5

Дурашка споткнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за руку Ромао. Его бронированная рука её заинтересовала, и она начала её поглаживать, задумчиво произнеся:

— Знаешь, паладины всегда вызывали во мне слабость (и это было правдой — паладины действительно хорошо умели ослаблять демонов).

— Какая же ты неловкая, Дурашка. И худенькая. Столько ешь, а всё равно худая. Нужно больше еды, — Ромао подумал и решил окончательно добить её: — Ты уж меня, конечно, прости, но как вы, с такой внешностью, соблазняете людей? Просто интересно. У тебя и волосы такие слабые. У моей матушки была одна мазь на травах...

— Да чтоб тебя, паладинчик, на небесах венчали с гарпией! — суккуб кисло отпустила его руку. — Говорить такое женщине, которая хочет тебя соблазнить? Сразу видно девственника.

— Ну правда же! У тебя об лицо можно порезаться, — начал оправдываться перед демоном паладин. — Хочешь сказать, что это не так? Моя вина тут в чём?

— Во всём! — Кзарина решила больше не тратить силы на такого дурака. Дурак смущенно замолчал.

Демоница смогла восстановить свою истинную форму (острое лицо и длинные бесцветные волосы) и теперь шла рядом с паладином по этому дну мира. Она едва держалась на ногах, и Ромао постоянно приходилось её ловить, а в редких случаях поднимать с земли. Свет его символа веры туманил (или лучше сказать рассеивал) её разум. Она не могла сосредоточиться и придумать адекватный план соблазнения. Суккуб даже не могла придумать адекватную ложь. А её флирт? Ужасный флирт. Если бы его услышали другие Желания, её бы с позором изгнали из суккубов. Так мужчин не завоёвывают, но ему и так нормально. Повезло с таким дураком, что и говорить...

Ей нужно было найти источник похоти, чтобы пополнить ментальные силы (которые были важнее физических). И Ромао был единственным доступным ей источником. Вернее, не был. В этом и заключалась проблема. Он видел в ней что-то среднее между домашним питомцем и своей болезненной младшей сестрой. А она демон! Демон! Аргх! Ай, опять споткнулась. Но вряд ли она найдёт ещё одного человека на глубине этого святого филиала Бездны. Она прислушивалась к себе, но вроде не началось… Пока голод терпим. Слово дня — “Пока”.

Они шли уже… Неизвестно сколько, здесь совершенно невозможно было следить за временем. Очевидно, счёт должен вестись днями, если не неделями. Каждый раз, когда паладин находил какой-то предмет, случайно оказавшийся в этой пропасти, он радовался как дурачок или ребёнок, Ромао одним словом. Эти новые вещи действительно вносили серьёзное разнообразие в их однообразную жизнь, хотя и были совершенно бесполезны. Обломок меча или рваная тряпка никак не могли помочь им выбраться. Даже до него это постепенно доходило после бессмысленных попыток придумать что-то с этими предметами.

Однажды он нашёл почти ровную палку и тащил её с собой, думая найти плоский камень у реки и сделать лопату. Шанс найти камень такой формы суккуб находила очень маловероятным, но Ромао был упорен в своём квесте за огородным инструментом. За ужином он опять принялся ковыряться в своей палке, словно ребёнок с… тоже палкой. Демоница смотрела на него тусклым взглядом. Зачем ему вообще лопата? Но, видя его упорство, она переработала кости альмы внутри себя и выбросила из руки костяную лопатную насадку.

— Ч-ч-что это? — Ромао начал заикаться (видимо, от радости), когда принял на ладони свой подарок. Так он и застыл.

— Ты же хотел сделать лопату, паладинчик. Как ты её хотел сделать, если не знаешь, как она выглядит? — изумилась Дурашка. Что-то он задерживается с восхвалениями меня.

Ромао перевёл расширенные глаза (явно чтобы рассмотреть свой подарок во всех деталях) на лопату, затем на Дурашку, затем снова на лопату:

— П-почему на ней столько шипов?

