Реза вторая.

Утро после праздника было тихим-тихим и солнечным, все еще спали, даже слуги, получившие в честь праздника выходной. Крон Сигвальд нашел сына в саду у пруда.

— Ну что ж, сын, первый свой рубеж на жизненном пути ты прошел. Вчера мне не удалось как следует тебя поздравить. Исправлю сегодня это упущение. Желаю, чтоб их было еще много. Счастья тебе, сынок. И удачи.

Альрик, смутившись, опустил голову и только искоса поглядывал на отца. Но тот, не обратив внимания на его смущение, уселся на садовую скамью и притянул сына поближе.

— Как тебе понравился вчерашний бал? А подарки?

Как только разговор перешел на более простую тему, кронтин вернулся к своему обычному настроению. Он хитро сощурился:

— Подарки хороши — кто же кронтину гадость какую-нибудь подарит!

— Альрик! Ну разве можно так говорить?!

Крон пытался сохранить серьезность лица, но мальчишка в который уже раз своими едкими, не по возрасту тонкими уколами заставлял Сигвальда смеяться, вместо того, чтобы наказать за дерзость.

А Альрик вывернулся из медвежьих рук крона, отошел подальше и добавил:

— И твоего подарка, отец, я что-то вчера не приметил, то ли он был такой маленький, то ли ты решил сэкономить!

Крон опешил от такой наглости. Но, не выдержал, расхохотался. Грозя сыну кулаком, пообещал:

— Сегодня праздник твой, а вот попадись мне завтра… Пойдем. Ты, кажется, был недоволен отсутствием подарка? Надо восполнить этот пробел.

Они пошли к воротам, где уже ожидал зевающий кучер с легкой коляской, запряженной гнедой парой.

***

Их путь лежал к подножию черной как туча Грозовой горы, где располагался конный завод, с самого своего основания принадлежавший роду Инир — роду крона. Уже несколько сотен лет здесь разводили знаменитых белых боевых коней.

Порода лошадей была знаменита во всей Восточной Андарии. Называли их обычно лошадьми огненной земли, или просто «огненные лошади». Они славились силой и выносливостью, мягким удобным ходом. Худшая лошадь с этих конюшен вполне годилась под правителя. Кони были высокого роста (шестнадцать-семнадцать ладоней), с крепким костяком, длинной, красиво изогнутой шеей, благородной головой. Характерной чертой был прямой с легкой горбинкой профиль. Особой гордостью породы являлась масть. Жеребята рождались вороными, гнедыми, даже рыжими, однако к девяти-одиннадцати годам становились снежно-белыми. Породе было почти пятьсот лет, выводились они специально под тяжелого всадника. Поначалу на них ездили только военные. Со временем многие оценили породу, и спрос в кронии и в Арнике на нее стал запредельным.

По дороге отец объяснил цель поездки.

— Ты, Альрик, знаешь ведь, что каждому кронтину положен свой боевой конь. Я подумал, верхом ездить ты уже умеешь отлично, а вот конному бою тебе еще рановато учиться. Так что подарок тебе не простой. Я решил подарить тебе жеребенка этого года. Как раз вместе и вырастете. Какого — выбери сам, поглядим, заодно, чему ты научился, пока тут днями от учителей прятался.

Второй кронтин часто пропадал на конюшнях. Ни отец, ни воспитатели этому не препятствовали, если он не пропускал уроков, считали, что это занятие вполне достойно кронтина. Да и на будущее будет полезно — ведь Альрик не наследник, ему нужно будет выбирать свое дело.

— Отец, ты не представляешь, как я рад! Лучше подарка просто придумать нельзя!

Альрик, не слишком щедрый на эмоции, только что не прыгал на месте. Сигвальд довольно улыбнулся.

— Ну, ты подумай, какого тебе жеребенка подарить, а я пока по конюшням пройдусь — давно не был.

Альрик убежал похвастаться знакомым с конюшни.

Вернулся он быстро, тоже бегом.

— Решил, кого хочешь себе?

— А что здесь думать? У Любимицы несколько недель назад родился жеребенок от Крепкого. Его еще даже не назвали. Вот его и хочу.

Крон приподнял брови, подивившись такому быстрому решению.

— Ну, покажи хоть, кого я тебе подарил-то.

Идти далеко не пришлось. Ожеребившихся кобыл, пока жеребята не окрепнут, держали в больших травяных загонах, поблизости от конюшен.

— Как назвать думаешь?

