Реза седьмая

Вся наша жизнь отныне и без остатка —

Холодный блеск, стальное острие.

Не отступить — мной брошена перчатка,

Не отступить — вы подняли её.

Альрик очнулся, когда прошло больше двух восьмин. Всю осень и половину зимы он пролежал едва дыша и приводя в отчаяние Герд с отцом.

Кронтин открыл глаза потому что на лицо ему упал солнечный луч.

Странное ощущение, будто он остался единственным человеком на свете, порожденной нереальной, звенящей тишиной, быстро прошло. Альрик все вспомнил. Он не был единственным — просто остался один.

Воспоминания были яркими, будто все произошло мгновение назад. Он снова увидел вихрь, цвета красной глины, сметающий все на своем пути, вырывающий души из тела, унесший всех, кого он любил, в туман. Краткий миг осознания того, что все мертвы сменился болью, разрывающей грудь. Она заполнила весь мир, ослепила и оглушила. Что-то невероятно сильное тащило его в темноту. Он уже видел отблеск глаз-угольев чудовищного жеребца и костлявую руку Посланника, тянувшуюся к нему. И сопротивлялся из последних сил, цеплялся за что-то, стараясь удержаться. Потом, выдрав по-живому часть его, вихрь унесся дальше, оставив израненный дух в покое. Стало тихо. И темно.

А потом он почувствовал солнечный луч на лице и открыл глаза.

Нет, этого не может быть. Это просто сон. Кошмар.

Альрик рывком попытался подняться. И понял, что поспешил. Уже осторожнее он попробовал пошевелить рукой. Его прошиб холодный пот. Даже такое просто движение далось ему с трудом. Прошло много времени, пока Альрику удалось сесть. Ноги коснулись холодного как лед деревянного пола. Альрик глубоко вздохнул. Нет, не сон. Во сне не бывает таких реальных ощущений.

Вцепившись по-прежнему непослушными пальцами в столбик кровати, он поднялся. И с размаху опустился обратно. Ноги не держали. Он глубоко вздохнул, успокаивая дыхание и стараясь не паниковать. Короткая борьба со своим телом дорого ему стоила. Сердце рвалось из груди, по лицу и спине тек пот, руки и ноги тряслись от слабости, а перед глазами метались зеленые точки.

Неся в руках шкатулку с рукоделием, в комнату вошла Герд. Она часто сидела подле Альрика, надеясь, что однажды он очнется. Ее глаза удивленно раскрылись. С трудом подавив желание радостно всплеснуть руками, она осторожно поставила шкатулку на подоконник и порывисто обняла Альрика.

— Ты вернулся… А мы уже почти утратили надежду.

Альрик отметил располневшую фигуру Герд. Значит прошло куда больше времени, чем он предполагал. Он хотел ей ответить, но понял, что не знает как. Просто не может вспомнить. С трудом справившись с новой волной паники он, делая нечеловеческие усилия, выдирал из себя слова.

— И д…д…дол… л… лго м…м… меня н… не было?

Герд нахмурилась, поняв что все далеко не в порядке. Она крепче сжала его плечи.

— Долго. Уже мертвая ночь прошла. Ты как себя чувствуешь? Очень плохо?

— Т… т…терп…п… пимо. С…с…с…слаб…бость.

— Это ничего. Главное — ты вернулся. А с остальным постепенно разберешься.

Она выбежала из комнаты, спеша поделиться радостью.

Срочно вызвали лекаря. Он не нашел никаких отклонений и единственное, чем мог объяснить проблемы — длительным отсутствием какого бы то ни было движения.

Ингарон, верная тень Аудульва, сказал о том же:

— Я думаю это со временем пройдет. В конце концов ты, парень, пролежал без движения больше двух восьмин. Твой дух почти уничтожили. Неудивительно, что тело тебе не подчиняется. Главное — не спеши и не паникуй.

Посторонние освободили комнату. Альрик бросил на Аудульва тяжелый взгляд.

— Ч…ч…ч…что в с… сы… стран… н… е творит… т…тс…ся?

Аудульв нахмурился.

— Ты… парень, ты… Небесные, как же это непросто!

— Я п…п… ом… мн… н… ню, ус…с…сп…пел п…почувствов…вы…вать как вс…с… се у…у… ушли.

