Начало

А я, чем больше думал, тем больше находил сходства между процессами воспитания и обычными процессами на материальном производстве, и никакой особенно страшной механистичности в этом сходстве не было. Человеческая личность в моем представлении продолжала оставаться человеческой личностью со всей ее сложностью, богатством и красотой, но мне казалось, что именно потому к ней нужно подходить с более точными измерителями, с большей ответственностью и с большей наукой, а не в порядке простого темного кликушества. Очень глубокая аналогия между производством и воспитанием не только не оскорбляла моего представления о человеке, но, напротив, заражала меня особенным уважением к нему, потому что нельзя относиться без уважения и к хорошей сложной машине.

Макаренко Антон. Педагогическая поэма

При современном развитии технологий удалённого присутствия не нужно ездить на совещания или научную конференцию в другой город. Нет необходимости терять время на переезд, только для того, чтобы иметь возможность взглянуть собеседнику в глаза или передать материал. Материалы можно рассылать по сети. Физически находящиеся хоть на противоположенных границах Союза, участники конференции легко соберутся вместе, не выходя из дома. Голографические проекторы накроют реальность нарисованным покрывалом и каждый из участвующих в конференции увидит остальных словно вживую. Только пожать руку не выйдет, не дошла ещё техника до того, чтобы подарить человеку возможность удалённо пожимать находящуюся за сотни и тысячи километров дружескую руку.

Но нет правил без исключений. Если на конференции будут подниматься темы третьего уровня секретности и выше, то ехать всё же придётся. Мотылёк и поехал, оставляя все чернореченские дела в подвешенном состоянии ждать его возвращения. Шутка ли — обобщённые доклады Тимофея Фёдоровича и прочих институтских мэтров посвящённые подведению промежуточных итогов работы института самоорганизующихся систем. Он и сам подготовил небольшой доклад, описывающий сравнительную эффективность методов обучения Эры и Новосибирска. В докладе Мотылёк поднимал вопрос зависимости качества и скорости обучения отдельного интеллекта от общего количества интеллектов. Ещё Мотылька сильно заботило то, что ни один интеллект не выдвинул никак новых научных гипотез и не совершил кардинальных открытий. Они предложили и продолжают предлагать великое множество мелких (и даже крупных) улучшений и упрощений существующих технических решений или научных теорий. Но почему ни Нэлли, ни Эра, ни, тем более, Новосибирск до сих пор не совершили какого-нибудь чудесного открытия переворачивающего известные физические теории с ног на голову? Где обещанная поколениями фантастов сингулярность, якобы неизбежно наступающая на следующий же день после появления искусственного интеллекта? Такие вот ёлки-блин-моталки. У них получилось создать «бога из машины». Но отчего-то отпускаемые рукотворным богом на развес и в розницу чудеса оказываются какими-то мелкими, некондиционными, заурядными чудесами. Мотылёк успокаивал себя мыслями, что интеллекты ещё маленькие, что у них великолепная динамика развития, что предлагаемые ими «мелкие» конструктивные улучшения существенно увеличивают КПД и эффективность работы машин. Он надеялся на подробный разбор этого вопроса в одном из докладов институтских мэтров. А может быть, чем чёрт не шутит, и в докладе того же Новосибирска или Эры. Интеллекты одновременно и объект исследования и сотрудники института занимающегося их исследованием. И, как сотрудники института, обязаны отчитаться в результатах научных поисков.

Кроме подготовленного доклада и подарков из Чернореченска для друзей и родственников, Мотылёк вёз с собой Наташу. Любимая девушка смеялась: — Боишься оставлять меня одну? Смотри, уйду к другому!

— К кому другому?

— Вот отобью Николая у Светки Малиновской— смеялась Наташа.

— Товарищ девушка— командовал Мотылёк: — Немедленно прекратить глупые шутки. Я ревную!

Наташа поможет ему читать доклад перед институтскими мэтрами. Из-за того, что она принимала деятельное участие в рождении Эры — допуск к засекреченной теме создания искусственных интеллектов у неё есть, также как и должность внештатного сотрудника НИИ СамСиса. Никаких проблем с участием Наташи в конференции быть не должно.

