9

Время потеряло свою значимость в мире Дурашки и Ромао. Осталось только движение, медленное и мучительное, и рёв мощной полноводной реки, которая усиленной мощью отогнала путников от стены края мира.

Броня Силы спасла жизнь паладина, но разрушилась. Дурашка стабилизировала эту жизнь с помощью глубоких знаний человеческой анатомии. Её лечение было не менее чудовищным, чем полученные раны: Метаморфозой она влила часть своей плоти в его, чтобы заменить раздавленные органы и удержать кости в положенных местах. Грубые швы были сделаны из её волос, и ей пришлось подключиться к его системе кровоснабжения специальной пуповиной, чтобы производить общую кровь.

Ромао брёл в темноту, волоча за собой ногу. Его пропитанная кровью рубашка была разорвана и заново обмотана вокруг тела, но уже в виде бандажа. В руках он с трудом нёс лёгкое тело суккуба и свой донорский мешок с кровью. С влажным шлепком что-то упало на землю, и ноша стала легче. Ромао сделал ещё несколько шажков, прежде чем взглянуть вниз. Дурашке стало слишком сложно поддерживать такую конфигурацию тела, и она отпустила свои руки. Или просто не сопротивлялась распаду тела под собственной тяжестью. Её дыхание было слабым и неслышным, а дыхание Ромао, напротив, тяжёлым и хриплым.

— Это не может так закончиться, Дурашка, — с этими словами паладин крепче прижал распадающуюся демоницу к своей груди. — Матушка всегда говорила, что все истории должны заканчиваться счастливо, а иначе какой смысл? Тьме никогда не затушить даже самую маленькую свечу.

Ромао продолжал свой путь, но теперь его нога служила скорее не подспорьем в ходьбе, а словно цепью, цепляющей его за землю. Свет Ромао мерк с каждым шагом, позволяя тьме приближаться. Через мгновение, тянущееся как вечность, или вечность, пролетевшую как мгновение, они достигли своей цели — края края мира. Перед ними нависла стена, такая же колоссальная, как и сбоку, но взбухшая внутрь участком земли размером с нескромный замок. В нём чудовищная трещина исторгала из себя напористый водопад, который превращался в бурную реку.

— Океан… С той стороны океан, — вновь Дурашка приблизилась к реальности сквозь своё тело, её слабый голос был едва различим на фоне гула воды. — Я… Я должна была догадаться раньше...

— Думаешь, он сможет прорваться сюда? Весь? — с робкой надеждой в голосе предположил Ромао, глядя на эту природную мощь. — Мы бы тогда смогли выплыть на каком-нибудь плоту наверх. Были же деревяшки и ткани...

— Дурак. Изобрети гидростатику… Открой закон об сообщающихся сосудах! В этих святых сосудах уровни однородных жидкостей всегда равны… считая от этой паладинской поверхности земли...

— Ты бредишь, Дурашка, — Ромао устало опустился на колени — достигнув цели, его последние силы больше не были нужны. Пуповина, соединяющая их тела, разорвалась с пустым хлопком, кровь уже давно перестала течь по ней.

— Да… Брежу, — согласилась Дурашка, закрыв глаза. — Вот ещё моего бреда… Я… Я всегда мечтала о человеческой душе. Действительно, Дурашка, как ты прав… Об истинном бессмертии. Сгореть в яркой вспышке… Вместо того чтобы течь зловонной лужей во тьме...

— Правда… Этот бред намного лучше предыдущего, — треснувшие, высохшие губы Ромао создали мимолётную улыбку. — Но… Все равно не бредовей, чем мои собственные мысли… Я… А я… Иногда думал о том… что если бы я был демоном… то сколько добра я бы смог принести миру… своими демоническими силами… Представляешь, Дурашка?

— Дурак… — прошептала Дурашка. Её голос теперь звучал совсем слабо, словно ветер, запутавшийся в руинах.

