Реза первая

— Где же этот негодник?! — запыхавшаяся Бекума ураганом ворвалась в утреннюю комнату.

Кронта Алберта, которая, уютно устроившись в мягком кресле, читала письмо, улыбнулась, увидев как раздражена ее подруга и домоправительница.

— Опять убежал?

— Да. — Бекума села в кресло, и, стащив платок с головы, стала им обмахиваться. — Словно песок сквозь пальцы. Стоит на минуту отвернуться — и нет его. Так мало того — ведь и не вдруг найдешь. То в саду спрячется, то в доме где-нибудь, то на конюшню сбежит, его там все конюха уже знают. Представь только, госпожа, они его уже верхом ездить учат!

— Не вижу ничего плохого в этом. Чем раньше — тем лучше.

— Но не в четыре же года ребенка на боевого коня сажать! Да и нечего ему на конюшне делать. Еще под копыта попадет.

— Не волнуйся ты так. Я уверена, старший конюший — вполне разумный человек. Он не допустит, чтобы что-то случилось. Да и Альрик мальчик, нечего его пугать лишний раз.

— Надеюсь, что так и будет. Ведь понимаю, что не стоит постоянно запрещать все подряд можно довести до того, что ребенок будет шаг сделать бояться. Но, небесные[i][1], я так боюсь, что он без пригляда куда-нибудь залезет, упадет, разобьется.

— Я тоже боюсь. Но ты же видишь — это все равно что пытаться удержать ветер. За ним и так куда больше пригляда, чем за Вальгардом в его возрасте, или за Ксантой сейчас.

Кронта Алберта не разделяла чувств Бекумы. Сама бездетная, домоправительница стала любимой теткой для ее детей. Но, беспокоясь о своем любимце, порой она чересчур сильно опекала Альрика. Впрочем, младший сын сам прекрасно избавлялся от надзора.

В комнату вбежал парнишка лет девяти, с кудрявыми золотистыми волосами и яркими голубыми глазами.

— Госпожа Бекума! — увидев кронту, он склонился перед ней в поклоне. — Матушка, доброго утра. Я нашел его.

Кронта кивнула старшему сыну.

— Молодец, Вальгард, что бы я без тебя делала! Где он на этот раз? — Бекума вскочила на ноги, готовая в очередной раз спасти любимого воспитанника от себя самого.

— Возле пруда.

— О, небесные, это на другом конце поместья! Как он мог туда добраться, мы же весь сад обыскали!

Бекума бегом бросилась вон, эхо разносило ее голос по всему крылу.

Кронта Алберта поспешила вслед за ними.

Когда Бекума и Вальгард подошли к пруду, Альрик увлеченно копался в тине у берега, вылавливая лягушек и собирая их в одну кучу. Те не были рады такому пристальному вниманию и при первой возможности разбегались, что очень расстраивало Альрика. Все лицо и руки у младшего кронтина были перемазаны в зеленой тине, но его это совершенно не смущало.

— Альрик!

Он оглянулся и, не удержавшись, сел прямо в грязь, не выпуская из рук лягушку. Увидев мать и Бекуму, Альрик расплылся в широкой улыбке.

Даже не пытаясь встать, младший кронтин тянул руку с зажатой в ней лягушкой в сторону матери и домоправительницы, громко и радостно сообщая:

— Лягушка.

Невнятно ворча что-то ругательное себе под нос, Бекума подняла его на ноги и попыталась отобрать полуживую добычу. После некоторых усилий ей это удалось. Альрик с огорчением смотрел на то, как лягушка, выпушенная на свободу, спешно прыгала подальше от людей, а потом попытался погнаться за ней, не потрудившись встать на две ноги.

Вальгард, наблюдавший всю сцену молча, только сокрушенно вздохнул:

— Вот лягушонок!

Кронта Алберта и Бекума рассмеялись, и, ведя за руку Альрика, пошли обратно к дому.

***

— Лягушонок, ну что же ты? Ты не виси на нем мешком, хоть немного двигайся в такт!

Некрупный белый конь размеренно рысил по двору, не обращая особого внимания на мальчишку у себя на спине, пытавшегося поймать равновесие и разобраться со своими руками и ногами.

— Какой я тебе лягушонок, дылда нечесаная?

Вальгард показал младшему брату кулак и, не удержавшись, провел рукой по волосам. которые сильно вились и не поддавались попытке уложить их ровнее.