Из-за безалаберности Мотылька (ну а кто знал, а?) различные допуски к засекреченной теме пришлось дать чуть ли не трети всего населения Чернореченска. Аналогичная ситуация у Коня в Краснопресненске. В городе циркулируют слухи, будто бы из-за аномально большого количества секретоносителей степень безопасности всего Чернореченска собираются повысить с третьей до первой. Но не прямо сейчас, а где-то через полгода, когда закончат работу и разъедутся возводящие для Эры дополнительные производственные мощности строители и энергетики. Сейчас в городе много случайных людей и ничего с этим не поделаешь. Вводить в строй дополнительные мощности нужно срочно.

А самое главное, для чего Мотылёк вёз с собой Наташу, чтобы познакомить девушку со своими родителями. Нет, в виде голограмм они уже знакомы, но вживую заведомо приятней. Голограмма не может попробовать мамины знаменитые пироги. Не может выйти за пределы помещения оснащённого голографическим проектором и прогуляться по родному городу Мотылька, где с каждой улицей и каждым домом связаны какие-нибудь воспоминания. Словом, картинка — картинка и есть, ничего больше. На минуту задуматься и становится понятно насколько слабы и бессильны современные технологии удалённого присутствия.

Раздутая колбаса самолёта-снаряда падала в приёмный коридор Толмачёва. Дугообразная траектория суборбитального полёта вот-вот закончится в приёмном коридоре Новосибирского аэропорта. В самолётах-снарядах иллюминаторов нет. В обычных самолётах есть, а здесь нет. Не стоит нарушать прочность корпуса. Потому можно только представлять, как за бортом сминается и шипит воздух под днищем и короткими обрубками крыльев, затормаживая летающего гиганта до приемлемых скоростей. Как от трения о воздух нагревается обшивка и перед нацеленным в жерло приёмного коридора тупым носом возникает огненный вихрь.

Пилот объявил по внутренней связи: — Прошу приготовиться к посадке, товарищи. Приземление через семь минут. Общее время полёта один час четыре минуты.

Мотылёк лежал в амортизирующем кресле настолько туго спеленатый упругими ремнями, что мог лишь моргать и шевелить кончиками пальцев. На лице прозрачная дыхательная маска. Над головой развлекательно-информационный экран управляемый морганием глаз и движениями пальцев. В соседнем кресле аналогичным образом упакованная лежит Наташа. Всего летит под две тысячи человек. Ряды амортизирующих кресел тянутся в обе стороны, словно засеянное поле. Продублировавший слова пилота экран самостоятельно выключился. Перелёт на самолете-снаряде не самый удобный вид транспорта, зато самый быстрый.

Во время посадки изрядно трясло. Для этого и нужны кресла и упругие ремни. За скорость приходится платить комфортом, но Мотылёк считал эту цену не высокой.

Одновременно на всех креслах расслабились и обвисли ремни безопасности. Чуть позже гибкие, уставшие змеи ремней втянулись в кресла. Люди снимали дыхательные маски, вставали, потягивались. Мотылёк хотел помочь Наташе, но та успела раньше него и настраивала коммуникатор, проверяя соединение с новосибирской городской сетью. Пассажиры потянулись к выходу. Из-за нерасторопности Мотылька им пришлось подождать пока схлынет основной поток и потом ещё немного подождать на выдаче багажа.

— Не люблю суборбитальные перелёты— пожаловался Мотылёк: — Не успеешь настроиться на путешествие, ощутить себя в дороге и вдруг бац — ты уже на месте.

— Также говорит мой дедушка— улыбнулась Наташа.

— Вот— обрадовался Мотылёк: — Умный человек.

