Реза четвертая

Крон, воспользовавшись просветом в делах (тщательно спланированным, надо сказать) выехал навстречу небольшому отряду, как только получил сообщение от них. Оказалось, что его сын обладает способностью к ведовской связи. Это был редкий дар, заслуженно ценимый во всей Андрии. Люди, владеющие этим даром, могли связаться на большом расстоянии с другим ведом, владеющим таким же даром. На расстоянии можно было передать как короткие сообщения, так и то, что вед видит глазами, например письмо.

И теперь, специально остановившись на вершине холма, невдалеке от Зииды, крон ожидал возвращения сына. Пять лет он не видел его, только получал от письма. Но что могут сказать письма? Что за человек вырос из смешливого ребенка, любимца всей женской половины? Еще пять лет назад Альрик заметно отличался от других его детей и внешне, и характером. Роду Инир считалась присущей прямота и открытость, строгий и сильный характер. Альрик отличался большей мягкостью но был упрям и скрытен. Надо думать, сейчас эти различия стали еще более заметны. К тому же теперь он не был самым близким человеком для сына, как прежде. И знал о нем только с чужих слов. Из отчетов главы школы следовало, что сын его проявил незаурядный ум и способности как в обучении наукам, так и в ратном искусстве. Арам Хирием писал, что Альрик хорошо справляется с командованием и планированием, но больше тактик, чем стратег. В письме также говорилось о том, что сын его заслужил уважение других учеников и при желании мог бы сбить могущественную партию из своих сторонников, но ему это не интересно. Он сам не входил ни в какие группы и своим друзьям в эти дела вмешиваться не позволял. И это тоже было похоже на Альрика. Не стремление подчинить, а стремление занять свое место, стремление добиться уважения. Снова мысленно перечитывая последнее письмо главы школы, Сигвальд с удивлением понял, что волнуется.

Альрик родился когда Сигвальд был в отъезде.

Человек из штаба Альвела Прогирина прискакал поздним утром.

Крон Сигвальд, отдыхавший после ежегодного смотра на Южной границе, сидел на веранде за чашкой горячего ароматного отвара со своим давним приятелем Маленульвом Аргонтом, Встревоженный сообщением слуги, он не стал ждать и вышел навстречу посланнику.

Приехавший устало слез с взмыленной лошади, и крон с облегчением увидел, что лицо у него не встревоженное, а, напротив, радостное. Прервав положенные приветствия, Сигвальд приказал:

— Говори.

— Господин, я с радостной новостью. На рассвете наш вед получил из Зииды сообщение. Кронта Алберта родила сына. Все прошло благополучно.

Сигвальд радостно улыбнулся, Мален и все кто был рядом поспешили поздравить его со вторым ребенком. Его старшему сыну и наследнику было уже пять, так что беременность кронты стала настоящим чудом — никто уже не надеялся на то, что в Зииде снова раздастся крик младенца.

Сигвальд обратился к гонцу, не решавшемуся уйти без приказа, или обратиться к крону, чтобы спросить разрешения уйти.

— Скажи мне твое имя. Человеку, принесшему такую весть полагается награда!

— Элиш Уврунг, господин.

— Я не забуду.

Меньше чем через восьму крон, отложив дела, выехал в столицу.

Кронта Алберта, на удивление легко перенесла вторые роды и к возвращению супруга уже совсем пришла в себя. Ребенок родился раньше срока и был очень маленьким, но здоровым.

— Как ты назовешь нашего сына[i] [1]? — кронта, так мечтавшая родить еще детей, не могла оторвать взгляд от ребенка, сразу же полюбив его всем сердцем.

— Пусть будет Альрик — всемогущий. Это хорошее имя.

— Красивое. Но не слишком ли сильное? Не сломит ли его сила дух ребенка?

— У нас мужчинам всегда давали сильные имена. Я думаю, все будет хорошо.

Младенец еще не умел ничего, только смотрел мутноватыми глазами на двух людей, с улыбками разглядывающих его.