— Раз ты знаешь, расскажу тебе о том, чтоб было после… когда Зииды не стало. У тех, кто сотворил это, все было готово заранее. Как только началась паника, они быстро взяли власть в свои руки и навели порядок. Не было ни восстаний, ни волнений. Их возможные противники быстро умолкли, когда их допустили в Совет крона. Сейчас узурпатор называет себя «Хранителем престола», но вот-вот они соберут всех наместников и старейшин высоких родов и тогда он станет кроном. Мы были слишком далеко и не были уверены, очнешься ли ты…А заявлять о том, что ты выжил было опасно — покушение ведь можно и повторить.

Альрик кивнул, с трудом положил руку на плечо враз постаревшему купцу и сильно сжал. Он все понимал. И задал только один вопрос:

— Кто?

Аудульв поднял на Альрика глаза:

— Алинаро.

Парень откинулся на спинку кровати и закрыл глаза. Алинаро… Так вот чей голос он так и не смог узнать. От гнева, к нему на миг вернулась нормальная речь.

— Скотина. Мерзкая крыса. При нем должен быть вед. Ты знаешь, кто эта тварь?

— Маазрин Ингири. Дариец. Приехал несколько лет назад в Андрию. Несколько раз бывал в Зинтере, но никогда не оставался надолго. Ингарон думает, что он один из лидеров отступников.

Аудульв снова отпустил глаза, не в силах смотреть в черные от боли и ненависти глаза Альрика.

Альрик поправлялся медленно. Ему по-прежнему было трудно говорить. Стоило хоть немного разволноваться, как он не мог выдавить из себя и слова. Ноги по-прежнему его подводили, порой он запинался на ровном месте и неловко падал.

Альрик пытался восстановить тело тренировками, но заметного улучшения не было. Он готов уже был отчаяться.

Аудульв не спрашивал его о том, что кронтин собирается делать, а сам Альрик об этом не заговаривал. В своем нынешнем состоянии он не сможет бороться за восстановление на престоле рода Инир, а без него, единственного законного претендента на трон, борьба теряла смысл.

Уже таял снег, а Альрик только-только перестал спотыкаться и вновь овладел своими ногами. С каждым удлиняющимся днем, он чувствовал, как все сильнее давит на него чувство вины. За то что он недостаточно сильно горевал за то, что его родные до сих пор не отомщены.

Ему было жутко даже думать лишний раз, что все его родные погибли. Альрик так привык находиться от них на расстоянии, что ему и сейчас казалось: где-то далеко они все еще живы.

Кронтин проклинал себя за то, что не может найти в себе стремления во что бы то ни стало вернуть престол законному наследнику — себе. Нет, в его душе было только желание отомстить отступнику.

Он должен был отомстить, и долг этот жег раскаленным железом.

***

Вконец обессилев Альрик сел на скамью, стоявшую возле стены. И только после этого посмотрел на Герд, уже давно стоявшую в дверях. Горько усмехнувшись, спросил:

— И как это выглядит со стороны?

— Не так плохо, как тебе кажется.

— Думаю ты мне лжешь. Эта жалкая картина не может вызвать ничего кроме презрения.

— Ты не прав. Тебе неприятна собственная слабость, а я восхищаюсь тем, как мужественно ты с ней борешься.

Альрик, который смывал пот и вытирался стареньким льняным полотенцем, слегка улыбнулся.

— Ты женщина, скоро станешь матерью — вот и ищешь, кого бы пожалеть.

— Глупости. Зачем тебя жалеть? Ты поправляешься. По сравнению с тем, что было когда ты только очнулся, сейчас все почти нормально.

— Да ты что! До… раньше я мог полноценно двигаться и упражняться, а сейчас только после разминки едва на ногах стою. Мерзкое ощущение, когда нет сил взмахнуть мечом.

— Не все сразу. Если ты просто уморишь себя, лучше точно не станет.

— Да. Но сил моих нет это терпеть.

Альрик набросил поверх мокрой от пота рубашки куртку и предложил Герд руку.

Герд часть наблюдала за тем, как каждое утро Альрик занимается в оружейном зале. Она боялась, что он загонит себя до смерти. Но, казалось, изнурительная работа идет ему только на пользу. Всего через две недели после их разговора, он уже вовсю тренировался с оружием. Теперь она уже не просто присматривала, опасаясь, что он упадет или потеряет сознание, а любовалась красотой этого смертельного искусства.