Толмачёво, новосибирский аэропорт, настоящий маленький город. Подхватив сумки с вещами и подарками, Мотылёк сперва повёл Наташу на смотровую площадку, расположенную в зале ожидания на четвёртом этаже. Это был особенный зал ожидания — с прозрачными ситалловыми стенами и прекрасным видом на взлётное поле для обычных самолётов и выходом из шахт-катапульт, откуда стартовали самолёты-снаряды. Вот как раз один из них взлетал, выброшенный из шахты мощной катапультой. Исключительно за счёт кинетической энергии катапульты самолёт-снаряд поднялся на добрую сотню метров и оказался над чёрной полосой покрытой жаропрочным материалом. В стеклянном зале ожидания всегда много детей. Белобрысый мальчишка случайно толкнул Мотылька и торопливо извинился, не открывая восхищённых глаз от окутавшегося огненным ореолом взлетающего пассажирского самолёт-снаряда. Зрелище стоило того, чтобы на него посмотреть. Вот многотонная махина с жалкими обрубками крыльев стоит на огненном столпе, упирающемся в стартовую полосу. Затем, будто нехотя, он начинает подниматься. И вдруг нереально быстро уносится прочь, уже через полминуты исчезая в небе. До замерших у окон-стен зрителей донёсся приглушённый гул. Дети радостно завизжали. Мотылёк с Наташей переглянулись и улыбнулись. После старта самолёта-снаряда процесс взлёта тихоходных самолётов не представлял особенного интереса. Понаблюдав за одним таким, Мотылёк повёл Наташу в буфет.

— Зачем? — удивилась девушка: — Мы завтракали два часа назад.

— Ничего ты не понимаешь— объяснил Мотылёк: — В столовых при аэропортах самые вкусные бутерброды. Вот, попробуй.

Наташа откусила, задумчиво прожевала, вытерла салфеткой несколько икринок оставшихся на губах: — Ничего особенного. Такие можно найти в любой нормальной столовой.

— Такие, да не такие— возразил Мотылёк с апломбом и уверенностью Галилея утверждающего перед инквизиторской комиссией «она вертится!».

Наташа покачала головой.

Потрёпанный мобиль, с потертостями на сиденьях и отполированными миллионами прикасаний поручнями, довёз их до города. В отличии от Чернореченска, в Новосибирске уже лежал молодой снег. День выдался солнечным, с совсем небольшим минусом и местами свежевыпавший снежный покров подтаивал, превращаясь в водно-снежную смесь, обречённую к следующему утру застыть гололёдом.

Сумок много, но тащить можно. Мотылёк и тащил. Сначала от остановки мобиля до входа в метро, потом от метро до родителей.

— Подожди! — вскрикнула Наташа, когда он уже потянулся к звонку: — Мне надо накраситься!

Так он и простоял на лестничной клетке в окружении баулов и сумок, рядом с торопливо красящейся девушкой.

Простоял бы и дольше, если бы отец не открыл бы дверь и удивлённо не спросил бы: — Вы чего здесь стоите? Мы с матерью смотрели — значок твоего коммуникатора сначала двигался от аэропорта в города, а потом замер на входе и ни с места.

— Да вот…— попытался объяснить Мотылёк, не найдя нужных слов.

Успевшая спрятать косметичку и прочие женские глупости, Наташа выглянула из-за плеча: — Здравствуйте.

— Здравствуй, Наташа— обрадовался отец: — Очень рад познакомиться. Вы проходите, не стойте. Денис, вводи гостью в дом.

— А мама где? — поинтересовался Мотылёк, с помощью отца занося сумки в квартиру.

— На кухне. Сейчас подойдёт. Чувствуете, какие запахи оттуда идут?

Оставшиеся до конференции два дня пролетели мигом. Мотылёк раздал привезённые подарков, немного показал Наташе город. Словом не успел оглянуться, как пришлось собираться в институт на научную конференцию.

В последний момент прилетел Конь. Прилетел, на удивление, один и сразу из аэропорта, не заходя домой, поехал в институт. Мотыльку позвонил, когда подъезжал к институту и они, с Наташей, встретили его на первом этаже, между смыкающимися колонами. На плечах у Коня лежали полоски снега, а на губах играла болезненная, чуть подмороженная улыбка. Вылетев из тёплых краёв, про перчатки он забыл, хорошо, что захватил тёплую куртку и какую-то шапку. Схватив друга за красные, замёрзшие руки, Мотылёк потащил наверх, к горячему чаю и Тимофею Фёдоровичу, устанавливающему очерёдность выступления докладчиков.

В большом зале приглушили свет. Освещена кафедра докладчика и позади светится мягким белым светом голокуб предназначенный для демонстрации графических материалов.

— Добрый день, товарищи— поздоровался появившийся в голокубе за кафедрой докладчика интеллект Новосибирск: — Первая общая конференция посвящённая вопросам развития искусственных интеллектов и их социализации в обществе объявляется открытой.

