Бараны, козлы и побочные эффекты

Четверть часа назад помощник передал Дамиру информацию от Марины. Римана она вычислила, но эта новость принесла минимальное удовлетворение. На Хайте один из торговцев документами продал прохвосту поддельную идентификационную карту на имя гражданина Хайта Лайнела Корнера. И упомянутый гражданин уже успел отбыть на Цереа.

Рахметов немедленно направился в свой рабочий кабинет, намереваясь связаться с Мариной, и поинтересоваться, когда она намерена выполнить работу. Но, едва закрыв за собой дверь, понял, что связываться не понадобится.

Рабочее кресло было повернуто к окну, чего он никогда не делал, уходя, и не позволял делать никому из персонала, чтобы не превращать его в укрытие для незваных гостей. Вот как раз так, как сейчас.

Дамир приглашающе кашлянул. Кресло неторопливо развернулось, пока лишь наполовину. Он угадал, в нем сидела именно Ларики Орнет, более известная как Марина. Эта раэллинка была лучшей из наемных убийц, благодаря редкому умению обращаться с техникой и оружием, исключительной физической ловкости и тому, что у людей называется хладнокровием. Но у нее имелись два недостатка: она была разборчива в выборе работы, и ее решительно невозможно было устранить после выполнения задачи.

Сейчас значения имели оба. Марина оправдала свою репутацию, чуть больше чем за неделю выследив заказанного ей персонажа, и, надо полагать, собиралась с глазу на глаз отказаться от выполнения работы.

С полминуты оба помолчали, потом гостья решила, что не стоит понапрасну тратить время, и холодно поинтересовалась:

— Рахметов, я похожа, по-твоему, на наивную идиотку, которая полагает, будто для представителей моей профессии не бывает неподходящей работы?

— Что-то не так? У тебя возникли...

Женщина не дала ему договорить, показывая, что задеть ее профессиональную гордость на этот раз не выйдет.

— Не у меня. У тебя.

Она крутанулась в кресле, оказавшись, наконец, к нему лицом, заглянула в глаза. Дамир едва удержался, чтобы не отпрянуть при виде вертикальных зрачков человекообразной рептилии. Казалось бы, давно пора было привыкнуть иметь дело с раэллинами, а вот не выходило.

— Интересно получается, — продолжала незваная гостья, не обращая внимания на его смятение. — Ты просишь меня тихонько вычислить и проучить идиота, отбившего у тебя девочку. А по ходу дела я выясняю, что оный идиот официально заявлен свидетелем обвинения, выдвинутого против ряда сотрудников Инквизиции, и находится под защитой Узкого Круга. И его убийство является нарушением Судебной Конвенции. Что мне за это положено сам вспомнишь, или освежить тебе память?

— Тройной гонорар...

— Смертная казнь, болван, — раздраженно перебила Марина, закидывая ногу на ногу. — Никто из моих знакомых с того света еще не жаловался на финансовые трудности, так что можешь подавиться своим тройным гонораром.

— Боишься, что тебя поймают?

Второе воззвание к профессиональной гордости оказалось еще бесполезнее первого.

— Я не исключаю такую возможность, — пожала плечами раэллинка. — Но дело не в этом. Я не нарушаю законов, тебе это должно быть известно.

— Я что-то не пойму, ты все-таки наемная убийца или кто?

Марина закурила, приспособив в качестве пепельницы дорогую фарфоровую чашку, из которой хозяин кабинета недавно пил кофе, и прищурилась.

— Я убиваю за плату, исправляя чужие ошибки, — утвердительно сообщила она. — А не расплачиваюсь за них своей головой. Я наемная убийца, а не баран отпущения.

— Козел отпущения, — задумчиво поправил Дамир.

— Неважно, я плохо себе представляю и того, и другого. Так или иначе, разговор окончен.