Вдали показался отряд, заставив крона вернуться в реальность. Чуть впереди, ярко выделяясь на фоне зеленого поля, ехал всадник на крупном белом коне.

Охрана крона слаженно перестроилась, один из гвардейцев направился навстречу отряду. Но это было скорее соблюдение формальности: и без того было хорошо видно, что за отряд движется к столице.

Всадник пришпорил коня, и, после короткого обмена фразами с гвардейцем, направился прямо к крону. Остановив жеребца всего в двух шагах, напротив крона, Альрик почтительно склонил голову.

— Здравствуй, отец. Рад видеть тебя в хорошем здоровье.

Крон не спешил отвечать, всматриваясь в нового, чужого сына. Пытаясь понять, что за человек вернулся в Огненную страну.

Дождавшись, пока отставший отряд догонит их, и выслушав приветствие и краткий отчет, они направились в Зииду. Сигвальд продолжал искоса наблюдать за сыном, порой замечая на себе такой же изучающий взгляд Альрика.

Запыленный, в простой поношенной одежде он легко мог сойти и за проводника, и за охотника, и за курьера. Но вот лицо его выдавало — красивое, почти девичье, до того аккуратно природа вылепила тонкие черты, оно не могло принадлежать простолюдину. По сложению сын так и остался полной противоположностью всей своей семье. Невысокий, сухощавый, с длинными изящными кистями рук, он вовсе не походил на одного из лучших выпускников военной школы. Но все менялось, стоило увидеть мозоли на ладонях и уверенные скупые движения, отличавшие хороших бойцов.

Альрик держался уверенно и излишних чувств не проявлял. Ни робости, ни радости, ни волнения. Он был собран и довольно официален. Но и в детстве сын его не любил раскрываться перед публикой. Только для самых близких, только там, где чужие не могут видеть, не могут плюнуть, не смогут влезть грязными руками в душу. Замечая в повзрослевшем сыне что-то, что он помнил с детства, Сигвальд радовался: значит не совсем чужим он стал.

Альрик и сам прекрасно понимал, что больше не является частью, старой жизни. И с каждым оценивающим и изучающим взглядом отца он все больше убеждался в реальности своих опасений. За пять прошедших лет у них были разные жизни и Альрик перестал быть частью дома, дом продолжал жить без него, его место заняли другие. Впрочем, сейчас это еще не важно. Это станет важно через два года, когда он закончит обучение. Сейчас же… Нужно было просто воспользоваться возможностью увидеться с близкими, понять, что же изменилось, попытаться представить себя в этом мире. Определиться с тем, какое место он сможет занять когда вернется.

Оказавшись в крепости отряд не стал задерживаться возле главного входа, а сразу направился к конному двору, где был вход на закрытую половину замка. Крон и те, кого туда приглашали, редко пользовались парадным входом.

Крон Сигвальд, предупредив Альрика о приглашенных на ужин гостях, уже собирался войти внутрь, когда небольшая дверь, ведущая в воинскую, широко распахнулась и с грохотом ударилась о стену.

— А-а-а! Где этот лягушонок, подайте мне его, поглядим что же у нас выросло!

Раздавшийся вопль заставил вздрогнуть не только людей, но и привычных ко всякому лошадей.

Широкими шагами во двор ворвался Вальгард и смутился, увидев крона. Тот укоризненно покачал головой, но смолчал и ушел.

Альрик радостно приветствовал брата, и тут же оказался в железном захвате его рук. Отстранившись немного, Вальгард разглядывал его.

— А ты изменился. — и, насмешливо изогнув бровь, добавил, — смазливый стал, аж тошно. Смотри, будет бал, от девиц не отобьешься.

Вальгард и сам сильно изменился. Из нескладного, долговязого и ширококостного юнца, со слишком длинными руками и ногами, он превратился в прекрасно сложенного мужчину, достойного стать героем сказки, песни, или мечты молодых девушек. Впрочем, только мечты. Наследный кронтин уже год как был обручен и родители невесты готовили свадьбу.

— Завидуешь?