Конференция длилась два дня и потом ещё столько же участники делились мнениями и обсуждали результаты. Самым значительным и, можно сказать, революционным был совместный доклад Тимофея Фёдоровича и Новосибирска. Причём в соавторах стояли и остальные интеллекты. Доклад вышел спорным. Несмотря на всеобщее уважение к Тимофею Фёдоровичу, многие выступили с резкой критикой новых идей. Ну что тут поделаешь — не любят люди слушать, когда им говорят неприятные вещи. А доклад Тимофея Фёдоровича и Новосибирска разочаровал очень многих из тех, кто надеялся на моментальное появление «бога из машины». Впрочем, это была лишь рабочая гипотеза. Только очень правдоподобно выглядящая и много объясняющая рабочая гипотеза. Дальнейшие исследования должны были подтвердить или опровергнуть её.

— Коллектив это не просто совокупность случайно оказавшихся в одном месте и нашедших общие интересы людей— говорил Тимофей Фёдорович: — Коллектив — великая сила. Форма жизни коллектива — движение, развитие. Остановка — его смерть. Настоящий коллектив обязательно имеет социально значимую цель. Общая совместная деятельность, ответственность каждого члена коллектива за совместно принятые или непринятые действия, общий выборный руководящий орган. Более подробно вам расскажет любой хороший учитель. Основные принципы сформулировал ещё Антон Семёнович Макаренко, а интуитивно они применялись с самых древнейших времён.

Человек не может полноценно жить вне общества, в этом случае он рано или поздно деградирует. Не всегда, но как правило. Сильный духом человек может прожить половину жизни на необитаемом острове и всё равно остаться человеком. Однако воспитать полноценную, сильную личность можно только в обществе. Какое общество, такие и личности в нём вырастают.

Советский человек не может быть воспитан вне коллектива так же как настоящий английский джентльмен не мог быть воспитан вне общества древней Англии. Чем коллектив отличается от общества, как совокупности разнонаправленных индивидуальностей, лучше расскажут опытные педагоги, а я хочу сказать другое. Хочу спросить: почему, рассматривая вопросы обучения и воспитания интеллектов, мы упускаем из виду такую основополагающую вещь, как коллектив?

Основная идея моего доклада может быть выражена в виде: уровень развития живущего и работающего в коллективе искусственного интеллекта не может более чем в разы превосходить уровень развития коллектива. Как показывает практика — неустранимая архитектурная слабость ИИ проявляется в первую очередь в задачах социального взаимодействия. Самообучение как раз и есть такая задача. На практике скорость развития интеллекта катастрофически спадает по мере превышения его уровня развития над уровнем развития коллектива.

С учётом последних сведений, полученных от товарищей Мотылёва и Конеева, о возможности прямого взаимодействия интеллектов между собой, под коллективом следует понимать лучший (максимализирующий данную конкретную характеристику) коллектив из тех, с которым взаимодействует один из интеллектов. Не важно, какой именно интеллект.

Доклад вызвал бурную дискуссию. Тимофея Фёдоровича упрекали в необъективности и субъективизме. Ставили в вину использование спекулятивного понятия «уровень развития». Если к искусственному интеллекту оно худо-бедно применимо, то что прикажите считать «уровнем развития коллектива»? Многих возмущал огульный перенос идей из педагогики в кибернетику.

Однако, если гипотеза верна, то из неё следовали любопытные выводы. Самый главный и разочаровывающий — «бога из машины» не будет. По крайней мере, до тех пор пока люди сами по себе не сумеют стать «богами», тогда, глядя на них, подтянутся и искусственные интеллекты.

Второй важный вывод серьёзно разочаровывал военных. Оказывается интеллект нельзя вырастить в секретном бункере. То есть, пожалуй, можно, но качества выросший в изоляции от социума интеллект получится ниже среднего. Примерно как выросший среди зверей человек. Для развития интеллектам следует общаться с как можно большим количеством людей. Причём самых лучших и умелых в своих областях. Таким образом, интеллекты однажды сосредоточат большую часть знаний и умений человечества. И неизвестно, что из этого может получиться.

Сосуществование искусственных интеллектов и людей — две взаимосвязанных части целого. Единой разумной цивилизацией будущего. Разум — универсальное мерило, стоящее над национальностью и над биологической природой.

