Глава 20. Отступления / Дети закрытого города / Чурсина Мария
 

Глава 20. Отступления

0.00
 
Глава 20. Отступления

Двадцать пятое сентября. День волшебного апельсина и черепахи.

 

Мир перебирал книги в единственном шкафу, листал, фыркал от пыли и говорил. Говорить он любил, и Вета думала без лишней иронии: прирождённый преподаватель. Она бы так не смогла. Запнулась бы и потеряла мысль, или безвольно соскользнула бы на непроверенные тетрадки и неприготовленный ужин.

Правда, к середине его монолога она отключалась, бессмысленно глядела в разложенные на столе документы и кивала, как заведённая игрушка. Считала минуты до окончания рабочего дня.

— …Прошло тринадцать лет со времени того неудачного испытания. И в этом году нашему городу исполнилось тринадцать лет. Как вы думаете, это много?

«Тринадцать», — сквозь безразличие подумала Вета. — «Город-подросток с бушующими гормонами и прескверным характером. Дети невыносимы именно в этом возрасте».

Вета никогда не была невыносимой для учителей, напротив. И в тринадцать её старательно ставили в пример.

— Много, — сказала она бездумно, просто потому что Мир молчал и ждал от неё ответа. А без его голоса, как без привычного дребезжания холодильника, становилось непривычно и пусто.

— Как сказать, как сказать. Не такой и большой возраст для города. Но вас, наверное, сбило то, как он выглядит. Правда ведь, гораздо старше?

Вета покивала. Старше или нет — она совершенно в таких вещах не разбиралась.

— Всё из-за усиленных темпов строительства, правда, года три назад случилось…

Вета думала о непроверенных тетрадках. Сегодня днём она решительно ничего не успела. Врачи разрешили ей поехать с Валерой в травмпункт, где ему наложили гипс, и уже через полчаса он смело прыгал на одной ноге вокруг обессиленной Веты. И пропрыгал так до тех самых пор, пока родители не приехали забрать его.

— Восемь недель, а может и дольше, — заметил молодой врач, лица которого Вета потом не могла вспомнить, как ни старалась. — А потом начнём разрабатывать суставы.

— Это не со мной, — сказала она и под его удивлённым взглядом села.

В голове не укладывалось, что она будет делать теперь? Если ездить к Валере каждый день под предлогом того, чтобы помочь с домашним заданием, это плюс час, а то и все два к её и без того плотному графику. Звонить пять раз на день — нет ни возможности, ни желания, да и что подумают о ней родители? Помнить… как? Как его удержать?

Когда она выбралась из полуподвального помещения травмпункта, город стоял серый от туманной дымки, спокойный и пахнущий так мирно — мокрой землёй. Он не мог так её подставить, не мог, не имел права. Но он вытащил туз из рукава и выиграл, а она проиграла.

«Что делать?» — привычно спросила она сама у себя и тут же ответила: — «Ничего. Опусти руки и жди, пока в классе останется восемь человек. Тебе ещё одну премию выпишут».

Валеру увёз на светлой машине отец, только мельком поприветствовав Вету, и даже не спросил, подвезти ли её. Незнакомый район протыкал небо высотками, а Вета шла к автобусной остановке, не замечая, что месит каблуками густую придорожную грязь.

Металлический навес пустовал, и мимо лишь изредка проносились машины. Она спряталась там от накрапывающего дождя, сунула руки в карманы и выдохнула:

— Это нечестно, у меня ведь получалось, у меня всё получалось.

Город, конечно, молчал. Красная машина притормозила рядом, выбравшийся из неё парень что-то крикнул, но Вета не обратила внимания. Она смотрела на сероватую дымку, струящуюся на уровне вторых этажей, и сжимала губы, чтобы не зарыдать от бессильной злости. Самая страшная злость — это когда прекрасно понимаешь, что не мог справиться. И понимал это с самого начала.

— Я верила тебе. А ты жульничаешь. Прекрасно.

— Девушка, — тронул её за плечо подоспевший незнакомец, — здесь не останавливаются автобусы. Старая остановка…

Она вздрогнула всем телом, окатила парня ненавидящим взглядом и зашагала прочь, хоть и не знала, куда идти. Было всё равно, куда.

…— Хотите, я вам кое-что покажу? — предложил Мир, закрывая шкаф осторожно, чтобы из него не посыпались свёрнутые трубочками плакаты.

Они отодвинули швабру и зашли в соседнюю комнату. Вета уже бывала в живом уголке. Видела там шесть клеток с кроликами, расставленными в два яруса. Самый пушистый и рыжий кроль страдал глазной болезнью. Вета опускалась на корточки, разглядывая их с безопасного расстояния, никого не трогала. Да и кролики сами от неё шарахались, видно, чуяли биолога.