Альрик поддержал шутливый тон, хотя и не совсем еще пришел в себя после шумного приветствия. Вспомнив детское прозвище, брат словно признал его своим, только сейчас кронтин понял, что вернулся домой.

Если молчащего Альрика кто-то и мог сравнить с девушкой, то стоило ему открыть рот, как все сомнения пропадали — голос у юноши был низким и уж никак не девичьим.

В ответ Вальгард рассмеялся.

— Да что ты! Жениться следует хотя бы только для того, чтобы избавиться от оценивающего взгляда девиц на выданье и их родителей. Все это было конечно очень пристойно, у матушки не забалуешь, но малоприятно.

Они как-то быстро нашли общий язык и так и остались бы разговаривать на конном дворе, если бы не слуга, сообщивший, что наследного кронтина разыскивает господин Сигвальд.

Вальгард, погрустнев, поспешил к отцу, а Альрик направился на женскую половину.

Стараясь ступать бесшумно, он, вошел в комнату для рукоделия. Привычки кронты остались неизменны. Как и прежде она предпочитала проводить утро в этой светлой комнате за рукоделием или чтением. День мирры[ii][13] Алберты был посвящен делам, вечер — супругу или гостям. И только что-то из ряда вон выходящее могло заставить кронту изменить этот распорядок. Он был таким еще до рождения Альрика, таковым остался и сейчас.

Сегодня кронта рисовала. Голубые ирисы, обрамленные узкими заостренными листьями, цвели на бумаге словно живые.

Медленно Альрик обошел кресло, на котором сидела мать. Она подняла глаза на наглеца, осмелившегося нарушить ее уединение, да так и застыла, не закрыв рта. Опомнившись, Алберта улыбнулась и протянула Альрику обе руки в традиционном приветствии. Он, как и полагалось, встав на одно колено, взял ее руки в свои и прижал ко лбу.

— Сын мой!

Глаза кронты Алберты предательски заблестели.

Она не могла оторвать взгляда от лица Альрика, заново узнавая и запоминая его лицо, на котором не изменились за годы только его глаза.

— Матушка.

Молчание затягивалось, Альрик забыл отпустить руки кронты, но это никого не волновало.

Альрик, переодевшись в более подходящую для замка крона одежду спускался вниз, думая, чем занять себя до ужина. На него были приглашены самые приближенные люди. Большой бал в честь его приезда и семнадцатилетия был назначен через несколько дней.

С улыбкой Альрик вспомнил сестру, появившуюся на свет уже после его отъезда. Как и Вальгард с Ксантой, она была золотоволосая, кудрявая, с синими глазами. Девочка без малейших сомнений признала Альрика за своего и, радостно смеясь, пыталась то вырвать у него прядь волос, то забрать себе его солнечник[iii][14].

Его размышления были прерваны самым неожиданным образом: из-за поворота показалась Бекума. Всплеснув руками, она быстро пошла ему навстречу.

— Ну и как такое может быть? Почему я узнаю о приезде моего дражайшего воспитанника после всех в замке, да и то случайно?

С этими словами она, как всегда презрев все традиции и правила, крепко обняла Альрика.

— Такой серьезный стал! Скоро станешь совсем взрослым — буду и твоих детей воспитывать.

Вопрос со свободным временем решился сам собой. Бекума до самого ужина не отпустила его. Сама не молчала ни секунды и Альрику не позволяла. Всего за половину восьмы он узнал от нее обо всем важном, что произошло в стране и замке за прошедшие годы. Да и сам многое рассказал — о школе, о путешествии.

На ужине Альрик был неприятно удивлен тем, насколько отличались его детские воспоминания о приближенных крона и то что он увидел сейчас. Впервые он замечал за вежливым и приветливым поведением иные чувства. Впервые увидел, что государственные люди[iv][15] — это не единый механизм, который мудро и справедливо правит страной, а просто люди. С разными мнениями, интересами и желаниями, по-разному видящие ситуацию и свое место в ней. Глядя на все это со стороны, он без труда почувствовал массу подводных течений и общую разобщенность приближенных, на которых крон полагался в управлении государством. Особенно остро это виделось Альрику оттого, что он привык к прямолинейности и недвусмысленности слов и поступков — качества, которые ценились и культивировались в школе. Там было не принято таить неприязнь, льстить, смягчать правду или вовсе замалчивать о чем-либо. Его учили, что человек, не способный в открытую сказать другому именно то что он думает, слаб духом, а тот кто не может даже и помолчать об этом, прикрываясь ложью, лестью и отговорками — низок.

