Глава 1. Плод лжи

Любовь, ненависть, боль, наслаждение, жизнь, смерть. Здесь есть всё… Вот что значит — быть человеком. Вот что значит — быть злом во плоти.

Берсерк

1

Его тёмные глубокие глаза как-то злобно смотрели на деревенского мужика с вилами. Казалось, он изрядно устал. Устал от всего… От таких дураков как этот пьянчужка. От пульсирующей головной боли, что время от времени мучила его. И вероятно от множества других подобных вещей. Он ощущал нарастающее раздражение. Ещё немного, ещё совсем чуть-чуть и терпению точно придёт конец.

И пусть эти обычные ржавые вилы были направлены на самого высокого широкоплечего из его товарищей, на спине которого висел меч длиною в человеческий рост, но всё же происходящее к концу этого долгого дня ужасно нервировало. Хотя нет. Правильнее было бы сказать — его злило всё. И пьянчужка, который никак не хотел слушать второго товарища. И громко спорящий деревенский люд, собравшийся у колодца. И то, как их голоса смешивались с карканьем ворон.

Темноглазый наёмник повёл плечом. Могло показаться, что его рука вот-вот потянется к мечу…

Вдруг кто-то крикнул:

— Что за хай, а бучи нету?

Толпа постепенно затихла и понемногу начала расступаться. А когда разошлась, как море в той истории из священных текстов, к колодцу вышел староста деревни.

Старик окинул троицу чужаков серьёзным взглядом из-под седых бровей, но как-то сразу изменился в лице. Интересно, о чём он подумал, увидев, как один из незнакомцев не сводит своих тёмных глаз с пьяного дурня, выставившего перед собой вилы? Отчего-то староста так пристально глядел ни на здоровяка в чёрном плаще с глубоким капюшоном, скрывающим всё лицо, ни на сухопарова мужчину со светлыми волосами до плеч, а именно на этого ничем не примечательного третьего, что стоял между ними. Должно быть он принял его за «убивца». Это легко читалось в испуганных глазах старика.

— Фока, ты дурак аль нет? — гаркнул он. — Тебе годов-то скока? В королевского стражника поиграться вздумал?

— А я-то чё? — недоумевая, воскликнул тот. — Ты лучше-ка глянь кого к нам нелёгкая принесла. Не, ну ты погляди на зелёные ручища этого выродка!

— Ну и дурак ты! Глазёнки б свои пьяные открыл, да сам бы поглядел получше. Нешто окромя небылиц всяких ничаво боле у них не разглядел?

Фока ещё раз окинул чужаков взглядом. Но как бы ни смотрел, как бы ни щурился, он и в упор не видел того, о чём говорил староста. Может, не хотел замечать металлических эмблем, висевших на их одеждах, а может, и правда слишком много выпил этим вечером, отчего и не видел.

— Я так полагаю, вы сельский староста? — оборвал их светловолосый с улыбкой.

— Он самый. А вы, сталбыть, наёмники?

— Из столицы, — подтвердил светловолосый, кивнув головой. — Пришли убить чудище.

— Да врут они всё! Врут! — не унимался Фока. — Какие они наёмники? Душегубы они! А вот этот, в плащ закутанный, орк! Орк, я вам говорю! Староста, ну хоть ты-то скажи, шоб все за вилы да косы бралися. Мало нам шо ли одной бестии? Гнать взашей их надоть!

Темноглазый наёмник сжал в руке ремень, наискось пересекающий грудь, и медленно потянул его вниз. Рукоять меча, не такого громадного, как у здоровяка, стала всё больше выглядывать из-за правого плеча.

Он совсем не замечал безразличия нарисованного на морщинистой физиономии сельского старосты. А вдобавок не знал, что старику, по большому счёту, было всё равно, кто избавит деревню от чудища. Не знал также и то, что тот уже много дней молил Творцов ниспослать хотя бы кого-нибудь. И если этот кто-то окажется орком, значит, так тому и быть. Значит, такова воля богов.

— Ты, Фока, вилы-то брось и домой ступай. Темнеет уже. И энто всех касается. Расходитесь. Не на чего тута глазеть. А вы, милостивцы, ступайте за мной.

Селяне ещё какое-то время провожали чужаков косыми взглядами, враждебным шёпотом. Их глаза будто сверлили им спины.

2

На улице совсем стемнело и в домах зажглись огни. Дверь в избу со скрипом отворилась. Сначала зашёл староста, а затем и троица. Тот, что в чёрном плаще, последним шагнул через порог, согнувшись под притолкой.

Девочка, игравшая с куклой, обрадовалась входящему дедушке, но, приметив за ним гостей, испугалась. Она обняла игрушку крепче обычного. Старик же начал её успокаивать:

— Не бойся, милая. Энто добрые рыцари, а не чужие. Они спасут нас от чудища. Ступай к себе в комнату.

Оставшись наедине, старик принялся извиняться:

— Вы уж не гневайтесь за такой тёплый приём. Времена у нас нынче не самые спокойные, вот люд и стал недоверчивым.

— Не беспокойтесь. К подобному мы привыкли, — понимающе ответил светловолосый. — Но давайте не будем тратить время и перейдём сразу к делу.

Староста кивнул и медленно сел на лавку, стоявшую у стены. Комнату освещала лишь небольшая свеча.

— Так… Дайте-ка с мыслями собраться.

Наёмник со злобным взглядом поглядывал в окно. Самый высокий тихо стоял у двери.

— На болоте, что тут недалече, — наконец произнёс старик, — чудище завелось.

— Это мы и так знаем, — перебил светловолосый. — Но видел ли кто-нибудь это чудище? Сможете его описать?

Старик покачал головой.

— Ох… — раздражённо выдохнул темноглазый. — Вот скажи, Ал, почему каждый раз одно и то же?

— Да будет тебе, Эйсон, — улыбнулся светловолосый.

Так и не отрывая взгляда от окна, темноглазый извлёк стеклянный пузырёк из небольшой поясной сумки, что висела за спиной. Открыл его и, сделав пару глотков, продолжил:

— Ладно, старик, давай так: я задаю вопрос, ты отвечаешь. Хорошо?

Староста снова кивнул.

— Давно люди пропадают?

— С праздника весны, — немного подумав, ответил староста.

— Три месяца, — прошептал Альберт.

— Значит, раньше болото было как болото?

— Да на нашем болоте утонуть надоть ещё постараться. Его ведь и болотом-то назвать сложно. Люди ходили туда по грибы да по ягоды, а ребятишки тама даже играли. Оно ж вон только ручей перейди, — староста вытянул руку, показывая направление. — А как нечисть тама завелась, и Хензель пропал, а потом и отец его следом...

— Подожди, подожди. Хензель — это кто? Ребёнок? — в голосе Эйсона появился интерес.

— Ну да, мальчонка лет десяти от роду. Клюкву он любил очень. Может, за ней и пошёл, как обычно. А как пропал, отец его сразу кинулся на поиски. Вот только и он не вернулся.

Эйсон задумался. Выдержав небольшую паузу, он продолжил:

— Сколько всего людей пропало? А главное — сколько из них было детей?

— Всего пятеро, а ребятишек-то трое, — печально вздохнул старик.

Эйсон и Альберт переглянулись. На лице у первого появилось некое подобие улыбки, не менее пугающей, чем взгляд.

— Но энто только наших считая, — добавил староста.

— Что? В каком это смысле? До нас кто-то приходил? — Эйсон медленно перевёл взгляд на старика. Смотрел он уже не злобно, а с любопытством. — Так, а вот сейчас поподробнее.

— Хоть и живём от города далёка, но вы не первые, кто к нам захаживал. Последние вона пришли, да только спросили, где болото, и ушли сразу. Так и не вернулись.

— Последние? — поднял брови Эйсон. — Так, старик, напряги свою седую голову и давай по порядку: сколько их всего было, как выглядели, в чём одеты?

— Погодите, соколики, обождите. Такое и не сразу вспомнишь. Эх, память уже не та...

Староста почесал затылок, потом бороду, поохал, поахал и, ещё немного подумав, продолжил:

— Первыми пришли два почтенных рыцаря в красивых доспехах, а их мечи на солнце так и блестели.

— Имён не называли? — спросил Альберт.

— Сказали только, что наёмники и хотят чудище болотное извести.

— Ладно, неважно, — махнул рукой Эйсон. — Продолжай.

