударь, а я подежурю, — Торки уселся на землю, ловко скрестив копыта.

— Никому из нас сторожить не придётся, — сказал Брэк, — я не чувствую присутствие людей на несколько миль вокруг, да и нелюдей тоже. Так что спи спокойно.

***

Аэций проснулся только под вечер. Его разбудил голод и запах еды. У костра Торки помешивал что-то в котелке.

— А где дядя? — спросил мальчик, оглядев поляну.

— Если ты пройдёшь мимо вон того дуба вдоль ручья, — ответил фавн, облизывая ложку, — то найдёшь его возле родника. А там сможешь и умыться, и напиться.

Аэций побрёл в указанном направлении и вскоре практически наткнулся на Брэка с фляжкой в руках.

— Как выспался?

— Спалось-то мне нормально, — ответил мальчик, — только чувствую себя усталым и разбитым, будто не спал вовсе.

— Все так чувствуют себя в начале перехода, но скоро втянешься и будешь есть и спать, как никогда не ел и не спал.

— Мы сегодня опять пойдём ночью? — жалобный тон мальчика говорил сам за себя.

— Нет, — успокоил его Ясень, — у нас есть время, чтобы отдохнуть хорошенько. Умывайся и к столу.

Ледяная вода освежила и прояснила голову, так что на поляну Аэций вернулся почти бодрым.

После сытного ужина (спасибо запасам контрабандистов!) все снова улеглись на одеяла. Костёр догорал, угли уже стали подёргиваться серебристым пеплом, когда Ясень подбросил новую порцию хвороста. На небе одна за другой вспыхивали звёзды.

— Хорошо бы вскипятить ещё чаю, — протянул Торки, с сожалением выплёскивая в кусты остатки воды из котелка. — Давненько я не пил настоящего ягодно-травяного, как дома.

— Вот и прогуляйся за водой, — предложил эльф, — не поленись только котелок прополоскать хорошенько.

Торки с шутливым ворчанием об угнетении младших рас пошёл набирать воду, а Ясень решил, наконец, поговорить с племянником.

— Антоний что-нибудь рассказывал о твоей семье?

— Нет, — мальчик отрицательно покачал головой, — естественно, я его спрашивал, а бывало и доставал по малолетству. Дед объяснил, что мама давно умерла, а отец воюет. Когда я попробовал хитростью и обиняками вытянуть из него больше, он здорово рассердился и вообще запретил обсуждать эту тему. Говорил, что в своё время я всё узнаю. Конечно, я размышлял, даже придумывал судьбу родителей. — Аэций рассказывал откровенно, как человек, который долго не имел возможности порассуждать о наболевшем. — Я полагаю, что мой отец — профессиональный военный. Мы ведь никогда не бедствовали, и более того, дед покупал мне книги, пергамент, чтобы учить меня. А всё это стоит недёшево.

— Ты совершенно прав, друг мой, — сказал Ясень с несвойственной ему мягкостью, — твой отец действительно был воином, и не просто воином, а великим полководцем. Во всей империи не найдётся человека, который бы не знал Хелвуда Барса.

— Император? — не поверил своим ушам мальчик.

— Да, — взял быка за рога его дядя, — твоим отцом был Барс. Он женился на моей младшей сестре Ирис Меллорн. Она была твоей мамой.

— Стойте, стойте! — воскликнул Аэций, — вы наверняка меня с кем-то перепутали. Я — точно никакой не принц. Родись я принцем, я бы жил во дворце в Рие, а не в домике у озера.

— Нет, Аэций, тут ошибки быть не может, — улыбнулся Ясень, — именно ты — сын Барса и законный наследник Лирийского престола. К Антонию я тебя привёз сам, трёх лет отроду, поэтому ты и не помнишь Рию и жизнь во дворце.

— Но зачем? Почему родители отдали меня деду, то есть Антонию? — в голосе Аэция слышалась обида.

— Видишь ли, того требовали обстоятельства.

— Не вижу обстоятельств, которые заставили бы родителей отказаться от своего ребёнка. Вот я своего сына ни за что бы никому не отдал.

Брэк почесал бровь, раздумывая, как лучше объяснить мальчику, что в жизни невсегда получается делать так, как хочется, а уж у императора таких возможностей куда меньше, чем у травника.

— Твоя мама умерла при трагических обстоятельствах: её убил фанатик, ударив кинжалом. Он даже не пытался скрыться, ему, видите ли, обещали заклятие невидимости, — эльф усмехнулся, — похоже, плохо старались. Конечно, он выдал всех своих сообщников. Заговор возглавляла экс супруга твоего отца, так и не смирившаяся с разводом и потерей положения.

— И что с ними стало? — голубые глаза Аэция метали молнии.

— С убийцы содрали кожу, а Аспарзии, бывшей императрице, предложили на выбор топор палача или яд. Она выбрала яд.

— Зря Барс так с ней поступил, — прокомментировал подошедший с котелком Торки, — я бы тоже с неё кожу содрал. Так, чтоб её любовнику не обидно было, и вообще, для острастки хорошо.

— Тут ещё Кумейское ханство напало на восточные провинции. Барс был вынужден снова воевать и воевать с некромантами. Взять с собой в поход ребёнка, которому не было и трёх лет, это почти наверняка угробить его. Некроманты славились своим искусством убивать на расстоянии, и ты стал бы лёгкой мишенью для их чар. Оставить же тебя в столице он побоялся: ах, принц играл с ножичком и зарезался в глазик! Ах, его высочество засмотрелось на золотых рыбок в фонтане и захлебнулось! Увы, наследника престола закусала до смерти взбесившаяся борзая его папеньки! С тобой могли произойти тысячи «несчастных» случаев. У заговора явно были тайные сторонники, а, возможно, и вдохновители, которые с удовольствием избавились бы от наследника престола, оставшегося без отцовской опеки. Я не очень подходил на роль воспитателя, а вот мой друг детства Антоний был отличной кандидатурой. Мы думали, ты пробудешь у него год или два, но судьба распорядилась так, что домик у озера стал твоим домом на долгие годы, а травник — твоей единственной семьёй.

