Глава 10

Утреннее солнце настойчиво пробивалось в капитанскую каюту, металось по стенам лукавыми солнечными зайчиками, отражаясь от волн, что бились о борт галеры, идущей в Лерону. Осокорь не обращал внимания на радостную свежесть ясного утра, он был очень занят. Перед легатом на столе лежала карта. Ему предстояло ещё раз всё хорошенько обдумать.

Лерона, Лерона… Красивый город на побережье, старейший в империи университет, военно-морская база, порт. Нет, Меллорну здесь делать нечего. Едва выбравшись из Осэны, он избегал сколько-нибудь крупных городов. А в Лероне целых два легиона. Сам бы Осокорь на месте эльфа нипочём бы туда не сунулся. Значит, сюда, он повёл пальцем вдоль прямой, как стрела, линии Военной Серакской дороги, к перевалу. Даже если вы, господа беглецы, опередили нас, должны вы были оставить хоть какой-то след. Еда вам нужна, это раз, ночевать где-то надо — это два. Значит, мы вас найдём. В каждую деревеньку заглянем, на каждом постоялом дворе расспросим, но найдём. Это вы, сударь мой Ясень, во время войны и на своей территории в силе были, а сейчас — другое дело. Доберёмся до Пригориц, а там видно будет.

Кружочек на карте, обозначавший столицу Серакского виноделия, почему-то притягивал взгляд легата. Значит, Пригорицы. Интуиция вкупе со способностями и опытом разведчика редко обманывала его. Интересно будет проверить.

Порт Лероны, прилепившийся к скалистому побережью, встречал прибывших двумя достопримечательностями: одним их которых был запах несвежей рыбы, а вторым — хищных очертаний галера, царственно возвышавшаяся над другими судами. Осокорь мгновенно узнал «Горгону» — отделанную чёрным деревом личную трирему Второго консула Марка Луция. Это означало, что шеф Осокоря спешно прибыл в Лерону. Либо он предвосхитил действия своего подчинённого, либо его сюда привели совершенно иные дела. В любом случае следовало отправляться с докладом.

Осокорь критически осмотрел в зеркале свои щеки с позавчерашней щетиной, вздохнул и полез за бритвенным прибором. Пока он брился, денщик капитана наводил глянец на походные сапоги легата. Через полчаса в свежей рубашке и начищенных сапогах он шагал по серым доскам пирса в сторону «Горгоны», обдумывая детали доклада.

— Что вам угодно? — холодно поинтересовался капитан консульской галеры — тощий желчный мужчина с трубкой во рту, которую почему-то держал незажженной.

Хотя капитан знал Осокоря, однако сделал вид, будто перед ним самый обыкновенный человек, случайно забредший на борт его судна. Легату оставалось только гадать, почему капитан ведёт себя столь странно. Должно быть, он считал, что так он более значителен.

— Потрудитесь доложить господину Первому консулу, что его желает видеть легат Первого безымянного легиона Марин Туллий для личного доклада.

— Господина Второго консула в данную минуту на борту вверенного мне судна нет.

Произнёс капитан тоном, в котором безошибочно угадывалась спесь ограниченного человека, пребывающего в твёрдой уверенности, что занимает неподобающе низкий пост.

— Вы случаем не располагаете информацией, куда он мог отправиться? — поинтересовался Осокорь с улыбкой, означавшей, что он начинает терять терпенье.

— Возможно, — наклонил голову его собеседник, — но я не уполномочен сообщать её. Вот если вы зайдёте попозже…

— Возможно, я не зайду попозже, — рявкнул Осокорь, — я подожду здесь. А вы, как капитан вверенного вам судна, не мешкая пошлёте за господином консулом своего самого расторопного человека.

— Слушаюсь, экселенц, — словно внезапно узнав посетителя, ответил капитан.

— Я пройду в библиотеку.

— Вы завтракали, экселенц? У нас остались чудные куропатки, запечённые в тесте вместе с майораном и маслинами.

— Не откажусь, — согласился легат, — и подайте вина, красного.

Осокорь слышал, что Бестия всегда возит с собой запас самых лучших лирийских вин, и не собирался упускать возможность промочить горло парой стаканчиков. Но ему не пришлось долго наслаждаться вином своего шефа, капитан появился и сообщил, что Второй консул на борту «Горгоны» и требует гостя к себе немедленно.

Очутившись в знакомых, отделанных чёрным деревом апартаментах, он сразу почувствовал, что Бестия нервничает. Патрон слишком внимательно вглядывался в лицо подчинённого, будто пытаясь прочесть результат до того, как тот откроет рот.

— Ну как? — не ответив на салют и приветствие, спросил он, — ребёнок уже у тебя?

— К сожалению, нет, ваша светлость. Но я знаю, где его искать, и уже послал людей.