По крайней мере, вышла она через дверь, здорово удивив своим появлением секретаря и охрану. Судя по всему, пора сделать внушение. Не могла же Марина, в самом деле, совсем никак не засветиться, пока пробиралась в кабинет. Однако, куда больше работы охраны его заботила работа Спутника. Который, в отличие от его ребят, делал свое дело качественно и крайне расторопно.

Подумать только, он уже успел инициировать обвинение против Инквизиции, и заявить свидетелей. А ему, Дамиру Рахметову, Шахтеру, лидеру Восстания и главе Узкого Круга об этом даже не потрудились сообщить! Значит, и Шах в этом деле на стороне Спутника.

Конечно, формально Шах все сделал верно. Будучи вторым лицом Круга, он имел полное право не сообщать Дамиру об инициированном разбирательстве, поскольку Шахтер был вовлечен в него вместе с Инквизицией в качестве обвиняемого. Но насколько же неприятно было видеть такое отношение со стороны тех, с кем еще так недавно бок о бок сражался за свободу! Соратники… Сожрут и облизнутся.

Теперь оставалось только узнать время начала разбирательства, чтобы успеть до этого срока. Но еще ведь надо решить, что именно надо успеть сделать. Убрать Римана? Или принять условия Спутника?

Нет, на сделку со Спутником идти нельзя, это будет конец и его империи, и его собственный. Фармацевтика прибыльная отрасль, но настоящие деньги оттуда пойдут лет через пять-семь. А пока доходы от энергетики были единственным прикрытием для того, что его управляющий стыдливо именовал «сторонними поступлениями». Уход из этого дела не сулил ничего хорошего, кроме выхода на поверхность нелегальных операций, что было равносильно удавшемуся процессу с Риманом и Мэдисон. Та же бочка дерьма, только в профиль.

С другой стороны, если развалится дело против Инквизиции, у Спутника не будет хорошей возможности поднять шум вокруг работорговли. Да и захочет ли он уничтожать Дамира? Ведь тогда энергетика перейдет в руки присных, с которыми еще неизвестно как иметь дело, и которые будут куда менее разборчивы в выборе методов конкурентной борьбы. Нет, Спутник хотел сохранить лицо, получив рудники и реакторы мирно.

Так что единственным выходом оставалось уничтожить Римана. Документы, которые он забрал с собой, могли стать доказательством процессуальных нарушений, но чтобы доказать, что преступления совершались намеренно, нужны были показания самого Альберта. Если не будет этих показаний, не будет и дела.

Однако, обычное убийство было теперь уже слишком рискованным. Надо было что-то придумать, что-то действительно совершенное. Попросить принести кофе, новую коробку сигар, и поразмышлять в спокойной обстановке.

* * *

Запрет работорговли был Дамиру только на руку. Чем сложнее и опаснее заниматься делом, тем больший оно приносит доход, это известный закон. Последние годы спрос на рабов неуклонно повышался, но и меры, принимаемые против работорговцев, ужесточались, так что без высокого прикрытия толком заниматься делом не представлялось возможным.

Это Рахметов сообразил давно. Когда Кэтрин-Кошка еще была жива, и только начала превращать Структуру в самодостаточную организацию, он понял, что торговля услугами боевых групп и охранников дело обреченное. Этот товар всегда будет востребован, но крайне нерегулярно, и в небольших количествах, значительной прибыли с него иметь не получится.

Но расширять легальные дела трудно, особенно имея столь серьезных конкурентов, а решать вопрос с приобретением нового источника крупных доходов следовало быстро. В наркотиках он не разбирался, а вот в торговле живым товаром как раз наоборот. Потому, что на заре своей карьеры работал у делэрнов именно по этой части, собирал рабов, начав простым охранником, и дослужившись до руководителя группы. Только молодость и глупость подвели, засветился в нескольких мирах, и хозяевам оказалось проще отправить его в шахту.