Напротив кроличьих клеток стояли два огромных аквариума: один с полупрозрачными золотыми рыбками, из другого меланхолично глядели две сухопутных черепахи.

Мир повёл её дальше, в самый угол комнаты, где за вечно протекающей раковиной оказался ещё один аквариум. Этот — треугольный и совсем маленький — был наполнен мутной зелёной водой. И в нём жила всего одна черепаха.

— Видите? — сказал Мир, слегка подталкивая Вету вперёд.

Черепаха жила борьбой. Удивительно, как она ещё не задохнулась в своём крошечном обиталище. Неясно, за какие грехи её сослали в самый тёмный угол, в эту одиночную камеру. Она скребла лапами по стеклу, била по воде и ни на секунду не замирала. Сверху аквариум накрыли квадратным куском стекла, придавили гладким камнем, но оставили открытым уголок, чтобы черепаха не задохнулась совсем.

— Мне говорили, это уникальный вид, черепаха с мягким панцирем. Вы, наверное, знаете, да? — сказал Мир, глядя на черепашьи мучения, как на экран телевизора.

— Ага. — Вета совсем не разбиралась в черепахах, и эта — чёрная, склизкая на вид, тянущая узкую морду к свободе, не вызвала у неё жалости. Страх и омерзение, и желание поплотнее прикрыть дверь, когда они выйдут отсюда.

— Вот же воля к жизни, — сказал Мир, суя палец в клетку к напуганному рыжему кролику. — Техничка хотела помыть ей аквариум, сунула туда тряпку, а эта как вцепится. Хорошо ещё, что в тряпку, а не в руку.

Черепаха отчаянно засучила лапами по стеклянной стенке и рухнула в воду, вздымая тучи зеленовато-грязных брызг.

 

Под окнами дома мерцали фонари. Вдоль трассы — ожерелье фонарей, свет которых расплывался в серых сумерках.

— Подожди.

Антон листал журнал так, что Вета испугалась за тонкие страницы. Порвёт — и отчитывайся потом перед Лилией, выслушивай в очередной раз про то, что «это официальный документ, между прочим, а не тетрадка двоечника». Она села, сложив руки перед собой. Хотелось спать, но пока не отключили свет, нужно было ловить шаткую возможность хоть немного подумать.

— Так что там? — подала она слабый голос.

— Подожди, ну! — нетерпеливо отмахнулся Антон. — Где тут? А…

Она вытянула шею: он нашёл предпоследний раздел, в котором она не так давно выводила имена и фамилии, а ещё номера свидетельств о рождении и прописку. Антон придвинул к себе огрызок тетрадного листа и принялся выписывать корявые цифры. Она даже не сразу сообразила, что это такое.

— Зачем тебе номера их свидетельств? Хочешь всех на учёт поставить? — нервно рассмеялась Вета.

Девять человек — не так уж много цифр на криво оборванном тетрадном листе. Журнал она принесла с собой не случайно — собиралась заполнить кое-какие разделы, но сейчас уже не было сил.

Она молчала всю дорогу, дома не выдержала и разрыдалась, страшно испугав Антона.

— Что случилось? — кричал он, бегая туда-сюда по комнате, пока Вета ничком лежала на кровати и стонала сквозь плотно сжатые зубы. — Кто умер? Ты можешь мне сказать или нет? Куда мне бежать-то?

Она немного пришла в себя, села и, вытирая сырые щёки, заикаясь, проговорила:

— Никто не умер. Но Валера сломал ногу. Я не знаю, как его теперь… помнить. Я не смогу так больше. Моя мечта — сидеть тихонько и смотреть в одну точку. Я, наверное, сама скоро подохну.

Антон сел рядом, обессиленный её истерикой, и сам уставился куда-то мимо пространства.

— Так я и знал, — сказал он, собирая горькие морщинки у уголков рта.

— Что ты знал? — тупо переспросила Вета. Ей важно было говорить. Если молчать — значит, совсем плохо.

— Что он извернётся, — сказал Антон непонятно, поднялся и ушёл на кухню. Свет ещё не выключили, значит, у них оставался шанс поесть не в темноте, и нужно было тратить время с толком, а не на глупые слёзы.

Теперь он захлопнул журнал. Вета посмотрела на белый прямоугольник с надписью: 8 «А». Синяя обложка с белым прямоугольником. Таким же, как на остальных журналах. Почему в её классе девять человек, а в остальных — под тридцать?