— Потом пришла девушка. Очень уж красивая. А с ней пять или семь гномов. Точно уже не вспомню. Я, конечно, раньше гномов никогда не видывал. Лишь по слухам знаю. В столице их, наверно, тьма?

Эйсон кивнул.

— Так вот, они, как и первые, особо не стали ничего расспрашивать и сразу на болото почапали. Было энто дней пять назад.

— Ясно. Значит, слухи не врут, — мрачно заключил Альберт.

В комнате повисло молчание. Стало слышно, как за окном стрекочут кузнечики. Ещё немного подумав, Эйсон прервал тишину.

— Ну что, на этом и закончим.

— Как закончим? Соколики, а о награде разве говорить не будем? Я человек честный и хочу признаться — люди мы бедные, много заплатить не сможем. Сами понимаете, времена не лучшие переживаем.

Троица переглянулась в недоумении.

— Хотите сказать, что никто из деревни не ездил в столицу? — спросил Альберт.

— Я ж говорю: денег у нас немного. Да и ехать то некому. Нам оставалось лишь молиться.

Криво улыбнувшись, Альберт сказал:

— Главное, что нам заплатят. А до того, кто именно заказчик, нам дела нет.

Все трое собрались было уходить, но староста остановил их:

— Да не торопитесь, соколики. Час ведь уже поздний. Куда вы на ночь глядя? Я вам в хлеву постелю да еды принесу. А утром и отправитесь.

— А чего вы темноты так боитесь? — поинтересовался Альберт.

— Ну а как же её не бояться? Всем известно, что по ночам нечисть только свирепее становится.

— Это лишь суеверия, — надменно ухмыльнулся светловолосый. — А от еды и ночлега отказываться не станем.

— У меня лишь последний вопрос, — вдруг вспомнил Эйсон. — В деревне есть кузнец?

3

Вне стен города ночное небо всегда смотрится иначе. Там, вверху, в беспредельной высоте, зажглись далёкие и таинственные светила, что из века в век образуют созвездия. Словно блестящая световая пыль была рассыпана по всему небосклону. Троица остановилась, чтобы полюбоваться этой завораживающей картиной.

Деревня представляла собой дюжину домов, стоящих вокруг колодца. Староста не врал, говоря о трудных временах. Обветшалые дома, дырявые и покосившиеся заборы говорили сами за себя.

Ни в одной избе уже не горел свет и только в мастерской кузнеца ещё кипела работа, чему свидетельствовал стук молота. Они направились к кузнице.

— Эйсон, ты так и будешь молчать?

— О чём это ты?

Светловолосый рассмеялся.

— Да брось, дружище. Что это был за мимолётный блеск в глазах? Неужто ты думаешь, что вон там, на болоте, нас ждёт…

— …Ведьма, — докончил Эйсон.

— И от чего же такая уверенность?

Эйсон устало хмыкнул.

— Ал, пораскинь мозгами. Тебя не смущает, что среди селян больше всего пропало именно детей? Или то, что всё началось после праздника весны? А знаешь, как ещё называют ту майскую ночь?

Эйсон не ждал ответа. Он знал отношение друга к религии и суевериям.

— Ведьмина ночь.

— К чему ты клонишь?

— Думаю, здесь не всё так просто. Пускай я ошибаюсь и наше чудище, скажем, болотник или шишимора. Но разве кто-то из них привередлив в еде? Разве обычная болотная нечисть справилась бы с Лилой и её отрядом? Ты сам видел этих гномов в деле.

Альберт согласно покачал головой, но вдруг его осенило. Мысль, будто молния, ожгла сознание. Задор, что был в голосе ещё недавно, постепенно спал.

— Только не говори, что собираешься оставить эту тварь в живых…

Эйсон молчал.

— Дети умирают…

— Сначала я задам ей пару вопросов, а там видно будет.

Светловолосый гневно засопел. Его совершенно не устраивал такой расклад дел. Схватив Эйсона за плечо, он рывком остановил его.

— Я знаю, чего ты хочешь. Я понимаю, как это важно. И возможно, это шанс наконец-то перестать пить, как ты говоришь, бурду, что я делаю.

Эйсон не смотрел на него.

— Но если ты прав, и там, на болоте, на самом деле ведьма — я убью её. Задавай ей хоть тысячу вопросов, но после мы прикончим эту тварь.

Эйсон поначалу смолчал. Понимал, что не стоит поднимать эту тему. Но, взглянув на Альберта так и не поворачивая головы, всё же решил сказать.

— Когда ты уже оставишь это выборочное благородство? Тебя порой послушаешь, так нам лучше приют открыть да сироткам помогать. Пойми одну простую вещь — ничто не в силах избавить человека от чувства вины. Оно так и будет мучить день за днём, пожирая изнутри. Уж мне можешь поверить.

Тёмные и глубокие. Такими были его глаза с самого первого дня их встречи. Светловолосый верил, что Эйсон говорит правду. Да и как можно не верить, видя этот взгляд?

— Вы бы спорили потише, а то помимо ворона ещё и селяне снова слетятся.

Здоровяк не стал дожидаться своих товарищей и пошёл дальше.

— К тому же, — продолжил он, — неизвестно какая это ведьма. Не стоит загадывать.

Эйсон посмотрел на одинокую птицу, сидящую на ветке ближайшего дерева. Большеклювый ворон был едва заметен в сером сумраке ночи. Но стоило лишь присмотреться — пернатый не поворачивает головы, отчего складывалось ощущение, будто он наблюдает за троицей.

— Как он вообще увидел птицу в этой темноте?

Вопрос выдернул Эйсона из раздумья.

— Кайг прав. В первую очередь нужно постараться избежать судьбы эльфийки и её гномов.

Эйсон вновь достал пузырёк. Открыл его и, в последний раз взглянув на ворона, выпил всё содержимое. Подул холодный ветер, что колыхнул оперенье птицы. Она живая, в этом не было сомнений, но всё так же сидела неподвижно.

4

В этот день кузнец задержался за работой дольше обычного. Его скромную мастерскую сложно было назвать кузней. Скорее она походила на небольшую пристройку к избе, являясь частью дома.

Ремесленник уже заканчивал работу и убирал инструменты, как вдруг раздался стук двери его мастерской. Будучи поглощён работой, он и не знал о прибытии чужаков в деревню. Быть может, даже не слышал того шума, что устроил Фока.

— Добрый вечер, — проговорил Альберт. — Мы от вашего отца.

— Приветствую, незнакомцы, — устало кивнул кузнец. — От отца, говорите? В любом случае, не подождёт ли это до утра? Час ведь уже поздний. Уверен, отец предложил вам ночлег.

— Нет, не подождёт, — сухо произнес Эйсон. — Всё должно быть готово к утру.

— К чему ж такая спешка?

— Скажем так — гостеприимство у здешних не самая сильная черта, — ответил он.

Пламя печи понемногу угасало. Кузнец вытер пот со лба. День был для него тяжёлым. Он устал. Хотелось пить и есть. Ступни ног неприятно пульсировали от боли.

— Я, конечно, сделаю всё, что в моих силах, но многое зависит и от объёма работы.

Эйсон окинул взглядом кузницу. Сравнивать её с городскими было бы глупо, но даже для обычной деревенской мастерской смотрелась она уж очень скромно.

— Боюсь и спрашивать. Серебро есть?

— Да откуда ж ему взяться? — усмехнулся кузнец.

— Действительно… — с досадой прошептал Эйсон.

Перспектива наконец встретиться с ведьмой, но без должной подготовки, его совершенно не радовала. Он понимал, что уж если серебро в этой глуши бывает за большим исключением, если вообще бывает, то об эрбеле здесь и подавно никогда не слышали. Оставалось лишь одно.

— Ладно, Ал, выворачивай карманы.

— Не понял, — недоумевая, поднял бровь светловолосый.

— Ты знаешь, о чём я. Давай его сюда.

Наконец Альберт вспомнил о минерале необычной и неповторимой формы, отдалённо напоминающем ветвящиеся корни массивного древа. Сомнений не было — его друг хотел отдать кузнецу самородное серебро.

— Из ума выжил?! — возмутился он. — Я не отдам такой прекрасный образец!