— А ты когда в последний раз свой скелет видел? Там полно шипов, — отмахнулась Дурашка, решив присесть на землю. Она уже поняла, что не дождётся благодарностей от этого смертного, вошедшего в ступор счастья.

— А почему тут дыры, похожие на зловещее лицо?

— Потому что мне так удобнее было сделать. Ты меня своим дурацким светом слепишь, сильно ограничивая в силе. Сам бы попробовал сделать эту лопатную штуку, когда какой-нибудь демон тебе в лицо тьмой светит, — Дурашке надоел этот разговор, и она шлёпнулась на бок, скукожилась и так решила поспать. Она потратила больше сил на эту глупую штуку, чем рассчитывала.

— Спасибо, Дурашка, — всё же услышала она сквозь дрёму.

Великолепнейшая лопата пригодилась скоро. Внезапно снежная буря решила пройти прямо над пропастью, засыпая всеми своими запасами снега странников дна. Они пробрались через белое месиво и реку, и Ромао нашёл в стене какую-то щель и принялся долбить её края подарком Дурашки. Он сломался у соединения с черенком, а также треснул почти напополам после нескольких ударов. Ну конечно, Ромао был в Броне Силы, что ещё можно было ожидать от кости, когда её так колошматят о твёрдую землю?

Ромао замахнулся подарком, намереваясь бросить его в реку, но заметил стоящую Дурашку, уже в высоких снежных шапке и эполетах. Он осторожно положил лопату рядом с собой и разорвал руками вход в пещеру, разбросав огромные блоки земли. Затем снова виновато посмотрел на Дурашку.

— Да заползай уже! — прохрипела она ему раздраженно. Её эполеты и шапка слились вместе.

Внутри свет паладина не смог даже коснуться каменных дальних стен и потолка. На ближайшей стене глаза на глазмхе удивлённо уставились на гостей. Пещера оказалась настолько просторная, что Ромао смог стоять в ней, заодно стоя в Броне Силы. Но он решил не стоять — панель на спине Брони открылась, и он вылез из неё, в то время как Броня осталась стоять на месте. Паладинчик был в обычной белой шерстяной рубашке и штанах. В Броне Силы его голова казалась маленькой на огромных плечах, но теперь он был в своих настоящих пропорциях. Слишком мускулист и строен, по мнению суккуба. В таких телах похоть не задерживается, маринуясь, а циркулирует по-нормальному. Но это тело принадлежало Ромао, и если там что-то циркулировало и мариновалось, так это благочестие или думы о благочестии. Сев прямо на землю, он устало опустил руки на колени. Что это с паладинчиком?

Дурашка присела рядом с ним на колени. Ромао отвернулся и отодвинулся от неё. Да что с паладинчиком? Дурашка сократила созданную парнем дистанцию, которую он снова создал. Неужели это оно? Неужели он чувствует смущение от вспыхнувшей огромной дикой едва контролируемой похоти? Дурашка распростёрла свои руки и прикрыла глаза, улыбнув рот. Но что-то ничего не происходило. Никакой волной огромной дикой неконтролируемой похоти её не смывало.

— Я, кажется, заболел, Дурашка. Держись от меня подальше, — печальным голосом заявил паладин и шмыгнул носом.

— Ты же паладин, — у Дурашки упали руки и настроение.

— Да, и что? — сказал Ромао, всё ещё разглядывая интересную стенку вместо скучной демоницы.

— Так вы же святые люди.

— Я… Я, наверно, плохой паладин, — Ромао снова шмыгнул носом. — Я думаю, что отдохну в этой пещере, пока не поправлюсь, а ты держись от меня подальше, если мы вдвоём заболеем...

— У демонов нет времени на глупости вроде болезней.

— Правда? — паладин повернулся к ней.

— Конечно, — уверила его суккуб. — Стольких смертных нужно сбить с пути, направить ко злу. Стольких совратить… — голос Дурашки совсем усластился. — Кстати, насчёт этого… Я могла бы согреть тебя...