— У меня есть одно подозрение. — Антон сощурился, глядя на стену за Ветиным плечом. — Кстати, я сегодня вызывал на допрос твою Лилию.

Вета вспомнила, как завуч сбегала по ступенькам крыльца, и край цветастой шали развевался. «Я выбегаю всего на полминутки», — говорила тогда шаль. Потом к Вете пришёл директор, ей стало не до шали, а он принялся рассыпаться в похвалах. Вопреки всему, вспоминать его визит было неприятно, как будто приходил старый враг и, улыбаясь, клялся отомстить.

— И что она? — не живым и не мёртвым голосом спросила Вета.

— Конечно же говорит, что ни о чём слыхом не слыхивала, а на бедного Игоря напал маньяк, а бедная Рония покончила с собой. Но кое-что я всё-таки выяснил.

Нужно было достать холодный вчерашний рис с котлетами и разогреть, пока горит желтоватая лампа под потолком. Но Вета сидела напротив, сжав одной рукой пальцы другой, и облизывала кровоточащие губы. Ужин не полез бы ей в пересохшее горло.

— Потому, интересно, ко мне заявлялся директор? Сулил премию. — Не выдержала она. — Он что, испугался, что я побежала писать заявления? Может, сразу стоило его припугнуть, был бы как шёлковый.

Антон посмотрел на неё, побарабанил пальцами по синей обложке журнала. Он так размышлял, и Вета знала, собирался сказать что-то важное. Она очень надеялась на эти ещё не произнесённые слова.

— Нет, ничего не выйдет, — сказал он наконец, и все надежды с грохотом обрушились. — Боюсь, мы с тобой ничего не изменим. Ты не сможешь, а мне не позволят.

Вета похолодела вся, от щёк до кончиков пальцев, по хребту побежали мурашки, и оцепенело горло.

— Помнишь, я говорил тебе про девочку, которая покончила с собой, а до этого рассказывала о странном пугале?

Вета покривилась. Где-то далеко, на самой периферии сознания было и такое воспоминание, но ей не хотелось думать ещё и про эту девочку.

— Да. У меня забрали это дело. Начальство сказало — самоубийство, значит, самоубийство. И с твоими точно так же. — Антон огорчённо скрёб пальцем по синей обложке. Очень похоже делали пятиклассники, когда Вета обрушивалась на кого-нибудь из них с обличительной речью.

«Ты не выполнил задания? Что это такое? Написать записку твоим родителям?» — Она всегда очень боялась перегнуть палку, потому что от самого крошечного повышения голоса несчастный опускал голову, набычивался и начинал ковырять обложку учебника. Бесцельно и безрезультатно.

— А девочка? — поторопила его Вета.

— Родилась в Петербурге. Ну, то есть здесь. Тринадцать лет назад. А до этого ещё погибла дочь Жаннетты. — Губы его были сухими на вид, как у человека, которого очень мучает жажда. — Ну, хотя бы ясно, чего она так резко ушла из школы, и почему видеть никого не хотела. И вообще, что тут удивительного. У неё погибла дочь, которая тоже училась в твоём классе.

Тринадцать лет назад — эта цифра тоже стала слишком часто всплывать. Опять же, Мир повторял её в своей ежевечерней лекции по истории.

— Мало ли людей, родившихся тут тринадцать лет назад? — не поняла Вета. — Есть же и другие восьмые классы.

Он тряхнул головой, то ли улыбаясь, то ли сжимая зубы от невыносимой боли.

— Поверь, не так уж много. Понимаешь, большинство всё-таки приезжих. То есть дети рождались в других городах, а потом их привозили сюда. А из тех, кто родился здесь в день трагедии, большинство погибло, в тот день или позже. — Антон сощурился. — Нужно проверить.

Под её руками была скатерть в весёленький цветочек. Странно, но почти чистая. Вета придвинула к себе пустую чашку и поставила её ровно между двумя нарисованными букетиками. Тринадцать лет. Жаль, что она почти никогда не слушала Мира. Он говорил, что Петербургу всего тринадцать, и говорил-говорил-говорил ещё что-то, а она не слушала.

Как это было? Воображение рисовало огромные котлованы, подъёмные краны, людей, на фоне всего этого, мелких как муравьёв, и — кое-где — новорожденные арматурные конструкции — зачатки будущего города. Как тут могли родиться ещё и дети? Но Антон говорил, тут раньше был посёлок.

— Ну хорошо, — выдохнула она, яростно отодвигая чашку в сторону. — Они родились в Петербурге, допустим. Дальше-то что?

— Не знаю, — пожал плечами Антон. — Но это же научно — теория, да?