— Теперь я понимаю, зачем дед, то есть Антоний, учил меня геральдике и староэльфийскому, — произнёс мальчик после недолгого молчания, — ведь внуку травника это ни к чему, как и основы фехтования. Но теперь, когда разрешились одни вопросы, возникли новые. И главный: что мне теперь делать?

— Тут и думать нечего, — встрял Торки, — со всех ног мчаться в Рию и становиться императором. Такое везение не каждому выпадает!

— Велико счастье! — воскликнул Аэций, — я, может, и не хочу вовсе быть императором! Я в университет поступать собирался. На мой вкус профессия учёного гораздо интереснее, чем правителя.

— У тебя нет выбора, — сказал Ясень, бросив предостерегающий взгляд на фавна, — за тебя выбор сделали боги или судьба, если тебе так больше нравится.

— А если я не соглашусь с выбором судьбы? Что случится? Разверзнутся небеса, горы обратятся в пыль, реки потекут вспять?

— Не думаю, чтобы твоя глупость хоть как-то изменила ландшафт Лирийской империи. — Старший из эльфов с сомнением покачал головой. — Самой проигравшей стороной окажешься ты, потому что заплатишь за это жизнью.

— Вы меня просто пугаете, — мальчик с надеждой взглянул на Торки, — специально преувеличиваете опасность, чтобы я лучше понял. Правда?

— Нет, только не он, — фавн тряхнул кудрявой головой, — мой хозяин так никогда не поступает. Когда он говорит тебе о смертельной угрозе, можешь быть уверен, так оно и есть.

— Но кому я нужен?

— Очень многим и почти никому живым. Твой старший сводный брат Аурон — сейчас регент, но это не значит, что он не мечтает о короне. Ты — непреодолимое препятствие на его пути. Вот тебе первая кандидатура из тех, кто непротив отправить тебя в Страну вечной тени.

— Думаете, есть и другие?

— А как же. Оба консула, которые являются фактически правителями, пока на троне сидит слабый и ничтожный регент. Уверен, родной дядя Аурона по матери Флорестан управляет им, как лошадью. Первый консул человек скрытный и хитрый. После убийства твоей матери он сам возглавил следствие и осудил собственную родную сестру. Это позволило сохранить ему своё положение при дворе, а впоследствии занять пост второго человека в государстве. Что касается Второго консула, то Марк Луций Бестия произвёл на меня впечатление человека амбициозного, скрытного и властного. А его беспринципность и злобность давно стали притчей во языцех. По-моему оба они способны отдать тайный приказ, чтобы претендент на Корону клинков не доехал до столицы.

— Бестия сам нанял вас, — Торки сосредоточенно обкусывал ногти, — я бы его исключил.

— Второй консул выполнял поручение императора, более того — его последнюю волю. Его собственные интересы в этом деле могут оказаться совершенно иными.

— Полагаете, что он послал тех двоих в хлебной лавке? — спросил Аэций.

— Не знаю. Но легионеры отказались от хорошей взятки и упоминали про голубые глаза. Они искали тебя.

— Неужели нет никакой возможности спрятаться, исчезнуть, поселиться где-нибудь в провинции, послав к воронам всех регентов, консулов со всеми их интригами в придачу? Жили же мы с дедом в Камышовом плёсе…

— Жили, — согласился старший эльф, — жили спокойно только потому, что вас никто не искал. Вскоре после твоего отъезда Барс пустил слух будто, наследник престола умер, не выдержав тягот военной жизни. Так было безопаснее. Когда претендент на трон мёртв, нет никакого смысла в покушениях. Тайна оставалась тайной до самого нашего выезда в Осэну, а когда нас опередили в Камышовом плёсе, мне стало ясно, что затевается серьёзная заварушка.

Ясень смолк, Аэций сидел, сгорбившись, словно на его плечи легла ощутимая тяжесть.

— Лирийская империя — централизованное государство, — продолжил эльф, — очень скоро наши описания будут разосланы по всем, даже небольшим, городам. Возможно, их даже сопроводят портретами, которые специальный художник нарисует со слов очевидцев. Выйти на наш след — всего лишь вопрос времени. Уверен, у меня на вилле в Рие уже устроена засада. Появиться там — всё равно, что просто сдаться в руки милейшему парню Осокорю.

— Но ведь можно официально отречься, — подумав, предложил мальчик, — монарх имеет такое законное право. Я просто подпишу все необходимые бумаги и превращусь в частное лицо. Аурон мечтает о Короне клинков, так пусть забирает её на здоровье. Консулам по душе марионетка на троне, они тоже окажутся не в обиде. По-моему, такой расклад устроит всех, и меня не в последнюю очередь. Вот тогда мы и поселимся в Рие. Вы ведь не выгоните за дверь единственного родного племянника, экс-принца?

— Конечно, не выгоню, — пообещал Ясень, подбрасывая в костёр хворост, — но с отречением тоже возникает немало проблем. И первая — твой возраст. Самостоятельно принимать решения ты сможешь только, когда тебе исполнится двадцать один год, то есть через шесть лет. Отречение сейчас просто не будет иметь законной силы. Теперь второе, отрекшийся монарх столь же нежелателен, как и претендент на престол. Сам факт его существования создает политическую нестабильность. Вокруг него начнут собираться недовольные, оппозиция, и рано или поздно он станет их знаменем. А тут уж и до гражданской войны рукой подать. Вот и подумай, допустят ли такое те, кто у власти.

— Убьют, — уныло согласился Аэций.

— И нас с хозяином тоже, это, как пить дать, — поддакнул Торки.

— Мы все приговорены, — спокойно объяснил Ясень, — ты, Аэций, — по положению, а мы с Торки, так как увязли в этой истории слишком глубоко.