Оставались детали: собрать команду, наладить каналы переправки товара. Все шло как по маслу довольно долго. Живой товар шел с планет теми же путями, что и добываемое там сырье, оседая впоследствии у спецов, готовивших смертников для всевозможных темных дел, нелегальных строителей и производственников и, само собой, в борделях.

А потом появилась Аделин. Дамир тогда сотрудничал с крупнейшим торговцем женщинами, начинавшем еще при делэрнах, бизнес которого на Хайте прикрыли местные власти. Нужна была девушка для привлечения клиентов, «дразнилка», как они их называют. Ребята сумели отыскать девочку, у которой из родных осталась только больная мать, и выкрали ее. Тогда Дамир впервые увидел чистокровную хайтскую куртизанку.

Эту породу людей вывели делэрны для украшения своих домов, и собственного развлечения. Устоять перед совершенной красотой женщины-статуэтки Рахметову не удалось. А она оказалась особой хитрой. Разузнала, как работает схема торговли рабами, и убежала. Сперва ее пригрела Лига, а потом уже — Спутник.

В итоге, будучи живой, она могла бы очень быстро раскрыть всю схему работорговли. А будучи мертвой, давала в руки врагов Дамира неопровержимую улику. Некоторым особенно дорогим рабам имплантировали особый прибор, чтобы уничтожать их в случае необходимости. Эту технологию разработали делэрны, и владели ей только бывшие рабы, ныне — члены Узкого Круга. Прибор Аделин был настроен на принадлежащий Рахметову реактор.

Спутник хотел получить энергетику, но на случай чего схема была ему нужнее, чем просто расправа с Дамиром. Дамир хотел сохранить все в тайне, потому что принципиально поменять что-то в организации торговли не представлялось возможным. Для сохранения тайны требовалась Аделин. Вся Аделин целиком.

Трудно будет расправиться с ней так, чтобы тело попало в руки Инквизиции. Особенно теперь, когда она уже знает, что впереди суд, и у Спутника на этом суде есть важный козырь — показания Альберта Римана. Наверняка прячется где-нибудь на Цереа или безвылазно сидит во владениях Спутника.

Да, достать ее будет трудно. Но возможно. Если все удастся с Риманом, Аделин занервничает. Без дела против Инквизиции ее имплант останется единственной уликой против Дамира, годной для целей Спутника. И жить ей тогда недолго, сам же Спутник попытается прикончить ее первым, чтобы завладеть приборчиком. Значит, Мэдисон придется срочно скрываться, и тогда она непременно себя выдаст.

* * *

Риман стоял у окна, прячась за шторой так, чтобы его нельзя было увидеть с улицы, и провожал взглядом знакомую машину. Он и сам пользовался ей в те несколько раз, когда наносил разведывательные визиты на Цереа. Его искали, с каждым днем все тщательнее, и все менее старательно скрываясь.

— Ну прямо клыки чешутся!

Голос заставил Альберта вздрогнуть и обернуться. Ковская сидела на краешке его кровати. Судя по всему, она вошла только что, а инквизиторов видела еще на улице.

— Это фигуральное выражение? — усмехнулся Риман в ответ.

— Ничего подобного. На самом деле чешутся, когда растут. Ты не знал?

Альберт отрицательно покачал головой.

— Ничего-то вы, инквизиторы, про нас не знаете, — фыркнула Стефани. — А все туда же, судить…

— Так разве в клыках дело?

— Так в том и суть, что не в клыках. Негодяями и убийцами бывают и с ними, и без них.

— С ними — чаще.

— Вы сами же создаете конфликт в обществе, — неожиданно устало ответила Ковская. — У вампиров есть преимущество в силе, это факт. Но если не противопоставлять их остальным, противостояние не будет таким острым, и жертв станет меньше. Молодежь идет в секты, чтобы не чувствовать себя отверженными. Они нуждаются в том, кто просто скажет им, что то, чем они обладают, в действительности дар, а не проклятие. А вот если это будет просто особенностью, как расовая принадлежность, к примеру, очень мало кто станет решать проблему собственного неприятия силой. В конце концов, физические возможности в наш прогрессивный век огнестрельного и лазерного оружия уже давно не играют главной роли.

