Реза девятая

Твой путь — осенний ветер

Степной орел расправляет крылья,

Твой путь тугою плетью

Заметает каждый шаг пылью

Гейр не спеша перебирал вещи, поминутно сверяясь со списком. Сейчас важно взять все, что необходимо для долгого путешествия и то, без чего не обойтись в новой жизни. К тому же это отвлекало от мыслей, неизбежно измучивших бы его, приглядывай он за грузом ничего иного не делая. Гейр планировал взять с собой Вишню для поклажи, и теперь старательно упаковывал вьюк.

Но непрошенные мысли все равно лезли в голову. Гейру вспомнилось, как он долго лежал без сна, размышляя. Как бы там ни было, он впервые убил человека. И пусть это был проклятый отступник, душа его отныне нечиста. Мужчине, воину, это простительно. Как более сильные они всегда будут нести этот груз в себе. Но от этого не легче.

Давно, еще задолго до Зеленой Гавани он убил крысу. Ему было лет семь, не больше. Возвращаясь от конюшен, он вертел в пальцах толстую палку, заменявшую в играх с ребятами меч. Уже темнело, поэтому Альрик спешил. И вдруг увидел, что двор перебегает крыса. И конюх и все остальные не раз говорили, что крысы портят вещи и продукты, разносят болезни. Крысы были врагами.

Поэтому Гейр не задумываясь ударил ее палкой. Но не убил. Палка перебила крысе хребет. Она страшно закричала и, волоча задние ноги, попыталась скрыться. Он ударил еще раз. Потом еще и еще, пока та не перестала дергаться.

Конюший, вышедший на шум похвалил его. Сказал, что она должно быть такая тощая потому что недавно родила и теперь бежала к помойке чем-нибудь поживиться. Крысята без матери наверняка не выживут. Альрик тогда поскорее ушел. Но направился не к дому. Сидя в темноте на качелях, он вспоминал, как крыса кричала и сопротивлялась смерти. Она была матерью, она просто боролась за свое существование. Какое право он имел отнимать ее жизнь? Тогда он впервые осознал смерть.

Прошедший вечер чем-то походил на тот. Вот только Маазрин был хуже крысы. Крыса жила так как умела, а отступник, презрев инстинкты и правила, пытался сожрать кусок пожирнее. Гейр понял, что, хотя его и мутит при воспоминании о том, как нож входил в чужое тело, как клокотало в перерезанном горле, раскаяния он не испытывает.

А утром Аудульв косился на него, наверняка заметив усталый вид и бледность. Гейр порадовался, что на лице было только несколько кровоподтеков. За ночь они почти прошли — давала о себе знать высокая кровь. Самые же глубокие, те что не успели до конца зажить, были на челюсти, и их успешно прикрывала борода. Правда рубашку пришлось застегнуть наглухо.

После завтрака к Аудульву пришли. Расставшись с гостем, он попросил Гейра зайти к нему в комнату.

Не тратя время на предисловия, как только дверь закрылась, купец коротко бросил:

— Маазрин — твоя работа?

— Не представляю о чем ты.

Аудульв грозно прищурил глаза, но допытываться не стал.

— Мой человек сказал, что историю огласке предавать не стали, но теневая служба стоит на ушах. Будь осторожен. Поговаривают, что на Маазрине живого места не осталось — весь изрезан.

— Говорят, отступники куда более живучи чем обычные люди.

— Если туда придет вед…

— То он ничего не найдет. Дух дома не позволит ему распоряжаться на своей территории. Он там очень сильный — даже отступник его не смог уничтожить. Ты извини, но мне опять в ночь охранять, хотел немного подремать.

Аудульв покачал головой.

— А я-то уже начал думать, что ты забыл о мести. Хитро — наказать убийцу, совершить месть и не нарушить равновесия в кронии. Но как ты с ним справился? Я могу понять, что ты проник туда, обманул стражу и скрылся — все же в Зеленой Гавани учат отменно. Но отступник мог тебя размазать по стенке даже пальцем не пошевелив.

— Не мог. Чтобы колдовать надо сосредоточиться хоть на секунду. А я ему не дал такой возможности. Ну и нож-то был не простой. Это настоящий булат. Он защищает хозяина от колдовства и лишает большей части колдовской силы, раня.

Гейр усмехнулся — купец был тогдатак искренне удивлен и доволен, он просто светился гордостью.