— Такой, вполне себе зеленый! Еще раз обзовешь меня — получишь и станешь синим.

Он вернулся домой после первого года обучения и был очень горд тем, что много видел и целый год жил без родителей, совсем как взрослый. Младший братец заметил это и не упускал случая уколоть его.

— Небесные, ну кто так ездит! Будто собака на заборе! Ты хоть что-нибудь из того, что я тебе говорил, слышал? Ну почему на земле ты с конем можешь сделать все что угодно, а в седле — едва ли половину нужного, да и то случайно?

Альрика не сильно расстраивала критика, у него для этого было слишком хорошее настроение.

— А это ты сам столько ругательств придумал, или заучил что тебе наставник говорит? Ты бы лучше своими словами, несолидно, зато честнее.

Вальгард покраснел, стараясь не показать что задет, но, не сдержался и снова погрозил кулаком.

— Лягушонок!

— Может ты лучше просто покажешь мне как правильно, а не будешь стоять тут и критиковать?

— Конечно покажу, куда же я денусь. Ты же мой брат, хоть и лягушонок!

***

— Альрик, мой кронтин[ii][2], где же ты? — высокая моложавая женщина быстро шла по саду, оглядывая ряды цветущих кустов и скамейки между ними. — Матушка тебя ищет, все прислужники уже с ног сбились, ты же знаешь, скоро приедет дядя, а кронта Алберта хотела чтобы ты знал, как организовывается такое сложное мероприятие!

— Бекума, неужели это так нужно, часами стоять, пока портные и их помощники обматывают тебя лентой и колют иголками? — раздался позади нее голос.

Женщина подпрыгнула на месте.

— Альрик, как можно так подкрадываться! Я чуть не умерла на месте! — Женщина повернулась и с улыбкой посмотрела на худенького паренька, который вынырнул из только что осмотренных ею кустов. С самого раннего детства, задолго до того как проявились зачатки дара, мальчик умел спрятаться и люди, только что осматривавшие место, где затаился кронтин, только разводили руками. А уж теперь, когда он научился отводить глаза найти Альрика было просто невозможно. — Эти самые портные, в отличие от одного маленького бездельника, работают, и очень хорошо работают, раз их приглашают обшивать семью крона. А ты избавился от уроков под предлогом примерок, а с примерок просто сбежал. Бездельник, одно слово[3][iii]!

— Все равно я им не был нужен — они уже сняли все мерки и спорили с матерью о фасоне и цвете — на лице парнишки не отражалось даже тени раскаяния.

— Как это не нужен! Тебе что, до старости одежду будет мать подбирать? Между прочим, тебе уже десять лет — пора бы самому за себя решать!

Как ни старалась, Бекума так и не смогла придать своему голосу необходимой строгости. Непоседливый и непочтительный Альрик, второй сын крона Сигвальда, был любимцем домоправительницы, хотя многим больше нравился красивый и обаятельный Вальгард — старший сын и наследник.

— Что я, как девчонка должен перебирать фасоны и ткани! — Альрик был возмущен таким предположением.

— Нет, ты как мужчина должен сам решать, что тебе выбрать, даже если это всего лишь цвет ткани!

Альрик испытывающее посмотрел на Бекуму, лицо ее было серьезным, только в глубине карих глаз осталась улыбка. Тогда он покачал головой и отправился в малый зал на женской половине[iv][4]. Портной и его помощник, которые должны были сшить новые наряды для семьи крона уже ушли, и в зале расположились, купцы, поставлявшие товары во дворец.

Этот факт Альрика обрадовал — наблюдать, как заключаются договоры и ведется торг, было куда интереснее, чем доказывать, что в желтом камзоле ты выглядишь как утенок. Тем более что никто не скажет, будто он бездельничает — ведь право и торговля были частью его образования.

***

— Матушка!

Альрик осторожно приоткрыл дверь утренней комнаты, где кронта занималась рукоделием. Алберта подняла глаза от гобелена, который вышивала и ее лицо осветилось улыбкой.

Альрик. наспех покончив с положенными приветствиями, уселся прямо на подоконник подле матери.

— Смотрите, этот камень я нашел сегодня утром у Грозовой горы. Учитель рассказал мне, что эти камни приносят удачу. Видите, какой он красивый? Но тут дело не только в красоте...