— Но ведь вам тогда, после окончания Северной войны удалось отвертеться от Морозного трона. — Сказал Аэций с надеждой. — Давайте повторим это со мной.

— Можно подумать, тебе предстоит не императорство, а рабство, — фыркнул Торки, — прямо руками и ногами отпихиваешься.

— Власть — своего рода рабство, — парировал принц.

— И ещё какое, — согласился его дядя. — Но у меня была иная ситуация. Как бастард, я не имел никаких прав на Морозный престол. Да, наёмники, которыми я командовал, были на моей стороне, равно как и некоторая часть знати. Твоя мама не могла наследовать корону, а наш младший брат Эверетт целиком и полностью находился под влиянием тех, кто ставил чистоту крови и остроту ушей превыше всего. Я мог бы стать королём, пожертвовав жизнью хоть и недостойного, но брата. Временами мне казалось, что именно так и надлежит поступить, сдвинуть мой народ с многовековых заблуждений, заставить (если потребуется силой и кровью) идти правильным путём.

Эльф замолчал.

— У вас могло получиться, — заметил Торки, — северным эльфам явно не хватало твёрдой руки Ясеня.

— Для этого пришлось бы суровой рукой уничтожить недовольных. Слишком многие эльфы видели своё будущее иначе. Одним словом, назревала гражданская война. Я отказался от возможной власти, а вскоре и вовсе покинул Морозные земли. Мои бывшие сторонники не приняли Северного мира, который я подписал с Барсом, что тут уж говорить об Эверетте с его клевретами. До меня доходили слухи, что мой венценосный братец до сих пор опасается моего возвращения и претензий на Морозный трон. Так что мне будет лучше пока не появляться на севере.

— Как жаль, что ты такого невысокого мнения о короле эльфов, — воскликнул Аэций, — я-то думал, что в случае чего мы сможем укрыться в Эльферерри.

— Уж кому Эверетт обрадуется от всей своей не очень широкой души, так это тебе. И на твою защиту он сил не пожалеет. — Ясень снял с огня котелок со вскипевшим чаем. — Он спит и видит, чтобы ввязаться в новую войну за былое величие. Но твой отец был не тем человеком, против кого твой дядя осмелился бы тявкнуть, вот он сидел и не высовывал носа из Морозных земель. Твоё появление для него — козырная карта, неожиданно розданная судьбой. Во-первых, наследник Лирийского престола — наполовину эльф. Это в корне меняет, вернее, может изменить при соответствующих советах старших, положение эльфов в империи. Во-вторых, возглавлять этих самых «старших», кои будут руководить всеми действиями и помыслами будущего императора, собирается, естественно, сам Эверетт. Да ради осуществления такой цели он ни перед чем не остановится.

Чай разлили в кружки, а Торки жестом фокусника извлёк откуда-то здоровый лист лопуха, на котором истекали мёдом соты диких пчёл.

— Как-никак лес — мой дом родной, — пояснил он удивлённому принцу, — а в дома всегда знаешь, что где лежит. Ешь до отвала, кстати, спать потом будешь, как убитый.

Аэций с удовольствием положил в рот маленький кусочек, мёд оказался пряным на вкус, хотя и горчил.

— Не думаю, чтобы у Эверетта получилась задуманная авантюра, — сказал он, — невозможно присоединить к Морозным землям целую империю даже при наличии законного наследника. Сенат заявит, что меня эльфы запугали до полусмерти, а то и вовсе объявят меня сумасшедшим.

— Самозванство тоже не стоит сбрасывать со счетов, — встрял Торки, — мало ли какого мальчишку в Эльферерри считают сыном Барса! Тут и сходство, что с Меллорнами, что с варварами не поможет.

— Ну вот, а теперь подумайте сами, во что всё это выльется? — Ясень допил свой чай и отставил кружку.

— Война! — Торки выразительно взметнул над головой несуществующий меч.

— Война, — со вздохом согласился принц, — Северный мир перестанет действовать, а я — причина этой войны и знамя, как говорит дядя Этан.

— Всё правильно, — согласился эльф, — но лично для тебя такое положение обернётся ещё и глубочайшей зависимостью. Твоему морозному родственнику ты будешь нужен послушным, как труп, и я не знаю, какую участь он уготовит тебе при неблагоприятном исходе дела, или, например, если в тебе отпадёт необходимость.

— Неужели и он убьёт? — воскликнул Аэций, — вот уж никогда не думал, что в мире найдётся одновременно столько людей, желающих моей смерти.

— Эверетт душевно не силён, но очень высокого о себе мнения. Нередко именно слабые и не правильно воспитанные люди проявляют чудеса жестокости, особенно чужими руками. Подчас тот, кто не в состоянии выстрелить из арбалета в бешеную собаку, не дрогнувшей рукой подпишет смертный приговор десяткам людей. Эверетт намного моложе нас с Ирис. Его детство прошло в отдалённом дворце. Он рос на попечении мамок, нянек, заласканный, обожаемый, капризный. У него даже был специальный паж для наказаний.

— Как это паж для наказаний? — не понял Аэций.

— Очень просто, — догадался Торки, — задница его высочества слишком драгоценна, чтобы по ней прохаживалась хворостина, а у пажа — в самый раз.

— Именно, — кивнул Ясень, — когда Эверетт безобразничал или ленился, на его глазах пороли его пажа. Считалось, что принц при этом будет испытывать муки совести, и тем самым воспитываться.

— Воспитается такой, держи карман шире, — весь вид фавна выражал крайнее сомнение. — Ловко придумано, ничего не скажешь. Он шкодит, а виноват всегда кто-то другой. Нет, я считаю, принц ты там или нет, но за свою вину сам получать должен!