Человек и демон замолчали на время, позволяя говорить лишь реке.

— Дурашка? — наконец прошептал Ромао, но она не ответила. Тогда он протянул дрожащую руку и осторожно коснулся ее щеки. Пальцы ушли в неё как в рыхлую землю. К пальцам присоединились солёные капельки из глаз Ромао.

— Ты… Ты умираешь?

— Да...

— Не умирай.

Она снова не ответила. Он просит слишком многого. Наглый человек. Демонство ушло, осталось ничего, как я и боялась.

Ромао медленно снял с шеи свой символ веры и бережно отложил его рядом на землю. Свет из его груди стал ярче. Деревянные весы на ниточке не светились. Своими руками и светом Ромао бережно обнял то, что осталось от Дурашки.

Демоница оказалась окружена его сиянием, но почему-то чувствовала спокойствие и умиротворение. Такая смерть лучше многих. И в этот последний момент своего угасания она вдруг сильно захотела сказать Ромао своё имя.

— Я… Я… Кза… К-за… — попыталась она прорваться через пелену смерти.

Свет мешал говорить, мешал думать, мешал её демоническому существованию. Но за всё время своих мытарств она уже привыкла к нему, выработав сопротивляемость, как к неприятному и настырному знакомому, но связанному с хорошими людьми и местами. И тогда вместо того, чтобы избегать, умирать или прятаться от света, как пристало всем нормальным демонам, Кзарина начала бороться с ним. Отчаянно бунтовать против него. Спорить с ним о справедливости. Поглощать его, как похоть. Имя… Должна сказать… Истинное имя… Глупый свет, потом забери меня… Но сейчас... Важно... Хоть что-то останется… Раз нет души и тела… Но она была демоницей, а это был свет, порождённый чистой верой и любовью. Яркий, всепоглощающий, очищающий, заполняющий всё вокруг, не оставляя места для тьмы и страданий. И наступил Свет.

Кзарина вспомнила. Момент своего рождения. Джули, ребёнок даже по человеческим меркам, стояла в плотной толпе горожан и заворожено смотрела на прощальный парад Возвышенных рыцарей, торжественно уходящих на войну. Звучал героический марш, и на плечи воинов ниспадал магический дождь из разноцветных лепестков. Рыцари блистали в совершенных Бронях Силы, возвышаясь над толпой на мощных спинах боевых грифонов. Скоро они сойдут с небес ангелами мести.

Среди них был её рыцарь, самый великолепный и благородный из всех. Волосы цвета воронова крыла, глубокие, как небо после грозы, голубые глаза и приветливая, хотя и немного грустная улыбка. Он держал голову и машущую руку высоко, но на простых людей смотрел не высокомерно — нет, его взгляд пытался запомнить каждое лицо в толпе перед тем, как навсегда погрузиться в пучину войны. Его товарищи, суровые и сосредоточенные, смотрели прямо, на затылки своих ездовых животных, мыслями уже на небесах и поле брани. Но он… Он улыбнулся ей, Джули, когда их взгляды случайно встретились, и в его тоже печальных глазах она нашла столько тепла, нежности и обещания защиты, что сердце девочки замерло.

Вот почему Кзарина так непоправимо отличается от других суккубов — она соткана не из похоти, а из желания любви. Не желание обладать, а желание принимать и отдавать. Желание достичь любви рыцаря, непостижимо выше её по статусу и возрасту. Амбиция.

Джули погибла в последней человеческой войне вместе с её мечтами и семьёй. Инфернальный змей, выпущенный одной из сторон, задел боком пещеру, где укрывались беженцы. От матери Кзарины осталась только тень на стене с вытянутыми руками, продолжающими тянуться к своему рыцарю. Нет. Осталось еще кое-что. Осталась Кзарина, обретя плоть. Непонимающая, напуганная, слабая, забившаяся в темные трещины. Там её нашла Первое Желание Царькута, укрыв от этого чудовищного мира.