— Вы пьете кровь. Это омерзительно, а вы этим наслаждаетесь.

— Кто как, — пожала плечами Стефани. — Вот ты, к примеру, ешь свежие рианти.

Женщина кивком головы указала на несколько плодов, лежащих на столе.

— Сорвал в саду, — немного смущенно признался Риман. — По-моему, они вкусные.

— А по-моему, жуткая гадость, — фыркнула в ответ Ковская. — У каждого свои представления об омерзительном, и с кровью та же история, что и с фруктами. Кому-то ее вкус нравится, а у кого-то вызывает тошноту. Причем среди вторых немало вампиров. Конечно, тут зависит от обстоятельств. Энергия хорошая приправа, но иных выворачивает наизнанку даже после охоты. Чего уж говорить про все эти ужастики, в которых кровь разливают по бокалам и смакуют на вечеринках.

Альберт потер лоб. Ему стыдно было признаваться в том, что он, столько лет охотясь на вампиров, судя их и вынося им приговоры, не сподобился узнать таких подробностей. Впрочем, Стефани его признаний и не требовалось.

— Есть, конечно, любители, — продолжила она. — Есть и те, кто просто-напросто пытается соответствовать стереотипным представлениям. Быть этаким каноническим кровопийцей. Но кто же создает эти самые идиотские каноны, как не ваша, инквизиторская пропаганда?

Приходилось признать, что крыть тут было нечем. За годы работы в Инквизиции Риман не раз и не два натыкался на вампиров, которые вели себя именно так, как описывалось в памфлетах Инквизиции. Хотя смысла в таком поведении не было ровным счетом никакого. И только теперь до него начало доходить, что эти детишки даже и не знали, что подавляющее большинство вампиров живет совершенно иначе.

Стало быть, одной рукой устраняя вампирскую угрозу, другой рукой Инквизиция сама же ее и создавала. Получался замкнутый круг, позволяющий обеспечивать необходимость существования этой организации практически вечно. Очень ловко придумано. В сущности, с учетом этого в запасе оставался всего только один аргумент. И бывший инквизитор все же не удержался от искушения его выложить:

— Вы убиваете ради крови.

— Любой может убивать. Ради корысти, ради мести, ради забавы. Эти мотивы ничуть не более благородны, зато доступны каждому, независимо от умения отращивать клыки.

— Это бессмысленный спор, — сдался Риман.

— Конечно, — согласилась Стефани. — Он никак не поможет изменить сложившийся порядок вещей. Поможет другое. Твои завтрашние показания.

Инквизиторская машина успев, по-видимому, объехать район, вновь появилась на главной улице. Альберт не боялся тех, кто сидел внутри нее, он знал, что в особняк Ронессин они сунуться не рискнут. Пугало его другое — то, с какой легкостью вчерашние соратники перевели его из категории товарищей в категорию отступников, заслуживающих смерти и более ничего.

Он, несмотря на безвыходность своего положения, и даже некоторую степень убежденности в собственной правоте, никак не мог перестать считать себя предателем. А вот они ни на мгновение не задумались о том, почему тот, кто столько лет делал с ними общее дело, вдруг переметнулся на другую сторону.

А причина тому была проста. Тех ребят в машине попросту не интересовали тонкие мотивы чужих поступков. Смысл их бытия заключался в том, чтобы лихо сделать свою работу, получив лишнее подтверждение собственной крутизны, а потом столь же лихо отдохнуть. Мораль в этой конструкции ютилась в тесном уголке, из которого ее изредка извлекали, и, отряхнув от пыли, предъявляли мировой общественности. Она была одна на всех, и почти никто не имел собственной.