— Когда я разговаривал с Эвереттом в последний раз, он кричал, что мы с Ирис предали всё, что есть у эльфов святого, что я принудил её к унизительному браку с человеком, говорил, что это хуже кровосмешения, а в конце вообще заявил, что считает себя сиротой. Он был и остался избалованным мальчишкой с огромным самомнением и ощущением эльфийской избранности, хотя определённая жестокость чувствовалась в нём уже тогда. Кем он стал за минувшие шестнадцать лет, я не знаю.

— Зато я знаю, — воскликнул Торки, — сволочью был ваш брат, сволочью и остался, вот кем. С мальчиком для порки просто нет шансов вырасти приличным человеком.

— Весьма возможно, — криво усмехнулся Ясень, — до меня доходили слухи, что он по сей день слышать не может про мою персону, и грозится казнить, если я появлюсь в Эльферерри. Вот теперь ты, Аэций, знаешь достаточно, чтобы принять взвешенное решение.

Принц посмотрел на яркие предосенние звёзды, затем перевёл взгляд на язычки пламени, ещё кое-где вспыхивавшие в догорающем костре, и сказал:

— Если честно, я в полной растерянности. За сегодняшний вечер жизнь круто изменилась, перечеркнув не только мои планы, а сами представления о жизни. Здесь решение нужно принимать всем сердцем, с открытой душой, а мне тяжело и тускло, как будто я пришёл на собственные похороны.

— Я понимаю тебя, Аэций, — эльф обнял племянника за плечи. — Перед тобой нелёгкий выбор, и нелёгкое решение. Давайте-ка ложиться спать. Поговорим завтра с утра, на свежую голову.

— И то верно, — подхватил фавн, — мне матушка всегда говорила: «Дева Заря придёт, мудрую мысль шепнёт». — Он легко встал, отряхнул с меховых коленей прилипшие травинки и без возмущений пошёл в очередной раз мыть котелок.

Фавн уснул первым. Не успела кудрявая голова опуститься на согнутую руку, как послышалось его тихое посапывание.

Ясень посмотрел на засыпающего принца и подумал, насколько правильный они тогда сделали выбор. Антоний отлично воспитал мальчика. Он ответственный и сдержанный, из него может получиться просвещенный монарх. Сам травник был человеком кристально честным, чуждым алчности и властолюбию. И вот теперь эльф видел, как в воспитаннике проступают знакомые черты.

Аэций тоже не спал. Не так-то легко в одно мгновение перестать быть внуком деревенского лекаря и осознать себя наследным принцем, начать думать, как будущий император, принимать решения, как будущий император, распоряжаться тысячами чужих жизней.

Прямо перед его носом по травинке полз толстый светлячок. Он ловко перебирал лапками, карабкаясь вверх, его брюшко слегка светилось тёплым золотистым светом.

— Тебе хорошо, — едва слышно сказал Аэций букашке, — ты ползёшь куда хочешь. А я — другое дело, невольник богов.

Больше всего на свете принц ненавидел, когда его заставляют или что-то навязывают. Сейчас в роли заставляющего выступает стечение обстоятельств, словно сама богиня Судьбы тащит куда-то, подсовывает решение, да ещё приговаривает: «Ошибёшься, и вы все умрёте!». Напрасно Аэций пытался вновь и вновь выйти из замкнутого круга поиска другого решения. Ничего в голову так и не пришло. И когда от всех этих размышлений голова почти заболела, он провалился в сон, так и не увидев, как светлячок дополз-таки до конца травинки, расправил слюдяные крылышки и унёсся прочь, чтобы присоединиться к своим сородичам, устроившим дикую пляску над ручьём.

Утром Ясень поднял всех с первыми лучами солнца. Торки ворчал что-то о вреде для здоровья столь ранних побудок, но Аэций проснулся мгновенно, как человек, обременённый заботами.

Пока фавн готовил завтрак, принц сам заговорил с дядей, ему хотелось поскорее закончить тяжёлый вчерашний разговор.

— Я подумал, дядя Этан, и решил, что поступлю так, как ты советуешь. Поеду в Рию и стану императором. Главное, чтобы вы всегда были рядом. Мне необходимо кому-то доверять, советоваться, и вообще, не представляю, как я буду без вас.

Он просительно поглядел на Торки.

— Я просто боюсь остаться один.

— Да ты, я гляжу, парень — не промах, — улыбнулся польщенный фавн, — но лично я — за. Не оставлять же тебя на растерзание дворцовым интриганам, среди которых, уверен, ищи — не найдёшь людей, обременённых честью и совестью.

Аэций посмотрел на дядю большими встревоженными глазами, как ни крути, а основное слово оставалось всё же за ним.

— Ты можешь не сомневаться, мой друг, я не оставлю тебя. — Твёрдо сказал Ясень.

Лицо мальчика просияло, и он облегчённо выдохнул, как будто с его плеч свалилась невидимая тяжесть.

— Тогда надо обсудить расстановку политических сил в столице и составить план действий. Дед всегда говорил, что правильно составленный план — почти половина решения задачи.

— Хорошо, но об этом поговорим чуть позже, — кивнул Ясень, — сейчас нужно обсудить кое-что ещё. С этой самой минуты ты забудешь своё имя и начнёшь называть меня отцом. Наше сходство сыграет здесь добрую службу, так мы вызовём меньше подозрений. А имя мы тебе придумаем.

— Правильно, подхватил Торки, — чем меньше посторонних знают твоё истинное имя, тем спокойнее. У нас, например, вообще считают, будто демоны могут украсть твою душу, если назовут истинное имя. Хотя я не больно-то верю в подобную ерунду.

— А как тебя звала твоя матушка? — простодушно спросил Аэций, — ты в кругу друзей, и жадных до чужих душ демонов тут нет и в помине.

— Ну не знаю, — замялся парень, — в праве ли я.

— В праве, в праве, — заверил его Ясень, — я прекрасно знаю, что Тарквинием ты назвался для солидности.

— И не только. Я ж вас тогда впервые видел. Почём мне было знать, для чего вы выкупили меня у обезумевших мужиков. Может, вы колдун и фавнов ночами на перекрёстках в жертву приносите? А что, я и не такое мог подумать.