Однажды она застала у дверей Ингарона.

Тот слегка поклонился ей и прижал палец к губам. Герд кивнула. Ингарон, жестом попросив следовать за ним, направился к выходу во двор. Когда Герд удобно устроилась на широкой скамье, он наконец заговорил.

— Он поправится. Тело почти восстановилось.

— Да. Это радует. Не могу видеть его лицо, когда внезапно отказывают ноги, или у него не получается что-то произнести. Но не слишком ли он мучает себя тренировками?

— Не слишком. У него повреждено не тело, и большая нагрузка как раз может пробить те барьеры, которые мешают Альрику полностью восстановиться. Но меня беспокоит его душа. Она по-прежнему не в порядке, — он заметил, что Герд не понимает его. — Ты, Герд, не можешь увидеть, но у живого тела всегда есть ореол — душа. Некоторые, правда, называют его духом, а душой — только самую яркую точку вот здесь, — он тронул пальцем ямку между ее ключиц, и, смутившись, опустил глаза. — Простите, я увлекся.

Герд слегка порозовела.

— Нет, ничего. Это очень интересно.

— Так вот, когда все хорошо, этот ореол светится ровным белым светом. А вот если цвет изменен — это плохой признак.

— Ингар, а как выглядит мой дух?

Мужчина немного прищурился, призывая дар.

— Твой дух сильно поблек, сама понимаешь причину. Но зато он имеет золотой отблеск — из-за ребенка.

— А у Альрика?

— После Горячего ветра он выглядел так, будто ветошь, порванная и обугленная. Сейчас намного лучше, чем было, но все же совсем не так хорошо, как он пытается показать. Я боюсь, что, тая горе внутри, он может однажды просто надорвать себе сердце.

— Ты думаешь все настолько серьезно? Мне казалось он смирился с произошедшим и пытается начать жить заново.

— Вот именно — после того, что произошло он выказал слишком мало эмоций. Либо Альрик их прячет, сама понимаешь, это плохо для него, либо его разум прячется от горя, просто не вспоминая о нем. И это может быть еще хуже.

— Ты ведь не спроста заговорил об этом со мной? С этим можно что-нибудь сделать?

— Не знаю. Насколько мне известно, Альрик всегда был очень сдержан. Но, думаю, не стоит оставлять его надолго одного и заставлять побольше разговаривать — пусть не замыкается в себе. И, Герд, Альрик не говорил тебе — его дар восстановился?

— Он и до всего произошедшего почти никогда не говорил о своем даре. — она задумалась. — А ведь ты прав. Альрик вообще ни о чем не говорит, если нет прямой необходимости. Он сосредоточен на чем-то в себе — будто несет полную чашу и боится расплескать.

— Вообще он очень правильно поступает — много тренируется — это рано или поздно пробьет барьер, который сейчас мешает ему нормально пользоваться телом. И много времени проводит со своим жеребцом.

— А Клинок здесь при чем?

— Ну… Понимаешь, те животные, которые постоянно с человеком — лошади, кошки, собаки — запоминают его таким какой он есть. И, если вдруг что-то случается, то проводя время рядом с ними душа быстрее восстанавливается до прежнего состояния, она будто бы видит перед собой образец и по нему воссоздает себя. К тому же они умеют забирать себе боль, очищать душу. — Ингарон, посерьезнев, добавил. — Этому многие не верят, но иногда дух просто не может самостоятельно возродиться, ему нужна помощь.

Герд вспомнился коренастый рыжий жеребец веда. Когда Ингар только появился в их доме, то все свободное время он проводил на конюшне. Не оттого ли, что сам был нездоров? Может поэтому его так волнует то, что происходит с Альриком?

— Думаешь Альрик знает об этом?

— Этому учат в Зеленой Гавани. Вообще там много времени посвящают обучению восстанавливать свой дух.

— Ты так хорошо знаешь порядки Зеленой Гавани! И про имянаречение знаешь и про это.

Ингарон хитро прищурился.

— Не только Альрик учился там.

— Что это вы тут шепчетесь как заговорщики… или любовники?