Ну а тем, у кого эта самая собственная мораль по странному стечению обстоятельств все же наличествовала, предстояло сделать выбор из двух зол. Либо отказаться от собственной в пользу той самой пыльной общественной, либо попытаться отстоять свои убеждения, пойдя против коллег и всей системы.

— А получится? — неуверенно поинтересовался Альберт скорее у самого себя, чем у собеседницы.

— Не факт, конечно, — немного грустно ответила Ковская. — Но, с другой стороны, что теперь может тебе помешать? Завтра тебя под охраной доставят на Райена, и дело будет, считай, сделано.

— И меня пристукнут на выходе, — с усмешкой закончил Риман.

— Не думаю, — пожала плечами Стефани. — Не будет смысла.

— А месть?

— Полагаю, после суда Дамиру будет уже не до мести.

Что-то мелькнуло в глазах женщины, когда она произносила эти слова. Возможно, предвкушение торжества над противником, той самой мести. Риман невольно задумался о том, какие счеты к Рахметову могут быть у Ковской.

* * *

Орбитальная база «Кайсана» жила своей обычной жизнью, за исключением нескольких деталей. До заседания Верховного Суда оставалось чуть больше часа, и практически все участники процесса уже собрались в Здании Совета на планете. Поэтому на базе толкалось множество охранников важных персон, и просто фантастическое количество инквизиторов, иные из которых сами едва не скалились на оказавшихся поблизости вампиров. Соседство никому не было по душе, но на время суда всякого рода стычки категорически запрещались.

Риман вышел из телепорта в сопровождении двух охранников-цереан, и невольно усмехнулся. Никогда в жизни не думал, что однажды прибудет на Райена как важная персона, в компании телохранителей. Впрочем, сейчас он и был важной персоной, от действий которой зависели другие важные персоны.

И как только он ухитрился влезть во все это? Ведь говорила ему мама не связываться с сомнительными девицами. А он что сделал? Связался с Аделин, вампиршей, бывшей проституткой, а ныне марионеткой Спутника. Разрушил свою жизнь, уничтожив все, ради чего работал не один год. И еще большой вопрос, что с ним будет дальше, когда все, наконец, закончится.

Но все-таки в этом что-то было. В том, что сейчас он, Альберт Риман, идет в сопровождении пары телохранителей, чтобы свидетельствовать против своего бывшего работодателя и покровителя. И не так уж много шагов отделяют его от того, чтобы войти в историю.

Само собой, развенчание одного из членов Узкого Круга, самого, по слухам, влиятельного человека в этой Вселенной, не останется незамеченным мировой общественностью. А равно и те, кто помог этому событию произойти. Конечно, большая часть лавров достанется Спутнику, но, глядишь, и им с Мэдисон что-нибудь да перепадет. Например, уютное местечко следователя. В той организации, которую, без сомнений, будут создавать на месте Инквизиции.

В историю трудно войти. Возможно, ему это даже удастся. А может быть, они оба просто очень здорово вляпались. Ведь если Дамир сумеет выкрутиться, судьба обоих будет незавидна. Придется уносить ноги, бросив все. В том числе и маму, на неопределенно долгий срок. Потому, что мертвым он ей точно ничем не поможет.

Вроде бы все козыри сегодня были у них на руках. Его показания и документы однозначно доказывали, что Инквизиция, помимо борьбы с сектами, занималась еще и заказными убийствами вампиров, не совершивших никаких доказанных преступлений. Если добавить к этому Аделин и ее сведения о работорговле…

Но Верховный Суд это все-таки бюрократия. И там, признаться, не очень-то важно, кто и в чем действительно виновен. Как и в любом другом суде, дело там могут решить адвокаты и всевозможные процессуальные хитрости. Примут ли их улики и показания? Альберт тайком перевел дыхание. Должны принять. Только на это теперь и была надежда.