Альрик рассказывал историю камня, попутно вставляя в речь описания прогулки, еще какие-то сведения. Алберта не уставала удивляться тому, насколько интересно и правильно одиннадцатилетний мальчик мог рассказать казалось бы совершенно обычные, сухие знания. Она усмехнулась: многие, не слишком близко знавшие ее младшего сына, считали его простаком, у которого душа нараспашку. Но и она и крон, да пожалуй и Вальгард тоже уже давно заметили: Альрик действительно много рассказывает, да только это все второстепенное. Настоящее, важное он держит в себе и не открывает никому.

Он часто приходил к ней, приносил цветок, листочек, камень, еще какую-нибудь вещь и рассказывал, рассказывал. Все, кто был в тот момент рядом вольно или невольно заслушивались. Вот и сейчас, наставница кронтины, одним глазом наблюдая за работой своей подопечной, с интересом внимала Альрику. А вот Ксанта, занимавшаяся рисованием, недовольно сморщилась и отвернулась так, чтобы не видеть мать и брата.

Легкая тень пробежала по лицу кронты: младшая дочь демонстративно игнорировала Альрика. Между ними никогда не было большой любви, как между Альриком и Вальгардом, но в последнее время отношения совсем разладились. Если Вальгарда Ксанта уважала как старшего брата, то к Альрику ревновала. Аберта старалась не отдавать предпочтения какому-то одному ребенку, но Альрик все равно получал больше внимания. Кронту огорчал разлад между детьми, но как его сгладить она не знала.

Вальгард был уже взрослый и мало времени проводил с ней, Ксанта сама по себе была очень закрытой, неласковой: не проявляла чувств к другим и не позволяла лишний раз приласкать себя. Иногда Алберте казалось, что Ксанта завидует той легкости, с которой Альрику давалась учеба и тому, что его, еще совсем маленького, уже многие любят и уважают. Про Альрика кронта тоже не могла сказать, что сын специально искал чужого внимания или был открытой книгой, однако внимание второй кронтин привлекал неизбежно.

***

Герид[v][5] Алинаро, брат кронты Алберты, прибыл в Зииду[vi][6] поздним утром. Опередив свою свиту, он галопом мчался по дороге, ведущей из Зинтеры к крепости крона. Молодой серый жеребец, яркий представитель породы огненных, горячился, чувствуя раздражение хозяина, и мчал во весь опор.

Въехав в ворота герид миновал захаб[vii][7], какие-то хитрые повороты, и жестко осадил жеребца. Широкий внутренний двор был выложен камнем, с одной стороны виднелся проход к хозяйственному двору, с другой располагалось главное крыльцо Зииды. Незамысловатые светло-серые внешние стены крепости, считающейся одной из самых неприступных в Андрии, причудливо сочетались с золотисто-белыми, украшенными затейливой резьбой, стенами дворца.

Конюший немедленно взял жеребца под уздцы, навстречу гериду уже спешил управитель.

— Герид Алинаро, позвольте поприветствовать Вас во дворце! — управитель поклонился и сделал приглашающий жест, — прошу, ваши покои уже готовы, мне приказано проводить вас, чтобы вы могли отдохнуть с дороги. Кронта Алберта просила передать, что будет рада видеть вас на торжественном обеде.

Только очень внимательный наблюдатель мог бы заметить недовольство на лице герида. Он посчитал себя оскорбленным, оттого, что его не встретила сама кронта, и это чувство только усугубилось, когда он понял, что немедленной аудиенции не будет.

Впрочем, даже если бы Алберте и хотелось встретить родственника, кронта не могла бы этого сделать, так как встреча гостей на крыльце не пристала члену семьи властителя, так же как и немедленная аудиенция. Алинаро об этом прекрасно знал и, тем не менее, желал, чтобы для него было сделано исключение.

***

Герида поместили в лучших гостевых покоях на той половине замка, которая считалась открытой. Вторая, закрытая половина, предназначалась для семьи крона и посторонние туда не допускались никогда. Только самые близкие.

Кронта не была близка с братом, тем более, что он был значительно старше. Поэтому и было решено не нарушать традиций и поселить герида в открытой половине. Да и обставлены покои там были богаче, чем в закрытой, а Алинаро очень ценил роскошь.