Дни, остававшиеся до бала юноша проводил, заново знакомясь с Зинтерой. Первые дни были наполнены встречами и разговорами, однообразными и неизбежными. От излишнего внимания его спасал только новый статус — пока сын крона еще ребенок — к нему относятся как к обычному ребенку. Альрик же, хотя и не достиг еще совершеннолетия, прошел уже второе посвящение и ребенком не считался. А с представителем семьи крона полагалось соблюдать дистанцию. Но никто не мог запретить людям издали рассматривать его и шептаться за спиной.

Альрика узнавали, но будто бы не до конца. Словно под знакомым лицом притаился кто-то чужой.

Позже Альрик заметит, что за пять лет даже произношение стало иным — в местности около Зеленой Гавани говорили на диалекте андарийского, почти непонятном для жителя северной Андрии, но в самой школе придерживались его классического варианта — андарийского центральной Андрии, правда подробно разбирали и все пять диалектов, употребляемые в Андрии. Вернуться к северному диалекту было не слишком сложно, но вот произносить слова получалось совсем иначе, чем полагалось. Альрик и сам этого сильно стеснялся— даже в такой малости он теперь выглядел чужаком.

На конном заводе все осталось по-прежнему, словно и не прошло пять лет. Те же конюшни, те же белые табуны. Даже старший конюх ни на нитку не постарел. Он восхищенно качал головой, разглядывая Клинка, к семи годам ставшего белоснежным.

— Вот это конь! И ты только посмотри — он лучше своего отца будет! Крепкий и пониже будет, и не такой нарядный.

Клинок, словно понимая сказанное, красиво выгнул шею и подобрался.

Альрик, рассеянно улыбаясь, слушал похвалы, а сам оглядывал конюшни.

— Хочешь, оставлю тебе его пока буду здесь? Сейчас как раз сезон.

Старик, подумав, согласился. В табун молодого незнакомого жеребца пускать он конечно не будет, но попробовать его на нескольких кобылах было бы интересно.

Альрик почти все дни проводил на заводе, заново знакомясь со здешними порядками, помогая то старшему конюху, который по сути управлял всем заводом, то объездчикам. Здесь он без труда стал своим и работа спорилась.

Альрик приходил к мысли, что, возможно, когда он вернется через два года, отец позволит ему заниматься именно лошадьми. Крон не станет давить на сына, однако он предлагал Альрику возглавить пограничную армию. Или, пока не наберется опыта, одно из ее подразделений. Альрику, обучавшемуся все же военному делу такое предложение льстило. Тем более что полученный им в школе опыт как нельзя лучше подходил для границы. Но пока он сомневался.

День бала и его, Альрика, семнадцатилетия начался замечательно. Заря была просто на удивление красива. Альрик, гостил у давнего друга семьи — купца Аудульва, который жил на окраине Красного леса в северной марке, а теперь возвращался, немного опередив купца с дочерью и зятем, который остался ожидать своих знакомых, также приглашенных на бал. Выехав еще затемно, чтобы успеть в святилище за благословением, он мог как следует разглядеть красоту рождающегося дня. Весна в том году была теплая, солнечная. Поэтому вместо обычной для этого времени слякоти вокруг пробивалась новая трава, зеленое марево на голых еще вчера деревьях уже через неделю станет новой листвой. Чистое, чуть прохладное утро освещало пробуждающуюся к жизни землю, придавая ей неземной и величаво-спокойный вид. Альрик, всегда любивший рассвет, не торопил Клинка. Иногда ему казалось, что вот так, не спеша, любуясь открывающемуся перед ним, он может ехать всю жизнь. Кода-то в детстве, разозленный очередным запретом или обязанностью, которую на него налагал долг кронтина, Альрик мечтал, что когда вырастет, то уедет из дворца, сменит имя и будет путешествовать по дорогам, нанимаясь в охранители и нигде не задерживаясь надолго — свободный и никому не подчиняющийся. Детство кончилось, мечты стали иными, но любовь к дороге, неспешной езде по безлюдной тропе осталась.

