Глава 24. Честные слова

Первое октября. День разбитых стёкол.

Она сошла с ума. Это Антон знал совершенно точно. Она вернулась утром, и туфли оставили на линолеуме мокрые следы. Она прошла прямо на кухню, села там, не снимая плаща, и посмотрела на него почти счастливо.

— Хочешь, я сварю кофе? Ты любишь кофе? — сказала Вета. Промокший плащ распахнулся на груди, а под ним была только ночная рубашка, тоже мокрая.

Баночка кофе завалялась на верхней полке шкафа — кто-то подарил, а варить кофе Антон не умел, да и времени у него не было, чтобы заниматься такой ерундой.

— Я не знаю, — сказал он, растрёпанный и в не застёгнутой рубашке. Он не успел как следует испугаться её новому исчезновению — Вета вернулась через несколько минут после того, как но проснулся, вот только горечь во рту ещё осталась. — Свари.

— Я всегда варила для Ми. Ну, для моей бывшей научной руководительницы.

От её плаща тихо пахло ночью, дождём и ветром. Диким ветром, который никогда не появлялся на улицах города днём. Нет-нет-нет, днём было слишком опасно, его могли заметить. Дикий ветер выходил на охоту только ночью.

Молча Антон смотрел ей в спину и на пояс плаща, свисающий почти до самого пола. Он сам себе до смерти напоминал ревнивого мужа из пошлых анекдотов, но вопрос выбирался наружу, лез через плотно стиснутые зубы.

— И где ты была?

Но она же сошла с ума, а значит правдоподобного ответа он не получил бы в любом случае.

— Нигде, просто гуляла, — пожала плечами Вета.

— «Просто»? Это запрещено. Как тебя до сих пор не угораздило нарваться на патруль?

Вета обернулась к нему на мгновение, взгляд её был отстранённым. Рот чуть приоткрылся, будто она собиралась объясниться, но тут же мотнула головой и промолчала: «всё равно ты не поймёшь», — говорило её лицо.

— Там совсем не темно ночью, — сказала Вета примирительно, когда кофе закипел в первый раз, — фонари почти нигде не горят, но небо светлое, и вода...

Она почти проговорилась, поэтому тут же замолчала. Зашипел кофе, роняя пенку на синее пламя. Вета выключила газ.

Она не выглядела сонной, скорее наоборот. Она была свежа, словно спала всю ночь, а утром совершила пробежку вокруг двора, и утренняя прохлада покрасила её щёки в нежно-розовый цвет.

— Что происходит? — спросил Антон, хоть на его месте, наверное, глупо было требовать ответа.

— Ничего. Ты спал. Я не стала тебя будить. — Она села напротив и сложила руки, как примерная пятиклашка. — Тебе же на работу.

«Вот так и сходят с ума», — подумал Антон. — «Примерно так».

Ему нужно было решиться на что-то прямо сейчас, иначе — он опасался прийти вечером в пустую квартиру, пустую уже абсолютно, совершенно, полностью, а не на одну ночь. Чашка кофе стояла перед ним, и от сильного запаха почему-то тошнило. Она варила такой же кофе для своей бывшей…

— Пойдёшь сегодня со мной? — сказал Антон. — Тебе выпишут пропуск. Скучно же будет сидеть в квартире весь день.

— Нет. — Вета качнула головой. — Перестань, не хочу я путаться у тебя под ногами. Я найду, чем заняться.

«Будешь бродить по городу в ночной рубашке и плаще поверх неё».

— Что мне сделать? — беспомощно спросил он.

— Пей кофе, — улыбнулась Вета. — Одевайся и иди на работу.

Она ушла в комнату, скинув на ходу плащ. Переодеваться, наверное, а может быть, спать или просто сидеть на кровати в ожидании следующей ночи. Когда в дверь позвонили, Антон даже не удивился, только обжёг руку о горячую чашку и пошёл открывать, мысленно припоминая всех демонов.

У порога стояла девочка лет тринадцати с тёмными волосами ниже плеч. Она выглядывала из-под чёлки, как из шалашика, как будто пряталась и очень не хотела, чтобы её нашли. Ещё на ней поверх блузки и юбки была синяя форменная жилетка — и не было даже плаща. Антон невольно посторонился.

Девочка вошла, деловито вытирая ноги о резиновый коврик, поздоровалась и спросила:

— А где она?

Антон обернулся на прикрытую дверь комнаты, не сразу сообразив, как позвать Вету, но девочка всё поняла по-своему. Придерживая сумку, которая при каждом шаге хлопала её по бедру, она прошла мимо Антона и толкнула дверь.

— Елизавета Николаевна, вы к нам больше не придёте? — Голос полез вдруг на самые высокие ноты.