Крон осматривал выбранного жеребенка и не находил в нем изъяна. Хотя, конечно, в месячном детеныше сложно разглядеть будущего коня.

— По родителям. Клинок.

— Хорошее имя для боевого коня. И коротко, и звучит, и по правилам. Молодец, сын.

Но мальчишка слушал его вполуха, занявшись кобылой и получившим имя жеребенком.

***

Крон отпустил просителей и послал за сыном. Возможно не все из их слов правда, но случай имел место, в этом сомнений не было.

— Альрик, ты знаешь, зачем я тебя позвал?

— Даже если не знаю, сейчас ты мне скажешь, отец.

Сигвальд нахмурился. Он был изрядно зол, а дерзкими ответами сын только распалял его. Тот не выглядел ни смущенным, ни раскаивающимся.

— Зачем ты избил сына кухарки?

— Он заслужил.

Сигвальд всмотрелся в лицо Альрика и покачал головой. Нет, не скажет. По лицу, по упрямо наклонной голове крон без труда угадал, что ни объясняться, ни оправдываться сын не станет. Он смотрел на отца спокойно и твердо. Похоже он так и не узнает, за что нынешние дети бьют друг друга до увечий. Гнев сам собой утих.

— Что бы он там ни заслужил, кулаки — не способ решения проблемы. Особенно если человек ниже тебя по положению. Ты подумал о том, что не каждый человек сможет на равных говорить с тобой и ответить ударом на удар, не рискуя своей судьбой?

— Но иногда слова не помогут. К тому же Аслай вполне был в состоянии мне ответить.

Кронтин задрал рубаху, показывая посиневшие ребра.

— Это слишком циничная речь для юноши одинадцати лет, тебе не кажется?

Альрик пожал плечами и промолчал.

— Хорошо. Не хочешь это говорить — не нужно. Два дня в комнате. Выходишь — только на уроки, и тренировку. Еду тебе принесут в комнату. С собой не берешь ни книг, ни игрушек. Я хочу чтобы ты подумал о том, что умный человек всегда найдет, как объяснить менее умному противнику, что он не прав без кулаков. А еще подумай о том, что некоторым именно это и нужно — чтобы ты вспылил, выказал свои чувства и показал свою слабость. Ты только начинаешь жить. Будут еще люди, желающие вывести тебя из равновесия, заставить принять решение под влиянием сиюминутных чувств. Можешь идти. И еще. Если мне снова придется выслушивать просителей, требующих справедливости по твоей вине, наказание будет публичным. Я не сторонник такого рода мер, но мои подданные не должны думать, что крону нет дела до их бед, а кронтинам позволено все.

Сигвальд поморщился — слишком нравоучительными получились его слова. А может мальчишка, которому Альрик сломал нос и вправду заслужил — кто знает, что произошло на самом деле?

— Я подумаю. Ты как всегда мудр, отец. Но иногда слова не могут помочь.

С этими словами Альрик вышел из комнаты, не давая отцу возможности что-то ответить на это. Не стоило сомневаться — он в точности исполнит сказанное Сигвальдом. Возможно даже думать будет именно об этом, а не о том, какая погода за окном. Но останется при своем мнении.

***

Вальгард украдкой пробирался по коридору. Закрыв наконец дверь своей комнаты он с облегчением вздохнул и, стягивая на ходу одежду, направился к кровати. Но, на полпути Вальгард резко остановился, увидев в свете только что зажженного огня увидел сидящего на подоконнике брата.

— Ты что здесь делаешь?

— Тебя жду. Зашел спросить. поедешь ли ты завтра со мной и Вандышем на рыбалку?

Впальгард пренебрежительно фыркнул.

— Рыбалка? Это занятие для малышни.

— А-а-а. — протянул Альрик. И ядовито добавил: — Думаешь если ты теперь похож на дозорную вышку, которую ветром вот-вот свалит и пускаешь слюни на каждую юбку, то взрослый? Не хотелось бы тебя разочаровывать, но…

— А ну замолчи, паршивец!

Вальгард попытался влепить оплеуху братцу, но, прежде чем смог приблизиться, того и след простыл. Он выглянул в окно, пытаясь понять, куда подевался Альрик — все-таки третий этаж — но так и не понял. Должно быть, безголовый мальчишка спрыгнул на широкий уступ, отделяющий второй этаж от третьего и влез в соседнее окно.

Наверняка не обнаружив его в комнате Альрик догадался где он был. Вальгард покраснел. И с кем. Только бы не проговорился кому-нибудь.