Вестар, будучи домоседом, часто повторял, что жизнь и без того дорога, зачем еще срываться с места и путешествовать ногами, когда дух и без того постоянно двигается по дороге судьбы, сворачивая на перекрестках. Он рассказывал о поверье, распространенном на го родине. Там говорилось о том, что жизнь — это дорога, по которой движется дух человека. Она бывает разной, человек выбирает ее сам. Иногда он идет с толпой попутчиков, иногда один. И развилка-выбор может привести на широкую мощеную дорогу, а может на горную тропку. Когда стоишь на развилке, то редко можешь увидеть что же там за поворотом. Иногда путь бесконечен. Но обычно путь духа приводит его на обратную сторону дороги. И это не смерть — это место, к которому дух всегда будет возвращаться. Дом духа. Если человек дошел до обратной стороны дороги — значит он нашел себя. Если нет — он будет снова и снова брести, поворачивая на крупных и мелких развилках, пока не придет срок отправиться в туман. Альрику запомнилось это поверье — в нем самом жил беспокойный дух человека дороги и сравнение жизни с нею казалось логичным и правильным.

Войдя в бальную залу, Альрик с трудом заставлял себя не ёжиться под изучающими взглядами гостей. Особенно раздражали и заставляли нервничать восторженные взгляды молодых девиц и оценивающие их родителей.

Стараясь казаться не слишком неловким в непривычном парадном костюме, он направился в к кронте. Мирра Алберта сидела в угловой беседке. Как правило она никогда не танцевала. Так было и в этот раз. Увидев сына, кронта улыбнулась и указала на место подле себя.

— Тебе не нравится бал?

Кронтин слегка смутился, зная, сколько труда мать вложила в устройство праздника.

— Нет, что вы, матушка, все даже более прекрасно, чем мне помнится.

Алберта мягко улыбнулась.

— Ты стал уже совсем взрослым. Мои глаза смотрят — и не могут поверить, что ты тот же мальчик, что выехал из ворот Зииды пять лет назад.

Она украдкой поправила завернувшийся манжет, не в силах как-то еще высказать любовь к своему такому взрослому ребенку. Альрик, краешком губ улыбнулся, бросив на мать благодарный взгляд.

Впрочем, поговорить им не дали. Почти сразу к ним приблизилось несколько гостей. Среди них были и дамы с дочерьми, но, вопреки опасениям Альрика, разговор завязался приятный и не обременяющий. Постепенно все места в беседке были заняты и Альрик забыл о своем смущении, с удовольствием знакомясь с людьми.

Он заметил, что одна из пришедших сильно смущается, она потерянно сидела в глубине беседки, почти не принимая участия в беседе. Девушка была очень мила. Темно-зеленое платье подчеркивало ее карие глаза и нежность лица. Длинные каштановые волосы были убраны в высокую прическу.

Он, пользуясь тем, что все увлечены разговором, пересел поближе к ней.

— Тебе не нравится у нас?

Девушка смутилась еще больше и, опустив глаза, покачала головой.

— Нет, что ты, это прекрасно. Я кажется никогда еще не видела такой красоты.

— Тогда, возможно ты не откажетесь станцевать со мной?

Слегка порозовев, она встала и подала кронтину руку.

— Это будет честь для меня, кронтин Альрик.

— Как мне вас называть?

— Айлин

Ведя девушку через зал, Альрик с удивлением обнаружил в себе желание защитить девушку от любопытных и оценивающих взглядов. Он отлично слышал, как вслед за ними летел шепоток: обсуждали, что первой молодой кронтин пригласил танцевать дочь заведующего дворцовой канцелярией, высокородную Айлин Игирин, девушку конечно милую, но не блиставшую ни особой красотой, ни умом, да к тому же совсем юную — ей было всего шестнадцать лет.