И теперь, отдыхая, Алинаро размышлял о несправедливости судьбы, наделившей властью над такими обширными и богатыми землями людей, которые не в состоянии использовать её в своих интересах и в интересах Огненной кронии. Они даже наслаждаться своим положением не умели — правители жили так же, как большинство высокородных, не выделяясь. Алинаро, отведавший жизнь в столицах центральных земель, презирал местные порядки.

Страна была огромная и спокойная. Огненные земли часто называли золотыми. Нет, золота там не добывали. Но редкие промыслы, плодородные земли, не знающие засух и неожиданных заморозков, с богатым рыбой морем и огромными пастбищами для скота позволяли жить зажиточно, значительно лучше, чем в центральных странах.

Герид скривился. Располагая такими возможностями, двор Огненной кронии мог бы затмить своим блеском любую из великих держав Центральной Андрии.

Но при дворе все было очень провинциально. Ни интриг, ни партий дворян, ни соревнующихся между собою за власть родов. Строгость нравов при дворе кронты, да особенности воспитания людей высокого рода в этой стране, не располагали к такому времяпрепровождению — они предпочитали не развлекаться в столице, а жить по своим землям, собираясь при дворах наместников, да в столице лишь по крупным праздникам. Марки и округа жили своей жизнью, и их мало интересовало, что же происходит за горизонтом.

Особой отличительной чертой кронии была редкость волнений и бунтов. Как полагал Алинаро, это было вызвано двумя причинами: богатством подданных и тем, что в Огненной кронии не было крупных городов — даже столица, по меркам центральных земель, была средним городком. В кронии текла неспешная жизнь, которую почти не задевали внешние веяния и склоки.

Разве пойдет с вилами на маркрат и, тем более на крона, человек, у которого в амбаре полно хлеба, в хлеву сытая скотина, а в кубышке хороший запас серебра? Нет, чтобы земелин[viii][8] пошел на восстание, за его спиной должны кричать голодные дети или твориться жуткая несправедливость.

Собрать на такой земле крупное восстание невозможно. Но и переворот не вызовет больших возмущений...

***

Прием в честь возвращения брата кронты из большого посольства в соседние страны и десятилетия младшего кронтина обещал быть изумительным.

Уже неделю слуги, цветочники, художники и многие другие трудились над украшением открытой для гостей части замка.

Бальная зала, и без того великолепная, теперь просто поражала воображение. Она была украшена белыми розами и мелкими, сине-голубыми линариями — цветком-символом кронты Алберты. Цветы были повсюду. Огромные букеты стояли в золотисто-белых вазах вдоль стен, по потолку тянулись гирлянды, сплетенные из веточек мелких белых роз и линарий, такие же гирлянды украшали стены, обрамляли каждый завиток узора на росписи.

В углах были сделаны удобные беседки, увитые темно-зеленым плющом и белыми розами. Здесь могли было отдохнуть гости после танцев.

Прилегающие к бальному залу гостиные также были готовы к приему гостей. Украшений здесь было меньше — чтобы не отвлекать будущие компании от разговоров, игр и прочих развлечений.

В отделке Зииды преобладали основные цвета Огненных земель — мужская половина в золотых, красно— и золотисто-коричневых тонах; женская — в белых и нежно-голубых. В покоях стояла красивая, но без вычурности мебель. В Огненных землях, как и везде на севере, не приветствовалась показная роскошь — признаком хорошего вкуса считалась умеренность и гармоничность в интерьере и одежде.

Герид важно ходил между гостей, рассказывая то одной, то другой компании о своей поездке, об удачно заключенных договорах и других своих дипломатических победах, о порядках, принятых при дворах знаменитых правителей и о забавных историях, произошедших во время пути. Алинаро был хорошим собеседником и славился при дворе как чрезвычайно умный и обходительный мужчина. К тому же он был редким гостем в Огненной кронии. Поэтому недостатка в слушателях он не испытывал.

Второй виновник торжества напротив, общества избегал и был на глазах ровно столько, сколько требовалось, чтобы получить поздравления и подарки. После этого сразу же исчез.

Смеясь над какой-то шуткой крона герид рассматривал второго сына Сигвальда, украдкой пробиравшегося к выходу в сопровождении двух приятелей.

— Нет, Сигвальд, не в вашу породу пошел сын — будто подкидыш смотрится! Ни на тебя, ни на Алберту совсем не похож.

