14-15

Письмо для Риттани он закончил только на следующий день и сунул его под дверь, как она и просила. Правда, там было не только о городе, и когда Эльг перечитал, он понял, что это скорее запись для Книги Сада, чем для человека и решил, что напишет потом, хотя открывать альбом больше не хотелось.

Зато хотелось в Легкий город и в Сад. При мысли о двух, таких разных, местах, он ощутил странное… словно пытался поставить ледяную статую у огня. Жар и холод, неснимаемое противоречие. К сожалению, сам, по своей воле, он мог попасть только в Место для Мертвых.

Вечером, перед тем, как отправиться туда, Эльг записал в «Книге»: «Так мало всего… И когда остается последнее, мы не знаем, что с ним делать». Он и в самом деле не знал. Осталось только три визита… и, наверное, надо успеть сделать что-то особенное, что-то важное.

Эльг все тщательно обдумал. Вспомнил подарок Риттани дочери, детский талисман, и, решив нанести визит, зашел в специальный магазин и купил пакетик «вкусных зерен», корма для птиц, а в другом магазине целую шкатулку цветных лент. Ему казалось, что они могут понравиться и птице, и женщине.

Чернильник едва заметно улыбнулся, увидев, что Эльг не с пустыми руками, но не сделал замечания, ведь приносить что-то в Сад не нарушало правил. Ладони снова окрасились с первого раза.

Место Мертвых больше не играло цветами, зато громче звучало. Со всех сторон пели птицы, и, странно, многие разные песни вовсе не смешивались, не создавали какофонию. Эльг прислушался, но конечно не различил в общем хоре голосе сойки, которая почему-то не встретила его. А других было не видно в густой листве.

Стало любопытно, и Эльг оглядывался, пока не заметил одного из певунов, яркого, с синей головкой и красным брюшком. Потом второго, коричнево-желтого. А потом у него словно открылись глаза, и Эльг понял, что ветки всех деревьев усажены птицами. Пестрыми и яркими — не той яркостью, которая так поразила его в первый визит, а более естественной, радующей глаз.

Он рассматривал крылатых певуний, потихоньку подходя к тому или иному обсаженному птицами дереву. Вспомнил о подарке, достал ленту, привязал ее к ветке ближайшего куста. Потом еще одну и еще. Не заметил, как увлекся. На некоторых лентах были колокольчики, и они красиво звенели, сталкиваясь друг с другом. Кажется, этот звон привлекал птиц. Одна за другой пичуги прилетали и садились на ветки или землю. Они не пытались приблизиться, но Эльг все равно чувствовал себя как в приятной компании.

На звон и веселье припрыгали белки и зайцы, в кустах он заметил мелькание огненно-рыжей лисьей шкуры и каких-то явно больших зверей, которые так и не вышли на свет. Птицы увлеклись; иногда летали, задевая человека крыльями, а зайцы натыкались на него в прыжке. Эльг решил, что мешает, и отправился бродить. Птицы какое-то время сопровождали его — он заметил одну, наверное, самую любопытную, перескакивавшую с ветки на ветку, но потом отстала и она, и щебет и свист остались позади. И чем дальше шел Эльг, тем тише становилось. И это чем-то помогало… прогулка делалась каким-то приключением лишь потому, что условия стали необычными. В городе жило мало людей, но такого ощущения как сейчас Эльг не испытывал. Он впервые остался наедине с собой, и хотя каждый миг ждал, что откуда-то вылетит ему навстречу сойка-бабушка, все равно ощущал странную возвышающую отрешенность. Его тянуло куда-то, почти как в тот день, когда он нашел стихи для «Книги Сада». И было хорошо, тепло и сладко в этом ожидании чего-то особенного, пусть даже и странного.

Он шел дальше и уже не прислушивался и не вглядывался. Было что-то большее, что-то над известной целью — найти бабушку попытаться узнать, что она любит, ответить хоть на одно «зачем» или любой из многочисленных вопросов последних недель. Или найти хоть что-то. Эльг перестал искать и ждать, отрешился от этих желаний, и, кажется, что-то начало происходить.