Рождение у людей и демонов одинаково, они все рождаются из-за союза чувств, отличаются лишь физиологические детали. И как у демонов и людей, у Кзарины произошла инфантильная амнезия.

Два ослепительно белых крыла расправились, разгоняя обнаглевшую тьму. Это были не обычные кожаные крылья демонов с шипами, это были огромные и великолепные крылья из сияющих лучей-перьев.

— Кзарина… — выдохнула она. — Меня зовут Кзарина!

Бывшая демоница взлетела ввысь, бережно держа изумлённого паладина на руках. Она принимала свою новую форму, новую силу, новую судьбу. Нежное тепло разливалось по её телу, изгоняя леденящий холод небытия и окрашивая остатки демонических сил светом веры. Этот свет больше не жег её, он наполнял её.

— Кзарина… — прошептал завороженный Ромао. Его лицо сияло детской радостью. — Я был прав! И матушка! Ха-ха! Каждый может быть спасён!

Она посмотрела на него по-новому формирующимися глазами, в которых кружились галактики в небулах, и сотни отростков вышли из её тела и вонзились в его. Он даже не вздрогнул. Отростки вкачивали ему обезболивающее, восстанавливали его ткани, распрямляли согнутое, сгибали распрямлённое, возвращали ему его же свет.

Выше! Выше! К зовущему небу! Прочь из этого царства мрака и страданий. Кзарине теперь нужны свобода, простор и сияние небес. Она увидела сияние лунных осколков. Воздух хлынул в её лёгкие, свежий и чистый, а тьма внизу скукожилась, как сгоревшая бумага. И это было их жестоким тюремщиком всё это время? Моим тюремщиком? С её крыльев опадали световые перья, что медленно гасли, оставляя за собой шлейф белых искр. На её пальце кольцо сияло своими символами.

— Эммм, Кзарина, — неловко привлёк её внимание Ромао. — Не хочу разрушать такой момент, но мы не могли бы вернуться? На секундочку. За моими весами Справедливости.

На её лице мелькнула улыбка, полная нежности и тепла. Человеческая улыбка. Они плавно полетели вниз.

Затем Кзарина стремительно приближалась к месту своего падения, её сияющие крылья рассекали ночь, оставляя за собой шлейф искр. Ромао, находясь в её объятиях, с восторгом вглядывался вниз.

— Ого! Здесь так много наших! Что они делают? — он указал на одну из толп у края бездны.

Кзарина увидела светлых и серых людей, жавшихся друг к другу на светлых пегасах. Среди них были дети, женщины и мужчины. У другой толпы из людей в Бронях Силы свет тускнел. Впереди них стоял человек, в котором вместо света ворочалась тьма мерзкой жирной консистенции. Над ними зависли круглые воздушные корабли, в которых, если и были люди, то распространяли не свет и тьму, а безразличный холод.

— КОМАНДИР! — заорал Ромао и замахал руками. — ПРОСТИТЕ, Я ЗАДЕРЖАЛСЯ С ОТЧЁТОМ! ТОТ СУККУБ, КОГО МЫ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ОСТАНОВИТЬ… В ОБЩЕМ, ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ! МНЕ НУЖНА ЦЕЛАЯ СТОПКА ПЕРГАМЕНТА!

В рядах паладинов началось заметное волнение: они перешептывались и указывали пальцами на летящую Кзарину и дёргающегося и кричащего Ромао. Один из паладинов направился к человеку тьмы. Когда вознёсшаяся демоница приземлилась между двумя толпами, она услышала его:

—… что мёртв! А это точно он, больше таких восторженных дурачков не бывает!

— Точно! Это я. — Ромао восторженно и дурашливо соскочил на землю с рук Кзарины.

— Успокойтесь, — тёмный с интересом рассматривал Кзарину. Его чёрная Броня поглощала свет, а с шеи свисала белая полоска ткани с изображением серебряных весов, но с гильотинами вместо чаш. — Это ничего не меняет. Даже хуже, если они отдали его этому… Очевидно, суккубу, под мощными иллюзиями. Нужно уничтожить это.