Альрик, не обращая внимание на то, что Герд подпрыгнула от неожиданности, так же бесшумно как и подошел, опустился на скамью.

— Скажешь тоже. — Герд фыркнула, слегка, однако, покраснев. — Солнце сегодня красивое — пригревает. Вот сидим, греемся.

— Ну пусть будет по-твоему. Ингар, я хотел с тобой поговорить, не уделишь мне немного времени?

Они проводили Герд в рукодельню, а сами вышли в зимний сад — Альрику лучше думалось на ходу — и не спеша пошли по дорожке.

— Я давно хотел спросить кое-что.

— Да, я заметил.

— Собственно я бы хотел попросить о небольшой услуге, сам я просто не могу этого сделать. Скажи… ты ведь умеешь смотреть на душу?

— Умею.

— Ты не мог бы сказать, как выглядит моя душа?

— Почему ты вдруг заинтересовался?

— Герд беспокоится, а женщине не нужно обладать даром, чтобы почувствовать такие вещи.

Ингарон улыбнулся.

— Значит ты не забыл уроков Зеленой Гавани?

Альрик хмыкнул и ответил в тон.

— Значит мне не показалось, что твой образ мыслей похож на тот, что прививают ученикам Зеленой Гавани?

— Нет, не показалось. Что же до твоего вопроса… Знаешь, по правде говоря, меня твой дух изрядно раздражает.

— Почему это?

— Потому что увидеть душу другого человека я могу только призвав дар. Но высокий род так ярко светится, что их души невозможно не замечать, независимо от своего желания. Так что твоя душа у меня перед глазами постоянно, когда я тебя вижу.

— Ну уж прости. Не знал об этом. И что же ты видишь?

— Плохо. Все куда хуже, чем ты пытаешься показать. Так что будь осторожнее.

Альрик нахмурился.

— Он восстановится до конца, как ты думаешь?

— Не знаю. Таким как прежде наверняка уже не будет.

— Надеюсь, что ты ошибаешься, — и. без малейшего перехода, Альрик спросил: — Ты расскажешь мне об отступниках?

Ингарон проницательно посмотрел на него.

— Зачем тебе?

— Нужно.

— Действительно нужно?

— Да.

Ингарон посмотрел ему в глаза. Альрик не отвел взгляда.

— И что же ты хочешь о них знать?

— Все, что ты можешь рассказать. Про них говорят слишком много. И слишком многое из того, что говорят непохоже на правду. Хочу знать, как обстоят дела на самом деле.

— Почему ты думаешь, что я могу тебе рассказать что-то большее, чем слухи?

— Герд рассказывала мне, что происходило после… когда меня не было. Только ты сразу же назвал правильную причину произошедшего. А у Аудульва не бывает случайных людей.

— Просто я знаю немного больше других, поэтому смог увидеть признаки использования Горячего ветра. А уж после этого вывод о том, что вед, которого ты видел, отступник, был делом одной минуты.

— Кто они, отступники?

— Ну это общеизвестно. Отступники — люди с даром, которые не захотели принести клятву веда и избежали блокировки способностей. Они считают ограничения, налагаемые на ведов оскорбительными. Так было поначалу. Преследуемые, отступники бежали на север, в места, которые назывались тогда землями контрабандистов. Прошло время и они перестали быть просто беглецами. Сейчас земли за Волчьим хребтом называют землями отступников. Теперь у них там что-то вроде ордена. Это могущественная организация. Мало кто знает, насколько могущественная. Во главе ее стоят семь отступников — могущественнейшие колдуны. Ни один из принесших клятву ведов не сможет сравниться с ними в даре. Один на один с колдуном-отступником справится разве что Изменяющий, прошедший последнее посвящение. Отступники становятся серьезной угрозой — сам посуди — они покушаются на власть в сильнейших государствах. И только чудом им это не удавалось раньше.

— Огненные — не первый случай?

— Нет. Были попытки свергнуть нынешнюю династию и в других странах. И наверняка будут еще не раз.

— Лидеры отступников — откуда у них такая сила?