Антон увидел, как замерла Вета с расчёской в руке. Она была уже одета, по-школьному строго, хотя вроде бы и не собиралась идти на работу.

— Руслана, как ты меня нашла? — Уже ни капли не сумасшедшая, а обычная учительница, хмурится и задаёт каверзные вопросы.

— А вы не придёте, да? Нам Лилия сказала, и директор. Почему вы нас бросили?

— Руслана, ты выслушаешь меня или ты пришла только покричать? — Вета опустила расчёску на стол и сложила руки на груди, теперь уже совсем растворившись в своей роли.

Иногда Антону казалось, что учителя и не бывают людьми — простыми, понятными. Они бывают только учителями и никем другим, и их даже специально учат говорить учительскими фразами: «А голову ты дома не забыл?».

— Я не буду вас слушать, я вам верила, я думала, что всё изменится, а вы!.. Я боюсь, даже если меня переведут в другую школу, теперь уже ничего не исправишь. Он же меня найдёт.

Антон не видел лица девочки, но и видеть не хотел. Подозревал, что молочная бледность сползла с её щёк. Вета слушала молча, с поджатыми губами. Она даже не знала, какой неприступной выглядит, и как вообще эта девчонка с непонятной сумкой через плечо решилась штурмовать такую хмурую крепость?

— А то, что вы сбежали, это просто трусость и предательство, и ничего больше! Вы теперь спать спокойно можете, интересно? Вам Рония и Игорь не снятся?

Вета приподняла брови, что должно было означать возмущение, но заговорила она спокойно и — только когда Руслана выдохлась.

— Ты всё очень красиво сказала, но тебе ещё и не мешало бы подумать о том, что я не распоряжаюсь судьбами мира, Руслана. Хотя мне иногда очень хочется. И ты могла бы понять, что у меня могут найтись разные причины уйти с работы, а не только вам назло.

Руслана судорожно вздохнула, пальцы проскребли по горлу, как будто она задыхалась. Под кожей ясно проступили ключицы.

— Знаю я, какая у вас была причина. Мальчишки бесились, вот и все причины.

— Нет, ты не права.

— Всё очень плохо, Елизавета Николаевна. Вас позвали из другого города, потому что на самом деле никто не хотел брать наш класс. Никому не нужна такая проблема. Просто все знали. Инка повесилась, а Лара попала под машину. Нам сказали, что попала. И никто даже не шевельнулся, понятно вам? Они все такие, они не будут нас защищать. И наши родители, вы думаете, они помогут? Они постоянно как будто спят. Они вообще нас не видят.

Вета, спокойная до судорог, указала ей на диван, и они уселись друг напротив друга, каждая прислонилась к подлокотнику.

— Что у вас теперь случилось?

Девочка нервно выпрямилась, откинула скорбный шалашик из волос назад, за спину.

— Приходил директор и говорил, что мы так плохо вели себя, и вы ушли из школы. Что у нас не те лидеры. Ну и вообще, всё то, что обычно говорят в таких случаях.

«А за спиной директора стояла Лилия и, теребя кисточки на шали, пристально смотрела то на него, то на детей из бывшего восьмого «А», — подумала Вета, — «из бывшего моего класса».

Может быть, они собрали всех бывших «ашек» в одном кабинете — словно классный час, а, может быть, ходили по тем классам, по которым разбросало её детей, и тогда их новые одноклассники смотрели на директора с тоской и интересом — ругали-то не их.

«Задумайтесь, возможно, вы идёте не за теми лидерами». Она словно слышала, как произносит это директор, отдышливо и очень веско. Те, кто сидят на первых партах, вжимаются в спинки стульев, потому что директор нависает над ними каменной глыбой. Те, кто сидят дальше, тихонько радуются этому.

«Вывернуть всё наизнанку, найти других виноватых — так умно, так по-учительски», — думала Вета и сама замирала от мысли, что вчера она сама была учителем и говорила нужные формальные слова, потому что такие слова созданы как раз для того, чтобы все кругом понимали лучше. Это как специальный код. Как азбука Морзе, только ещё проще раз в десять.

«А голову ты дома не забыл?», «вам одну оценку на двоих ставить?», «так, вышел и зашёл, как положено!».

— Почему вы не рассказали всё мне сразу? — спросила Вета, глядя Руслане в глаза. Она не любила откровенных разговоров, но в этот раз, как и в сотню предыдущих, всё вышло не по её воле.

— А что мы должны были сказать? — криво усмехнулась Руслана, глядя исподлобья. — Что, мол, пугало у нас тут ходит и кушает детишек? И вы бы сразу нам поверили?

Вета не выдержала и опустила глаза. Она первая. Просто поняла, что уже давно проиграла им во все возможные игры. К чему теперь исходить на анализы?