— И как? — эльф улыбнулся, — я не сильно тебя разочаровал?

— Да ты, Торки, трус, — бросил Аэций, — тебя спасают, а ты приписываешь своему спасителю всякие гадости, да ещё врёшь напропалую.

— Это же козе понятно, здорово я тогда перепугался, что правда, то правда. Думал, конец мне: либо сами забьют, либо жрецам сдадут, а те запытают до смерти.

— Но вот сейчас тебе ничто не мешает сказать, наконец, своё имя. Самое время загладить оплошность.

— Сейчас? — переспросил фавн, будто страдал глухотой. Выглядел он несколько обескураженным: запустил пятерню в густую шевелюру и ожесточённо поскрёб макушку, — ладно, только, чур, не смеяться. Вообще-то я про истинное имя всё выдумал, просто родители назвали меня очень уж не мужественно.

Фавн смолк, надеясь, что друзья проявят достаточно такта и не заставят произносить вслух унижающее прозвание, но они молчали.

— Согласитесь, Зяблик — не самое удачное имечко, особенно, если знакомишься с девушками. Засмеют. Словно собачонку кличут: Зяблик! Зяблик!

— Дед всегда говорил, что врать вредно.

— Ага, — огрызнулся Торки, — только вот в толк не возьму, для кого.

— Конечно же, для того, кто врёт, — уверенно ответил принц, — всякое враньё вылезает наружу.

— Тебе легко говорить, когда сам носишь королевское имя. — Фавн вздохнул. — Поглядел бы я на тебя на моём месте.

— Дело вовсе не в имени, — горячо возразил мальчик, — а в делах, которыми ты это имя прославишь или опозоришь.

— Аэций прав, — вступил в разговор Ясень, — знавал я одного гнома, имя которого переводилось на лирийский примерно как Шершавый зад, что, впрочем, не помешало ему стать отличным воином. Так что и друзья, и враги произносили смешное имя с почтением.

— Пускай Шершавый зад сколько угодно наслаждается своим именем, — Торки лихо пнул мухомор, — я же со своей стороны предпочитаю Тарквиния.

— Но Зяблик звучит совсем не плохо, — примирительно сказал принц.

— Вот и забирай Зяблика себе!

— И заберу, ничего зазорного в этом нет. Зяблик, так Зяблик. Если понадобится, я и Шершавым задом назовусь.

— Вот и отлично, — положил конец препирательствам Ясень, — пусть будет Зяблик. А я стану мэтром Айком, добропорядочным торговцем. Как моему сыну и ученику тебе полагается оружие.

На поясе Аэция, к немалой гордости мальчика, появился длинный кинжал. Они шли довольно быстро, принц стал втягиваться, не отставал, да и усталость уступила место той особенной лёгкости, которую можно приобрести только путём тренировок.

— Теперь самое время поговорить о расстановке политических сил в Рие, — сказал Ясень во время очередного привала. — На данный момент их две. Старое патрицианство опять подняло голову. Когда твой отец пришёл к власти, он лишил их всех привилегий, и их влияние при дворе стало уходить. Но не думаю, что старая лирийская знать не попытается вернуть былое величие. Сейчас регентствует твой сводный брат Аурон, что вполне их устраивает.

— Ага, фруктец ещё тот, — не удержался от комментария Торки, — коли послушать, что судачат о принце-регенте в городе, уши невинного создания, навроде тебя, не то, что заалеют, а вспыхнут ярким пламенем, обуглятся и отвалятся напрочь.

— Он и правда так плох? — Аэций с сомнением покосился на фавна.

— Аурон — человек слабый и развращённый, — подтвердил эльф, — но он целиком и полностью находится под влиянием своего родного дяди — Первого консула Флорестана Озёрного.

— Пока то, что говорит родной дядя не идёт вразрез с мнением очередного загорелого красавца, которого их высочество подцепит в мужском борделе. А что? — посмотрев на смущённого Аэция, продолжил Торки, — пускай будущий император знает, что его незаконно венценосный родственник предпочитает парней. И такой урод правит нашей страной!

Несмотря на то, что на языке Аэция вертелось множество вопросов, но он решил проявить сдержанность и серьёзность, соответствующую наследнику великого завоевателя, поэтому спросил о политике:

— Значит, консул Флорестан надеется возвратить прежние порядки? Что он за человек?

— Родной брат первой жены твоего отца Аспарзии Озёрной, потомок одного из древнейших патрицианских родов, по легенде основавших Рию.

Ясень откинул волосы, которые порыв ветра бросил ему в лицо.

— Флорестан умён и обаятелен. За годы, что он провёл рядом с Барсом, Первый консул не совершил ни одной промашки. Когда его сестра после развода устроила заговор и подослала убийцу к твоей матери, Флорестан лично вёл дознание и недрогнувшим голосом потребовал смертной казни для сестры. Он делами показал, насколько он предан империи. А Барс оценивал людей по их делам. Хотя лично мне Первый консул всегда был антипатичен, не смотря на широкую улыбку и открытый взгляд. Флорестан воспитал своего племянника Аурона.

— Не знаю, как там он в качестве государственного деятеля, но вот воспитатель из него никакой, — заметил Торки, — пороть надо было дитятю ещё с младенчества.

— Согласен.

— Это какое же терпение у Флорестана, если он выжидал столько лет? — удивился Торки.

— Занятия политикой весьма располагают к терпению. У Первого консула на руках выигрышные карты, как ему кажется. И он постарается разыграть их с максимальной пользой для себя.

— Насчёт старой знати я понял, — принц звонко пришлёпнул на руке кусачую пестрокрылую муху, — а что за вторая сила?

— Чиновники, возвысившиеся за последние годы, — ответил Ясень, — нельзя исключать, что они вообще хотят упразднить монархию. Ходили слухи, что подобных идей придерживается Второй консул Марк Луций.