— Ты разочаровываешь меня, Туллий, разочаровываешь раз за разом. — Бестия сделал несколько шагов по каюте, — тебе никогда не приходило в голову, что так разочаровывать меня просто опасно?

— Приходило, но Второй консул должен учитывать объективные обстоятельства, которые не единожды вставали у меня на пути.

— Обстоятельства, — скривился консул, — обстоятельства оставь слабакам и бездельникам. А мы их обходим или преодолеваем. Как получилось, что ты не смог взять мальчишку у озера?

Осокорь прочистил горло.

— Глупая инициативность местного прокуратора, да и старик предполагал подобное развитие событий. Он условным знаком предупредил питомца.

— Кстати, как получилось, что травник умер, так и не сказав ни слова о мальчике?

— Виноват, ваша светлость, должен был предвидеть глупое рвение у местных.

— Должен был свою дурацкую голову подставить под удар, — мрачно прокомментировал Бестия, — впрочем, это можно исправить, если что, удар нанесу лично, — каркающий смех должен был продемонстрировать, что он шутит. Но Осокорь знал, насколько мала доля шутки в подобных шутках. — А дальше? Один промах за другим! Туллий, не позволяй мне усомниться в том, что действительно сделано всё возможное.

— Есть кое-что, что я не решился доверить голубиной почте.

Второй консул напрягся и подался вперёд.

— Ну?

— Господин Этан Брэкеретт Меллорн, с которым в данный момент находится объект, ни кто иной, как эльфийский диверсант Ясень, тот самый Ясень, печально прославившийся в Северную войну.

— И это всё? — Бестия небрежно закинул ногу на ногу.

— Это, по крайней мере объясняет ту лёгкость, с какой он убивает и уходит от погони, — объяснил Осокорь, — за господином Меллорном тянется кровавый след. Четверо легионеров и шайка контрабандистов меньше, чем за неделю, — это солидный счёт.

Осокорь смолк. Его удивила реакция патрона, точнее, полное её отсутствие, словно, он знал. А если знал, почему не предупредил? Кабы знать сразу, кто такой Меллорн, можно было разыграть партию иначе.

Бестия молча чистил яблоко изящным серебряным ножичком, отрезал аккуратные кусочки и отправлял их в рот. Затем он отложил недоеденное яблоко, посмотрел на подчинённого и сказал:

— Да что ты стоишь Осокорь, будто провинившийся школяр перед ментором? Садись, не зря же говорят в народе, что в ногах правды нет.

Боги не отметили Второго консула печатью красоты, но улыбка значительно преобразила его резкое лицо. Так вешний луч солнца преображает неприветливый, оголённый после зимы пейзаж.

— Промочи горло, — консул протянул подчинённому хрустальный кубок, — я ведь знаю, ты неравнодушен к серакскому. Располагайся поудобнее и поведай своему старому ворчливому патрону все тонкости дела, которые не вошли в сухие голубиные доклады.

Осокорь с осторожностью взял драгоценный кубок. Какого ворона он дёргается? Вот он — Бестия сидит рядом и улыбается. Конечно, он распекает нерадивых подчинённых, а то как же? У него на плечах безопасность целой империи. Но вот Осокорю он доверяет. Кому же ещё доверять, как не легату Первого Безымянного легиона? И доверие это Осокорь оправдает, как уже оправдывал много раз. Землю рыть будет, всю провинцию перетряхнёт до последней деревушки, а поручение выполнит с честью. Вот именно, с честью! А пока жизненно важно поделиться с патроном всеми своими соображениями. Мысли напирали, стремительно проносились в голове, лезли на язык, будто спешили быть обличёнными в слова, как можно скорее. Легат никак не мог решить, о чём рассказать сначала, о карте? О мальчике с голубыми глазами варвара и королевским именем или о слуге-фавне? Чтобы хоть как-то разобраться в нахлынувшем потоке воспоминаний, легат поднёс кубок к губами и сделал большой глоток. Из-за желания заговорить немедленно он поперхнулся, закашлялся и разлил вино. Пряная жидкость ожгла дыхательное горло так, что на глаза Осокорю навернулись слёзы. Он кашлял и хватал ртом воздух не хуже рыбы, выброшенной на берег. А Бестия всё сидел, скрестив на груди холёные руки, и улыбался. Только улыбка его теперь казалась волчьим оскалом.

Стоп. Осокорь согнулся пополам, словно в невыносимом приступе кашля. Попался, как щенок: заклинание очарования. Сколько раз он сам проигрывал эту мелодию на допросах, но чтоб со своими! Конечно, подозрительность Бестии давно стала легендой, как и бесконечные проверки, которые он с изощрённой изобретательностью измысливал для своих подчинённых. Но пускать в ход чары — никогда! Осокорь натужено кашлял, шумно вдыхал, вытирал слёзы и лоб клетчатым носовым платком, а сам лихорадочно обдумывал, как не сказать Бестии ничего важного, да так, чтобы тот не заподозрил, что его подчинённый освободился от власти заклятия.