Эйсон не желал спорить и лишь молча смотрел на друга с протянутой рукой. Альберт цыкнул и, немного поворчав, снял с плеч хорошо сшитую кожаную торбу с жёсткими стенками и такой же крышкой. Присев, он принялся расстёгивать маленькие ремешки, затем откинул крышку и начал рыться в содержимом.

Оно было разнообразно: от алхимических ингредиентов и лекарственных трав до различных инструментов и предметов. Среди последних были и своеобразные маленькие сосуды с порохом и запальным фитилем. Минерал же покоился где-то посередине.

Наконец, достав ценный образец, Альберт взглянул на него, что-то буркнул себе под нос, а затем кинул его другу. Эйсон поймал самородок одной рукой. Реакция, несмотря на усталость, была, как всегда, безупречной.

— Вот, кузнец, — положил он минерал, громко стукнув им по столу.

— Можно просто Алвард.

Проигнорировав слова ремесленника, Эйсон продолжил:

— Сделай из этого метательных ножей. Столько, сколько получится.

— Этого, думаю, будет маловато, да и серебро само по себе мягкий металл. Может, стоит...

— Ты меня слышал? — нахмурил он брови. — Делай, как велено. А если вздумаешь надуть нас, то не скоро вернёшься к своему ремеслу.

— Да вы что! У меня и в мыслях не было. Да побить меня камнями если лгу.

— Ну-ну… — недоверчиво протянул Эйсон. — В любом случае, я тебя предупредил. Постарайся, чтобы к утру всё было готово.

— Может, что-то ещё?

— Да. Где бы нам взять масла?

5

Уже много лет Эйсону снилось, как он погружается в неведомую пропасть, бездну, наполненную странным сумрачным светом и привычным приглушенным рёвом, представляющим собой ужасную смесь визжащих голосов. Стремительно падая куда-то вниз и слыша этот неослабевающий рёв, достигающий такой силы, которую уже невозможно выдержать, он желал поскорее погрузиться в более глубокое и страшное забвение, лишь бы не слышать этого.

Наконец, дождавшись завершения бесконечного погружения, он оказывался там, на площади. В тот роковой день. Поначалу Эйсон видел лишь огонь и нечёткие образы, но уже вскоре картина становилась яснее. Ликующая толпа стояла перед помостом, в центре которого возвышался столб, объятый пламенем. С каждым мгновением Эйсон всё лучше видел и слышал, как невинная душа, привязанная к этому самому столбу, дёргалась и кричала от боли. Возбуждённая толпа, невзирая на ужасающие вопли несчастной девушки, требовала ещё. Ни наяву, ни даже в своих грёзах Эйсон ничего не мог поделать, лишь беспомощно наблюдать, как его любимая сгорает в пламени костра. Как только чувство вины и неутолимой ненависти начинали заполнять его разум, он вновь погружался в сумрачную бездну.

Но это погружение было уже не столь продолжительным. Беспредельные скрежещущие пропасти мелькали короткой вспышкой, после которой он оказывался в новом месте. Перед ним простиралась бескрайняя водная гладь. Он будто стоял в центре одного из великих морей, но не тонул. Вода, едва скрывавшая его щиколотки, была чёрной, как и небо над головой. Эйсон видел горизонт, но не понимал, как это возможно, ведь на небе не было ни единой звезды. Все его сны сопровождались отдалённым скрежетом и рёвом, но только посреди этой водной глади он оказывался в абсолютной тишине. Всё вокруг несло в себе какую-то невыразимую угрозу, скрытый ужас; стоило Эйсону почувствовать, что за ним словно кто-то наблюдает, как он немедленно просыпался, будто от толчка.

6

Наступило утро. Солнечные лучи пробивались сквозь деревянные ставни, разгоняя полумрак. Эйсон открыл глаза и ещё какое-то время смотрел в потолок. Он лежал на сене, что заготавливали на зиму. Как это обычно бывает поутру, в голове неприятно шумело, а перед глазами всё тошнотворно мелькало. Наёмник потёр висок, надеясь прогнать боль. Затем сел, опёршись на руку, и оглянулся. Друзей не было. Лишь пятнистая корова, стоявшая в стойле, составляла ему компанию. Летом ночёвки в хлеву не вызывали у него такого омерзения, как зимой. Ведь с наступлением тепла скот отводили в загоны, отчего не было столь сильного, одуряющего запаха. Неприятная сухость во рту раздражала, и Эйсон хотел поскорее избавиться от неё. Из жидкости при себе был лишь эликсир, который приходилось принимать не меньше двух раз в день. Достав из поясной сумки очередной пузырёк, он осушил его сразу как открыл. Вкус эликсира ему никогда не нравился, а спустя столько лет и вовсе опротивел. Но Эйсон был готов терпеть это маленькое неудобство, лишь бы не слышать голоса.

Приближался полдень, и вся деревня уже давно погрузилась в заботы. Мужики косили траву в поле, а женщины пололи и поливали грядки. Впрочем, люди трудились не только на поле. Из волоковых окошечек выходил дым. Двое мужиков несли рыболовную сеть из лыка и корзину с пойманной ими рыбой. Мальчишки, позабыв о вверенных им свиньях, с интересом наблюдали, как Альберт, скрывшийся под дубом от солнцепёка, что-то смешивал, переливая разноцветные жидкости из одного стеклянного сосуда в другой. Девочки стояли рядом.

— Доброе утро, принцесса. Как спалось? — улыбнулся Альберт.

Эйсону хотелось выругаться. И пусть он не относился к детям с такой же теплотой, как его друг, но всё же решил воздержаться от бранного словца.

— Не очень.

— Оно и видно по твоей кислой роже.

Эйсон цыкнул и, поморщившись, отвёл взгляд.

— Пока ты спал, я уже побывал у кузнеца и извинился за твои угрозы. Он всё сделал, как ты и просил.

— А где Кайг?

— Этот здоровякушёл куда-то в лес сразу как пропел петух.

Среди девочек стояла и внучка старосты. В руках у неё была та же тряпичная кукла. Некая неведомая сила приковала взор Эйсона к этой игрушке. Что-то было в ней такого, чего он объяснить не мог. Девочка поймала его неприятный, будто бы сверлящий взгляд. Она испуганно обняла любимую игрушку покрепче.

— Эй, — крикнул Альберт, — не пугай ребёнка! Чего ты на неё уставился?

— Девочка, — игнорировал он возмущение друга, — откуда у тебя эта кукла?

— Мне папа подарил. Не отдам! — попятилась она.

— Папа, говоришь… — задумчиво протянул Эйсон.

7

Берёзовые листья колыхались на ветру. Кроны деревьев создавали прохладную, спасительную тень. Весь лес наполнен музыкой, её основной тон — непрерывный шелест травы, задорный щебет птиц да стрекот кузнечиков, объединяющиеся в плавную, гармоничную мелодию, — успокаивал. Единственным звуком, выбивающимся из общей песни леса, был свист, с каким Кайг разрубал воздух своим огромным мечом.

Такие немногие моменты он безмерно ценил, ведь наконец-то ему не грозили укоризненные взгляды, опасливый шёпот и несправедливое поношение.

Многие принимали его за орка и были правы, пусть и отчасти. Находились и те, кто полагал, будто он порождение тьмы, ведь в нём текла кровь двух рас — орочья и эльфийская, — что противоречило всем известным законам. В Кайге идеально сочетались лучшие качества обоих народов. Нельзя было в полной мере называть его орком — уж довольно приятные черты имело его лицо. В тоже время и эльфом его не назовёшь — выпирающие нижние клыки, мускулистое, почти каменное тело и зеленоватый оттенок кожи никак не вписывались в привычный облик некогда великого и бессмертного народа.

На крохотной лесной поляне Кайг тренировался в одних штанах, ступая по мягкой траве босыми ногами. Своим двуручным мечом из цельной драконьей кости он выписывал круги и зигзаги, держа его то в двух руках, то в одной.

Этот чрезвычайно длинный и тяжёлый клинок был единственным в своём роде, прямо, как и его владелец. Меч чуть меньше самого мечника. Ширина же клинка позволяла использовать оружие вместо щита и обходиться без гарды. Несмотря на его весьма простой вид, не сразу становилось ясным — был ли эфес сделан из того же материала, что и клинок.

Раздался приглушённый неведомый звук. Мечник замер и прислушался, поведя ушами, завиток которых имел безобразный вид. Одного взгляда хватало, чтобы понять — заострённая часть была отрезана.