— Любой обученный вед, не принесший клятву, сильнее того, что ограничил себя. А для тех, кто заслужил доверие, есть много ритуалов. Это черное колдовство. Его основа — отрицание человеческого. Прошедшие последние стадии черного посвящения мало похожи на людей. У них нет обычных чувств и стремлений, нет человеческих слабостей. Кстати я почти уверен, что Маазрин Ингири — один из семи глав ордена. Они не поручают таких дел подчиненным.

— Ты знаешь, как можно справиться с отступником?

— Есть способы. Собственно их два. Либо обладать даром не менее слабым, чем у него…

— А второй?

— Не дать ему колдовать. Не дать сосредоточиться и даже рта раскрыть. Правда ритуалы делают сильнейших отступников крайне живучими. Известен случай, когда один из них выжил после смертельной для любого другого раны.

Они обошли зимний сад по кругу и остановились у выхода. Альрик с хрустом потянулся.

— Благодарю за разговор. Прости за то, что было столько вопросов.

— Мне было не сложно на них ответить. Кстати ты очень верно восстанавливаешься.

— Ну я был не самым плохим учеником в Гавани.

Ингар усмехнулся.

— Действительно.

Уже взявшись за ручку двери, Альрик, весело блеснув глазами, спросил:

— Однажды я пришел в зал раньше обычного. Кто бы мог подумать, что вед-связист может так недурственно махать мечом, да еще в неповторимой манере наставника Хьярмода Волкоголового?

— Боюсь я был не лучшим его учеником. Даже учитывая твое нынешнее состояние, случись нам упражняться вместе, победителем в поединке мне не быть.

— Возможно ты прав. Однако мне страшно наскучило выполнять одни и те же упражнения, рубясь с воздухом.

— Тогда, думаю, мне стоит перенести свою тренировку на более позднее время. Скажем, на начало третьей восьмы.

Довольные разговором они разошлись по своим делам.

Герд, как обычно придя утром посмотреть на тренировку, с удивлением увидела вместо одинокой фигуры Альрика, с остервенением изматывающего себя до предела, двоих мужчин, азартно гоняющих друг друга по залу. С трудом она узнала в более высоком Ингара — слишком непривычно вед выглядел с завязанными в хвост волосами и без хати[i][18], как-то сразу растеряв всю свою степенность и отчужденность.

Поединщики были уже изрядно потрепанными, рубашка Альрика насквозь промокла от пота. Они остановились в нескольких шагах друг от друга, отдыхая и негромко переговаривались, то и дело сбиваясь с серьезного тона на шутливые издевки.

— А ответь-ка мне на один вопрос, господин вед. Он мучает меня еще с нашей первой встречи.

— И что же тебя так мучает, господин Первый мечник Зеленой Гавани?

— Сколько тебе лет? Мои глаза и мой дар никак не могут определиться с этим вопросом.

— Ты не поверишь.

— Все настолько плохо?

Ингар рассмеялся.

— Смотря для кого.

— Ну так сколько же?

— Двадцать пять будет.

Альрик от удивления даже выпрямился, перестав опираться на меч.

— Врешь!

— Зачем бы мне?

— Но отчего же тогда… — он нахмурился, разглядывая полуседые волосы и лицо веда: на вид тому можно было дать от тридцать пяти до пятидесяти лет, но никак не меньше. — Что с тобой случилось? Наверняка колдовство отступников?

— Оно самое.

— Я никогда не слыхал о том, чтобы с помощью дара можно было сотворить что-то подобное с человеком.

— Ведоством — нет, а вот колдовством — вполне. Отступники ведь не просто сильнее. Они используют такие знания, о которых законопослушные люди даже представления не имеют. И постоянно ищут новые способы колдовства, знания о старинных проклятиях, созданных еще до наложения на ведов всех этих запретов. Это проклятие — одно из новых, насколько я знаю.

— Я смотрю ты везучий. Вряд ли единственным действием этого заклятия было внешнее старение.

— Я бы так не сказал. Будь я действительно везучим, не попал бы вообще под проклятие. С другой стороны, то, что мне удалось его отбить, пусть и не полностью и выбраться оттуда относительно целым — уже удача. К тому же я боялся что буду стареть и дальше быстрее чем положено, и умру в возрасте двадцати пяти лет под видом столетнего старца, но, к счастью, обошлось.

— А как ты попал к отступникам?

— Не слишком ли много вопросов? С чего ты взял, что я куда-то попадал?