— Ну, будет тебе кашлять, — тоном заботливой нянюшки, так не вязавшимся со всей его сутью, произнёс консул. — Спешить не надо, когда пьёшь, не то, не приведи боги, раньше времени жизнь свою окончишь. А тебе ещё империи послужить надо.

Конечно, подумал Осокорь, тебе было бы жутко обидно, если я сдохну прежде, чем ты сумеешь выудить из меня всё, что тебя интересует. А сам осторожно, чуть касаясь силы, принялся выстраивать контрзаклинание. Главное, чтобы Бестия не почувствовал этого. Когда облившийся вином легат разогнулся, его покрасневшее лицо выражало неизъяснимое облегчение и чисто детскую доверчивость.

— Вы позволите? — он потянулся за недопитым кубком.

Осокорь допил остатки вина и начал доклад. Он не опустил ни единой детали из тех, какие его патрон мог проверить (даже обязательно проверит), но при этом ни словом не обмолвился о главном, особенно о собственных выводах и догадках. Одним словом, перед Вторым консулом Марком Луцием Бестией сидел образцовый подчинённый, точка в точку выполняющий приказы патрона, в меру инициативный, не рассуждающий, простой, словно динарий, и готовый со служебным рвением продолжать работу. Легат про себя усмехнулся. Со стороны они, должно быть, являли презабавнейшую картину: идеальный начальник слушает доклад идеального подчинённого. Оба — милейшие парни с открытыми улыбками и добрыми лицами, корректны, сдержаны. А на самом деле… На самом деле о том, что ждёт Осокоря, почувствуй Бестия его контрзаклинание, лучше не думать. О методах палачей, подчинявшихся лично Второму консулу, он знал не понаслышке.

— Поскольку объект жил в домике у озера весьма уединённо, мы не располагаем сколько-нибудь внятным описанием, — докладывал легат, — лишь в самых общих чертах.

— Неужели в соседней деревне у пятнадцатилетнего пацана не нашлось друзей?

— Нет, ваша светлость. В деревне вообще мало кто знал о внуке травника.

— Допустим, знахарь оказался достаточно предусмотрительным и хорошо прятал вопитанника. Но в Осэне-то кто-то должен был его видеть!

— Несомненно, только нам не удалось отыскать этих людей.

— А что говорит хозяин лавчонки, где Ясень прикончил двоих солдат?

— К великому моему сожалению, — не моргнув глазом соврал Осокорь, — сциллиец не успел толком разглядеть объект. Эльф ворвался неожиданно и за считанные секунды прикончил пехотинцев. После этого он сразу уволок мальчика. Хотя, даже если бы события длились дольше, неповоротливый хозяин жалкой лавчонки едва ли сумел что-то запомнить. Сциллийцы тупы и невнимательны по своему естеству, и работать в этой провинции — хуже не придумаешь. Вы не поверите, ваша светлость, — Осокорь подался вперёд и продолжил с доверительной интимностью, — остолопы, бестолочи и поголовные воры. Воры все, начиная с прокуратора и коменданта порта. За неделю ни одной умной мысли, а дуростью их я, во, накушался!

Осокорь выразительно провёл ладонью по горлу.

— Ну что ж, ну что ж, — Бестия задумался, теребя верхнюю губу, — плохо, легат, весьма плохо, — весело подытожил он, — что мы до сих пор не располагаем данными об объекте.

— Ничуть не плохо, — в тон ему ответил Осокорь, — секретность соблюдена, а насчёт описаний, я уже дал команду ловить Ясеня с прислужником. Тут уж, будьте покойны, где эта парочка промелькнёт, там и наш парнишка недалече будет.

— Да, ты с охотой на Ясеня знатный переполох наделал в Осэне.

— А что, доложили уже?

— Ага, — удовлетворённо кивнул Бестия, — особенно здорово там баб раздевали.

— Ну это у нас начальник городской стражи несколько перестарался, — со строго отмеренным смущением пояснил легат.

— Что думаешь делать дальше? — дружелюбие в голосе Второго консула перешло все мыслимые пределы.

Осокорь обстоятельно поделился планами по поимке диверсанта Ясеня и захвате мальчика. Бестия нахмурился.

— Сколько людей ты задействовал?

Осокорь, обладавший феноменальной памятью, указал точное количество до последнего человека.

— Много, Туллий, чертовски много. Да, ладно. По окончании операции всех людей ко мне, — консул сделал паузу, — я лично займусь их судьбой.