— Твой слух как всегда безупречен, — сказал Эйсон.

— Нет. Таким он был когда-то давно… — в густом и басовитом голосе здоровяка звучали тихие нотки грусти.

— Надеюсь, ты закончил тренировку, ведь если не поторопимся, то Ал опять без нас всё слопает.

— Жарко сегодня. Не хочу в плащ закутываться. А без него… Сам знаешь.

Эйсон поднял взгляд к палящему солнцу, скрытому за кронами деревьев.

— Тогда, подожди здесь. Думаю, Альберт уже закончил все приготовления. Мы принесём тебе поесть. А как набьёшь брюхо, отсюда и выдвинемся.

8

Троица перешла ручей. Староста и тут не обманул — болото и впрямь походило на лес. Здесь не было ни отвратительной почвы, усеянной полусгнившими стволами, ни кочек, поросших мхом, ни стоячей воды, пахнущей гнилью и плесенью. Напротив, перед ними предстал обыкновенный лес, где гулко шумели развесистые берёзы и осины.

Узкая тропинка вилась между деревьями, постепенно исчезая. Наёмники заметили не сразу, что ноги их начали ступать неслышно и мягко как по ковру. Наконец, пройдя достаточно в глубь, троице открылась занимательная картина: на небольшой полянке, посреди редко растущих деревьев, над кронами которых кружилась стая ворон, стояла одинокая, приземистая избушка. Дверь же небольшого домика была открыта настежь.

Эйсон показал жестом, что стоит остановиться.

— Кайг, слышишь что-нибудь?

— Лишь карканье ворон.

Первый медленно и недовольно выдохнул. Сначала он огляделся — ничего необычного. Одинокие избушки не раз встречались им на пути. В глаза лишь бросилось странной формы дерево, стоящее неподалёку от домика. Затем Эйсон посмотрел ввысь, туда, где кружилась стая ворон. Ему казалось, будто птицы летали вокруг неизвестной, незримой точки, что находилась где-то над ними.

— Мы тут до ночи стоять будем? — пробурчал Альберт. — Может, хоть избу осмотрим?

— Я сам её осмотрю.

Как только Эйсон начал осторожно приближаться к избушке, подул неестественно холодный, почти леденящий ветер. По телу пробежали мурашки. Спустя ещё несколько шагов он поймал себя на том, что взгляд его прикован не к таинственной избе, а к нечто иному. Эйсон не мог объяснить, чем же древо со столь причудливой формой ствола и веток, напоминающих закрученную тряпку, заслужило такое пристальное внимание. И только в одном не было сомнений — это необъяснимое чувство уже возникало ранее, и причём совсем недавно.

Эйсон подошёл к порогу. Из отворённой двери крепко пахнуло травами вместе с запахом печёного хлеба. Но несмотря ни на что, неведомое чувство так и не покидало его.

Вдруг раздался едва различимый шорох в кустах. Кайг заметил его первым:

— Можешь не прятаться. Я всё равно тебя слышу.

Вскоре шорох снова повторился, но сильнее. Треснула ветка. После чего из-за ствола старой осины вышла красивая рыжеволосая девушка. Одетая в скромное коричневое платье, она держала в руках полное лукошко ягод.

Альберт сразу заприметил курносое, обрызганное веснушками лицо юной красавицы. Казалось, его щёки порозовели, и самогон в этот раз был ни при чём.

Отряхнув платье, девушка неторопливо окинула взглядом всех троих.

— Не хочу вас расстраивать, мальчики, но у меня нечего красть.

— Ты кто? — Эйсон не сводил настороженного взгляда с незнакомки.

— А на кого я похожа, по-твоему? — она улыбнулась уголком рта.

Он почесал подбородок.

— Девушка, живущая одна на болоте, где пропадают люди, — в голосе чувствовалась издёвка. — Даже и не знаю…

Рыжеволосая девица прикрыла глаза и выдохнула:

— О боги… Как же я устала от этого. Уже несколько лун ко мне заявляются рубаки всех мастей. Но, прежде чем вернуться восвояси, им подолгу приходиться втолковывать, что чудищ здесь и в помине нет.

Устав держать лукошко, девушка поставила его у ног, на зелёную траву. Наёмники молчали.

— Да что вы так смотрите? Ох… Как же мне надоело повторять одно и тоже. Я не ведьма, а всего лишь обычная знахарка!

Девушка слегка топнула ножкой, что умилило светловолосого.

— Староста сказал… — всё также холодно продолжал Эйсон.

— Ой, да у этого старикашки с головой непорядок, — отмахнулась она. — А в придачу он, как и все жители, очень уж суеверный.

Альберт задумчиво отвёл взгляд.

— Да, я разбираюсь в травах. Да, имею простейшие познания в магии. Но всё это не делает из меня монстра, поедающего детей!

Гневные крики раздались эхом по всему болоту.

— Получается… — будто виновато протянул Альберт.

— Вас обманули. Если кто из селян и сгинул на болоте, то лишь по своей глупости. Из-за знаний и цвета волос местные записали меня в ведьмы. Они обманывают таких как вы, говоря, что на болоте поселилось чудище. Люди боятся того, чего не понимают.

Воцарилось молчание, пусть и ненадолго.

— Ну и дураки же мы! — досадно проговорил Альберт. — Прости нас, красавица.

— Вам не за что извиняться. Вы-то хотя бы не тычете в меня мечами и копьями, — засмеялась она.

Светловолосый улыбнулся в ответ. Кайг поднял глаза, посмотрев на стаю ворон.

— Ал, слюни подбери, — буркнул Эйсон. Его взгляд так и не сходил с девушки: — Значит, местные сделали на тебя заказ?

— Ха, какой ты дотошный.

— На вопрос отвечай.

— А я что, на допросе? А ты, может, инквизитор или охотник на ведьм?

Эйсон еле заметно и зловеще улыбнулся.

Знахарка согнулась и взяла лукошко:

— Так, вижу, вы просто так не уйдёте. Хотите прям всё-всё узнать? Хорошо. Расскажу и о том, как перебралась сюда, и о прошлогодней засухе, в которой меня обвинили. Давайте только в избу зайдём и там спокойно обо всём потолкуем. Вы, кстати, есть хотите?

Девушка направилась к отворённой двери.

— Спасибо, мы ели, — Эйсон медленно попятился, уступая ей дорогу.

— И где же? У этих деревенщин, что ли? Ха! Не смешите меня. Знаю я, чем вас там кормили. У меня еда, конечно, тоже не сильно богатая, но уж получше каши. Я вон и клюквы сколько насобирала.

Эйсон прищурился.

— Не знаю, как вы, парни, а я и правда не наелся. Считаю глупостью отказываться от такого предложения, — Альберт прикрыл ладонью свой урчащий живот.

— Заходите, заходите. Думается мне, на сытые желудки разговор у нас пойдёт легче.

Альберт поправил торбу и хотел было идти к избе, но путь ему перегородила вытянутая рука Эйсона, о которую он стукнулся грудью.

— Ты чего? — недоумевая, посмотрел он на друга.

Взгляд Эйсона наконец-то сместился с девушки:

— А что это за дерево?

— Какое? Вон то, что ли? А мне почём знать? — пожала плечами знахарка.

Эйсон уже не скрывал своей зловещей улыбки:

— Кайг, рубани-ка тогда по нему.

— Что? А это ещё зачем? — вдруг голос и тон девушки изменились.

— Давай!

Кайг, до этого стоявший с привычной ему молчаливостью, дёрнулся с места. Он сразу же снял с крюка меч, что вешался с помощью прикреплённого к нему массивного кольца, и положил его на левое плечо. Двигался Кайг быстро.

Всякий раз, когда Эйсон смотрел на этого здоровяка в деле, то поражался его скорости. Да, доспехи, состоящие из кирасы, панцирных наплечников и сапог, а также наручей и набедренников, особо не стесняли движений. Но в голове совершенно не укладывалось, как с его ростом и весом, да ещё и огромным мечом, можно двигаться так нечеловечески быстро. Впрочем, человеком Кайг и не был.

— Нет! — воскликнула девушка.

Знахарка хотела побежать что есть сил, но лязгнул меч, вырванный из ножен, и острие клинка оказалось у её горла.

— Ни шагу, — отчеканил Эйсон.