Сад сделался совсем обычным, шелестяще-звенящим, неухоженным, без дорожек, выложенных яркими камешками и удобных просветов в чаще. Поэтому пробираться порой приходилось с боем. Но тут оказалось много интересных мест — ствол с тремя дуплами на равном расстоянии друг от друга, похожий на огромную свирель, круглая поляна, сплошь покрытая синими цветами, с пятачком белых в самом центре, трехгранный камень с искрами. Эльг ненадолго останавливался рассмотреть и шел дальше, порой лишь краем глаза отмечая разные интересности. Потом деревья начали редеть, Эльг шагнул на очередную поляну и оказался в чем-то вроде парка. Не очень большого и не очень людного — но все же тут были люди, пятеро или шестеро. Правда, фигурно за постриженными кустами он мог просто не видеть остальных.

Эльг замер, узнавая и веря, но все равно удивляясь. Легкий город. А Сад — всего лишь парк в этом городе? Он огляделся. За спиной тоже стояли деревья, принадлежащие скорее парку, а не лесу. И выбор был — вернуться сразу же или шагнуть вперед и… что? Он задумался. Может, остаться в Городе подольше. Или просто остаться? Нет, ведь тут у него нет никого и ничего, даже дома. А если есть, то в его доме живет кто-то еще. Кто же?

Любопытство толкнуло Эльга узнать ответ. Он ступил на дорожку и обратился к первому же прохожему, молодому человеку в цветастой куртке:

— Скажите, где тут улица Ночной Грозы?

Прохожий остановился и задумался:

— Что-то я такую не помню. А! Ночной Розы, наверное! Это вам… да, вон в тот проулок, из него свернете налево, пройдете до нового поворота, и по правую руку как раз и будет нужная улица.

Эльг поблагодарил, свернул в указанную сторону и в самом деле скоро вышел на улицу, очень похожую на его родную. Он прошел несколько домов и увидел свой. В окнах горел свет. Эльг остановился, не решаясь подойти ближе. В одном из окон мелькнул силуэт, кажется, женский, и решимость увяла окончательно. Женщина в его доме — бабушка? Отчаянно не хотелось признавать правоту Риттани, что Легкий город лишь продолжение Сада, еще одно Место для Мертвых. Это значило бы, что та женщина с красивой брошкой, говорившая с ним о переменах, мертва. Но мертвые — они не такие. В них не может быть столько жизни.

Проверять что-то еще он не решился — повернулся и пошел прочь, не поднимая головы, надеясь, что Легкой отпустит его.

Город не обманул ожиданий — Эльг и сам не заметил, как снова оказался среди деревьев. Смеркалось. Он посмотрел на ладони — чернила и не начали выцветать, словно гость не провел в Саду и минуты. И как ему теперь выйти, если находиться тут он не хочет?

Подумать об этом Эльг не успел — с громким щебетом к нему откуда-то из кроны ближайшего дерева вылетела сойка.

— Привет, бабушка, — сказал он, впервые назвав птицу так. — Я рад тебе.

Радости в его голосе не звучало и, наверное, бабушка услышала ложь. Она не спешила садиться на руки или вообще садиться, а беспокойно летала вокруг него. Эльг нелепо торчал на одном месте и не знал, что ему делать. Хотел порадовать бабушку, но не оставил для нее ни одной ленты. Вот, разве что, корм...

Он достал из кармана пакетик, высыпал на зачерненную ладонь немного зерен, протянул вперед.

Птица, наконец, села на ветку перед ним и смотрела, чуть наклонив голову, одним блестящим черным глазом. Смотрела, но не спешила взять корм с руки.

— Ну что? — спросил он, устало опуская ладонь. — Тебе нужно не это?

Птица чирикнула, но если это был ответ, Эльг не понял ответа. Он положил зерна на плоский камень и отошел. Это ничего не изменило — Марин продолжала сидеть на ветке еще несколько минут, а потом вдруг снялась и улетела в чащу, оставив его в одиночестве.