— И ещё вопрос, — Осокорь чувствовал, что устаёт, ему страшно хотелось свернуть разговор и уйти подальше от своего патрона, чтобы сбросить, наконец, утомительное заклинание, — что делать с господином Меллорном и его слугой, когда найдём объект?

— Убрать немедленно, хотя эльфийский выродок заслуживает более медленной и мучительной смерти, но сейчас не до этого. И так слишком долго, Туллий, непростительно долго. Мне мальчик жизненно необходим.

Бестия тоже устал и начал медленно ослаблять свои чары. Губы консула чуть кривились от внутреннего напряжения, хотя голос оставался по-прежнему ровным и спокойным:

— В последнее время Флорестан стал совершенно невыносим. Родной дядя принца-регента! Он и раньше-то был властным самодуром, а теперь вообще не желает ни к кому присушиваться. Самое время поприжать старого интригана прошлыми грешками.

Второй консул усмехнулся, словно рассказывал неприличный анекдот.

— Побочный ребёнок — это как раз то, что нам нужно.

Давая задание, Бестия прозрачно намекал, что разыскиваемый мальчик имеет какое-то отношение к Флорестану, сейчас же он пытается скормить эту небылицу своему подчинённому, что называется, с ложечки, буквально пичкая информацией, которую в здравом уме и твёрдой памяти не выдал бы под страхом смерти. И что из всего этого выходит? Лжёте, ваша светлость, брешете, извините за выражение, как шелудивая дворняга на соседского кота. У Флорестана внебрачный сын — полуэльф? Смешно! Да ещё родственник Ясеня, ещё смешнее.

Осокорь встал, оправил камзол.

— Сколько потребуется времени для завершения операции? — Бестия выглядел осунувшимся, тёр висок, словно у него вдруг внезапно разболелась голова, — но не рассчитывай, Туллий, что я буду щедр.

Про себя Осокорь отвел себе дней восемь, но вслух сказал, что две недели.

— Широко шагаешь.

— Местность, ваша светлость, всё дело в местности. Городов и деревень в предгорьях не так много, но рассеяны они на изрядном расстоянии. Хоть мы и опережаем беглецов на день или два, работа предстоит серьёзная, что при минимуме людей…

— Ладно, ладно, я знаю, ты всегда найдёшь самое правильное оправдание для своей нерасторопности. Пусть две недели, но не днём больше. Головой ответишь.

— Слушаюсь! Объект доставить согласно первоначальному плану?

— Конечно же нет. Ребёнка передашь лично мне, — раздражённо бросил Бестия, — доставишь сюда, на «Горгону», понятно?

— Так точно! — по-военному коротко и чётко ответил Осокорь.

— А теперь ступай и работай, легат, — Бестия барственно махнул рукой, — и работай хорошенько. Мальчик мне нужен как можно скорее.

Осокорь, уставший держать заклинание, и сам был рад оказаться подальше от шефа. Когда он сошёл на берег, он не отправился к своей галере, а поспешил прочь, постепенно ослабляя чары. Оставалось лишь уповать на благосклонность богов и собственное искусство клирика восьмой ступени.

Практически все, кто занимался тайным сыском, включая самого Второго консула, прошли обучение и получили ту или иную ступень в Ордене, само название которого было величайшим секретом, а его существование горячо отрицалось любым мало-мальски причастным к деятельности Ордена лицом. Осокорь уже давно перерос свою скромную восьмую ступень, но война не позволила пройти Испытание, чтобы перейти на следующую ступень.

Когда чары были, наконец, полностью сброшены, он шёл в город, чтобы посидеть где-нибудь в тихом месте (подальше от галеры Второго консула вместе с её владельцем) и хорошенько всё обдумать. Да тут ещё откуда-то появилось неприятное сосущее чувство, которое безошибочно предвещало серьёзный жизненный выбор. За свои прожитые сорок четыре года легат Первого Безымянного легиона Марин Туллий, прозванный Осокорем, выяснил точно: пренебрегать, а тем паче, отмахиваться от этого предчувствия нельзя. Будет только хуже. Судьба сама сделает за тебя выбор, да так, что мало не покажется ещё несколько лет.

Напряжение утра вылилось в неприятную тяжесть в затылке, солнечный свет резал глаза, не смотря не низко надвинутую шляпу, и Осокорь поспешил зайти в первую попавшуюся на пути приличную таверну.