Взмах, а за ним удар ужасающей силы. Полетели щепки. Брызнула кровь. Из своеобразной глубокой зарубки она стекала по всей ширине ствола.

Глаза Эйсона округлились:

— Древо Зла! Так и знал, что здесь что-то нечисто.

Раздался лукавый смешок. Эйсон вновь устремил взгляд на знахарку, но её уже не было. Она будто растворилась в воздухе.

— Какого… Куда она делась? Ал, где она?

— Да вот только что здесь была. Я всего-то на мгновение отвернулся, — светловолосый, так же, как и друг, суетливо оборачивался по сторонам. А там, где недавно стояла знахарка, лишь нежно покачивалось чёрное перо.

Лес начал меняться, принимая иной вид. Деревья стали тонкими и голыми. На стволах одних виднелись длинные сухобочины, а на других — мокрые гнилые пятна. Казалось, их всех разом охватила неведомая болезнь. Земля также преобразилась. Густая зелень сменилась редко растущей жухлой травой. Мало-помалу лес превращался в болото.

Стая ворон, что до этого кружилась в вышине, образуя кольцо, остановилась, зависла в воздухе. Ни одна из птиц не двигалась, а небо приобрело неестественно зелёный оттенок. В следующий миг вороны вновь закружились, замахали крыльями, но так будто бы время дало обратный ход.

— Что… происходит? — наблюдал за безумным хороводом птиц светловолосый.

— Это иллюзия. Будь начеку.

Избушка, как и знахарка, исчезла. Под ногами начал клубиться туман, постепенно скрывающий болотные кочки. Далёкие деревья понемногу растворялись в белоснежной мгле.

Болото затихло. Не раздавалось ни звука, ни шороха, а в воздухе почувствовался тяжёлый запах гнилых водорослей и сырых грибов. Вдруг пахнуло, точно из глубокого погреба, сырым холодком. А затем, мгновение спустя, послышался смех. Жутко и зловеще он раздавался в тишине, переходя из полутона в полутон. Словно уходя в мягкую бездну тумана, каркающий голос, настойчивый и угрожающий, с каждой секундой звучал всё слабее.

— И что теперь? — обнажил меч Альберт.

— План тот же.

Эйсон потянулся к поясной сумке. Извлёк метательный нож размером чуть меньше ладони.

Послышалось дикое, зловещее карканье ворон. Птицы, всё так же стаей, но уже описывая спираль, ринулись вниз. Ещё немного — и они столкнулись бы с пеленой тумана, но у самой земли закружились, образуя сферу. Сталкиваясь и сливаясь друг с другом, пернатые порождали бесформенную чёрную массу, которая постепенно приобретала человеческий силуэт.

Наконец, последняя птица стала частью представшей пред ними ведьмы. Это была уже не та рыжеволосая красавица. Согбенная спина, крючковатый нос, длинные истрёпанные серые волосы, костлявые пальцы с грязными желтоватыми ногтями, что походили больше на когти — ничего не осталось от образа миловидной девушки. Неизменным было лишь скромное коричневое платье. Правда, сейчас оно выглядело ещё и потрёпанным. Из кармана передника торчала окровавленная детская ручонка. Лицо же старухи носило выражение самой гнусной злобы и омерзительного возбуждения.

Наёмники стояли как заворожённые и не сразу поняли, что ступни их оплетены корнями. Первый ход был сделан. Но уловка эта удивила одного только Альберта.

— Не паникуй. Вернусь и помогу, — отрывисто бросил Эйсон. Маленькие фиолетово-чёрные молнии оплели его тело. Они будто танцевали — то возникая, то исчезая поочерёдно.

Альберт хотел что-то сказать, но друг исчез, оставив после себя еле заметную фиолетовую вспышку. Эйсон мгновенно оказался за спиной у ведьмы, в пяти шагах от неё. Брошенный серебряный нож вонзился старухе между лопаток. Альберт только моргнул, а за одной фиолетовой вспышкой уже следовала вторая. Вернувшийся Эйсон сразу же принялся рубить корни, освобождая товарища. Фиолетово-чёрные молнии ещё какое-то время бегали по его телу.

Послышался глухой и яростный вой. Серебро жгло ведьму, было губительным для неё. Казалось, за шиворот ей кинули раскалённый уголёк.

Кайг, как и Эйсон, не терял времени. Пока старуха пыталась вытащить нож, зеленокожий мечник одним взмахом освободился от древесных пут, а затем — рывок и снова взмах, но уже по горизонтали. Кайг выписывал круги, вращаясь то в одну, то в другую сторону. Ведьма отпрыгивала назад, успешно уклоняясь от каждой атаки. Для старухи она была уж очень проворной. Здоровяк гонял её как назойливую муху. Спустя серию круговых взмахов последовал завершающий мощный удар сверху вниз. Ещё бы чуть-чуть — и ведьма лишилась бы левой руки и ноги.

— Зараза! Кайг, вспомни план! — выпалил Эйсон.

Этой старой карге думалось, что невозможно после стольких стремительных ударов провести ещё один такой же быстрый. Но она ошиблась. Шаг в сторону, затем второй, поворот корпуса — и вот удар наотмашь. Он попал плоской стороной клинка, и если бы не «план», то старуха была бы уже разрублена пополам. Удар пришёлся по правому плечу, и ведьма отлетела на несколько шагов. После такого она не смогла устоять на ногах, покатилась кубарем и упала.

Старуха приподнялась на локтях, хотела обратиться, но не смогла. Мешало серебро, что продолжало приносить палящую боль. Хотела потянуться и извлечь ненавистный металл, но Кайг был уже здесь. Он не давал ей ни секунды на передышку. И вновь ведьма чуть не лишилась конечностей. Вовремя подтянула ноги и отпрыгнула.

Она не стала удирать, видимо, бегство ей наскучило — напротив, прыгнула, целясь точно в шею наёмника. Напрасно. Кайг вмиг подтянул меч, скрылся за ним как за щитом. Это, конечно, не скутум, но такой приём частенько выручал его. Желтоватые ногти заскрежетали по костяному клинку. На её лице больше не было самодовольной ухмылки. Осталась лишь животная ярость. Старуха металась вокруг здоровяка, старалась достать до плоти, но опять тщетно. Кайг уже подстроился под её ритм и блокировал атаки, скрываясь за мечом.

Альберт и Эйсон выжидали. Первый приготовил склянку с жидкостью, ловил подходящий момент. И вот наконец он настал. Кайг дождался, пока ведьма подойдёт достаточно близко, упёрся второй рукой в середину клинка и оттолкнул старуху. В этот раз она устояла, а расстояния хватало, чтобы не задеть здоровяка. Альберт кинул бутылку с бледно-синей жидкостью. Он боялся, что стоит слишком далеко, но всё же попал бы, если бы ведьма не уклонилась в последний момент.

На её лице вновь заиграло омерзительное возбуждение. Старуха помчалась в их сторону. Альберт потянулся к кожаной сумке, суетливо ища нужную склянку. Эйсон моментально среагировал. Метнул серебряный нож и ринулся на ведьму. Она без труда отбила когтями брошенный снаряд. А затем с той же легкостью отскочила от выпада с направленным на неё остриём и резанула Эйсона по ноге, порвав штанину и пустив кровь. Тот покачнулся, но устоял. Альберт же бросил очередную склянку с цветной жидкостью, но было поздно. Старуха рванула его когтями по плечу, но не глубоко.

Она оказалась сзади, в шагах десяти. Припала на колени, положила окровавленные пальцы на землю и заговорила. Ведьма шептала, выговаривая слова на языке, что наёмникам был не знаком. Казалось, у неё так мало времени, ведь Кайг вот-вот обрушит на её голову свой огромный меч. Но она успела. Её зловещая усмешка обнажила гнилые клыки. Из земли вырвался дым цвета малахита. Старуха исчезла, и клинок не коснулся её. Туман приобрёл зелёный оттенок. Троица закашляла.

Вновь воцарилась тишина, но уже вскоре её прервал детский плач. Гулкое эхо подхватило его и далеко разнесло по болоту. Светловолосый закрутил головой, отыскивая источник звука.

— Ал, пойми — она играет с нами. Здесь нет детей, — голос Эйсона подействовал отрезвляюще.

Из зеленоватой дымки, что окутывала землю, стали подниматься маленькие фигуры. Наёмников окружали дети — мальчики и девочки. От ног до головы не было у них здорового места: язвы, пятна, гноящиеся раны.