 

Ночью зазвонил телефон. Сквозь сон Вета вспомнила, что такое уже было. Узкий прямоугольник света на ковре — Антон ушёл в прихожую и не прикрыл за собой дверь. Она натянула одеяло на голову, отчаянно ругая того, кому приспичило поболтать, и снова отключилась, хоть сквозь сон ещё и слышала какие-то бессвязные фразы.

— Наверное, свет у всех выключили, — тоже раздражённо выговаривал невидимому собеседнику Антон. — Темно, да. Ночь потому что. Ещё что? С ума сошёл? Завтра поговорим.

Со звоном трубка рухнула на своё место.

Антон, бормоча себе под нос что-то неодобрительное, выключил свет и лёг на край кровати, обхватив прохладными руками Вету за талию. Она не сопротивлялась.

 

Горела последняя свечка, воск стекал на паркет и застывал. Март сидел рядом, по-турецки скрестив ноги, собирал тёплый ещё воск и разминал его в пальцах.

Пережить эту ночь, вот чего он хотел. С каждой новой ночью задача делалась всё сложнее. Сквозь окна, заклеенные газетами, слышался шорох птичьих коготков по карнизу. За эти дни его квартира почти не изменилась. Разве что появился новый засов на двери, впрочем, совершенно бесполезный.

Все лампы горели, но темнота была сильнее, она оборачивалась вокруг ламп непроницаемым коконом, и лампы тускнели. Единственное, что дарило хоть какую-то мечту о спасении: маленькая свечка, уже почти огарок, и она таяла, исходя восковыми слезами.

Телефонная трубка валялась на полу, мёртвая, немая. Март за эти дни раз пять проверял провода, а потом ходил ругаться на телефонную станцию, но скоро убедился, что это бесполезно. Когда городу нужно, он обрывает все связи. Он потушит лампы. Он сам придёт, и засовы не помогут.

Огонёк свечи дёрнулся. Напротив Марта теперь сидела девочка. Нескладная, плохонько одетая, некрасивая девочка, каких обычно делают изгоями. Бледная улыбка скользнула по её губам. Девочка протянула руку.

— Отдай мой кулон.

Руки Марта задрожали. Он не впервые вызывал душу убитого, но каждый раз это было, как в первый. Простой медальон с изображением птички, дешёвое украшеньице, валялся тут же, на полу. Март поднял его, посмотрел, как пляшет в металлической глади отражение рыжего огонька.

— Кто тебя убил?

Девочка смотрела сквозь него, грустно опустив плечи. В волосах запутался речной ветер, а на виске запеклась кровь. Она ударилась о каменный парапет, когда бросилась в воду. Губы искривились в плаксивой гримасе.

— Город. Он съест всех, по очереди. Сначала нас. Потом тебя. Потом тех, взрослых. Все такие смелые, когда думают, что он не придёт. А он всегда приходит.

Медальон закачался в его руке. Март сжал зубы и попытался унять дрожь.

— Врёшь. Нет никакого города. Игоря убил маньяк, а твоя подружка была сумасшедшей. Они сами сказали мне об этом. Вот так же сидели передо мной и говорили. А ты врёшь.

Язычок пламени лёг, как от сильного ветра, и темнота спрятала её лицо. Март видел только её руки, спокойно сложенные на коленях. Под обломанными ногтями запеклась кровь.

— Дурак, — из полумрака сказала девочка. — Нет никаких маньяков. Давно уже нет Игоря и Инки. И меня нет, понимаешь. Скоро и тебя не будет.

Свечной огонёк умирал в лужице расплавленного воска. В окно ударили птичьи крылья. Март вздрогнул всем телом и выронил медальон. Издалека донёсся гул ветра в трубах и ржавый скрип металла. Гул приблизился так быстро, что не успела догореть свеча.

Огонёк вспыхнул в последний раз, осветив тело, слепленное из жухлых листьев и дорожной пыли, спутанных проводов и кирпичных обломков. Мятую мешковину, заменившую лицо.

— Останусь только я, — произнёс город.

 

— Это такая игра, — сказала Вета притихшим пятиклассникам. Тридцать пять пар глаз таращились на неё из-под пушистых чёлок и бантов. — Если я задаю вопрос, никто не кричит с места. Говорит только тот, у кого в руках волшебный апельсин. Если у меня — вот видите — я говорю. Когда я дам апельсин кому-то из вас, то он тоже сможет говорить. Смотрите.

Она протянула нагревшийся в её руках апельсин девочке, сидящей на первой парте. Та всегда отвечала лучше остальных.

— Ура! — воскликнула она, поднимая апельсин высоко над головой.