— Правда? Здорово! — Ромао обрадовался, но затем запоздало смутился. — Я про то, что ты не можешь заболеть. Не про соблазнения смертных. И про согревание ты здорово придумала. Принеси сюда грибов или деревяшек, если найдёшь, и мы разведём костёр.

“Из всех людей мне достался этот девственник”, — думала Дурашка, возвращаясь по их пути к колонии грибов. Она нашла рваную грязную тряпку и складывала грибы в неё. Пока она в нескольких подходах переносила костровое топливо в пещеру, Ромао делал себе постель из глазомха, выковыривая из него глазки. На одном из заходов Дурашка увидела, как он начал и ей делать отдельную постель. Аргх!

В конце она забрала палку несбывшейся лопаты, а костяную часть поглотила. Положив черенок и усыпав ей часть грибов рядом с паладином, демоница протянула ему руку за кресалом.

— Ты что делаешь? — спросил её Ромао, уже довольно вытянувшийся на своей постельке.

— Не рановато у тебя маразм начался, паладинчик? Я делаю костёр, как ты и приказал мне своим глубоким командным голосом. Поближе к тебе, чтобы тебе и твоей болезни было теплее, — Дурашка немного устала от физической работы, но не достаточно, чтобы не явить миру свой сарказм.

— Но тут дым от него накопиться в пещере, — Ромао, как всегда, вместо вечной благодарности говорил очевидные вещи.

— Отлично.

— Ммммм, мы, люди, можем умереть от дыма, — признался паладин смущенно.

— Оу.

— Давай у входа. Там воздух уходит.

После нескольких неудачных попыток демоницы развести огонь, Ромао поднялся и развёл его, но вначале переложил топливо из прохода чуть за уступ. Затем Дурашка ушла на охоту, но вернулась лишь с кучей плодов с одинокого куста, которые Ромао отверг в виду их ядовитой окраски. Судя по всему, людей и растительный яд убивает.

— Я и не голоден, Дурашка. Вообще, голодание используется в лечении. Так и называется — лечебное голодание, — паладин попытался перекричать свой урчащий желудок.

Но Дурашка всё же кое-что смогла. Под инструкциями Ромао она влезла в его Броню Силы и, хоть и с нескольких попыток, сдвинула её, согнув и сложив рукавицы ковшом над костром. Броня застыла в этой позе, позволив вскипятить в её рукавицах воду, которую демоница натаскала из реки в своих руках. Только такую воду Ромао мог пить. Как оказалось, люди могли умереть и от обычной солёной воды. И как они стали доминирующим видом во многих мирах?

Вдоволь напившись горячей воды, паладин улёгся на свою постель. Дурашка, решив проявить "доброту", создала на нём Гламуром иллюзию тёплого одеяла (хорошего — толстого, с узорами), всё равно Гламур в их ситуации мало нужен.

— Теплее… спасибо, Дурашка, — пробормотал Ромао, прикрывая глаза и натягивая оставшееся на месте одеяло до подбородка.

Дурашка тихонько порадовалась этой маленькой лжи, постукивая кончиками пальцев друг о друга у подбородка и мысленно похихикав. Может, я всё-таки порчу его чистое сердечко. Маленькими шажками. Иллюзия держалась недолго, но он уже спал. Его свет символа веры потух вместе с его сознанием, демоница осталась в темноте. Закончив своё мини-торжество, она легла на свою постель, и сон сморил её почти сразу.

Проснулась она от шороха. В пещере кто-то был! Копался в их запасах грибов. Огромный!

— ДЕМОНЫ! — закричала спросонья дурным голосом Дурашка, бросаясь на то место, где должен быть Ромао.

Он там и был. Суккуб врезалась в него и вцепилась в его смертное тело, но вместо ужаса от осознания, что это точно не он шумит в темноте, почувствовала странное облегчение. До того момента, как его рука чувствительно хлопнула её по спине.

— Ай! Да не я! Другие демоны!

Свет из груди паладина ослепил Дурашку, заставив отползти от него. Он схватил свой молот и тоже зажёг его, но не поднял — он был не в Броне Силы. Из горки грибов выпрыгнула маленькая шерстяная альма и юркнула в проём.

— Не демоны, — Дурашка, стоя на четвереньках, смахнула со лба невидимый пот. — Всего лишь альма. Шерстяная… странно для этих мест, тут обычно… — она посмотрела на паладина и замолчала.

Хотя Ромао провёл всё это время в объятиях сна, он не выглядел отдохнувшим. Скорее наоборот — он был мрачен и напряжён.

— Демоны, Дурашка? — буркнул он.

— Конечно, из-за альмы, даже большой, я бы не подняла переполох, — суккуб села на свою мховую кровать. — Моё дело, как паникующей, предполагать самый худший вариант внезапности.

Ромао нахмурился, но теперь по-другому:

— Но они же твоего вида.

— То есть, если тебя окружит десяток вооруженных людей, ты будешь спокоен, раз они твоего вида? — Дурашка легла на свою постельку, уставившись в темноту, скопившуюся на сводах пещеры.

— Я думал, все демоны заодно, — он почесал затылок, глядя на неё.

— Ха! — вырвалось изо рта Дурашки. — Демоны — зеркало человечества. Дестабильные эмоции. Деэмо, так нас правильно называть. Если люди враждуют, то и мы враждуем. Вы плетёте интриги, и мы плетём интриги. Так что, если меня будут разыскивать другие суккубы или демоны Гнева, то ты меня не видел. Сделка? — она ткнула в его сторону пальцем для убедительности.

Ромао всё сидел, уставившись на демоницу.

— Свет затушишь? — недовольно проворчала суккуб, злясь больше на то, что разговорилась со смертным, чем на его гадкий свет.

— Прости, — Ромао потушил свой молот и лёг, сложив руки на груди. Но свет из груди остался. — Но люди не злые, может быть, несчастные и печальные. И мы стремимся к добру. Значит, должны быть деэмо любви, надежды, веры...

Дурашка перевернулась на бок, подперев голову:

— Это стабильные эмоции. Их нельзя почувствовать резко и остро. А если и можно, это не будет плохо, так что ваши души не попытаются отделить эти эмоции от себя в мир, — Дурашка замолчала, хлопнув рукой по постели. Ромао тоже молчал, но его свет не гас. — И не называй нас деэмо, все уже согласились на демонов. И Ромао...

— Да?

— Никому не говори то, что я тебе рассказала. Или хотя бы, что это я сказала, особенно демонам.

— Я и не собирался. Не то, что у меня полно друзей демонов. Я ведь паладин.

— Знаю я, какой ты паладин, — она закрыла глаза. — Тебя только допусти ко двору Желания, ты там всем голову вскружишь… — несмотря на свет, Дурашка юркнула в сон.

На следующее утро (или день, вечер или ночь — на дне они слипались) Дурашка завесила вход найденной тряпкой (сначала вытерев ею пыль с пола) и Гламуром создала несколько красивейших картин для уюта, которых Ромао тут же попросил убрать, потому что не любил этот стиль. Стиль обнаженной натуры. Но другого суккуб не знала.

Затем Дурашка отправилась на охоту. Её тактика была ещё со времён, когда она была куском мяса: тихо подкрадываться и хватать. Успех был точно таким же — все альмы убегали от неё, несмотря на то, что рядом не было светоносного Ромао. Но, видимо, они тоже перестроили глаза, чтобы видеть в темноте. Скоро ей надоело падать в грязь, ничего не поймав, и, подкравшись к шестиногой ящерице с головой, похожей на молот, Дурашка выбросила вперёд руку, превращая её в костяной шип. Таких приёмов ящерица не ожидала и проткнулась.

Когда демоница вернулась, таща добычу на спине, то обнаружила беспокойно выглядящего Ромао из-за занавески на входе. Ждёт паладинчик. Почему-то ей это понравилось.

— Дурашка! Что у тебя с рукой? — крикнул он.