Постепенно Альрик узнал, что А всего несколько раз бывала раньше на балах и приемах, поскольку отец ее не слишком знатен, да и, как человек сугубо домашний, он не любил подобные мероприятия.

Это было так непривычно — Альрик привык к смелым и самостоятельным девушкам-охранительницам, да и в целом женщины в Туенгаре вели себя совсем иначе.

Вечер уже плавно перешел в ночь, многие гости отбыли. Альрик, попрощавшись семейством Игирин, стоял возле буфета с напитками, ожидая, пока слуга принесет вина, когда к нему подошла броско одетая женщина.

Альрик без труда вспомнил ее. Талейн Аирде, жена одного из помощников казначея, не слишком родовитого, но богатого, была не из тех, кого можно просто так забыть. Молва не слишком хорошо отзывалась о ней — по слухам, ее супругу могли позавидовать все олени Красного леса.

Женщина слегка склонилась к Альрику. Тот мысленно присвистнул, оценив мастерство ее портнихи — несмотря на довольно строгий покрой платья, принятый при дворе, все достоинства Талейн был весьма недвусмысленно подчеркнуты.

— Дорогой кронтин Альрик, — заметив брошенный в вырез взгляд, она призывно улыбнулась и изменила позу, позволив кружеву, обрамлявшему вырез, открыться. — Вам должно быть уже надоели все эти юные девицы, жаждущие вашего внимания и мечтающие обойти вокруг брачного дерева под руку с красивый кронтином?

О чем мечтала почтенная мирра Аирде сомневаться не приходилось.

— Нет, что вы, девушки были очень милы, мне доставило удовольствие общение с ними. Я был приятно удивлен красотой и воспитанием своих собеседниц.

— О, но что может заинтересовать в этих девочках, не видевших жизни!

Слуга наконец принес вино. Талейн подхватила один их бокалов и, пригубив, ослепительно улыбнулась.

— Прогуляемся? Луна ужа должно быть появилась.

Альрик, собиравшийся вернуться обратно в бальную залу, стараясь не выдать своего разочарования, согласно кивнул.

— Конечно.

Они шли по парку, ведя незначительную беседу, и уже довольно скоро не стало слышно ни гостей, ни музыки. Неосвещенная огнями часть парка была полна таинственных теней и шорохов. Намеки мирры Талейн сделались совершенно прозрачными, разговаривая, она старалась коснуться его, слова порой звучали двусмысленно.

Ходили упорные (но очень негромкие) слухи, будто бы невинность наследного кронтина пала под натиском именно этой дамы. Похоже она хотела повторить свой маневр и с младшим братом.

А Альрик никак не мог определиться, посмеяться ли над ошибкой Талейн или принять заманчивое предложение. На этот раз дама била в молоко. В Зеленой гавани юноши редко испытывали какие-либо проблемы с девушками. Обычаи у тамошнего народа были весьма откровенными, многие праздники заканчивались тем, что праздновавшие парами разбредались по близлежащему лесу. Да и в будни девицы лишней скромностью себя не обременяли.

Все разрешилось само собой. Устав ждать каких-либо действий от кронтина, Талейн, испуганно вскрикнула и прижалась поближе к юноше.

— Вы слышали? Что это такое?

— Всего лишь птица, не волнуйтесь.

— О, я так испугалась.

Альрик, насколько возможно вежливо отодвинул даму от себя и твердо, не давая возможности усомниться в его решительности, произнес.

— Боюсь что мы зашли слишком далеко в парк. Здесь не место для ночных прогулок с дамой. Давайте я вас провожу к замку.

— О, а по-моему прекрасное место. Здесь так темно… и никого нет. И так приятно опираться на вашу руку — чувствуешь себя защищенной от всех опасностей.