Крон был недоволен словами Алинаро, но не стал осаживать не в меру смелого в словах герида. Только нахмурился:

— Ну что ты такое говоришь, Алинаро! Очень даже похож. Только не на меня и не на кронту. На бабку мою похож. И лицом и сложением.

— Ну может и так. — Герид, хоть и был навеселе, понял, что перегнул палку. — Не видал я твоей бабки.

— Ну так не видал — чего ж говоришь, что сын не похож на моих предков?

Сигвальд и сам порой смотрел на Альрика с некоторой растерянностью. Несмотря на то, что он любил сына, Альрик оставался ему непонятен. Упрямый и уверенный в себе, Альрик порой казался настолько хрупким, будто одно резкое слово может разрушить его личность на части. Даже внешне он не был похож ни на крона, ни на кронту Алберту, это Алинаро верно подметил. Сам крон Сигвальд был высоким и крепким, с золотисто-русыми волосами и голубыми глазами. Кронта Алберта тоже отличалась высоким ростом, статью и голубыми глазами. Другие дети, Вальгард и Ксанта были как две капли воды похожи на отца и схожи между собой. А вот Альрик отличался. Невысокий для своего возраста, худощавый, тонкокостный, с аккуратными, почти девчоночьими чертами лица, темными волосами и глазами он резко выделялся, если семья собиралась вместе. Крон знал, что еще нянька за глаза называла второго кронтина подкидышем. Правда она ошибалась. Сын похож на бабку Сигвальда — та тоже была хрупкая, с тонкими чертами лица и до самой старости считалась редкой красавицей. Только глаза у той были зеленовато-карие — прозрачные, как крыжовник и бездонные. У Альрика же они были темными как ночь.

Бабки Аудигва имела сильный дар — она могла управлять чужими помыслами, передавать свои слова и ощущения на расстоянии, внушать чужеродные чувства и желания другим. Мало кто мог ей сопротивляться. Как выяснилось после первого посвящения, Альрик унаследовал этот дар, правда, насколько он сильный, определить можно будет только после третьего посвящения. А до этого еще долгих одиннадцать лет.

[i] 1. Небесные — неперсонифицированная сила, управляющая мирозданием в Андарии. Это не боги в общеприянтом смысле — им не поклоняются. Во многих землях есть культы поклонения местным духам.

[ii] 2. Кронтин — сын крона (титул, подобный королю), кронтина — дочь крона, кронта — жена крона.

[iii] 3. В Огненных землях было непринято воспитывать детей из семьи крона в обстановке поклонения и неприкосновенности — напротив, обращаться с ними настоятельно требовалось так же, как с обычными детьми. Считалось, что это способствует нормальному развитию личности. Также не принято было изолировать ребенка от детей более низкого рода. Единственное, о чем кронтинам постоянно напоминалось — о чести рода

[iv] 4. Традиционно в огненных землях дом (даже самый бедный) делился на мужскую и женскую половины, например, в женской половине была комната для рукоделий, гостиная, а в мужской кабинет/мастерская и гостиная. Ход на другую половину представителю противоположного пола не запрещался, но, если в гостиную войти было нормой, вход в кабинет считался проникновением в личное пространство и не приветствовался. В богатых домах традиционно в центре располагалась общая спальня супругов, а из нее вели в разные стороны двери на женскую и мужскую половину.

[v] 5. Герид в северной части Андрии — посол, дипломат высокого ранга.

[vi] 6. Зиида — крепость крона в Огненных землях

[vii] 7. Заха́б — фортификационное сооружение в средневековых крепостях, укрепление, защищавшее крепостные ворота. Как правило, представляло собой длинный, узкий коридор, соединяющий внешние крепостные ворота в башне с внутренними воротами, ведущими внутрь крепости. Захабы русских крепостей имели 20-40 метров в длину, 3-5 метров в ширину и могли располагаться как снаружи крепостных стен, так и внутри. Очень часто захабы имели один или несколько поворотов для замедления движения атакующих при прохождении захаба.

Кроме собственно функции дополнительной защиты ворот, захаб также являлся и оборонительной ловушкой — прорвавшись сквозь внешние ворота, атакующие оказывались в тесном, не просматриваемом извне коридоре, под перекрёстным огнём защитников крепости, и, как правило, истреблялись либо несли значительные потери.

[viii] 8. Земелин — человек, работающий на земле, крестьянин. Общеупотребимое во всей Андрии слово.