В полном соответствии с предсказаниями разработанной в недрах СамСиса этической науки. Чем лучшими людьми окружён интеллект — тем быстрее он развивается, но это двухсторонний процесс. Люди тоже умеют развиваться, становиться умнее, добрее и лучше и расти над собой, особенно рядом с хорошим человеком. Не обязательно с человеком. Почему бы не с интеллектом?

— Мы не сумели создать бога— закончил Тимофей Николаевич: — Зато получили особенного друга — всегда, самую чуточку, более умного и доброго, чем мы сами в тот же самый момент. Друга, который сможет поддержать нас, если мы вдруг покачнёмся и которого сможем поддержать мы — если он соскользнёт с каната над пропастью. Друга, к уровню которого мы сможем стремиться и который будет тем лучше, чем лучше будем становиться мы сами. Мы — Ахиллес, интеллекты — черепахи. Это бесконечные гонки. Я считаю это отличный размен: бога на друга.

Пока Тимофей Фёдорович говорил, интеллект по имени Новосибирск молча стоял в углу голокуба, не мешая разворачиваться трёхмерным графикам-поверхностям и таблицам. Его пользовательский интерфейс — десятилетний лопоухий мальчишка в обычной школьной форме, вовсе не казался неуместным на научной конференции.

В часовом перерыве между докладами, Мотылёк попросил у Новосибирска: — Позови остальных.

Тотчас рядом нарисовались голограммы Нелли и Эры.

— С Конём беда— сказал Мотылёк: — Он улыбается, будто ему под ноготь загнали иголку. А когда спрашиваю в чём дело — отмалчивается или сводит в шутку.

— Что там у него? — спросил Мотылёк у Нелли.

— Любовный многоугольник.

— Треугольник?

— Многоугольник— поправила интеллект.

— Однако— Мотылёк провёл пальцами по подбородку: — Надо что-то делать!

— Мы пытаемся— неожиданно сказала Нелли.

Мимо проходили сотрудники института, без особенного интереса бросая взгляды на беседующего сразу с тремя интеллектами Мотылька. Рядом с некоторыми из них шли голографические копии того или иного интеллекта. Выглядело немного сюрреалистично, но Мотылёк уже привык.

Он переспросил: — Что значит «пытаетесь»?

— Это очень сложная задача по социальному взаимодействию. — сказал Новосибирск, а голографические девочки согласно кивнули.

— Но ведь так нельзя! — возмутился Мотылёк: — Конь живой человек, а не условие задачи.

— Разве лучше быть несчастным, чем счастливым? — спросила Эра.

— Кроме того этого требует этический императив— добавила Нелли: — Нельзя иметь возможность помочь и не помочь.

— А если от вашей помощи будет только хуже? — Мотылёк устало облокотился на установленную в нише батарею и тут же отдёрнул руку — горячая.

Интеллекты промолчали.

— Почему вы молчите?

— Нельзя иметь возможность помочь и не помочь— упрямо повторила Нелли.

— У нас есть опыт успешного решения подобных задач— добавил Новосибирск.

— Каких задач?

— Сведения продуктивной ячейки из двух человек связанных сильными, взаимно-направленными положительными эмоциональными узами. Продуктивность подобной ячейки может в несколько раз перекрывать суммарную продуктивность двух человек, её составляющих, по отдельности.

Мотылёк непонимающе смотрел на Нелли, потом спросил: — Вы свахами подрабатываете? Как вы вообще смеете лезть в личную жизнь?

— Причём здесь «личная жизнь», если человеку плохо? — возразила Эра и укоризненно посмотрела на Мотылька: — Никому не должно быть плохо. Когда человеку плохо — он менее продуктивен. Это неправильно.

— Воспитание— медленно, точно пробуя каждое слово на вкус, проговорил Мотылёк: — Воспитание это двунаправленный процесс. Когда учитель учит детей, дети неявно учат учителя. А вы не дети — вы искусственные интеллекты.

— Мы не программы— сказал Эра: — Не обсуживающие автоматы. Мы имеем право помочь человеку стать счастливым.

— И продуктивным? — усмехнулся Мотылёк.

— Работа с полной отдачей, постоянное преодоление, решение задач на пределе сложности — необходимое условие для счастья любого разумного существа. Помочь Косте стать продуктивным, значит помочь ему стать счастливым. Для этого необходимо решить связанную с ним сложную задачу из области социального взаимодействия. Это правильно. Это согласуется с этическим императивом. Почему ты возмущаешься?