Она потянулась поцеловать его. Альрик, решив что его терпение испытывалось уже достаточно, отвел ее руки от себя и довольно резко оттолкнул Талейн

— Мирра Талейн, здесь действительно очень темно, настолько, что вы перепутали меня со своим мужем! Позвольте я провожу вас к замку. — Строго сказал он.

Зло вырвав свою руку, женщина, подобрав юбки, чуть ли не бегом пошла обратно. Альрик не стал ее догонять, справедливо рассудив, что чем меньше народу будет знать об этой прогулке, тем лучше.

Не спеша он пошел по тропинке, широким кругом огибавшей парк. Через несколько шагов он увидел укромную скамью и присел на нее. Ночь и в правду была прекрасна. Прикрыв глаза, Альрик раскрылся ей навстречу. Это был простейший прием, любой кто имел хоть крупицу дара мог так сделать. Конечно, если они ему отзывались. Так можно было попросить землю или стихию об услуге, например восстановить силы, но Альрик часто раскрывался просто ради удовольствия. Это было незабываемо — на несколько мгновений стать рекой, лесом, облаками, слушать как летит ветер, как шелестят листья. Вот и сейчас он ощущал, как замерший парк обнимает ночь.

Сложно было сказать, сколько прошло времени, но Альрик очнулся от ощущения чужого присутствия. Присутствия неприятного — люди говорили о чем-то, что не нравилось ночи и земле. Брезгливо передернув плечами, Альрик закрылся и собирался незаметно уйти, но не успел. Двое мужчин остановились прямо напротив выхода из ниши.

Они говорили не слишком громко, однако их было слышно достаточно хорошо. За время учебы он привык доверять своим инстинктам, предупреждающим там, где разум молчал. И сейчас все его чувства просто кричали, об опасности. Причем опасность была неоднородной — она грозила ему лично и в будущем и в настоящем. Повинуясь инстинкту он полностью закрылся с помощью заговора, как только понял, что незаметно выйти из ниши не получится. Простая ворожба была подвластна далеко не каждому веду, принесшему клятву, к тому же сотворенная особым способом, передающимся в их роду, она могла спрятать человека от любого поиска. Легенда говорила, что один из предков Альрика однажды смог так спрятаться от Посланника Смерти. Теперь никто не заметит его, пока не дотронется.

— Здесь точно никого нет?

Первый мужчина говорил резко, нетерпеливо, повелительно.

— Нет, господин, я постоянно обыскиваю все вокруг следящей ворожбой.

Голос второго был приглушенным, он звучал почтительно, но достаточно твердо — должно быть говорящие были почти равны по положению.

— То есть ты считаешь, что еще слишком рано? Но уже прошло больше года!

— Да, господин. Сейчас не лучшее время чтобы реализовать наш замысел. Тебя плохо знают в стране, ты мало здесь бываешь и просто не сможешь перенять власть — найдутся более известные правящим кругам и народу люди. Кроме того, чтобы сделать все так как ты хочешь, мне требуется время. Нужно будет действовать наверняка, второго шанса не будет. Да и нас самих, если попытка не удастся тоже не будет. Уж поверь, при всей своей кажущейся мягкости, этот человек казнит нас не задумываясь. А я не могу оставаться здесь надолго — боюсь что и так уже привлек внимание Теневой службы. Чтобы сделать необходимые приготовления не привлекая ничьего внимания нужно много времени. Не спеши, господин, мы хорошо подготовимся и все пройдет как задумано. Что в таком случае может значить лишние год-два? Тебе нужно чаще бывать в столице, стать более известным в приближенных кругах, не только как специалиста в своем деле, но и как толкового управителя. Тогда все станет еще проще. Они сами позволят вам встать во главе.

Последовало недолгое молчание. Потом первый сказал:

— Что ж… ты меня убедил. Спешка действительно неуместна в столь важных делах. Пойдем отсюда. Нам нужно обсудить детали, а мне здесь не нравится — постоянное ощущение, будто кто-то следит за тобой. Да и в этих зарослях можно столкнуться с милующимися парочками, сбежавшими из-под присмотра родителей и кронты.