В этот час там было тихо и малолюдно. За столом у окна обедали ремесленники и подмастерья. Возле стойки опустившегося вида матрос накачивался пивом. Осокорь потянул носом, он умел по запаху, доносившемуся из кухни, определять, насколько вкусна еда, что здесь готовят. В таверне пахло луковым супом и свежевыпеченной сдобой. Сгодится. Он уселся в дальнем углу и позвал обслугу. Вскоре пред ним стояла объёмистая глиняная кружка с кофе по-леронски, который на самом деле являлся непередаваемой смесью кофе молока и мёда, щедро приправленной разного рода пряностями, среди коих не доставало разве что перца, и тарелка с рогаликами. От сладкого голове немного полегчало, и легат принялся во всех подробностях вспоминать недавний разговор на «Горгоне». И чем больше он вспоминал, тем меньше ему этот разговор нравился, даже, пожалуй, стал вызывать тревогу.

За всё время, пока Осокорь был членом Ордена, не случалось ничего подобного. Этика Ордена категорически запрещала применять на своих чары, кроме как во время специальных внутренних дознаний, да и то по решению Совета. А Бестия его почти подчинил. Врали насчёт бездарности Второго консула, — подумал легат, — тут, как минимум, десятая ступень. Конечно, Осокорь не ожидал и не закрывался, но ловко он… Одно слово Бестия! Но зачем? Осокорь не собирался ничего утаивать от своего патрона, и не утаил бы, не разбуди тот своими чарами злобную химеру подозрительности. Получается, для консула страшно важно заполучить мальчишку, как можно быстрее. Сказочку о незаконнорождённом сыне Флорестана оставьте уж для совсем нищих умом. Голубоглазый мальчик по возрасту и именем один в один подходит под умершего сына Барса. Да ещё легендарный Ясень вынырнул из благословенного для него забвения и защищает его, рискуя жизнью. Станет он это делать ради ублюдка Флорестана? Конечно же, нет. Если отмести несостоятельную версию Бестии, то что у нас получается?

Осокорь допил кофе и велел принести ещё, только без молока и специй. Девушка забрала его чашку, бросила уничижительный взгляд (в её глазах он приобрёл статус человека начисто лишённого тонкости вкуса), кивнула и удалилась.

То, что получалось у Осокоря в сухом остатке мысленных рассуждений, совершенно его не радовало. Выходило, что наследник Лирийского престола вовсе не умер, вопреки упорным слухам, а жив и здоров. Пока жив и здоров, — невесело поправил себя легат, — пока не попал на «Горгону» к Бестии.

Осокорь уважал покойного императора Хелвуда Барса. Он отменил рабство и призвал «знатность определять годностью», то есть позволил таким, как Осокорь, сделать карьеру не благодаря происхождению, связям и состоянию, а благодаря собственным способностям, упорству и трудолюбию. До разговора с Бестией на галере легат считал, что они спасают Аэция от северных эльфов. Нынешний король которых — личность весьма упёртая; имея на руках законного наследника, он не упустит шанса нарушить Северный мир. Что верно, то верно. Но сейчас Осокорь стал сомневаться в планах Бестии. Очень уж странным казалось его недовольство количеством задействованных людей. А его фраза о личном участии в их дальнейшей судьбе вообще прозвучала зловеще. И непонятно, почему не арестовать Ясеня и не судить его? Похоже, что господина Второго консула не устраивают живые участники поисков мальчика. Следом за этим неизбежно вставал вопрос: что будет с главным участником, тем, кто владеет самой подробной информацией, то есть с ним самим? И ответ напрашивался сам: ликвидируют. Именно таким будничным, неэмоциональным словом в департаменте Бестии назвали убийство.

В душе Осокоря опять встрепенулось сосущее чувство важного жизненного выбора. Оно чётко связывалось с голубоглазым сыном Барса и подсказывало, нужно как можно скорее разыскать мальчика.

На следующее утро Осокоря разбудил деликатный стук в дверь. Легат продрал глаза, поморщился от боли в пояснице и впустил раннего гостя. Им оказался заспанный лохматый мальчуган с подносом в руках, по всей видимости, сын хозяев гостиницы.

— Ваш завтрак, сударь,

— Хорошо, поставь на стол. А который теперь час?

— Часы на ратуше пробили четверть седьмого, — ответил мальчишка и остановился на полпути к выходу, — я разбудил вас точно, как вы давеча наказывали. На круглой физиономии читалось ожидание.

Осокорь кивнул, порылся в кармане и кинул мальцу мелкую медную монетку, которую тот поймал прямо налету с проворством циркового жонглера.

— Благодарствую, сударь, рад служить, сударь.

— Накорми лошадей и растолкай парней, которые приехали вместе со мной. — Уже вслед пареньку крикнул легат.

Двое суток в седле — это много, — подумал он, ощущая ноющие от усталости мышцы. — Да и вообще, пора на покой. Куплю где-нибудь славную ферму и племенных лошадей. Вот только выберусь из этой поганой истории. Если выберусь, — добавил в конце.