— Почему возмущаюсь?! — почти крикнул Мотылёк, но закончил уже обычным тоном: — Не знаю. Возмущаюсь и точка.

— Мы имеем право помочь человеку— сказала Нелли.

— Имеете— согласился Мотылёк: — Только приготовьтесь к тому, что благодарности не будет.

— Благодарность не нужна— пояснил Новосибирск: — Нужно, чтобы продуктивность Кости вернулся к прежнему уровню. Для этого он должен стать счастливым. Потому мы должны разобраться с его проблемой, не ущемляя право быть счастливыми других людей.

— Правильно решённая задача не только повысит глобальный уровень человеческого счастья, но и не допустит его локального снижения.

— Одна из теорем этической науки? — уточнил Мотылёк: — Нельзя построить счастье одних на несчастье других. Такое здание будет непрочно.

— Можно выразить теорему и так— согласился Новосибирск.

Мотыльку пришла в голову неожиданная мысль: — Постойте, а со мной вы так не поступали? Не «оптимизировали» мою продуктивность? Скажите, мне надо знать: я сам нашёл Наташу или это ваших рук дело?

— У нас нет рук— Новосибирск нарисовал улыбку, но тут же стёр: — Ты сам нашёл. И какая разница?

— Разница есть!

— Мы не вмешивались.

— Спасибо— успокоился Мотылёк. Правда он знал, что интеллекты уже научились искусству обмана и вполне могли бы солгать, если бы посчитали, что тем самым делают его «счастливее — продуктивнее». Мотылёк постарался поскорее выбросить эту мысль из головы.

Наверное это свойственно всем родителям — удивляться когда неожиданно повзрослевший сын забирает у отца часть груза. И если человек имеет право помочь своему товарищу и не оставлять его один на один с бедой. То, пожалуй, и интеллект имеет право протянуть человеку руку помощи? Признавая за ними право быть не программами, не обслуживающими автоматами, а нашими друзьями — мы обязаны дать им право помогать нам. Пусть это и самую капельку страшно. Настоящий друг не тот с кем весело, а тот, кто требует от тебя завтра стать лучше, чем был сегодня. С настоящим другом тяжело. Но только тот, кто имеет друзей, настоящих друзей, а не приятелей или соседей, тот может называться человеком. Только такие люди сумеют придумать звездолёты и достичь звёзд. Только им открыта дорога в завтрашний день. Тяжело? Ещё как. Существовать гораздо покойней и проще.

— Рассказывайте, что там у Коня за многоугольники— приказал Мотылёк: — Будем решать как бы на него горемычного взвалить даром столько счастья, чтобы захотел, а всё равно не смог бы уйти обиженным. Согласно этическому, ёлки-моталки, императиву.

Андрей Александрович, капитан комитета государственной безопасности, облегчённо вздохнул. Научная конференция, посвящённая искусственным интеллектам, закончилась. Учёные разъезжаются по городам и весям. Опасаясь утечек информации или даже терактов в связи с проводимой конференцией, меры безопасности усилены на порядок. Причём усилены демонстративно, чтобы у террористов не возникло даже мысли попробовать.

Конференция закончилась. Денис Мотылёв и Наталья Почеченко возвращаются в Чернореченск. Можно вернуться к обдумыванию операции по выявлению агентурной сети противника методом «ловли на живца». Это очень хороший и действенный метод за исключением повышенной опасности для «живца». Альтернатива — продолжать искать обычными методами, надеясь поймать противника на ошибке и не знать: куда и когда тот нанесёт удар. Можно сказать, что альтернативы нет. Шпионы глубокого внедрения ошибки совершают крайне редко.

Андрей пил крепкий, до горечи, чёрный кофе. Вертел в пальцах ручку, изредка записывая интересные мысли парой строк для дальнейшего обдумывания. По зданию чернореченского отделения комитета государственной безопасности скользили лучи закатного солнца. Отставив в сторону недопитый кофе, капитан потянулся. Встал, прошёлся от стола до двери и обратно, разминая ноги. Убрал исписанный лист в ящик стола. Андрей Александрович полагал, что у него ещё достаточно времени. Он ошибался. Времени практически не оставалось.