— Почти правильно, — похвалила Вета. — А теперь я задаю вопросы и апельсин даю тому, кто молча поднимает руку. Молча — это очень важное условие нашей игры.

Они молча закивали — послушные до невозможности, но Вета прекрасно знала, что пройдёт пять минут урока, и правила игры снова придётся напоминать. «Молча! Погорельцев — один минус тебе идёт в мою тетрадку. Я слышала, как ты кричишь — и без апельсина. Так не делается, товарищи».

Волшебный апельсин — прекрасное средство, но не панацея.

В двери кабинета осторожно постучались. Вета решила, что пришли опоздавшие — два места в классе пустовали. Но к ним заглянула тоненькая рыжая учительница начальных классов. Вета и не знала её толком — видела пару раз в коридоре с выводком первоклашек.

— Елизавета Николаевна, вас очень просят зайти в учительскую. — Она помолчала и добавила со значением: — Прямо сейчас.

Вете было неприятно, что в школе все, даже технички, уже знали её по имени отчеству, а она до сих пор кроме литераторши и математички ни с кем не могла заговорить. Да и с ними не очень-то стремилась. Кому хочется ещё раз выслушивать о том, что Арт опять кидался пеналом, а вот Аня совершенно не умеет решать уравнения.

— Спасибо, я сейчас подойду. Так, игра откладывается, друзья. Открываем рабочую тетрадь и делаем задание номер пять.

По классу прошёлся гул, как от реактивного самолёта. Пятиклассники хотели волшебный апельсин, а получили скучное упражнение на двадцать третьей странице. Апельсин Вета на всякий случай прихватила с собой.

В коридорах школы было пусто, только мелькнула за поворотом спина в синей жилетке — кого-то выпустили в туалет. Тяжёлая трубка чёрного телефона лежала прямо на столе. Вета обвела взглядом занятых своими делами учителей, поздоровалась с каждым кивком головы и взяла трубку.

— Слушай, — приглушённо начал Антон, заслышав её голос. — Я проверил все эти свидетельства.

Вета не сразу поняла, о чём речь, но потом вспомнила столбики цифр на выдранном из тетрадки листе.

— Они правда все родились в Петербурге. Если верить документам, конечно. А почему бы им не верить.

— Хорошо, — выдавила она, глядя на англичанку, которая с задумчивым видом листала журнал. — И что теперь? У меня урок, я не могу долго…

— Стой, это важно. Я всё утро копался. Никто больше не родился в городе тринадцать лет назад. Понимаешь? То есть их всего девять осталось, и все в твоём классе. Это не может быть дурацким совпадением. По какому принципу обычно набирают детей в школу?

Вета представила, как кидаются скомканными бумажками её пятиклассники, и ей стало тошно.

— Не знаю, по месту жительства, может?

Англичанка оторвалась от журнала и посмотрела на Вету сквозь толстые стёкла очков. Высохшие старушечьи губы дрожали, как будто она хотела что-то сказать, и Вета отвернулась.

— Вот и я так сперва подумал. Но ты что, сама не заметила? Твои дети, между прочим, из разных концов города.

Вета кожей чувствовала, как оборачиваются на неё все остальные учителя, а если не поворачиваются, то замирают, прислушиваясь.

— Ну, мало ли. Это вообще школа с каким-то там уклоном. Может, их специально возят, чтобы больше математики выучили. Я плохо знаю город, — окончательно растерялась она. Говорить многозначительными фразами не получалось, а было очень нужно, потому что ей казалось — все кругом знают, о чём беседа, и только посмеиваются за спиной. Ничего, мол, у вас не получится.

— Ну не знаю, — обижено протянул Антон, приняв её раздражение на свой счёт. — Когда за тобой заехать?

  • Зонтики / Стихи разных лет / Аривенн
  • Шампунь-мальчик / Krasota Lena
  • Дар Кхет / Кулинарная книга - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Лена Лентяйка
  • У любви свои законы / Шерше ля фам / Сатин Георгий
  • 3 ГЛАВА / Ты моя жизнь 1-2 / МиленаФрей Ирина Николаевна
  • Грань не для слабонервных / Армант, Илинар / Тонкая грань / Argentum Agata
  • "новогодний подарок" / Стихотворение "Новогодний подарок" / Валуева Екатерина
  • Весной / В созвездии Пегаса / Михайлова Наталья
  • Тишина пронзает тёмный небосвод / Лонгмоб "Необычные профессии - 4" / Kartusha
  • Письмо в скайпе* / Чужие голоса / Курмакаева Анна
  • Вперёд смотрящий - Паллантовна Ника / Теремок-2 - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Ульяна Гринь

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль