Гурман

Пора проведать моих маленьких друзей, мои трофеи. Тьма сворачивается тугой пружиной за ширмой улыбающейся кошачьей маски. Запускает скрипучий механизм. Оживляет время. В первом рывке щелкает секундная стрелка.

Тик-так, хорошие мои, тик-так.

Повожу слепыми глазами, ласкаю вниманием каждого из них. От меня не сбежать, не скрыться, пока я сам не захочу отпустить. А я не захочу, никогда. Не бесплатно. Такие разные, но одинаково драгоценные, привычные. Заточены в неподвижных поделках, бьются в навязанной чужой волей форме. Одни шепчутся, хныкают, пытаются умолять — это новенькие. Еще надеются на что-то, мнят, что еще не конец. Сегодня они очень уж разговорчивы. Остальные знают, что упрашивать бесполезно — угрюмо молчат, ожидая решения. И лишь самые старые заходятся в безумном крике. Совсем износились, ни на что не годны. Жаль. Даже бережливому хозяину приходится иногда выбрасывать испорченное тряпье.

Я голоден. Т-с-с-с… Вы же это чувствуете?

Кто испуганно сжался в комок в глубине кукольного тела, кто слабым огоньком трепещет в уповании на краткое возвращение жизни и, если случится чудо, на избавление. Приведи ко мне свежую душу, полную надежд, яркую, как пламя. Склони ее к рабству, оплети паутиной лживых посулов, замани исполнением желаний. И я отпущу удачливого ловца, позволю не быть.

Чего же мне хочется? Вульгарной сытости грубых эмоций, сиропа пресыщенных извращений, утонченных оттенков беспросветной муки, пронзительности душевных терзаний? Мои куколки, мои охотники — они добудут все, чего я захочу.

Питер может достать звериную радость избиения, боль разбитых костяшек, унижение поверженного противника. Мишель — мастер слез разочарования, горечи предательства и тягучего тумана раскаяния, он приносит мне самые изысканные самоубийства. Малютка Анита, милая выдумщица, умелый палач — в ее силах накормить меня бесконечными воплями страха и боли, темнотой отчаяния и смертью, принимаемой с благодарностью.

Я выбираю Софи. Мой чистый ангел Софи. Твои страдания всегда чуть горчат всепрощением, твоя покорность пробуждает в мучителях худшее. Открываешь печальные глаза, находишь свой костюм. Быстрый взгляд в мои пустые глазницы. Ты вновь окунешься в водоворот жестокого порока, неуемного сладострастия, развращенной вседозволенности — и подаришь мне свои прозрачные слезы, стоны и унижения. Стоила ли жизнь сестры подобной судьбы? Тихое угасание от чахотки — не самое страшное. О таком можно мечтать, не так ли?

Тик-так, любовь моя, тик-так.