Глава 4

Ольге пришло время возвращаться на работу, да еще и редакция задание подкинула, так что девушка не скучала, и потому строго-настрого запретила Женьке обрывать ее телефон и звонить разрешила исключительно по крайней необходимости. Конечно, сестру и ее сломанную ногу было жутко жалко, но на работе положено работать, а не по мобилке трепаться, как это делали сидящие с нею вместе в кабинете сослуживицы (за что обеих хотелось прибить, одну за треп, другую за бесконечные идиотские сериалы в рабочее время). Ольге уже поперек горла была ее трижды проклятая контора, она даже подумала было, не позвонить ли по телефону на визитке, что вручила Марья, но что-то ее пока удерживало от опрометчивого поступка.

Вне всякого сомнения, девушка была очень даже творческой личностью, но при этом не гнушалось нормально человеческой работой, коей кормились все приличные люди, презирая в душе поэтов серебряного века, что считали, что они «теряют свободу и не могут восемь часов сидеть в душной конторе» — таких Ольга без слов считала ленивой скотиной. Что поделаешь, привычка к плотному графику вроде «отпахать пять дней, а в выходные учиться» сделала слабую здоровьем девушку куда как более выносливой, нежели многих ее здоровых сверстниц. Ольга порой ловила себя на том, что такой образ жизни с отсутствием пьянок, гулянок и свиданок, зато с возможностью тренировать мозг, ей очень даже нравится.

Очень похоже, что Дуся берет с нее пример, и, если тут вспомнить ее любимую. Книгу (точнее, книги), то Ольга бол6ее всего похожа на Перси (если бы тот был девушкой), а вот Женька Фред и Джордж в одном флаконе (что многовато, и только огромная любовь к обеим сестрам не позволяла старшей как следует надрать средней ее «нижнюю прелесть» ради ее же блага). С одним же Ольга подсознательно была согласна — Дусе есть на кого ровняться.

В выходной дома стало тихо: мама готовила еду, Дуся еще вчера взяла своего хоря Севу, прихватила с собой Женькиного Питера и уехала к дедушке с бабушкой, в их с детства любимый дом в поселке городского типа, что находился в двух остановках от дома, если ехать по железной дороге. Отец сидел в Женькиной комнате и играл с бедной брошенной сестрами дочкой в шахматы, отчего папина дочка так и млела (впрочем, и сама Ольга, несмотря на ее близкие, а со времени окончания школы даже и равные отношения с матерью, тоже была папиной дочкой). Дав себе зарок вернувшись сыграть с отцом и сестрой в карты — в шахматы и домино она играла неважно, — или же со всеми домашними в лото, Ольга привычным жестом подхватила свою «журналистскую» сумку и пулей вылетела из дома.

В детстве Оленька обожала одеваться как тургеневская барышня, обожая китайские платья с длинной юбкой и рукавами-фонариками, просила маму плести ей косы и частенько надевала браслетики-бусики-колечки, но с недавнего времени вкусы ее радикально изменились. За время учебы в институте девушка сильно пристрастилась к хорошо сшитым джинсам, блузкам в стиле 70-х годов уже прошлого ХХ века (да и к рубашкам апаш тоже), но сохранила при этом страсть к хорошим туфлям на каблуках не менее семи сантиметров. Волосы Ольга теперь или распускала, удерживая ободком, или же завязывала в предельно высоких хвост, из аксессуаров оставила только серьги и один только крупный золотой перстень с рубином цвета голубиной крови, косметику же практически бросила, подкрашивая только глаза и губы, благо позволяла ровная кожа цвета слоновой кости. Сейчас на девушке были джинсы цвета индиго, темно-коричневые сапожки и нечто вроде батника бирюзового цвета, сумка же — надежная и любимая — имела практически шоколадный цвет.

Когда девушка влезла в совершенно пустую маршрутку, скучающий водитель сразу же улыбнулся:

— Лапуля, закрой дверь, — попросил он.

Как только Ольга тихо хлопнула дверью старенькой машины, он завел мотор и двинулся вперед, стоило девушке сесть. Пассажирка еще раз сверила адрес в визитке, затем сказала, где бы ей остановить, подумав при этом, догадается ли шофер о том, куда она, собственно, следует. Хотя какая разница, ей это задание милее всего на свете, и, в общем-то, понятно, почему.

Писательница Марианна Ставицкая, по мнению самой корреспондентки, была русским аналогом Мураками (а Ольга прочитала и ее произведения, и его — тоже, придя к выводу, что японец просто ремесленник, раз открыто признает, что попросту переписывает то, что ему рассказывают другие). Девушка просто обожала жизненную прозу Ставицкой, которая, пусть и не всегда была оптимистична, но ее истории просто великолепны, и к тому же она мудра и скромна при этом. Прочитавшая более десятка ее книг, Ольга с упоением предвкушала, как выскажет Марианне все свое восхищение ее прекрасными произведениями.

Маршрутка наконец-то остановилась где надо (вечно шоссе забито, хотя в выходной порядочные люди дома сидят), Ольга кинула взгляд на наручные часы — она не просто успевала, она была у цели на целых полчаса раньше назначенного времени. Замечательно! Есть время сделать пару-тройку пейзажных снимков, двор старый, а потому зеленый и очень красивый, главное же в том, что он большой. Корреспондентка молниеносно защелкала своей любимой цифровой фотокамерой.

В назначенный час Ольга пожаловала к писательнице.