Послышался тихий голосок девочки:

— Убийца…

Дети стремглав бросились к троице. Альберт оцепенел, растерялся. У него задрожали руки. Он знал, что эта толпа бежит к нему. И правда, минуя Эйсона и Кайга, дети направились к Альберту.

Ребятня принялась хвататься за его одежду и стенать:

— Ты не алхимик! Ты убийца! Почему ты не спас нас? Почему?!

Он прекрасно помнил эти лица. Знал каждого. Даже голоса были те же.

Кайгу всё это порядком надоело. На лице появился гневный оскал. Шаг, полуоборот. Рубанул остриём клинка, стараясь не задеть друга. Шестеро детей мигом лишились голов. Крови не было. Лишь дымка, в которую превращалась поверженная мелюзга. Но на этом он не остановился и продолжал кромсать. Только вот толку было мало. Из той же дымки, в которую растворялась, появлялась новая малышня.

Вскоре из зеленоватого тумана начали появляться не только дети. Эйсон сперва услышал, а затем и увидел ликующую толпу. Как и в тот день, он стоял позади. Люди вскидывали руки и громко кричали. Они требовали немедленно казнить очередную ведьму. И наконец он увидел её — ту, что была ему дороже жизни, ту, что была его солнцем, — пылающую в огне костра.

Ещё какое-то время он стоял молча, неподвижно и смотрел. Смотрел на картину из своих снов. Прикрыл глаза, но не от страха, как Альберт. Вовсе нет. Чувствовал он совершенно иное. Открыв глаза, взгляд его достиг пика злобы и бушующей ярости. Ведьма вытащила наружу то, чего трогать не следовало. Пробудив всепоглощающий гнев, она вынесла себе приговор. Уже много лет Эйсон старался использовать силу своего проклятия как можно реже, но сейчас сдерживаться просто не хотел. С его помощью он почувствовал старуху и теперь знал, где та прячется. Тело снова покрыли маленькие фиолетово-чёрные молнии. Эйсон взял меч обеими руками и переместился.

Ведьма пряталась в тумане. Оказавшись за её спиной, Эйсон рубанул наотмашь, да так что воздух взвыл. Прежде чем старуха осознала, что её нашли, последовал второй удар, но теперь уже ногой. Он переместился и пнул ведьму в грудь так сильно, что послышался негромкий хруст. Она упала навзничь, проскользив по влажной почве несколько шагов. Эйсон переместился в третий раз и оказался прямо над ней. Напрыгнул и, вонзив меч, пригвоздил к земле правое плечо старухи. Одной ногой прижал её левую руку, а колено другой поставил на грудь. Старуха протяжно застонала.

Зеленоватый туман исчез, а вместе с ним и ожившие образы.

От Эйсона исходила тьма. Она смешивалась с молниями и словно была воплощением его ненависти.

Зубы заскрежетали с необыкновенной силой, а сжатый кулак уже висел над её лицом. Затем он тихо произнес:

— Как ты смеешь осквернять память о ней?!

В ответ старуха смачно плюнула кровью ему в лицо. Что-то щёлкнуло у него внутри. Он схватился за её растрёпанные волосы и принялся бить. Мощно, резко, безжалостно вгоняя её нос в череп. Удар за ударом. Останавливаться он и не думал. Так бы и размозжил ей череп, оставив лишь кровавую кашу, если бы Кайг не схватил его руку.

С кулака капала кровь. Здоровяк крепко держал руку товарища. Их взгляды встретились. В глазах Кайга было спокойствие, а в глазах Эйсона — тьма и неописуемая ярость.

Зеленокожий, ещё немного помолчав, спросил:

— А как же план?

Эйсон тяжело дышал. Снова взглянул на старуху: на месте длинного носа теперь кровавое месиво, скрывающее почти всё лицо. Он разжал кулак. Кайг подождал ещё чуток и отпустил его руку.

Ведьма лежала с открытым ртом, жадно глотая воздух. Эйсон схватился обеими руками за воротник платья.

— Одна из твоих сестёр прокляла меня. Как мне теперь снять это проклятие? Отвечай!

Сквозь неровное дыхание старухи послышался смех.

— Говори! А не то я сожгу тебя вместе с твоим деревом.

— Ничего ты не знаешь… — хрипло прокаркала она.

Эйсон извлёк из поясной сумки последний метательный нож и со всего размаху всадил его в бок старухе. Та взвыла.

— Говори! — он выдернул нож, а затем, выдержав паузу, всадил его снова. — Говори!

— Проклятие может снять лишь та, кто наложила его.

— Ведьму звали Селена. Где мне искать её?

— Не знаю такой, — всё также хрипло усмехнулась старуха.

Эйсон извлёк нож и снова всадил его, но уже в левое плечо. Начал медленно ковырять им, после чего вынул и снова вонзил. Так продолжалось несколько раз. Ведьма извивалась и вопила.

— Всё ещё не знаешь? — наёмник остановил пытку.

— Знаю я или нет — не важно. Ни одна ведьма не станет добровольно снимать своё проклятье, — старухе давалось говорить с трудом. — Ты должен быть благодарен за дар всемогущего Ато.

— Дар, говоришь?

Зловещая улыбка наёмника перешла в жуткий хохот. Эйсон прокрутил в руке нож и крепко сжал. Со всего размаху он всадил его ведьме в лоб.

Старуха не издавала ни звука. Эйсон пошатнулся и завалился на спину рядом с ней.

— Она мертва? — поинтересовался алхимик.

— Пока что да, — устало протянул Эйсон.

— Давай я обработаю твою рану.

— Это подождёт. Тащите её к дереву и поджигайте. Нож только не забудьте вытащить. Он последний.

Альберт подошёл ближе, скинул торбу и присел. Начал что-то искать в ней.

— Я что, должен дважды повторять?

— Не припомню, чтобы мы назначали тебя командиром, — добродушно улыбнулся алхимик.

Эйсон устало выдохнул:

— Пока ты не начал, залезь к старухе под платье, у неё там что-то припрятано.

Глаза светловолосого округлились:

— Не, не, не. И не проси. Кайг, будь так любезен.

Здоровяк склонился и начал искать. Почти сразу он нашёл странный чёрный камень треугольной формы. Одна сторона была неровной. Камень занимал лишь треть его ладони.

— Кайг, ну что там? — Альберт поливал рану прозрачной жидкостью.

— Кусок каменной плиты с письменами.

— Скрижаль? — поднял голову алхимик.

Кайг кивнул и протянул обломок:

— Язык очень древний.

— Любопытно, — Альберт бегло осмотрел предмет и положил его в торбу. — Ну, надеюсь, сойдет в честь доказательства.

Эйсон лежал и смотрел в привычное голубое небо, пока алхимик зашивал ему рану. Надвигались серые тучи. Жара спала.

— Если честно, Кайг, — прервал молчание Эйсон, — боюсь и представить, чего ты боишься.

Зеленокожий поднял уголок рта, а Альберт тихо посмеялся.

Эйсон повернул голову, посмотрел на алхимика и снова взглянул на голубое небо.

— Ал, — начал он нерешительно, — повторю ещё раз — хватит винить себя. Ты не убивал тех детей.

На мгновение алхимик остановился, почесал под носом и продолжил шить.

— Да, но я мог их спасти, если бы не послушал священников...

Повисло молчание.

9

— Так, ну вроде, готово, — отряхнул руки Альберт.

Мёртвая ведьма сидела у странного древа, опёршись спиною об его ствол.

Алхимик достал из торбы круглый глиняный горшочек с узким горлышком, плотно закупоренным тканью.

— Вот он, мой собственный жидкий огонь! — с гордостью произнес Альберт. — Ещё бы, конечно, добавить жиру, но, думаю, и так полыхнёт как следует. Вы только отойдите подальше. Я тут намешал всякого. Нет. Ещё дальше.

Алхимик зажёг торчащую из горшка тряпку и кинул своё творение прямо в старуху. Огонь быстро объял дерево. Почувствовался запах горелой плоти. Было не ясно, исходил он от ведьмы или же от древа. По небу вместе с дымом летели тучи искр. Дабы избежать пожара, наёмники срубили ближайшие деревья.

Безумная пляска огня отражалась в пустых глазах Эйсона. Она завораживала, пробуждая память о том дне…

Альберт коснулся плеча, вырвав друга из забытья.