— Бестия? — переспросил принц.

— Милейшее прозвище для милейшего парня! — Торки сплюнул, выражая своё отвращение.

— Он не однократно намекал в своих выступлениях в Сенате на необходимость пересмотра государственного устройства. Хотя слово «республика» не прозвучало ни разу. При твоём отце было опасно выходить с подобными идеями. Поэтому были только намёки, недомолвки и политическое подмигивание скрытым сторонникам. Но сейчас всё изменилось. — Эльф перекинул заплечный мешок в другую руку, — Аурон успел насолить всем. Вполне допускаю, что Бестия воспользуется моментом, чтобы заговорить о республике.

— С собой во главе? — ядовито поинтересовался фавн.

— Разумеется, а как же иначе?

— Постойте, постойте, — воскликнул мальчик, — тогда зачем же нам ехать в Рию? Из трудов великих историков я почерпнул одну непреложную истину: ни один государь не может царствовать без поддержки. А уж когда противники со всех сторон, даже и пытаться не стоит.

— Пытаться стоит всегда, когда есть возможность победить, — серьёзно произнёс Ясень, — а у нас такая возможность налицо. У сына Барса гораздо больше сторонников, чем врагов. Проблема вся в том, что первые даже не знают о твоём существовании, в отличие от вторых.

— Он прав, — кивнул Торки, — даже среди фавнов у него была поддержка, хотя он нашего брата не особенно жаловал. Барс же рабство отменил!

— Это немаловажно, но главным союзником я всё же назвал бы армию. В этом можешь мне поверить на слово, я ведь воевал в Северную войну. — Ясень вздохнул, — твоего отца солдаты очень ценили. Они примут его наследника на ура.

— Между прочим, и среди людей, не осенённых крылом богатства и власти, о покойном императоре говорили с неизменным почтением. Вот помню в одном бор…, — фавн осёкся под предостерегающим взглядом Брэка, — ну, я много где бываю, и везде только хорошее.

— Значит, главная наша задача — добраться до столицы и там короноваться, — подытожил принц, — тогда нас поддержит армия и простые люди. Только вот добраться до Рии совсем непросто. У меня в Камышовом плёсе была отличная карта, и если я не ошибаюсь, на нашем пути будут Серакские горы. Путь по ним займёт не один месяц, учитывая, что в горах осень наступает рано. Правда, можно добраться до ближайшего порта и отплыть морем. Но я подозреваю, что нас уже ищут.

— Эх и память у тебя, приятель, — восхитился Торки, — боги знают, когда глядел на какую-то карту, а всё помнишь. Даже завидно немного.

— И вовсе карта была не какая-то, — возразил Аэций, — а большая, красивая, нарисованная разноцветной тушью. Из всех вещей, что остались в моей прежней жизни, карту жаль больше всего.

— Это была карта твоего отца, — сказал Ясень, — а добираться мы будем, смотря по обстоятельствам: повезёт — морем, но возможно, и посуху. Поживём, увидим.

На следующий день местность перешла в холмы. Всё чаще стали попадаться осыпи, обнажавшие желтоватые камни, похожие на выпавшие зубы великана. Несколько деревень они обошли стороной, Ясень сказал, что лучше вообще не попадаться никому на глаза. Торки, конечно, ныл из-за однообразия рациона, уверяя, что вскорости откинет копыта, если будет продолжать питаться кашей и вяленой рыбой.

Вечером, когда они расположились на ночлег, а следить за ужином была очередь Ясеня, фавн исчез куда-то под благовидным предлогом. Отсутствовал он довольно долго. Аэций начал волноваться, а его дядя только хмурился и старался развлечь мальчика рассказами о жизни и обычаях в Морозных землях. Ужин Торки, оставленный в котелке, остыл, когда о приближении фавна возвестило беспечное насвистывание, а скоро появился и он сам с объёмистым мешком на плече.

Аэций покосился на дядю. Тот сидел неподвижно, и отсветы догорающего костра делали его похожим на старинное изваяние.

— Кашу трескаете? — весело поинтересовался Торки, скидывая с плеча поклажу, — какая гадость!

— Стрескали уже, — не выдержал принц, — а твоя доля уже, поди, коркой в котелке стала покрываться.

— Рыба — не еда для моряка, — авторитетно изрёк фавн, извлекая из мешка жестом фокусника свежеиспечённый каравай, благоухающее чесноком сало, помидоры и пучки лука вместе с вымазанными землёй луковицами. Последними он вытряхнул крупные зелёные яблоки, какие поспевают осенью, и хорошую порцию картошки.

— Жаль, вы меня не подождали, — он отхватил кусок хлеба и шмякнул на него щедрый ломоть сала, — поужинали бы по-королевски.

— Полагаю, ты посетил деревню, которую мы с немалыми стараниями обошли стороной, — старший из эльфов проигнорировал протянутый бутерброд.

— Ничуть не бывало, тут неподалёку есть фермерская мыза. Хозяйка неосмотрительно вынесла на веранду остужать хлеб, и я воспользовался возможностью разнообразить нашу еду.

Торки отщипнул кусочек хлеба и закинул его в рот.

— А молодец фермерша, вкусный хлеб печёт. Да вы налетайте, что сидите, как незваные гости за столом у жадюги.

— Ты мог нас сильно подвести, Тарквиний, — в голосе Ясеня, негромком и спокойном, слышался скрытый гнев, так что фавн положил надкусанный бутерброд и прекратил жевать. — Наше преимущество — скрытность. Мы сильно облегчим Осокорю жизнь, если начнём покупать в деревнях продукты и ночевать в постоялых дворах.