— А, — легкомысленно отмахнулась торчащим обрубком Дурашка. — Я выращу новую за пару дней. Как оказалось, я великая охотница — материала для твоего пуза и моей Метаморфозы будет хоть отбавляй.

Её костяная рука оказалась плохо прикреплённой с остальным телом, и сразу же оторвалась и решила остаться в альме. Но зато альма попалась огромная, её пришлось даже разрезать, чтобы протиснуть в пещеру. Когда Дурашка шлёпнула сырое мясо на землю, Ромао скривился.

— Только не говори, что и от грязи вы умираете, — устало спросила демоница, пнув часть туши. — Она же везде, прямо под ногами, куда ни плюнь.

— И эти существа нас дурят веками… — пробормотал Ромао. — Мы от грязи не умираем, но есть её не хочется. Лучше помой мясо. Да и грибы тоже.

— Ядовитое я не буду, съедобное вымой… — забурчала Дурашка, моя мясо в реке. — Может, ещё мёртвое нужно оживить, а живое умертвить для его паладинского величества.

Дурашка отрезала и нарезала мяса в рукавицы Брони, в которых уже прохлаждалась кипяченная вода. Вместе с мясом туда упало и кольцо, которое Дурашка впихнула в альму вместе с рукой, ставшей шипом. Демоница достала его (незаметно от Ромао, чтобы он опять не начал ворчать о лишних вещах в его еде) и надела на оставшуюся руку. Раз она о нём забыла, то и сложностей в его ношении никаких нет, а смертные любят колечки, даже с таким ерундовым зачарованием. Не душу, конечно, выменять, но, может, пару носков или зеркальце.

Она побросала в рукавицы съедобных (после нескольких привередливых проверок Ромао) грибов и принялась поддерживать под ними огонь. Паладинчик всё это время терпеливо ждал на своей постели. Демоница тайно от него вылила через свою оставшуюся руку пару капель слёз и пота, в качестве подарка ему. Теперь не будет жаловаться, что еда пресная.

Когда Ромао попробовал шедевр Дурашки, то его лицо приобрело героическое выражение. Он перевёл на суккуба взгляд, но та не видела, потому что застыла, закрыв глаза и протянув ему руки, словно ожидая, что он будет в благодарность осыпать её до этого припасёнными драгоценностями.

— Я ценю твои старания, Дурашка, но это блюдо, кажется, планирует мне месть, — с усилием произнёс паладин.

— Месть? Оно просто знает себе цену, — раздраженно бросила Дурашка, поняв, что все её мысленные комплименты не материализуются в реальность.

Ромао победил блюдо, а затем выпил несколько горстей воды. Всё это время у него было превозмогающее выражение лица, словно он не наслаждался едой, а бился с ордой монстров пару дней кряду. Наверное, мясо той ящерицы невкусное. Так подставила моё великое блюдо!

Пару непонятных отрезков времени Дурашка выходила на охоту. Всё это выжидание не сулило ей ничего хорошего, но не могла же она тащить Ромао на спине. Она прислушивалась к себе, но не чувствовала никаких изменений. Возможно то, чего она опасалась, было лишь демоническим суеверием. Возможно… Рука у неё отросла, и она использовала свою предыдущую руку в виде костяного шипа, как копьё, пока оно не сломалось.

Из костей альм Дурашка пыталась сделать мебель, но ни одно предназначение вещи Ромао не угадал и использовать отказался. Даже чудесный хрящевой стульчик, который, правда, развалился под Дурашкой, когда она села на него для демонстрации его безопасности. Но сам стульчик был хорош.

Но, несмотря на то, что навыки охоты и готовки Дурашки постоянно улучшались, состояние Ромао ухудшалось. Он больше спал или просто молча лежал, глядя в потолок, и не ждал охотницу. Одной условной ночью Дурашка проснулась от его стонов. Она подскочила и неуверенно посмотрела в его сторону. В нём не было сознания и света, а в пещере Дурашка всегда изменяла себе глаза, чтобы не ослепнуть от паладинского свечения.