— Не надо, гранд-инквизитор! — Ромао предупреждающе встал перед Кзариной.

А она расправила светоносные крылья, сильнее озаряя снег и замерших людей. Одни смотрели на неё с опаской, другие — с недоумением, а третьи — с восторгом (Ромао, ощутив её свет, горделиво подбоченился). Она создала себе крылья, чтобы выбраться из пропасти, но теперь поняла, что выглядит как ангел из человеческого фольклора.

Кзарина вздохнула и вобрала в себя веру окружающих. В основном она была слаба и заскорузла цинизмом, но бывшая демоница и не надеялась на чистоту и силу веры Ромао, только у детей была такая же. О, здесь и Девочка.

— Свет в вас почти померк… — сотрясла ночь Кзарина голосом, способным укрощать даже самых гордых драконов. — Но его можно возродить. Нет в мире по-настоящему павших. Это говорю вам я, бывший демон!

Созданная Гламуром гигантская воительница-богиня встала горной вершиной перед людьми, напугав разлетевшиеся воздушные корабли, словно птичьих альм. Один из них выстрелил в её лицо, но ледяное копьё, разумеется, прошло насквозь. У иллюзии на невидимом ветру развевались волосы, и струилась белая ткань, обвивая ее величественное тело. В одной руке она держала уравновешенные весы, а в другой — огненный меч.

— Вы забыли голос своей души, воины справедливости, — продолжала вещать богиня, но теперь более мягко, словно грозная мать. — Вы забыли, чему вы служите, и что служит вам. Вы потеряли ориентиры. Вы не различаете день и ночь.

Четверо больших паладинов, державших за ноги и руки окровавленную Валькали, отпустили её. Она приземлилась на ноги, безуспешно ударила кулаком в Броню Силы и злым шагом направилась к мирокраевцам, прямо сквозь титаническую иллюзию с её лицом, не обращая внимания на стекающую с неё ручьями кровь. Кзарина позаимствовала её лицо неосознанно — ей понадобилось волевое и решительное лицо, и из всех лиц всплыло в памяти именно лицо Валькали. Надеюсь, это не особо повлияет на что-нибудь серьёзное.

— Но то, что было забыто, может быть вспомнено, — богиня взмахнула своим мечом, очерчивая полукруг над головами всех присутствующих. — Вы не просто воины. Вы защитники мира, людей, других и самих себя. Идите и сожгите пламенем ваших душ несправедливость.

Свет в сердцах паладинов вспыхнул. Божественное видение и его речи пробудили забытое чувство принадлежности к чему-то большему. Многие из них опустились на колени в снег, по их щекам текли слезы. “Ангел”, “Первая Вера”, “Чудо” их губы и сердца передавали друг другу. Они поверили ей, ибо не может ложь быть такой истинной.

— Вы знаете, зачем вы есть, — голос богини звучал уверенно и спокойно. — Свет внутри выведет вас на правильный путь. Он сделает вашу руку твердой, а разум холодным. Справедливость. Милосердие. Доброта. Любовь. Вера.

— Вы с ума сошли! — инквизитора не тронула богиня, потому что нечего было трогать. Он пытался достучаться до вошедших в религиозный экстаз воинов. — Это ересь! Вы слушаете демона! Демона! Оно само призналось! Справедливость — это не добро. Это воздаяние. Это боль. Это возврат жестокости. Идите и убейте! Убейте их все...

Он развернулся с уже заготовленным указательным пальцем, который должен был указать на суккуба и людей за ней, но увидел лишь летящий в его лицо кулак. В Броне Силы. Этот удар почувствовал бы и лжебог, а инквизитор был простым человеком. Был. Его полегчавшее тело откувыркалось на несколько метров, испачкав снег.