— Да не покупал я, — проглотил кусок Торки, — у меня и денег-то нет. Спёр всё, и дело с концом. С умом, заметьте, спёр, окорок копчёный не тронул, ограничился хлебом и салом. Ну, помидоров прихватил из корзинки. Картошку и лук вообще в темноте на огороде нарыл, а яблоки — не кража. Кто их считать будет, они на земле ковром валяются, в деревнях ими скотину кормят. К тому же для хозяев налёт на их подворье совершил хромоногий бродяга с перебитым носом, лысиной и бородой. Ну, вы знаете, как я умею!

— Знаем, знаем, — Аэций взглянул на дядю и понял, что тот больше не сердится, — по части внешнего облика ты у нас известный выдумщик. — А вдруг бы тебя поймали, или фермер схватил вилы, чтобы защитить своё добро?

— Я ж осторожно, хотел для всех сюрприз сделать!

— Сделал сюрприз, не сомневайся, — Ясень повернулся к фавну, — только давай договоримся на будущее: чтоб больше подобных сюрпризов не было.

Торки кивнул.

После рыбной каши хлеб и сало показались Аэцию пищей богов. Он столь основательно приналёг на помидоры, что для яблок в животе места не осталось. Засыпая, принц маялся от тошноты и дал себе слово больше не объедаться.

***

Через какое-то время они вышли на дорогу. Мощённая золотистым серакским камнем, она убегала в обе стороны, а подступившие к ней деревья почти смыкали свои кроны.

— Ну вот, — сказал Ясень, остановившись за кустом бузины, — теперь нам пора расстаться. Ты, Торки, отправляешься в Лерону.

Эльф отсчитал деньги.

— Вполне можешь позволить себе лошадь.

— Никаких лошадей! — категорично заявил фавн, — эти зверюги меня на дух не переносят. Должно быть, всё их существо возмущается, что их оседлал обладатель копыт. Быстрый шаг и вид простого ремесленника среднего достатка — это всё, чтобы сделать путешествие безопасным и не привлекать излишнего внимания.

Ясень кивнул.

— В Лероне отыщешь дом Тита Северуса.

— Старине сенатору я, разумеется, покажусь в виде вашего старого слуги, — встрял Торки, — не то, боюсь, его удар хватит, если я стану превращаться у него на глазах.

— Хорошо, только не суйся к нему, очертя голову. Осмотрись, потолкайся на площади перед домом. Словом, убедись, что всё тихо и спокойно. При малейшем подозрении — уходи.

— Понятно, но что мне сказать сенатору при личной встрече?

— Ты передашь ему, что твой хозяин просит предоставить в его распоряжение личную яхту господина Северуса. Тит понятия не имеет об Аэции, неожиданно появившийся мальчик будет означать для него — внебрачный сын. — Ясень смолк, обдумывая ситуацию, — вот и пускай. Чем больше сенатора будут занимать мои любовные похождения, тем дальше он будет от истины.

— Если он даст нам яхту, то дорога в Рию значительно упростится, — оживился принц, — долго туда плыть?

— Мой приятель — большой поклонник моря, его парусногребная яхта строилась по его собственным чертежам, — Ясень улыбнулся, — я давно говорил, что инженер из Тита Северуса куда лучший, нежели сенатор. «Тритония» легко обгонит большинство галер. Если нам пофартит, путешествие займет дней пять.

— Почему бы нам всем вместе не пойти в Лерону? — предложил Аэций, — на хождениях Торки туда-обратно мы потеряем много времени. Может, даже целая неделя пройдёт.

— Нет, Аэций, — терпеливо объяснил эльф, — вокруг Лероны места обжитые, леса давным-давно на дрова и заборы перевели. Не спрятаться, не укрыться. На месте Осокоря я начал бы искать нас именно с Лероны. Интересно, догадался он, кто ты, Аэций, на самом деле?

— А что, мог? — встревожился Торки.

— Нельзя исключать, что он запросил моё досье из Рии. Что им удалось нарыть, я не знаю, но кое-какие выводы умный человек сделать может. Но тебе, Торки бояться нечего, он видел Дурынду. В любом другом облике ты у него перед носом пройдёшь, он и ухом не поведёт. Мы уже завтра будем в Пригорицах. Я знаю одно замечательное местечко — «У Лысого», там мы тебя и подождём.

— Странное название для замечательного местечка, — засмеялся принц.

— Вообще-то официальное название постоялого двора — «Приют ветерана». Его владелец вернулся с Северной войны без ноги и купил заведение. Твой отец был щедр к своим солдатам, — эльф улыбнулся, — вскоре безногий ветеран скончался от бесплатной выпивки, а безутешная вдова заказала заезжему художнику вывеску, на которой собиралась увековечить образ покойного супруга. Поскольку художнику приходилось работать в общей зале, посетители постоянно давали советы, как придать большее сходство с оригиналом. Мнения сильно разнились, но две черты примирили даже самых отъявленный противников: ветеран был одноногим и имел обширную лысину. Изображать деревяшку, на которой худо-бедно ковылял бедняга, вдова категорически запретила, а вот лысина удалась на славу: большая и гладкая. В свете фонаря над входом она блестела не хуже полной луны. Как-то само собой заведение переименовалось в «Приют лысого ветерана», а потом и вовсе — «У Лысого». А замечательно сие заведение тем, что от него до леса рукой подать.

— Мне до Лероны суток пятеро, — подытожил фавн.

— Если по тракту и обычным человеческим шагом, то все шестеро.

— Ладно, — Торки махнул рукой, — чтобы не привлекать внимания стану ползти тихим ходом, вы хоть отоспитесь в кроватях. Зато у Северуса можно будет позаимствовать карету, и обратно — с ветерком!

— Даже и не думай!

— Почему? Сами говорили, скоро ярмарка, народу в Пригорицы двинется много. Пусть думают, что сенатор соблазнился Праздником молодого вина. Быстренько доеду, захвачу вас и назад. Сенаторский герб не хуже плаща-невидимки сработает.