— Хорошо. Теперь я всё знаю. Но в последнее время всё успокоилось, разве нет? Город перестал приходить за вами.

Руслана помолчала, рассматривая Вету, и та поняла, что говорить о пугале «город» у них пока ещё было не принято. Возможно, они даже не знали, кто прячется под изорванным сюртуком.

— Вы были с нами, — произнесла она, как само собой разумеющееся, и на лице дрогнуло сердитое выражение. — Жаннетта Сергеевна тоже не сразу догадалась, что нужно делать, но потом поняла, и всё прекратилось. И за это Жаннетту выгнали из школы.

— А потом выгнали меня, — в тон ей повторила Вета, глядя на уголок обоев, бежевых, с витиеватыми узорами-веточками.

Как ловко у них всё это выходило. Приняли — прогнали. Сказали: «Как хорошо, что вы приехали!», а потом выдали: «вы берёте двухнедельный отпуск». На что они рассчитывали? Что город за две недели съест всех, кто ещё остался в живых?

Вета молчала. Все её мысли были — просто роспись в собственной слабости. Что она могла сказать Руслане? Что город вчера приходил к ней, и что сбежать от него удалось только каким-то чудом? Руслана ждала от неё готового решения на блюде, а решения не было никакого, даже самого маленького и некрасивого.

— Я должна подумать, что нам делать, — сказала Вета и прикрыла глаза. Она знала, какого ожидать ответа.

— Так я и знала, что вы ни на что не способны, — с ненавистью и отчаянием выдала Руслана и вскочила. — Да вам будет всё равно, если мы умрём. Вы нас не любите!

Вета подняла голову и взглядами встретилась с Антоном. Он всё ещё стоял в дверном проёме, хотя его никто и не замечал.

«Учителя не для любви нужны? А ты попробуй, объясни это подросткам».

Руслана выскочила из квартиры, жестоко хлопнув дверью, а Вета осталась сидеть и теребить юбку на коленях. Антон опустился на подлокотник.

— Ну я и дура, — сказала она задумчиво. — Боже, какая дура. С чего я вообще взяла, что смогу быть учителем?

— Вовсе ты не дура.

Она сжимала и разжимала кулаки, не находя выхода тому, что творилось внутри. Слов не было, одни ругательства на языке. Лилия, змея, отточенный карандаш ей в горло! Жаннетта не могла даже предупредить, старая идиотка. Дети, всего лишь дети, но демоны побери! Могли бы хоть намекнуть, зачем устраивать эти гадости. Она стукнула кулаком по краю дивана и боли почти не почувствовала.

— Чёрт, Антон, они же все вокруг меня, все знали это! И ни один мерзавец даже не подумал рассказать. Я должна была им все: не бросать, любить, спасти. А они только делали таинственный вид и говорили мне, какой я плохой учитель. И родители эти, стая воронья… Хотя родители, наверное, ничего не знают. Они, может, только и знают, что их хулиганский класс ни один нормальный учитель после Жаннетты не возьмёт. Я полная дура.

Пальцы сжались, комкая юбку, и Вета сорвалась, наконец, выдав всю злобу и отчаяние.

— Ну скажи ты мне, что делать? Ты же мужчина, в конце концов! Скажи, что мне делать?

Солнце пекло, как сумасшедшее. Вета сидела на чужом стуле, поджав под себя ноги, и бездумно смотрела в одну точку. Через распахнутое окно в комнату врывался запах раскалённого асфальта. По трассе носились машины — визжали, как резаные. Потом затихли. Вета слушала радио и растирала онемевшую ступню.

— …Использовано оружие массового поражения. Жертв среди мирного населения удалось избежать, но часть прибрежных территорий ушла под воду. Потерявшим жильё предоставлены места в больницах и гостиницах.

Вета покрутила чёрную лаково блестящую ручку настройки, хоть ей и не разрешали трогать вещи на чужом столе. Ей было тоскливо, хотелось выть. Когда она ехала сюда — в запрещённый для неё до сих пор квартал — сил ещё хватало на какую-то надежду, теперь силы закончились совсем.

На гостевом стуле было неудобно. Она давно перестала корчить из себя благовоспитанную девицу и забралась с ногами, грудью легла на стол и лбом уткнулась в сложенные руки. Солнце напекло макушку.

По коридору прошелестели шаги, и сквозь голос радио Вета услышала, как открылась дверь.

— Вы — та самая девушка, которая видела город?

Она подняла голову и обернулась: на пороге стоял мужчина, ничем особенно не примечательный. В сером костюме, с простоватым лицом, с фигурой среднестатистического гражданина — он ничем бы не выделился из толпы.

— Да, — сказала Вета растерянно, понимая, что не знает, как к нему обращаться.