Она подползла к нему и дотронулась до его лба. Он был горячим. Слишком горячим для человеческого существа. Демоница вскочила на ноги и беспокойно закружилась по комнате, натыкаясь на свою дурацкую мебель. Это ведь из-за меня, да? Я что-то сделала не так. А если… Если Ромао умрёт...? Дурашка на мгновение представила, как останется в этой тьме без человека, только альмы и река будут составлять ей компанию. Эти мысли добавили ей скорости перемещения. Она снова кинулась к Ромао, но он по-прежнему был горячим. Он как будто боролся за каждый тяжелый, неровный вздох, перемежая его стонами. От волнения суккуб начала кусать себе кончики пальцев, пока не откусила один.

Успокойся, Дураш… то есть Кзарина. Как демон ты ничего не можешь, даже проникнуть в его светоносную голову, в его паладинский сон и сделать его спокойнее. Чтобы другой смертн… человек сделал? Дал бы какие-то лекарственные травки, но я не знаю какие. Если бы только это было физическое повреждение, тогда бы я смогла Метаморфозой заменить ему часть тела. Да хоть всё тело! Что ещё люди делают в отчаянных случаях?

Дурашка остановилась, найдя ответ, но она не могла так поступить. Или...? Особенно громкий страдательный стон вырвался из тела человека. Дурашка бросилась на колени и сцепила перед собой ладони.

— Эй, слушай… Справедливость, да? — забормотала она. — Это, может быть, немного неожиданно… Не каждый день тебе молятся демоны, я знаю. Поверь, сама в шоке. Но Ромао же твой. Он же такой хороший, да ты же знаешь. Зачем он страдает, он же не заслужил? Спаси его, а? И проси у меня, что хочешь. Как вы там контракты составляете? Сомневаюсь, что нужно подписывать кровью. В общем, ты — мне, я — тебе. Только не наглей… (Ромао издал ещё один страшный стон.) Ладно, наглей. Спаси Ромао, пожалуйста. И получи мой открытый долг.

На следующее утро Ромао открыл глаза и резко поднялся, скинув с себя Дурашку, которая заснула, обнимая его, только пару минут назад.

— Дурашка, я так голоден, что даже твоего супа захотелось, — паладин посмотрел на приходящую в себя суккуба. — Знаешь, мне такой сон приснился… Один из таких безумных. У тебя были Весы Справедливости и огненный меч, которым ты отгоняла от меня живую тьму. Ой, ты плачешь? Это какое-то демоническое оскорбление я сказал, не подумав, Дурашка? Прости меня...

После того страшного промежутка времени Ромао начал быстро поправляться. Он даже попросил найти ему верёвку. Узнав, что она нужна ему, чтобы сделать сеть для ловли рыбы или аркан для ловли мелких альм, Дурашка отдала ему свои волосы. Ромао, уже привыкший к более размытой физиологии суккубов, принял подарок, даже не моргнув. Он сплёл из её волос сеточку, которую закидывал в реку и ловил рыбёшек, пока демоница была на охоте.

Один раз Дурашка решила помочь ему, создав Гламуром великолепную наживку в виде сочного клубка живых червяков. Из воды к ним выбросилась альма, похожая на гигантского плоского сома. Дурашка и Ромао забились в своё убежище от чудовища, а оно распалось на других альм, оказавшись их передвижной колонией. Дурашка упала на спину и начала смеяться, потому что они были живы, они борются и выживают в этом диком тёмном месте. Ромао упал рядом и тоже начал смеяться, заразившись от неё смехом.

Ромао совсем выздоровел, и пришло время продолжить путь. Дурашка оглядывалась на дыру в стене, даже когда она скрылась во тьме дна. Она чувствовала странную жалость от покидания её дома. То есть, конечно, это был не дом, а временное убежище, но такое отличное. Вернее, это была не жалость, не сожаление, не печаль. Просто… пустота. Хотя, всё же и печаль, но смешанная с радостью? Дурашка остановилась на характеристике “странное” по отношению к её чувству. “Может, кому-то эта пещерка ещё пригодится,” — подумала она, шагая за Ромао.