С улицы доносился шум гуляний. Люди праздновали Посвящение крона. Боязнь за свое будущее, которое после гибели династии, было неопределенным, прошла и они не могли этому не радоваться. Народ легко принял нового правителя и Гейр не мог их в этом винить. В Огненной не привыкли к переменам, поэтому то, что случившаяся катастрофа так быстро ушла в прошлое, и кто-то взял власть в свои руки, спасая от ужасов безвластия, было воспринято с радостью — ведь теперь можно было снова не беспокоиться ни о чем и просто жить.

Аудульв вернулся из дворца только ночью. Он пребывал в отвратительном настроении. Охранники и караванщики теперь обходили веранду стороной, чтобы не попасть под горячую руку. Гейр же, лучше знавший купца, видел, что тот всего лишь устал и расстроен.

— Ну и как там? — спросил он, устраиваясь напротив Аудульва.

— По высшему разряду. Ты же знаешь, Алинаро ценит роскошь.

— А что говорят за глаза?

— Никто не подозревает Алинаро в случившемся. Теневая стража ведь тоже осталась без верхушки — ты же знаешь, Дьярви Ангкор часто ночевал в Зииде. Так вот новое начальство быстро свело все к действиям шпионов. Кажется даже кого-то казнили. А про Алинаро говорят, что, вместо того чтобы горевать о погибших, он быстренько объявил себя преемником как ближайший родственник. Но не слишком громко. Он успел завоевать популярность за последние годы, так что некоторые даже восхищаются его стойкости — мол, вместо того чтобы поддаться чувствам, он подумал о стране.

— Хм, он подумал о стране заранее. А про меня ничего не слышно?

— Нет, должно быть все уверены что ты был в Зииде. За мной не следили, так что можно наверняка утверждать, что никто из тех, кого могли бы заинтересовать такие сведения, не знает о том, что ты в ту ночь находился в Красном лесу.

Не спеша, словно выдавливая яд из раны, Аудульв рассказывал о том, как проходило Посвящение, о празднике. Чем меньше оставалось невысказанных мыслей и нерассказанных воспоминаний, тем веселее становился купец. Когда они разошлись по спальням, на восходе уже светлело небо.

Весь следующий день караван готовили в дорогу. Караванщики и охранники напоследок отправились в бани — в дороге им еще нескоро придется нежиться в горячей воде.

Товар проверяли, тщательно упаковывали и увязывался во вьюки. Всех лошадей, мулов и пони осматривали, некоторых перековывали. Двоих мулов пришлось оставить в Зинтере — они выглядели нездоровыми. Аудульв отправился на рынок купить пару взамен.

Вечером Аудульв заказал настоящий пир. Но спать легли рано — настоящий путник выходит на рассвете.

Покров ночи стал отступать и туман спешил спрятаться в лесу от грозного солнечного лика. Уже вовсю пели птицы, недалеко в пруду громко кричали лягушки. Караван медленно двигался на юго-запад.

Перейдя границу Гарнии караван остановился на отдых. Половина пути была позади а здесь, в Ислии, самом большом городе на севере Гарнии, было много старинных заказчиков Аудульва.

Гейр решил, что пора уходить. Гарния вполне устраивала его в качестве нового места жительства. Конечно он мог вернуться в Зеленую Гавань, жить там[i][25] или преподавать, но это был не тот путь, которым он мог бы гордиться.

Аудульв не был удивлен его решением.

— Я все время ждал, когда ты об этом скажешь. — Он протянул Гейру несколько запечатанных писем. — Это послание моему давнему знакомому. Там говорится о том, что я хорошо тебя знаю и на тебя во всем можно положиться. Сейчас он начальник гарнизона и охраны наместника Торки. Я знаю, ты хотел бы устроиться сам. Но… я чувствую себя обязанным оказать тебе помощь. Если ты не захочешь воспользоваться этим письмом, или если Барди Ругону откажет по какой-то причине вот второе письмо. Оно никому не адресовано, это просто рекомендации, где я, как купец выражаю благодарность за охрану каравана.

Гейр, крепко пожал ему руку.

— Я приму вашу помощь. Я недостаточно горд, чтобы во всем полагаться исключительно на себя, если есть возможность использовать чье-то влияние или связи.

— Это не гордость, это глупость. Ты не недостаточно горд, ты просто слишком разумен.

Гейр грустно улыбнулся и спрятал письма в подсумок.

Через три дня караван двинулся дальше, в Митлиру, а Гейр отправился в Торку.

[i] 25. Любой из выпускников Зеленой Гавани мог вернуться в нее и жить там неограниченное время. Такова была традиция. Многие воины, так и не обретшие своего дома, но потерявшие молодость и здоровье жили в Гавани, по мере сил помогая школе.