— Просто умножил дважды два. Не хочешь — не отвечай. Считай это моей местью.

— За что, интересно?

— Думаешь приятно каждый день видеть человека, который знает о тебе все?

Ингар смутился.

— Я надеялся что ты не будешь об этом помнить.

— Я и не помню, но несложно догадаться. Ты наверняка исследовал[ii][19] мой дух, пока я был не здесь. А, как известно, если человек силами своего разума не закрывает «двери» памяти, то сильный вед, проводящий исследование узнает о нем все.

— В таком случае ты прав. Я отвечу. Дело в том, что не только отступников возмущает обязанность ограничить себя клятвой под угрозой лишения дара.

— Похоже твое прошлое скрыто во мраке?

— Можно и так сказать. Как ты сам говорил, у Аудульва не бывает случайных людей.

Альрик хищно улыбнувшись двинулся в сторону веда.

— Что ж, не будем расслабляться. Мы здесь не языки тренировать собрались. Ты мне лучше скажи — какое оружие у тебя было основным?

— У меня его не было. Я не закончил учебу.

Альрик сбился, отвлекшись на разговоры, чем тут же воспользовался Ингар, чувствительно достав его болванкой[iii][20] по бедру. Но тот не собирался учиться на ошибках и, как ни в чем ни бывало, продолжил допрос.

— Как так — не было?

— У меня был слишком сильный дар. Местный вед научил меня всему, что знал сам и после пятого года пора уже было принести клятву и учиться дальше ведовству.

— А ты из Гавани отправился на север?

— Примерно так. Не сразу, конечно.

— Нда… В семнадцать люди часто совершают необдуманные поступки.

— В пятнадцать — еще чаще.

— Ого! Так рано? Ты что попал в Гавань в десять?

— Я там родился.

— А-а-а. Понял. Твоя мать — одна из охранительниц?

— Да.

— А она…

— Она выбрала профессию.

— Я слышал, что в Зеленой Гавани стали привечать сирот, чтобы…

Ингар снова закончил за него:

— Чтобы соблюсти закон. Женщина-воин не может быть матерью. Мать не может быть воином. Если она рожает ребенка, то либо перестает быть охранительницей, либо оставляет ребенка и никогда не узнает, который из сирот в Гавани ее сын.

— Сложный выбор.

— Да.

— И как случилось, что ты все же принес клятву? Что-то изменилось?

— А я ее не приносил.

— Как такое возможно?

— Почти невозможно. Но у меня есть свидетельство крона Огненных земель и свегана Северного свего, дозволяющих это.

— Но…

— Помнишь, вчера я говорил кто такие отступники? Знаешь, что отличает настоящего отступника?

— Что?

— Жажда власти. Власти, которая под запретом для веда, принесшего клятву. И готовность идти до последнего, чтобы ее обрести. Сама по себе клятва придумана именно для того, чтобы не допустить людей с даром, но без духа высокого рода во власть. Потому что слишком велик соблазн. Все остальное, в том числе и клятва, второстепенно.

— Думаю, пора заканчивать и разговор и тренировку. Мне нужно переварить услышанное. — Альрик злорадно улыбнулся. — К тому же Герд тяжело столько стоять в дверях.

Ингар ошеломленно посмотрел на полуоткрытую дверь. Воспользовавшись его замешательством, Альрик бросился в атаку.

На стороне Ингара был опыт и сила, на стороне Альрика — отточенное мастерство. Вед успешно отбивался, но неловко поставил ногу и споткнулся. Болванка с силой ударила его по лицу и до крови рассекла бровь.

— Проклятие!

Герд, переставшая скрываться за дверью после того, как Альрик выдал ее присутствие, бросилось к Ингару, с перекошенным лицом зажимавшего кровившую бровь. Она вытащила тонкий полотняный платок и зажала рану

— Прости, я не смог остановить болванку.

— Да ничего страшного, хотя приятного конечно мало.

— Залечить?

— Оно того не стоит[iv][21].

— Ну и замечательно, мне жить проще.

— Вы с ума сошли, ведь шрам же останется. — Герд обеспокоенно рассматривала глубокую рану. — Пойдем, надо зашить, а то всю красоту испортит.

— Было бы что портить.