— Нет, — Ясень на секунду закрыл глаза, ощутив накатившую внезапно дурноту, — нет, Троки. Приезд сенатора в заштатный винодельческий городишко, о котором не объявлено заранее, переполошит всех. О подобном предупреждают загодя, встречать почётного гостя выходит сам мэр вместе с представителями ремесленных гильдий. Незаметно приехать в сенаторской карете, не выйдет, даже не стоит и пробовать. Шагаем на своих двоих. Ярмарка начнётся в следующее воскресенье, ты должен обернуться к пятнице.

Фавн серьёзно кивнул.

— Если по какой-то причине нас не окажется на месте, ты не впадай в панику, спокойно сними комнату и дожидайся нашего возвращения или письма с инструкциями, что делать дальше.

— А вдруг перед праздником свободных мест не будет? — Торки очень не понравилось, что хозяина с племянником может не оказаться на месте.

— Не мне тебя учить, — улыбнулся эльф, — стань ветераном, и вдова найдет тебе хотя бы койку.

— А что, это идея. Вдовушка хоть ничего?

Ясень пожал плечами.

— И ещё нужно договориться, кому в случае чего станете писать, ведь не Лохматому же ветерану!

— Ветеран Грабарь подойдёт? — лукаво спросил Аэций.

— Вполне, — кивнул Ясень, — главное, чтобы не ветеран Дурында.

— Ладно, — согласился фавн, я только не пойму, чему это ты так довольно улыбаешься. Грабарь, так Грабарь.

— Какой же ты недогадливый, — принц умудрился посмотреть на Торки сверху вниз, — получается деревянное приключение: Осокорь, а против него Ясень и Грабарь.

— Ага, осталось тебе только Каштаном назваться, и на полпарка набралось.

На тракте они простились. Аэций оглянулся напоследок на беспечно шагающего Торки, вздохнул, поправил свой мешок с поклажей и постарался идти такой же широкой и ровной походкой, как и дядя.

— А что мы будем делать, если твоего приятеля не окажется в Лероне? — спросил он через некоторое время, — или если его знаменитая яхта стоит в сухом доке на ремонте?

— В таком случае в нашем распоряжении остаётся вариант «П», — сощурившись, ответил Ясень.

— Что означает вариант «П»?

— «П» означает плохой.

— Двинемся к дяде Эверетту?

— Нет, в Эльферерри мы не пойдём в любом случае, — Ясень нехорошо усмехнулся, — меня не прельщает перспектива быть обезглавленным.

— Конечно, не за что! — горячо подхватил Аэций, — хотя я тоже не жажду стать знаменем. Знамя не бывает свободным, оно всегда в чьих-то руках. Но вдруг мне никто не поверит, что я и вправду сын Барса.

Они присели в тени отдохнуть.

— У меня нет никаких документов, даже свидетельства о рождении. Мой венценосный брат запросто может объявить меня самозванцем, посадить в тюрьму или даже казнить.

— Теоретически, да, но принц-регент Аурон вряд ли пойдёт на это.

Ясень задумчиво жевал травинку. — Если бы он мог так поступить, ему не надо было посылать людей, чтобы перехватить тебя по дороге.

— Наше с тобой сходство тоже играет ему на руку, — гнул свою линию Аэций, — можно предположить, что известный диверсант Ясень пытается посадить на Лирийский престол своего незаконнорождённого сына. Почему отец не оставил какого-нибудь эдикта или другого документа, удостоверяющего мои права.

— Хэлвуд Барс оставил тебе много больше, чем пергамент, скреплённый императорской печатью. В Рие тебя ждёт Корона клинков.

— Я считал Корону клинков легендой, — одой из тех, что всегда окружают личность великого человека. — Аэций с сомнением посмотрел на дядю. — Волшебная корона, привезённая из далёкой страны. Говорят, будто отец грозился казнить по очереди всех жрецов и не оставить от храма камня на камне, чтобы завладеть ею. Вроде бы корона даёт нечеловеческую силу и даже бессмертие её владельцу. А всё из-за демонов, заключенных в драгоценные камни на ней. Очень уж смахивает на сказку.

— Согласен, — кивнул Ясень, — про демонов, бессмертие, казнённых жрецов и разрушение храма — чистой воды выдумка. Но Корона клинков существует. Когда твой отец выиграл последнюю битвы Великой Тиберийской войны и провозгласил себя императором, шаман Проргол создал прямо на поле боя корону, использовав для этого клинки павших врагов. Почти забытая магия ныне варварская магия наделила Корону клинков особыми свойствами: надеть её может только истинный наследник Барса. А наследником он объявил тебя.

— Ты видел Корону?

— И не однажды, — подтвердил Ясень, — золотой обруч, украшенный большими драгоценными камнями, аскетичный и грубоватый, как раз в духе твоего отца.

Принц немного помолчал, а потом спросил:

— Что случится с тем, кто попытается надеть корну не по праву?

— Проргол утверждал, что самозванца Корона просто убьёт, но как именно не уточнял. Возможно, заключённые в ней клинки проткнут нечестивца на месте, а может быть, его просто вывернет наизнанку, как говаривал один мой знакомый гном, мехом внутрь, — старший эльф пожал плечами, — гадать бесполезно. Могу сказать лишь, что Поргол — большой затейник по части магических умерщвлений. Видимо его авторитет в этой области удерживает твоего сводного братца от коронации.

— А вдруг и я превращусь в это, ну, мехом внутрь? — поёжился Аэций, — страшновато как-то примерять такую опасную вещь, как Корона клинков.

— Твои опасения совершенно беспочвенны. В детстве ты много раз на моих глазах играл с короной и надевал её.

Принц коротко вздохнул. Воображение в красочных деталях рисовало ему картину, что может случиться, если замечательная магия Проргола неожиданно даст сбой.

Словно прочитав мысли мальчика, Ясень сказал:

— Можешь быть спокоен, сразу после твоего рождения Проргол провёл дополнительный ритуал, кровно связывающий Корону клинков с тобой. Так что надевать её ты можешь без сомнений. Корона клинков примет только тебя.