— Товарищ полковник, — подсказал он, улыбаясь одними губами. Вете стало раз в десять неуютнее. Он уселся на своё место — прямо под распахнутое окно и предложил: — Рассказывайте. Так что вы видели?

Она не хотела ничего говорить, но вспомнила злую Руслану и заставила себя:

— Я работала учителем, и у меня в классе погибло двое детей.

Роберт медленно кивнул. Его руки спокойно лежали на столе, и Вета поймала себя на том, что сама хрустит суставами.

— Они ничего мне не рассказывали, но однажды подбросили записку. Что было в ней… я дословно не вспомню, но что-то вроде: «Пугало вернулось».

— Как-как, простите? — вежливо протянул Роберт.

— Пугало, — повторила Вета, чувствуя, как отчаянно краснеет. — Я, конечно же, подумала, что это шутка.

— Пугало, — повторил полковник, как будто чтобы лучше запомнить. — Так-так, я вас слушаю.

И Вета сообразила, что не знает, как перейти от смутных описаний к утверждениям.

— Потом я поняла, что оно существует на самом деле.

— Пугало? — снова уточнил Роберт, спокойно, будто к нему каждый день заявлялись сумасшедшие учительницы. — Да-да, продолжайте.

Она сглотнула и прислушалась: машины шумели по-прежнему, только теперь шелест шин по асфальту будто бы отдалился, а на первый план вышел низкий гул, как, бывает, гудят высоковольтные провода. Это радио, поняла Вета, она увела звук, но не решилась выключить совсем, когда вошёл Роберт.

Вета обернулась на чёрный радиоприёмник — зелёная лампочка сети не горела.

— Я его увидела. Ну, он ко мне сам пришёл.

— Он? — переспросил полковник, складывая большие пальцы подушечками друг к другу. Тон его больше не казался Вете рафинированно вежливым. Нет. Скорее, холодным.

— Да, я толком не знаю, как его называть. Город? Тогда «он». А пугало…

— Город, — определился за неё Роберт, и Вета увидела, как он привык приказывать. Он, наверное, никогда и не говорил по-другому.

— Ладно. — Она снова вспомнила Руслану, чтобы не замолчать. Если она договорит, и тогда проблемы восьмого «А» перестанут быть её проблемами. Пусть их решает этот человек, который привык приказывать. — Я шла домой, и он вышел ко мне. Он выглядел и правда очень похоже на пугало.

— И что же он от вас хотел? — почти перебил её Роберт. Его мало интересовала внешность пугала.

— Он говорил мне «пойдём». — Вета поджала губы. Глаза полковника опустели. Похоже, он не верил ни в одно её слово, и рука вот-вот потянулась бы к трубке телефона — вызывать врачей.

— Просто «пойдём» и всё? — жёстко проговорил он.

— Да, — прошипела Вета сквозь сжатые зубы, уже начиная терять терпение. Зря Антон привёл её сюда, он хотел помочь, но как бы это не навредило ещё больше. — Просто «пойдём». Но я не пошла. И он меня оставил в покое.

На секунду повисло молчание. Роберт пожевал губами, глядя в стену.

— Хорошо, я вас понял.

— Что вы поняли? — сказала Вета, ощущая, как болезненно начинает колотиться кровь в висках. — Товарищ полковник, это пугало… то есть город убивал детей. Остальных нужно спасать, вот зачем я пришла. А не затем, чтобы развлечься.

— Я вас понял, — с нажимом повторил Роберт.

Шум машин давно потерялись за низким протяжным гулом, который Вета теперь чувствовала буквально кожей. Город дрожал, и дрожь передавалась ей.

— Но вы даже не спросили, как…

— Это лишнее, — отрезал полковник. — Вас проводят.

Она встала, запоздало сжимая зубы. Хотелось тоном Русланы закричать о трусости и несправедливости. В комнату вошёл молодой человек в чёрной военной форме и кивком пригласил её на выход. Вета развернулась на каблуках, замечая напоследок, что Роберт по-прежнему смотрит в одну точку на обоях, и взгляд у него всё такой же холодный и пустой.

Её довели до выхода, на стоянку вывели под руку и усадили в машину.

— Я сама могу добраться до дома, — сдавленно сообщила Вета, но лицо её провожатого осталось каменным.

Дверца оказалась заблокирована.

— Вы что, с ума сошли? — поинтересовалась Вета. — Или у вас в сумасшедшем городе похищение человека не считается преступлением?

— Приказ маршала, — сухо объяснил её попутчик.

Она со свистом втянула воздух и ничего не ответила. Гадкое ощущение, будто произошло что-то плохое и непоправимое стало почти материальным. Гул в ушах не прекращался ни на секунду, изредка она не слышала сквозь него даже собственный голос. Но из скрежета железных труб и воя ветра в переулках больше не скрадывалось слов. Этот голос города походил скорее на плач.