Эльг ощутил обиду и в то же время какое-то облегчение.

Именно в этот миг его время в Саду закончилось — зашумело, и Эльг оказался стоящим на тротуаре ночного города.

Вот и все. Ему почему-то казалось, что больше он не увидит бабушку-птицу. Эльг отмахнулся и от этой мысли, и от этой грусти, и отправился домой.

15.

Утром нового дня работы Эльга разбудил еще до рассвета громкий стук в дверь. Он накинул халат и отворил раннему гостю — Риттани, растрепанной, явно тоже только что проснувшейся — и счастливой. Эльг не видел женщину такой, даже когда дочка ее была жива.

— Мне снился твой город! — сказала она с восторгом. — Понимаешь?

— Нет, — сказал он, невольно отступая вглубь дома, хотя Риттани не просила дать ей войти и, кажется, не стремилась.

Но когда он посторонился, воспользовалась случаем и переступила порог.

— Сначала я была в Саду и пыталась найти там Лиэтту. Но дочки нигде не было, и маленькой совы тоже. Я как-то незаметно вышла в город, где много людей, увидела дом, похожий на мой… Лиэтта сидела у окна и играла с бусами. Она улыбнулась мне, Эльг! Она ждет меня!

— Но это же просто сон! — попытался спорить он, невольно вспомнив свое вчерашнее приключение — собственный дом и силуэт в окне — и ощутил себя лгуном.

— Нет. Не просто. Я говорила, помнишь: город — это место, куда уходят мертвые после Сада. Обязательно попаду туда, все сделаю, что угодно, чтобы смерть нас больше не разделяла…

Глаза женщины горели фанатизмом, и Эльгу в ее словах вдруг послышалось непоправимое — решение убить себя. И стало страшно. Пусть Риттани совсем не нравилась ему, но смерть — это ведь навсегда.

— Ты в чем-то права, — начал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Город и Сад связаны. Я вчера вышел из Места прямо туда, и в самом деле нашел свою улицу и дом. Но раньше выходил и просто гуляя. Тот город, в котором мы живем, и Легкий тоже связаны. И не обязательно принимать какие-то… крайние решения, чтобы попасть из одного в другой.

Риттани на миг нахмурилась, потом рассмеялась чистым искренним смехом.

— Ты подумал, я хочу умереть? Я бы могла… но это слишком ненадежный способ. Не знаю, кем или чем стану, а ведь мне надо оставаться собой и помнить Лиэтту. Да и дочка должна меня узнать… — Женщина помолчала с минуту, за которую он не успел собрать слова, и продолжила: — А как ты выходишь в Легкий город из обычного? Нужно что-то особенное? Может, настроение или мысли? Должна же быть закономерность… Ты не думал о бабушке?

— Может и думал, — Эльг попытался припомнить, уже успокоившись — Скорее о родителях. Пытался вспомнить хоть что-то.

— Своих я не помню, — призналась Риттани. — Наверное, они тоже просто ушли. Мы с тобой похожи.

Она подалась вперед, кажется, снова собираясь его поцеловать, но Эльг сделал шаг назад, слишком резкий, чтобы гостья не поняла намека. Женщина улыбнулась, без особой грусти, махнула рукой и вышла, как обычно, не прощаясь.

Хозяин дома затворил за ней дверь и вернулся в комнату, понимая, что для каких-то дел еще слишком рано, но уснуть уже не получится.

Измучившись от ожидания и какой-то внутренней пустоты, Эльг собрался на работу и вышел раньше, чем нужно.

В здании Службы стояла тишина. Он занял свою «жалобную комнату» и стал ждать посетителей, все больше и больше ощущая себя не на месте. Звенящее напряжение нарастало, заставляя прислушиваться к каждому звуку в тишине Службы, словно какой-то из них мог стать ключом к его запертой двери.