Квартира была огромной и красивой, с высокими потолками и довольно-таки исторической, пусть и не антикварной, обстановкой, сама Ставицкая оказалась простой улыбчивой дамой, что тотчас посадила корреспондентку пить чай, потому как считала, что лучше давать интервью во время непринужденной беседы. Ольга с восхищением смотрела на развешенные по стенам тарелочки, привезенные из разных стран — у нее и самой уже были подобные «трофеи» из разных городов, хотя девушка предпочитала еще и прихватывать кукол в национальных нарядах, а также, по совету пожилой тетушки, книги-путеводители с небольшим историческим экскурсом.

Вдруг гостью словно бы окатило холодным потом: рядом с хозяйкой стояла прозрачная фигура симпатичной женщины средних лет, которую взял под руку вышедший из стены столь же прозрачный мужчина. Ольга укусила себя в нижнюю губу чтобы не завизжать на всю квартиру самым что ни на есть постыдным образом.

— Что-то не так, милочка? — выгнула безупречные брови Ставицкая.

— А… не-не-не, — Ольга безуспешно попыталась оттянуть с шеи небольшой, но очевидный вырез блузки.

Ставицкая переливчато рассмеялась:

— А, так вы тоже их видите. Софьюшка, Николенька, не совестно вам пугать ребенка?

Учитывая, что самой даме было где-то пятьдесят с лишним лет, «ребенка» Ольга проглотила без проблем, но то, что писательница так вот запросто разговаривает с призраками, столь же легко проглотить не удалось.

Что же выходит? Уж не призраки ли дают ей возможность строить сюжеты? Ольга несколько раз моргнула, стараясь прояснить свое восприятие, поскольку сразу нечто подобное точно не переваришь.

— Вам дать коньяку, дорогая? — участливо спросила Ставицкая.

— Нет-нет, Марианна Васильевна, все в порядке, — отозвалась девушка, — я уже видела… но не людей.

— Кого ж вы, барышня, до нас встречали? — поинтересовался призрак мужчины.

— Я, уважаемый, зверушек видела, — в тон ему отозвалась Ольга.

Вольнонаемная корреспондентка и сама не смогла бы четко сказать, что сподвигло ее рассказать Марианне о Марье, но та радостно заулыбалась в ответ и сказала, что об организации знает, и сама в ней когда-то работала. Будучи мастером спорта по пятиборью, в молодости Марианна, оказывается, была в данной организации, уже тогда взявшей нынешнее название «Алатырь», в должности оперативника. Исследователи паранормальных явлений, как выяснилось, кроме ведения всяческой документации, работали еще и как частные сыщики, именно поэтому были нужны три основных категорий работников: оперативники (прекрасно развитые умственно и физически будто импровизированный спецназ), аналитики (подкованные во многих науках, помимо фольклора и культурологии) и, как не странно, собственные корреспонденты (сбор данных, слухов, связь с общественностью). Работа, по словам писательницы, интересная настолько, что отдыхают даже «Секретные материалы», отчасти созданные по инициативе западных исследователей, да и «Ночной дозор», пусть он и ближе к истине, тоже далеко не столь увлекателен, как действительность.

— Вы, моя милочка, если решитесь на такую работу, ничего не потеряете, только обретете, поскольку нашим сотрудникам неплохо платят, есть социальный пакет, все строго по трудовому кодексу… да и скучать точно не дадут.

— А мои сестры? — сдуру ляпнула Ольга.

— Они тоже видят призраков? — уточнила Марианна.

Странно, но соврать ей совершенно не тянуло, девушка вкратце описала сестер и их склонности, так что получила уверения в том. что Жене будут особенно рады, а Дуся могла бы стать стажером и работать два-три часа в день, дабы потом, при желании, стать хорошим специалистом.

Осторожная девушка всерьез опасалась за свою шкуру и жизнь сестер, о чем тотчас заявила вслух, но оказалось, что исследователем — парадоксально, но это факт, — просто парадоксально везет в любом начинании, так что бояться особо нечего. «Слишком уж большая бочка меда, — скептически подумала умница Ольга, — она не может быть без ложки дегтя». С другой стороны, ей до смерти надоела нынешняя работа, а шумные коллеги уже вызывали исключительно братоубийственный чувства своей невоспитанностью и ограниченностью. Поговорить по душам уже давно было не с кем, все интересы современных женщин сводились к тому, что поесть и что надеть, а хотелось культуры, не то отупеешь сама и превратишься, как мудро говорил великий Задорнов, в среднечеловека.

Надо все-таки хорошенько все обдумать, для чего она, в первую очередь, расскажет все родителям, но не скажет ни слова деду с бабкой, те все-таки пожилые, от переживаний и в гроб лечь не долго. Затем стоит поговорить с Женей, ибо ей, как совершеннолетней, уже разрешено иметь свое мнение, хотя она и ведет себя плохо, до сих пор не начав учиться в ВУЗе. Дуську они, если что, вдвоем защитить смогут.

Когда интервью подошло к концу (догадка относительно историй от призраков, кстати, подтвердилась), Ольга вежливо поблагодарила писательницу, заверила ее в вечной искренней дружбе, оставила свои координаты на случай, если им понадобиться связаться по какой-либо причине, и умчалась обрабатывать материал, по пути прикидывая, как бы деликатно, но твердо ввести родителей в курс дела.

Девушка чувствовала, что все трое идут к своей судьбе.