— Это точно. — За последнюю неделю Альрик сильно переменился и почти вернулся к своей обычной манере — передразнивать и ерничать над каждым словом близких людей. Герд была рада этой перемене.

Последние ручьи талой воды уже пробежали по земле. Лес покрылся золотисто-красными туманом — распускались первые листочки.

Альрик почти вернул себе контроль над телом, Герд родила сына.

В раздумьях Альрик часами сидел на широкой каменной ступеньке у фонтана и смотрел вдаль. Он понимал, что бездействовать дольше невозможно и нужно было выбрать свой путь, но просто не знал, как поступить, чтобы не стало хуже. По сути, Альрик уже дано все решил, но долго не признавался в этом даже себе. Пора было взглянуть правде в глаза.

Как и многие другие знатные и известные люди, Аудульв и его семейство получили приглашение на посвящение Алинаро[v][22]. Купец был возмущен.

— Как я смогу смотреть в глаза этой мерзости, зная, что он сотворил? Смотреть и не вырвать его бесстыжих глаз, не выжечь каленым железом эту грязь!

Альрик впервые видел купца в такой ярости. Должно быть она копилась много дней, ведь повод, вызвавший вспышку был мал.

После, успокоившись, Аудульв отправил Хранителю благодарность за приглашение и заверил его, что будет счастлив поздравить будущего крона лично.

Альрик осторожно прикрыл дверь и крутанул шар с ведовским огнем. Кабинет осветился. Аудульв сидел за столом, сосредоточенно разглядывая воздух перед собой. Он повернулся было посмотреть, кто нарушил его одиночество, но, увидев Альрика, снова уставился в пространство.

— Аудульв, ты позволишь мне отправиться в столицу с собой?

Тот кивнул.

— Конечно, если ты этого хочешь. Только ведь то, что ты еще есть на свете, держится в тайне.

— Мы что-нибудь придумаем.

Купец выжидательно смотрел на Альрика. Он не спрашивал о том, какое же решение принял кронтин, но нетрудно было заметить, что давно ожидал его.

Альрику было известно: Аудульв считал, что за власть следовало бороться. Он не говорил ничего прямо, но это было и не нужно. Альрик знал, что, реши он отвоевать престол, Аудульв вложит в это дело всю душу. С его связями и средствами восстановление на троне рода Инир было возможна. Но Альрик не мог решиться пойти на это.

Прошло уже полгода. Нового правителя прияли и высокородные и простые люди. И, надо сказать, Алинаро вполне хорошо управлялся с доставшейся ему властью. Было получено согласие всех высоких родов и в день Летней Ночи Алинаро станет называться кроном Огненных земель.

Альрик не мог принять того решения, что ждал от него Аудульв. Подняться на борьбу — значит своими руками принести войну в страну, только оправившуюся от последнего бедствия.

Альрик с горечью подумал, что Вальгард ни на секунду не усомнился бы в необходимости бороться за престол. Но Вальгарда больше не было. А он, второй кронтин, ставший неожиданно наследником, не хотел власти. В глубине души Альрик понимал: главным является вовсе не благородное желание избавить страну от гражданской войны. Он просто не мог решиться на такое дело. Не чувствовал в себе стремления во что бы то ни стало вернуть престол своему роду.

— Мне известно, ты хочешь знать, что я решил по поводу того нашего разговора. Так вот: я решил, что Альрик умер. Собственно, еще после имянаречения в Гавани я все равно что переродился — из школы вернулся другой человек. Горячий ветер же вовсе избавил от того, что еще оставалось во мне от второго кронтина.

Это была правда. Альрик, второй кронтин Огненных земель, Хранитель ключей Золотой кронии погиб. Остался Гейр. Воин без рода и племени. Человек без родового имени и места, которое он может назвать домом. Он уже почти вернул себе силу. Все его умения при нем. Он уйдет и оставит Алинаро власть, которой тот так желал.

Аудульв опустил глаза. Альрик старательно закрывался, чтобы не ощущать его чувств — не хотел знать, как сильно разочарован друг отца.

— Алинаро — тварь и я буду проклинать его всю жизнь. Но он блестящий правитель. У него есть взрослый сын, который уже сделал успешную карьеру в казначействе. Он станет продолжателем династии. Я не могу снова повергнуть страну в хаос. А если я сделаю так, как сейчас собираюсь, то все будет хорошо.