Ветчина и хлеб были свежими, а яйца — в меру горячими. В пузатом глиняном чайнике плескался зелёный чай. Всяко лучше той бурды, которую ему подавали вчера вечером и по чистому недоразумению называли кофе.

Осокорь налил себе чаю. Беглецов можно перехватить у Седельного перевала. Во всех городах по пути от Лероны до Пригориц он оставил людей. Если эльф собрался в горы, Пригориц ему не миновать. К тому же нужны припасы, одеяла, тёплая одежда. За Серакским хребтом зима приходит рано. Ничего, что они пока не нашли следов Ясеня, это только увеличивает шансы наткнутся на них именно в Пригорицах. А попасть туда можно к полудню, если поторопиться. Он расплатился за завтрак и ночлег, оставил солдата наблюдать и выехал с остальными людьми в Пригорицы.

***

Аэций проснулся, вылез из кровати и постарался одеться как можно тише, чтобы не разбудить дядю. Он бросил взгляд на спящего Ясеня и попытался определить, стало ли тому лучше.

Болезнь навалилась на Брэка к вечеру того дня, когда они пришли в Пригорицы и получили комнату в «Приюте ветерана». Сначала у эльфа резко разболелась голова, потом горло, а к ночи он весь горел от жара. Аэций не на шутку перепугался.

— Ничего, — успокоил его дядя, — со мной такое случается. Не часто, правда, но бывает. Я сильно устал и переволновался. Завтра станет легче.

Ночью принц слышал, как Ясень ворочался и несколько раз вставал. Но на тревожные вопросы шёпотом отвечал:

— Спи, я в порядке.

Однако это было не так. Утро вопреки ожиданиям не принесло облегчения. Эльф страдал от боли в мышцах и был слаб до головокружения. Он ничего не ел, часто пил чай и почти не разговаривал. Большую часть дня он проспал тяжёлым сном, скорее похожим на беспамятство. Лихорадка спала лишь к утру следующего дня. Теперь Ясень спал спокойно, он даже отбросил мокрое полотенце, которое держал на лбу.

Аэций осторожно прикрыл за собой дверь и спустился вниз. В этот ранний час постояльцы ещё спали, а на кухне вдова лысого ветерана в неизменном клетчатом переднике разводила огонь в очаге. Служанка с заспанным видом громыхала вёдрами для дойки.

— А, проснулся уже, — приветливо встретила принца хозяйка гостиницы, — ранняя ты пташка.

— Доброе утро, — поздоровался мальчик.

— Как твой папенька?

— Хвала богам, ему полегчало. Он теперь спит.

— Вот и замечательно. Сон — он, знаешь ли, лучший лекарь. А ты садись-ка к столу, есть, поди, хочешь.

Аэций сглотнул и уселся за выскобленный до золотистого цвета деревянный стол.

— Парни в твоём возрасте вечно есть хотят. — Вдова ветерана была приятной полноватой женщиной с кокетливо повязанной косынкой, из-под которой выбивались пышные, рано поседевшие волосы. — Сейчас Дарька парного молочка принесёт, да и в моих запасах кое-что имеется.

Аэций солидно поблагодарил за завтрак и поднялся наверх, посмотреть, не проснулся ли дядя. Но он по-прежнему спал, только на другой бок перевернулся.

«Интересно, сколько он теперь проспит?» — подумал принц. Сидеть в комнате с задёрнутыми шторами непереносимо скучно, а у Аэция не было даже книги, чтобы скоротать время. Он вздохнул, посмотрел ещё раз на спящего эльфа с надеждой. Но тот и не думал просыпаться. Принцу ничего не оставалось делать, как спуститься во двор.

Из кухни доносились голоса хозяйки и Дарьки, у конюшни мальчишка одних лет с Аэцием чистил лошадей, а работник колол дрова. И им не было никакого дела до принца. Сделав круг по двору, Аэций решил возвратиться на кухню. Компания вдовы лысого ветерана казалась вполне сносной.

— Может, вам чем-нибудь помочь? — спросил он, остановившись в дверях.

— Что? — переспросила вдова, крошившая овощи большим ножом.

— Ну, я мог бы воды принести, — предложил он.

— Ишь чего выдумал! — хозяйка гостиницы швырнула в сердцах нож на стол и упёрла руки в бока, — воды он натаскает! Не хватало, чтобы постояльцы, которые мне деньги платят, ещё и чёрную работу на кухне делали. Нет, молодой человек, ни за что. Услышу подобное непристойное предложение ещё раз, выгоню из своей кухни навсегда.

Аэций ошарашено заморгал.

— Ладно, — смягчилась женщина, — будем считать, что ты усвоил урок, заходи.

Нож снова замелькал с устрашающей скоростью.

— Тебе что, нечем заняться?