— Всё в порядке?

— Нет, — не сразу ответил Эйсон. — Я думал, что найду ответы, но появляются лишь новые вопросы. Всё также не ясно, как снять проклятие или где искать Селену. А ещё этот новый бог… Ведьмы поклоняются Триединой богине. Но что ещё за Ато? Может она говорила о боге Тьмы, Нуадхате? Но почему тогда назвала его иначе? Никогда прежде не слышал этого имени.

Он сжал кулаки. Глаза забегали в разные стороны, словно изучая землю под ногами.

— Мне всё это не нравится. Нужно навестить кузнеца и задать ему пару вопросов.

— Зачем? — поднял бровь алхимик.

— Порой ведьмы не ограничиваются отростками Древа Зла и фамильяром.

— Подожди-ка, — алхимик затряс указательным пальцем. — Хочешь сказать, что вот это вот не само Древо Зла?

Эйсон отрицательно покачал головой:

— Я читал, что ведьмы могут выращивать отростки этого Древа, а после используют их для перерождения.

Вдруг раздался басовитый голос Кайга:

— Гляньте-ка, что я нашёл.

Здоровяк подошёл ближе.

— Копьё? Да у нас сегодня прям день находок, — рассмеялся Альберт. Но присмотревшись, добавил: — А это случаем не копьё Лило?

— Ага, оно самое, — подтвердил Кайг.

— Своё копьё она бы никогда не оставила. Значит, и правда… — алхимик на мгновение замолчал. — Ну, в любом случае, оно ей теперь без надобности. Продадим.

10

Вечерело. Румяный свет заката осветил лиловые тучи, избы и понемногу заканчивающих свою работу людей.

Алвард убирал инструменты. Дверь скрипнула, и в кузницу вошла троица.

— Уже закрываешься? Сегодня как-то рано, — Эйсон криво улыбнулся.

Глаза кузнеца широко распахнулись.

— Что такое? Ты как будто призраков увидел.

— Просто ещё никто не возвращался, — Алвард вытер выступивший пот со лба.

— Ну так ведьма — это тебе не болотная баба. Противник хитрый и опасный. И нужно знать, как правильно её убить.

Эйсон медленно зашагал к кузнецу. По лицу Алварда побежала крупная капля пота.

Подойдя, наёмник положил руки на стол ладонями вниз.

— Слушай меня внимательно, кузнец. Сейчас у меня очень скверное настроение. Поэтому постарайся меня не злить и отвечай сразу, — Эйсон смотрел пронзительным взглядом чёрных глаз.

— Я не понимаю… — Алвард сглотнул.

— Кукла, — начал Эйсон. — Где ты взял её?

— Ка-какая кукла? — ремесленник начал заикаться.

Наёмник со всего размаху ударил кулаком по столу:

— Не делай из меня дурака! Кукла, с которой ходит твоя дочь! Где ты её взял?

Молчание. Лицо у Алварда побледнело, а губы задрожали. В глазах бегало что-то беспокойное.

— Ублюдок… — он прозрел. — Ты знал про ведьму. Знал всё это время!

Эйсон разом перемахнул через стол. Меч вылетел из ножен и коротко блеснул в свете кузнечного горна. Наёмник прижал ремесленника к стене, поднеся к его горлу середину клинка.

— Эйсон! Нет! — крикнул Альберт.

— Рассказывай, а не то я тебе башку отрежу!

— Я всё скажу, только не убивайте, — завопил кузнец.

Ремесленник ещё раз сглотнул и начал свой рассказ:

— Моя жена умерла давно. А этой зимой дочь заболела. Такой хвори мы ещё не видели… Мудрецы говорят: «Не делай зла, и тебя не постигнет зло». Но какое зло я сделал? Почему боги отнимают у меня самое дорогое?! Молитвы не помогали, и я решил взять всё в свои руки.

Чёрные глаза неотрывно смотрели на ремесленника. Казалось, Эйсон не моргал.

— Однажды, в середине весны, в деревне на ночь остановился человек. Он оказался странствующим магом. А как прознал о моём горе, сразу предложил помощь. Он сказал, что мне повезло. Мол, обычно, когда хотят вызвать ведьму и заключить с ней договор, то делают это в полнолуние. Но, как он говорил, приближалась особая ночь, во время которой я точно получу желаемое.

— Ты что, вызвал эту тварь в ведьмину ночь? Ты хоть понимаешь, что натворил?!

— Я не знал… — прошептал кузнец со слезами на глазах. А потом продолжил, но уже громче: — Я не знал, что дети будут умирать! Маг рассказал мне, как провести ритуал и предостерёг, что придётся заплатить цену. Но я был готов на всё, лишь бы моя любимая доченька выздоровела.

По щекам Алварда скатились две горячие слезы.

— А когда ритуал был проведён, ведьма заявила, что возьмёт плату, когда это потребуется. Дала мне травы и сказала — мол, сделай отвар из них и пусть дочка выпьет его. А ещё дала эту куклу. Пусть носит её с собой, говорит, и болезнь никогда не вернётся, покуда этот оберег будет при ней.

— Ты идиот! Это не оберег, а проклятый предмет! Стой… — и вновь прозрение. — Она так и не взяла плату?

Кузнец отрицательно помотал головой.

— Где твоя дочь?!

11

Эйсон бежал со всех ног к дому старосты. Он ещё не знал, что будет делать, если то, о чём думает, окажется правдой.

В избе было тихо. Девочка сидела на лавке и болтала своими маленькими ножками. Эйсон смотрел на неё и тяжко дышал то ли от бега, то ли от злости. Мгновение спустя в избу вошёл Альберт, а за ним и Кайг.

Последний сразу заметил куклу, лежащую на полу. Недолго думая, он подобрал её.

— Во имя Триединой богини назовись, ведьма, — потребовал Эйсон.

Личико девочки, до этого безмятежное, вдруг стало расплываться в омерзительной совсем не свойственной ребёнку улыбке.

— Я не поклоняюсь ей, как мои сестры.

— Так ты жива…

— Я же говорила — ничего ты не знаешь.

Раздался сардонический хохот.

— Тебе смешно? — сквозь стиснутые зубы проговорил Эйсон. — Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда я сожгу эту куклу!

— Она уже сыграла свою роль, — самодовольно улыбалась ведьма. — Делай теперь с ней что хочешь. Но знай, что душа этой невинной девочки теперь находится в кукле.

Троица застыла в молчании. Кайг взглянул на куклу. Альберт прикрыл ладонью рот. Эйсон гневно засопел.

— Что? Хочешь убить меня? — и снова самодовольный хохоток. — Ну, давай же! Не медли! И принеси ещё больше горя этим людям.

Руки Эйсона задрожали, дыхание участилось, а взгляд упёрся в пол. Он знал, что нельзя вот так просто уйти. Прекрасно понимал, чем это чревато. Но и закончить дело тоже не мог. Эйсон был на грани.

Изба наполнилась ядовитым хихиканьем.

— Даже и не знаю, чем ты, смертный, заслужил благосклонность луны, но, несомненно, в сердце твоём живёт тьма. Она так сильно укоренилась в твоей душе, будто древо, пустившее корни, что стала с тобой единым целым. И тебе уже никогда не избавиться от неё.

Её звонкий смех, в коем больше не было детской доброты и невинности, звучал оскорбительнее любых слов.

В глазах Эйсона сверкнула фиолетовая молния. Он дёрнулся с места, хотел накинуться на ведьму, но Альберт ему помешал.

— Эйсон! Нет! — алхимик стоял между другом и девочкой, держа первого за плечи и не давая сдвинуться с места.

— Пусти меня, Ал! Я убью её! — запальчиво крикнул Эйсон, брызжа слюной.

— Так нельзя…

Вдруг раздался густой голос Кайга:

— Эй! У нас гости.

Люди, вооружившись вилами и лопатами, стояли у входа в избу. Вбежал Алвард. Минуя наёмников, он устремился к дочери, которая уже вовсю залилась слезами. Староста вошёл следом.

— Доченька! — кузнец обнял девочку. — Они тебя обидели?

— Дядьки… Они… Они… — пролепетала девочка, глотая слова и потирая глазки своими маленькими ручками.

Отец принялся целовать её то в лоб, то в щеку, но та всё плакала и плакала.