Альрик сказал не все. Прежде чем уйти, он отомстит. Не Алинаро — его смерть слишком больно ударит по стране. Нельзя ослаблять страну и власть — этим сразу воспользуются.

Но убил его родителей не Алинаро, хотя тот знал и одобрил совершенное.

Горячий ветер наслал вед. Только за одно применение этого заклятия по законам Огненных земель, да и любой другой страны в Андрии, полагалась смерть. Альрик свершит правосудие и смерть Маазрина будет отмщением за жизнь родителей, сестер и брата.

Что же до Алинаро… Пусть его судьбу решат небесные.

— Ты выбираешь для себя трудный путь, мальчик.

— Он не более трудный, чем тот, которого желаете вы.

Аудульв смущенно посмотрел на него.

— Тебе не стоит мучить себя чувством вины. Мои мысли в действительности всего лишь желание восстановить справедливость. Но ты ведь прав. Это хаос. Время, когда твои претензии на престол можно было претворить в жизнь упущено. Тебя не знают в стране. Ты прости, но и на крона Сигвальда ты не похож. Так что это был бы действительно хаос. Пришлось бы завоевывать свою же страну. Ты уже решил, что будешь делать после церемонии?

— Уеду из страны. В конце концов я выпускник Зеленой Гавани и всегда найду себе место. Ты мне поможешь выехать?

— Да. Собственно до столицы мы поедем вместе с очередным караваном. Пусть караванщики погуляют на празднике. А потом караван отправится на другой конец Андрии. Думаю тебе будет удобно с ними уехать. И помни: я всегда помогу тебе всем, чем смогу, если это не будет угрожать безопасности моей семьи. Поэтому если будет надобность — ты знаешь, как со мной связаться.

— Спасибо тебе.

Герд, едва оправившаяся от родов, осталась дома. Альрик зашел к ней перед отъездом. Потом она конечно придет проводить караван, но ему хотелось сказать ей «прощай» наедине.

Герд укачивала сына. Она не стала называть его именем отца, как часто делали если муж погибал. Ребенка назвали Даг — день.

Альрик долго смотрел на них. Ему никогда не надоедала эта картина, такой она была мирной и спокойной.

Даг уснул, а Герд вышла вместе с Альриком в коридор, осторожно, чтобы не стукнуть, прикрыв за собой дверь. Она смотрела на него так, будто пыталась запомнить навсегда. А может быть и правда пыталась.

Он сжал тонкие кисти Герд.

— Я решил, что должен сказать тебе… Я не говорил… Если бы не ты — мне никогда не удалось бы выбраться из болота, в которое угодила моя дорога. Я помню это и благодарю судьбу за то, что мы родились в одно время и встретились.

— Мне было радостно помочь тебе. Ведь ты тоже тогда, еще осенью, помог мне.

Грустная улыбка погасла, даже в глазах не осталось ни следа от нее.

— Ты больше ведь не вернешься, верно?

— Нет. Моя жизнь в этой стране окончилась. Нужно искать другое место.

— Мне будет не хватать тебя...

— Мне тоже будет очень не хватать тебя, дома в Красном лесу. Но эта жизнь закончилась.

— Альрик…

— Не Альрик — Гейр. Альрик умер.

— Да. Гейр. Не забывай о нас. Что бы ни произошло — мы все равно будет для тебя близкими людьми. Для нас ты родной.

[i] 18. Хати — длинная, до колен а порой и до земли верхняя накидка из плотной ткани или замши свободного кроя с широкими рукавами без пуговиц или застежек, ее крася скреплялись на уровне груди двумя завязками. Была показателем высокого статуса и богатства человека. Украшалась вышивкой, иногда камнями. В особо выдающихся случаях была украшена настолько, что могла стоять сама по себе.

[ii] 19. Нечто вроде сканирования организма с помощью дара.

[iii] 20. Болванкой называли деревянные или железные учебные мечи.

[iv] 21. Раны залечить ведовством было можно, рана полностью заживала, оставляя за собой только свежий шрам. Но это было чрезвычайно болезненно для лечащего.

[v] 22. В Огненных землях крона посвящали на служение стране.