Ожидание показалась долгим, но в конце концов тишину разрушил звук шагов и другие знакомые, легко понятные звуки — Риттани пришла на работу и заняла правую «жалобную». Слева, однако, было тихо — Ахэн снова опаздывал. Эльг не успел подумать об этом, как появился первый посетитель, тот самый занудный старик, который всегда говорил об одном и том же и предпочитал жаловаться именно Эльгу. И приемщик жалоб смог забыть о своем мифе и погрузиться в чужой.

Насмешливый коллега так и не явился; выйдя перекусить, Эльг застал в зале отдыха Риттани и спросил у нее:

— Не видела Ахэна? Он что, решил бросить работу?

— Ты не знаешь? — удивилась женщина и как-то очень легко сообщила страшное: — Он умер.

— Умер? — не поверил Эльг. — От чего?

— Не знаю. На стене вакансий в холле висит предложение о приеме на работу «в связи со смертью работника службы Ахэна Грае». Но причин смерти не сообщают.

Эльг сел за столик у окна, потрясенный новостью. Ахэн никогда ничем не болел, пусть даже иногда и выглядел нездоровым...

Постаравшись успокоиться, он открыл коробку с обедом и начал медленно, осторожно, словно боясь уронить, выкладывать бутерброды. Риттани вдруг встала и подошла к нему с чашкой в руках.

— Выпей чаю, — предложила она, — это специальный, помогает прийти в себя.

Эльг не верил, что ему может помочь всего лишь чай, но чашку взял и сделал глоток. Вкус был не чайный — травяной, без терпкости, и цвет напитка скорее зеленоватый, чем коричневый.

— А еще вот, — женщина метнулась к своему столу, вернулась с плоской квадратной тарелкой, на которой лежала половина большого пирога. — С овощами и мясом. Хочешь? Мне кажется, ты слишком скудно и однообразно питаешься.

Эльг не стал отказываться от угощения — не было ни сил, ни желания что-то объяснять, да и по сравнению с пирогом его бутерброды казались жалкими. А еще он вспомнил слова мертвого нынче Ахэна про «не советую отказываться» — они казались сейчас особенно вескими. Больше ничего, кроме чая и пирога, Риттани не пыталась Эльгу навязать, и сразу же отошла к своему столику.

Пирог и правда оказался очень вкусным и чай словно усиливал вкус, но горькие мысли не дали насладиться ощущением. А сразу после обеда настроение сделалось беспросветно мрачным. Если бы случился наплыв посетителей, у Эльга не осталось бы времени думать, а так он оказался целиком во власти печали, быстро изменившей его мир. Напряжение, сжимавшее его, ушло. Слова и предметы стали казаться бессмысленными, ожидания и надежды — пустыми, цвета — тусклыми. Доносившийся сквозь стену голос Риттани, беседовавшей со своими посетителями, вносил в потускневший мир какие-то краски. Но ненадолго.

Вечером, услышав стук двери соседней комнаты, Эльг выглянул из своей. Риттани запирала «жалобную», собираясь уходить.

— Спасибо за пирог, — запоздало поблагодарил он.

— Не за что, — улыбнулась женщина. — А чай тебе понравился? Ахэн всегда ругал его за вкус. У меня есть с собой заварка. Хочешь, поделюсь и научу, как заваривать? Это совсем просто. Я сама смешиваю разные травы… Сегодняшний чай называется «Умиротворяющий», он успокаивает душу и приносит приятные мысли.

Эльг не мог вспомнить особенно приятных мыслей, поэтому сказал:

— Кажется, твой чай на всех действует по-разному. Мне не стало как-то особенно хорошо.

— Жаль, — искренне огорчилась она. — Тогда, может, другой?..

И тут же порылась в висевшей на плече сумке и достала цветастый бумажный пакетик.

— Вот этот для хорошего сна. У тебя круги под глазами, словно ты плохо спишь. Возьми, попробуй, вдруг поможет.

Эльг подумал немного и взял, хотя ее внимание уже делалось навязчивым.

Она словно поняла, что перестаралась. Сказала:

— До завтра, — и вышла на улицу.

И Эльг испытал облегчение, когда, наконец, остался один.