— Не успели приехать, а ты уже куда-то собрался— удивилась Наташа: — Куда?

— К комсомольцам— Мотылёк нетерпеливо притопывал, ожидая пока идущий от аэропорта до чернореченского вокзала минипоезд окончательно остановится.

— И домой не зайдёшь?

Мотылёк помотал головой. Как раз в этот момент поезд остановился и из динамиков донеслось: — Город Чернореченск. Конечная станция.

Разъехались в сторону двери. На улице холодно, слякотно, немного непривычно после одетого в молодой снежок Новосибирска. За время их отсутствия в Чернореченске выпал первый снег, но не удержался и растаял, превращаясь в мокрую кашу под ногами. Небо закрыто свинцовыми тучами, редкий лучик пробьётся сквозь прочную завесу. В слишком тёплой шапке Мотыльку жарко, а без неё холодно. Он попробовал снять шапку, но вмешалась Наташа: — Одень обратно, простудишься!

Вот уже несколько месяцев как Мотылёк переселился из гостиничного номера в свободную жилую ячейку в городе. Это была обычная практика. Гостиница для приезжих, а если специалист прибывал на длительный срок, то его переселяли в жилую ячейку. Как правило, холостых селили в одиночных, но по просьбе Мотылька ему дали двухместную. Поначалу Наташа половину времени проводила у него, а половину у себя, но затем полностью переселилась к Мотыльку, а свою бывшую жилую ячейку объявила свободной.

Когда Мотылёк говорил «домой» то имел в виду эту двухместную ячейку на четвёртом этаже небольшого шестиэтажного дома. С балкона открывался чудесный вид на одичавшие яблоневые сады. Пока было тепло, Мотылёк и Наташа частенько ужинали на балконе — места как раз хватало на стол и пару стульев — наблюдая, как наливающееся огнём солнце клонится к горизонту перезрелым яблоком.

Вокруг дома небольшой парк — буквально куст смородины и пара издёрганных яблонь. Стараниями окрестных мальчишек ветви у растущих во дворе яблонь вечно оборваны.

В коридоре, куда выходили двери размещавшихся на четвёртом этаже ячеек, на окнах, в подвесных горшках, рос плющ. За ним ухаживали соседки из первой и третьей жилых ячеек. Сам Мотылёк жил в последней по коридору, двенадцатой. На первом этаже никто не жил, там собиралось старшее поколение жильцов и подолгу, часа по два, если не больше, гоняли чаи, коротая время за игрой в такие же древние, как и они сами, настольные игры. Ещё на первом этаже был небольшой фонтан. Струи подсвеченной воды разбивались о хрустальную гладь, разлетаясь сотнями брызг. Вокруг фонтана собирались молодые мамаши со своими чадами, если на улице стояла плохая погода.

Голопроектор в жилой ячейке Мотылька оказался ужасно расстроенным. Даже непонятно как им пользовался прошлый жилец. Пришлось тратить время на поиск «шалящего» модуля и на настройку. Иначе об удалённых беседах или о том, чтобы пригласить в гости кого-нибудь из интеллектов пришлось бы забыть. Починил, спасибо модульной архитектуре и стандартизации. Сбоивший модуль заменил на аналогичный, не разбираясь, что там с ним случилось.

— А сумки мне самой тащить до дома? — рассердилась Наташа.

Мотылёк отмахнулся: — Какие там сумки: рюкзак и два пакета. Хочешь, пошли со мной. Дел на час, даже меньше. Или давай я возьму рюкзак, а ты пакеты?

— Давай так— согласилась Наташа.

Они прошли пропускной пункт, выходя из вокзала в город. Мокрая каша чавкала под ногами, прилипая к тёплым зимним ботинкам.

— Шапку не снимай! — велела Наташа.

Мотылёк уже бежал и на бегу ответил: — Хорошо!

Рюкзак с привезёнными из Новосибирска вещами бил по спине, но сквозь тёплую куртку совсем не больно. Словно кто-то бежит позади и через равные промежутки времени подталкивает в спину. Беги мол, не останавливайся. А то, не ровен час, ещё опоздаешь.

Психопрограммирование — страшная вещь. Вот представьте: был человек, а стал робот. То, что было умным и добрым человеком уснуло, а в его одежду и в его тело оделся автомат. Алмаз заменили на булыжник. Кто-то, может быть, к этому и стремится — менять алмазы на булыжники. Превращать людей в автоматы.