— Ага, — кивнул принц, усаживаясь на табуретку.

— Тогда пойди прогуляйся. Скоро в городе ярмарка. Вчера, сказывали, артисты приехали, разбили шатёр на рыночной площади. Если тебе отец даёт тебе мелкие деньги, купи себе сладостей, коли нет — просто среди людей потолкаешься. А папеньке твоему я скажу, куда ты отправился.

— Вы только его не будите.

— Конечно, не беспокойся. Не в моих правилах постояльцев, да ещё больных, с утра пораньше поднимать. Иди, гуляй спокойно. Я для него куриный бульон варить поставила. Накормлю, как проснётся.

Аэций кивнул и вышел во двор.

Всю дорогу до Пригориц дядя рассказывал ему о будущей жизни императора. Он так много говорил о долге, что принцу стало казаться, что это слово обрело вес и легло ему на плечи. Ничего особенно хорошего в будущем не было: нужно будет думать о подданных, держать провинции в повиновении и лавировать на дипломатическом поприще.

— Но пока я — ещё не император, — сказал сам себе Аэций, представив, как среагировал бы Ясень на предложение вдовы потолкаться по городу, — никому не будет плохо, если я спокойно и осторожно дойду до рыночной площади, посмотрю выступления артистов и дисциплинированно возвращусь назад. Никакого нарушения долга во всём этом нет. Может, он всё ещё спать будет, когда я вернусь.

Ноги принца, будто вторя его мыслям, сами вынесли его за ворота и двинулись прямиком к центру города. Аэция обгоняли телеги, нагруженные всевозможным товаром, торговцы победнее катили тачки, весело переговариваясь друг с другом. Хозяйки с корзинами торопились к рыночной площади, искоса поглядывая на выставленные у домов лотки. Город просыпался, и везде ощущалось то особое волнение, какое предшествует празднику.

Ярмарочная площадь в Пригорицах оказалась большой и вымощенной светлыми шестиугольными плитами. Принц подумал, что камень добывали в горах, которые величественно нависали над городом, рано проглатывая уходящее на запад солнце.

Вокруг была толкотня и давка. Все что-то покупали, продавали, громко торговались или расхваливали свой товар. Артисты не появлялись, их яркий шатёр казался пустым. Наверное, они начнут выступать после полудня, решил принц. Он съел пирожок с яблоками, обошёл подальше роскошных бойцовских гусей, норовивших цапнуть прохожих за ноги через прорехи в загородке. Тут внимание мальчика привлёк хорошо одетый горожанин, важно восседавший на вороном коне.

Лошади — это именно то, что им нужно. Ясень говорил что-то о покупке лошадей. Интересно, где этот толстячок приобрёл своего вороного? Не надо было быть специалистом, чтобы понять, насколько хорош конь. Аэций огляделся, прикидывая, у кого сподручнее узнать насчёт покупки лошадей. Дядя много говорил о долге и ответственности. Подобная покупка и будет первым ответственным поступком, особенно, если серьёзно подойти к выбору товара.

Бородатый мужик, сидевший на пороге шорной лавки, охотно и обстоятельно объяснил, как найти конюшню «Серебряная уздечка».

— У Марко самые лучшие скакуны во всей округе, — сообщил он, — можешь не сомневаться.

Найти «Серебряную уздечку» оказалось совсем непросто. Пришлось перейти через каменный мост над быстрой неглубокой речушкой и ещё довольно долго плутать по заросшим травой улицам пока, наконец, принц не увидел большие ворота. Они были увешаны подковами, а наверху красовалась вывеска, приглашавшая посетить конюшню и школу верховой езды. Ворота оказались запертыми, зато небольшая калитка, которую Аэций сперва не заметил, гостеприимно отворилась, выпуская наружу пухлого паренька в костюме для верховой езды, изрядно испачканном пылью.

— Кабы ты, Алко, не вцеплялся в поводья, как чёрт в грешную душу, — послышался грубоватый насмешливый голос, — и не сидел в седле, будто за столом на званом обеде у папеньки, твой зад реже встречался бы с матушкой-землёй.

Парень шмыгнул носом, засунул стек в сапог и вежливо ответил:

— Я буду стараться, господин Марко.

— Вы господин Марко? — Аэций поспешил спросить прежде, чем калитка захлопнется прямо перед его носом.

— Да, я владелец этой чудесной конюшни и нескольких акров выгона. А тебе чего?

На принца уставились глубоко посаженные глаза, цвет которых почти не отличался от цвета загорелого лица мужчины в широкополой шляпе. Вид мужчина имел не слишком дружелюбный.

— Хочешь учиться верховой езде? — не дожидаясь ответа, заговорил Марко, — тогда приводи отца или мать. Уроки мои стоят недёшево.