— Да что ж вам надо то от моей дочурки? Она ж не виновата ни в чём! — выпалил кузнец.

— Алвард, это больше не твоя дочь, — проговорил Эйсон с каменным лицом. Глаза же были тёмные и глубокие, как беззвёздное небо. — И в этом виноват только ты.

Шёпот прошёлся по толпе. Старик сморщил лоб.

— Из-за тебя умерли люди. И они продолжат умирать. Из-за тебя.

— Сынок, — староста непонимающе посмотрел на Алварда, — о чём энто он толкует?

— Ведьма теперь в теле вашей внучки, — Эйсон не сводил холодного взгляда с плачущей крохи. — Мы заберём девочку.

Седые брови старика поползли вверх.

— Какая такая ведьма? Мой-то ангелочек? Вы тама на болоте каких ягод то объелися?

Старик замотал головой.

— Нет. Дитя вы не получите. Не такую награду я обещивал, — сухо произнёс он. — Уходите… А то за люд не ручаюсь.

Кайг нехотя вышел из избы. Толпа расступилась. На лицах людей виднелась злоба и презрение. Каждый селянин был напряжён как струна, что вот-вот лопнет. Одно неверное движение — и гнева толпы не избежать. Вероятно, кузнец успел многого наговорить.

Алхимик, переступая через порог, обернулся — Эйсон всё стоял и смотрел на девочку.

— Эйсон? — окликнул он друга.

— Я сказал своё слово. Повторять не стану, — голос старосты становился всё суше и сердитей.

Эйсон громко дышал носом. Кожа перчаток заскрипела в сжатых кулаках. С годами проклятие стало действовать на него губительнее, он всё реже мог совладать с собой. И сейчас, смотря на эту плачущую кроху и возможно на последний утраченный шанс, он вновь услышал голоса. Они говорили и вторили друг другу, тише чем обычно, почти шептали, убеждая, как стоит поступить — убить девчонку и каждого кто встанет на пути. Ещё миг и он бы согласился.

— Эйсон! — повторил алхимик, но уже громче.

— Что? — отозвался тот не сразу.

— Идём.

Эйсон оглянулся на товарищей, затем снова посмотрел на девочку. Раньше, когда он ещё был охотником на ведьм, простой люд не задавал вопросов, словам безоговорочно верили. Порой и доказательств не требовалось. Но это было раньше, а теперь… Станут ли они соглашаться на испытание серебром? Поверят ли обычным рубакам? Эйсон тяжело выдохнул и неспешно пошёл к двери, но у самого порога остановился.

— Хорошо, старик, — вдруг произнёс он, не оборачиваясь, — мы уйдём, но перед этим я кое-что покажу.

Толпа зашевелилась: кто-то перехватил вилы, кто-то попятился.

— Ал, тот камень ещё у тебя?

Алхимик кивнул.

— Дай его мне.

Альберт посмотрел в глаза Эйсону и понял, что сейчас тот случай, когда спорить не стоит. Он осторожно подошёл к нему и также осторожно спустил с плеч свою ношу. Боялся сделать резкое движение. Ведь толпа глупый и опасный зверь.

Эйсон взял осколок скрижали и медленно повернулся к девочке.

— Что это? — он поднял предмет на уровень с лицом.

Получив в ответ всё тот же детский плач, Эйсон злобно усмехнулся и кинул камень себе под ноги, а затем достал нож и ударил с размаху.

— Нет! — пронзительный вопль девочки, внезапный как гром, сотворил тишину. Казалось, даже птицы замолкли.

Острие ножа вошло в глинобитный пол, едва не коснувшись осколка. Староста посмотрел на внучку. Ужасное смятение изобразилось на его лице. Кайг и Альберт мельком переглянулись.

— О-о, — протянул Эйсон. — Значит и впрямь важная вещица.

Девочка уже не плакала, а только злобно смотрела на наёмника. Староста никогда прежде не видел такого лица у внучки. Родная ли кровиночка перед ним или и правда мерзкое, богопротивное отродье?

— Что? Уже не так смешно? — Эйсон улыбнулся уголком рта, немного показав зубы. — Знаем мы одного старьёвщика. Думаю, пару монет выручим за эту безделушку.

— Не позволю! — прорычала девочка. Её голос изменился, утратил ту нежность и невинность, что была совсем недавно. — Глупый, глупый человек! Отдай, что взял.

Эйсон поднял осколок и убрал за пазуху.

— Хочешь вернуть свою игрушку? — спросил он с игривостью в голосе. — Так иди и возьми.

Каркнул большеклювый ворон, сидящий на крыше избушки, а после раздался детский визг, громкий и жуткий. Старик не поверил глазам. Внучка ринулась к наёмнику, а вслед за тем напрыгнула на того словно кошка, вцепилась в его шею своими ноготками. Это было быстро. Слишком быстро для обычной девочки. Как только её маленькие пальчики коснулись щетинистой мужской шеи, она почувствовала холодное лезвие ненавистного металла у себя в боку.

Послышался детский болезненный стон. Девочка отпрыгнула. Ухватилась за рукоять метательного ножа, постаралась извлечь его. Металл ожёг её ладонь. Для неё он будто только что был вынут из огня. Девочка взвыла как раненая лисица.

— Что? Жжётся серебро?

Эйсон сделал шаг в её сторону.

— Я знаю эти чары. Только к тринадцатой весне ты обретёшь всю силу. А пока...

Ещё шаг.

— Ты слаба.

Победная улыбка исказила его лицо. Ведьма попятилась и, тут же оступившись, завалилась на спину. Кузнец и староста стояли, разинув рты.

— Ты пойдёшь с нами, ведьма.

Померк последний луч вечернего солнца. Ведьма метнула взгляд на открытое окно.

— Как бы не так, — улыбнулась она.

Осознание пришло к наёмнику не сразу. Через окно в избу влетел чёрный большеклювый ворон. Эйсон успел лишь машинально закрыться руками. Птица принялась яростно клевать его, царапать когтями. За большой тушкой ворона наёмник и не увидел, как ведьма выпрыгнула в окно.

— Доченька… — крикнул кузнец ей вслед.

Альберт подскочил с занесённым над головою мечом и рубанул.

Птица упала и затрепыхалась. Из перерубленного крыла вытекала кровь. Алхимик хотел было закончить её страдания, но Эйсон его опередил, поставив кожаный сапог на грудину пернатого. Раздался хруст.

— Что теперь? Пойдём за ней?

Эйсон смотрел на безобразный труп ворона.

— Нет нужды, — ответил он. — Без своего фамильяра ей придётся тяжко. Пусть поживёт как человек.

— Фамильяра? Его, я так понимаю, тоже надо сжечь?

— А как же.

Эйсон нагнулся, поднял птицу за уцелевшее крыло и, перед тем как уйти, взглянул на кузнеца.

— Ну что, Алвард? Доволен той судьбой, что избрал? Запомни — договор с ведьмой никогда не заканчивается ничем хорошим. Я-то уж знаю…

Эйсон развернулся и пошёл прочь. Кузнец же побледнел. Страх и стыд окутал его разум. Ложь уже давно дала свой плод. Оставалось лишь вкусить его.

Стоило только Эйсону с Альбертом выйти, мужики, как бушующие воды, хлынули в избу. Наёмники уже не видела, как селяне выволокли кузнеца на улицу.

Слова неуверенно слетали с языка. Троица не слышала, что именно говорил Алвард. Его оправдания слились с заунывными причитаниями женщин и гневными криками мужчин. С каждым шагом наёмников звук гогочущей толпы становился всё громче и не разборчивее, сливаясь в единый яростный рёв.

Мгновение спустя к общему гулу добавился новый звук, совсем не похожий на человеческий голос. Из всей троицы лишь Кайг остановился, чтобы взглянуть на то, что же вызывало его. Кузнеца, лежащего на земле, побивали камнями. Эта картина не вызвала ни сочувствия, ни отвращения у зеленокожего. Его глаза видели вещи гораздо ужаснее.

Вспомнив о кукле, Кайг ещё раз взглянул на неё, а затем на толпу.

— Хоть одна история на моём веку закончится хорошо?

Здоровяк сунул куклу сзади за пояс и зашагал, неторопливо догоняя друзей. А там, в вышине, под светом луны, плавали стаи чёрных ворон. Казалось, их тень могла осенить эту крохотную деревню.