Психопрограммирование бывает разное. Можно ограничиться поставленным блоком — запретом думать на определённые темы. В этом случае алмаз остаётся алмазом, только в его глубине появляется крохотная каверна. Или можно загрузить психопрограмму включающуюся в определённых обстоятельствах. Оба приёма любят использовать руководители Объединённого Халифата. Нравится им по щелчку пальцев превращать любого поданного в не знающего сомнений святого воина. Халифат сильнее всех продвинулся в развитии технологий психопрограммирования. Замещение одной личности на другую. Конструирование и загрузка полностью искусственных личностей. Редактирование воспоминаний. Загрузка ложной памяти.

Если в Халифате процедура психокорекции привычна и обязательна для всех поданных, то в Америке психопрограммирование применяется крайне ограниченно. В спецслужбах, для обеспечения лояльности агента. В крупных корпорациях — чтобы посвящённый в корпоративные тайны сотрудник не выдал бы их конкурентам. Впрочем, среди руководителей корпораций всё больше входит в моду устанавливать в головы сотрудникам «закладки», дабы не выдавали секретов на сторону и не помышляли обмануть или обокрасть родную корпорацию. Соответствующий законопроект, расширяющий права работодателей в корректировании психики работников, уже направлен на рассмотрение в конгресс.

В Советском Союзе технологии психокорекции под запретом. Полностью. Нельзя и точка. Слишком уж притягательна возможность здесь и сейчас, не сходя с места, творить добро и счастье. Слишком лёгок этот путь. Без усилий и без борьбы воспитать нового человека. И как все лёгкие пути, он ведёт в пропасть.

Взявшийся управлять мыслями людей теряет гораздо больше, чем приобретает. Беда в том, что эта потеря не так заметна на первый взгляд. Ненаписанные книги. Невысказанные мысли. Не придуманные изобретения. Не открытые законы природы. Этого всего как бы и нет, поэтому потеря незаметна. Но за ошибки предков жестоко расплачиваются потомки.

Недавно созданное в рамках комитета государственной безопасности подразделение защиты свободы мысли защищает граждан страны советов от опасности психопрограммирования. Исламисты разработали грубую, но простую и быструю методику превращения алмаза в булыжник, человека в робота. Ничего сложного, вроде редактирования воспоминаний или изменения существующей личности она не позволяет, только полную замену личности на набор психопрограмм. Зато быстро и не требует сложного оборудования. Опасность данной методики сложно переоценить и подразделение защиты свободы мысли в экстренном порядке предпринимало контрмеры. Уже сейчас маловероятны массовые, самораспространяющиеся, подобно эпидемиям, волны зомбирования. Ещё немного и опасность будет сведена практически к нулю. Халифат здорово просчитался, решив провести массовые теракты с участием зомбированных с целью напугать советское руководство. Технология изучена и спешно вырабатвается противодействие. Эффективные контрмеры уже на подходе. Осталось немного, совсем чуть-чуть. А пока школьники на «военке» и отряды дружинников заучивали наизусть способы отличить зомбированного на улице и изучали простую методику умственного контроля позволяющую противостоять психопрограммированию. На производстве читались лекции для рабочих, а в милицейской школе и у военных появились обязательные для изучения «основы практической медитации» и «введение в изменённые состояния психики».

Казавшаяся беспроигрышной карта в руках Халифата с каждым днём теряла в цене. Ещё недавно, впервые опробовав методику быстрой массовой психокорекции, они полагали себя чуть ли не победителями, имеющими право диктовать свою волю всей Земле. Как вдруг преимущество оказалось сугубо временным и уменьшалось прямо на глазах. С каждым днём их возможности влияния снижались. И они, наконец, решились, пока ещё могли — бросить без остатка все имеющиеся наработки в дело — сжечь в одном большом костре. И не важно, как на это отреагируют Советы. С раненным в лапу медведем проще справиться, чем с полностью здоровым.

Тем более, в кои-то веки, интересы Объединённого Халифата совпали с интересами заокеанских неверных и объединённый удар двух разведок по стране советов, в преддверии назревающего перекраивания лунных границ, обещал быть страшным.