Альрик, слушая их, покрывался холодным потом. Один из говоривших был невероятно сильным ведом. Если он обнаружит чужое присутствие — наверняка убьет не задумываясь.

Не до конца понимая, о чем они говорят, он тем не менее испытывал дикий, необъяснимый ужас. Альрик не смог узнать голосов, однако постарался их запомнить, возможно он встретит кого-то из говорящих после. Он так и не смог определиться, о чем же говорили эти люди. Предположения казались слишком дикими, а услышанное не могло точно подтвердить или опровергнуть их.

Дождавшись, пока говорившие скроются из виду, он поспешил в замок. Отец должен узнать о подслушанном разговоре.

Как только гости разошлись, Альрик подошел к отцу и попросил выслушать его.

Они закрылись в кабинете, где кронтин пересказал весь разговор незнакомцев.

Сигвальд помрачнел, но было видно что он тоже не уверен до конца о чем же в нем шла речь.

— Альрик, это явно что-то нехорошее, но возможно все не так как ты предполагаешь. Речь может идти не о моем правлении и вообще не о нашей стране. Или о правителе одной из марок, другом владетеле.

Альрик прикусил губу, по привычке упрямо склоняя голову.

— Отец, я не знаю, как объяснить… Это касается именно нас. Это предчувствие. И это очень важно. Сейчас мы делаем выбор, от которого будет зависеть очень многое. Если не все.

Крон кивнул.

— Альрик, я понимаю, что ты уверен в своей правоте. Ног ты можешь и ошибиться. В любом случае, я расскажу главе Теневой службы об этом разговоре. А ты постарайся найти тех, кого пдслушал. Даже если твои предчувствия не оправдаются, они замыслили незаконное.

Альрик кивнул и вышел из кабинета. Ему показалось, что отец не придал большого значения его словам.

Несколько месяцев дома пролетели быстро. Пришло время собираться в обратную дорогу. Альрика ждали шестой год обучения.

Как он ни старался, но говоривших так и не узнал. Не раз и не два, вспоминая ту ночь или прислушиваясь к голосам, он был близок к разгадке имен их обладателей. Но так и не вспомнил, не узнал. Как он предполагал, возможно это была часть ворожбы — уж слишком шустро воспоминания убегали, стоило попытаться напрячь память.

[i] 12. По старинной традиции, ко времени описываемых событий сохранившейся только в высокородных семьях, имена сыновьям давали отцы, дочерям — матери.

[ii] 13. Мира — уважительное обращение в Андрии к замужней женщине. Не зависит от титула и общественного положения.

[iii] 14. Солнечник — амулет, который делается для новорожденного в Огненных землях. Представляет собой символическое изображение солнца, может выглядеть по-разному — зависит от местности, от мастера и пожеланий родителей. Мать особым образом заговаривает его. У солнечника обязательно есть семь лучей, на которых с внутренней стороны написаны пожелания новорожденному, как правило надписи содержали пожелания (подкрепленные несложными наговорами) о здоровье, верных друзьях, взаимной любви, проклятия врагам, например у Альрика одним из пожеланий было: «предавшему — смерть». Делались они обычно из долговечных металлов и сплавов. Как правило девочкам доставались серебряные солнечники, юношам золотые. Но в целом материал определялся достатком семьи. Иногда солнечники украшались драгоценными камнями. Например у кронтины Ксанты центром солнечника был крупный изумруд — от сглаза. У Альрика солнечник был сделан из редкой и очень дорогой зеркальной стали — из нее в Дарии делали оружие. Мечи из зеркальной стали стоили баснословных денег и в знатных родах передавались по наследству, потому что зеркальная сталь не портилась от времени — пролежав несколько столетий в земле, меч оставался таким же, как и в день своего рождения. Крон Сигвальд, пожелал, чтобы у его сыновей обереги были именно из этого вечного металла, поскольку золото казалось ему неподходящим, а что-то менее дорогое не позволяло положение.

[iv] 15. Государственные люди. Так в Андарии называли тех, кто служил при министерствах, ведомствах и т.п.