— Нет, — Аэция ужасно раздражала самоуверенность владельца конюшни, — я хочу купить лошадей.

— Что? — вскинул бровь собеседник, — лошадей? Ах, лошадей! — и он расхохотался, словно ему рассказали смешной анекдот, — купить лошадей, надо же! А у молодого господина есть средства, кроме карманных денег или вы собираетесь выписать мне вексель? Так я, малыш, векселей не беру, только звонкую монету.

Издевательские нотки в голосе Марко стали столь отчётливы, что принц не выдержал. Он упрямо наклонил голову, стиснул зубы, отчего его тонкое лицо полуэльфа стало не по-мальчишески суровым, румянец гнева ожёг ему щёки.

— Если бы мне было интересно знать ваше мнение по поводу моей платежеспособности, я спросил бы вас об этом. Я просто хотел купить пару лошадей. Но, как я вижу, «Серебряная уздечка» не дорожит клиентами и репутацией. Что ж, в Пригорицах наверняка найдётся другое место, где мне продадут желаемое, да и обойдутся повежливее.

Принц свирепо глянул на хозяина конюшни, кивнул с поистине царственным величием и повернулся, чтобы уйти.

— Эй, постой, парень, — Марко нагнал его и взял за плечо, — извини, если обидел чем. Тут, знаешь, приходил недавно один, наврал с три короба про состоятельных родителей, про уроки. Потом попросил на пробу покататься, мол, чтобы решить, подходят ему мои методы или нет. Я, старый дурак, катал его, про лошадей рассказывал. А он покатался, и всё, поминай, как звали. А главное, шустрый гад, я ему даже уши надрать не успел. Вот и на тебя подумал, уж не дружок ли первого, ещё раз меня провести решили.

— Хорошо, — кивнул Аэций, — я понял и не сержусь на вас.

Принц успокоился, а выданные на подходе и спрятанные в поясе деньги придавали уверенности.

— Ишь ты, — усмехнулся Марко, — ну, пойдём, посмотрим, что подобрать сможешь. Тебе как, по деньгам или по качеству?

Аэций подумал, что экономить на лошадях неразумно, и сказал, что хочет лучших.

Конюшни Марко отличались большей чистотой, чем некоторые дома. Порядок царил армейский.

— Вот смотри, — хозяин гордо вёл мальчика вдоль рядов стойл, где фыркали, переминались с ноги на ногу, жевали десятки лошадей. И каждую Марко знал, словно собственного ребёнка. — Звезда Серака или просто Звёздочка.

Из стойла высунулась темно-коричневая морда с белым пятнышком на лбу.

— Брала призы, пока не повредила ногу. Ты не думай, она в полном порядке, но чемпионство в скачках ей, увы, не светит. Характер — золото: покладистая, добрая. Угости-ка её.

Марко сунул принцу в руку морковку. Аэций, конечно, ездил в деревне иногда верхом, но тут от обилия лошадиных морд занервничал.

— Не бойся, она — лакомка, за морковку танцевать станет.

Принц протянул руку, и Звезда Серака осторожно взяла угощение.

— Думаю, она подойдёт, — сказал он и погладил лошадь.

— Отлично выбрал, — похвалил Марко, польстив покупателю, будто тот разобрался сам.

— Мне нужно ещё подобрать что-то для отца.

— Он хороший наездник?

Аэций не знал, какой наездник Ясень, но помня его славное военное прошлое, ответил утвердительно.

— Тогда сюда, — Марко буквально тащил его за собой, — гляди, какое чудо.

Перед ними жевал сено серый жеребец с едва проступающими тёмными пятнами на шкуре. И в нём не было ровным счётом ничего чудесного.

— Серый туман, — гордо представил его хозяин, — вынослив, быстр, умён. Оставь его где угодно без привязи, дай команду: «Стоять!», и можешь идти пить пиво или ещё куда, он с места не сойдёт. Клянусь. Возьмёшь Серый туман, не прогадаёшь. Коли не нравится, пошли дальше, у меня есть один жеребец…

Перспектива пройти ещё одно такое же помещение с длинными рядами стойл ужаснула принца, и он торопливо сказал:

— Серый туман меня устраивает вполне.

— Отлично. Тогда в контору, сделку надо оформить.

В конторе Аэций назвал вымышленные имена и настоящий адрес гостиницы, уплатил довольно много денег за свою покупку и получил бумаги, удостоверяющие владение лошадьми. Марко, страшно довольный сделкой, пообещал, что сёдла, сбруя и всё остальное будет первоклассным.

— Отчего же твой отец сам не пришёл, покупка-то не шуточная? — спросил Марко, провожая принца к воротам.

— Он приболел, — коротко ответил мальчик.

— Ну, пускай выздоравливает, лошади в вашей гостинице через час будут.