Чтобы попасть в телепорт, ведущий на планету, на Площадь Свободы, надо было пройти через зал ожидания в пассажирском терминале, и два коридора. Всего полторы сотни метров пути. Охранники внимательно смотрели по сторонам, опасаясь, что убийца может скрываться в толпе путешественников. Они были профессионалами, но все равно ничего не смогли бы поделать с тем, что случилось в следующие несколько секунд.

Сначала станцию сильно тряхнуло, уронив все, что только могло упасть, потом отключились все приборы, в полной темноте гигантская конструкция несколько раз крутанулась вокруг своей оси, на секунду вспыхнули красные аварийные лампы, и все было кончено.

Вопреки расчетам инженеров, мощные реакторы, от которых работали телепорты грузового узла, не выдержали перегрузки, и взорвались. Станция испарилась практически мгновенно.

Процесс против Инквизиции превратился в грандиозный пшик. К великому негодованию Спутника и большому удовольствию Дамира.

* * *

Аделин прилетела на место взрыва одной из первых, напросившись в компанию к Сергею Мещерскому, возглавившему расследование по поручению Узкого Круга. Но ни в первый, ни во второй день следствия обнаружить ничего сенсационного не удалось.

Причиной взрыва стал реактор строящегося неподалеку отдельного пассажирского терминала. Вероятнее всего, инженеры там допустили роковую ошибку, попытавшись поднять мощность для проведения дополнительных работ. Строительство отставало от намеченного графика, постоянные нагоняи начальства заставили ответственных за срыв сроков лиц забыть всякую осторожность. В итоге реактор вышел из-под контроля и взорвался. А так как защитная схема еще и не начинала монтироваться, он стал гранатой, брошенной в бочку со взрывчаткой.

Мощное поле от выплеснувшегося энергоносителя нарушило работу электроники «Кайсаны», реакторы дестабилизировались, а встряска от удара обломков спровоцировала детонацию. Результатом излишней исполнительности нескольких энергетиков стали три тысячи смертей персонала и пассажиров станции, и больше тысячи погибших строителей.

— Чудовищно, — тихо сказал Сергей, жестом приказывая возвращаться.

Они отследили все магнитные и энергетические поля в зоне катастрофы, но ничего постороннего так и не обнаружили. По-видимому, в самом деле один взрыв вызвал другой и только.

— Как думаешь, это несчастный случай? — спросила Аделин.

Вместо ответа энергетик усмехнулся.

— Я не верю в совпадения, — сказал он.

— Но на такое мог пойти только самоубийца.

— Совершенно верно. И этим самоубийцей был кто-то из инженеров строящейся станции.

Их корабль тем временем с легким стуком опустился на посадочную площадку. Аделин заспешила к выходу, опередив остальных.

— Куда спешишь? — поинтересовался Мещерский, неторопливо отстегивая ремни.

— Буду разбираться. Я выясню, как все это было устроено, и найду доказательства.

Девушка торопливыми шагами направилась к автостанции. Ей нужна была машина, чтобы добраться до офиса строительной компании, где она рассчитывала отыскать сведения об энергетиках, работавших на стройке.

Аделин очень хорошо понимала, что теперь не особенно нужна Спутнику живой. От громкого разбирательства большого эффекта быть уже не может, значит, в ход в любой момент могут пойти неопровержимые вещественные улики. А если имплант извлекут, она погибнет, таково уж было устройство прибора.

Следовательно, необходимо было отыскать доказательства того, что за взрывом станции стоит Дамир, ликвидировавший таким образом опасного свидетеля. А ведь многим казалось, что случившееся слишком чудовищно для спланированной акции. Но Аделин знала Рахметова достаточно хорошо, чтобы не обольщаться на его счет подобным образом. Для него без малого четыре тысячи погибших стали неприятным побочным эффектом, не более.

Она почти успела дойти до входа в автостанцию, уже поднявшись на первую ступеньку крыльца, когда раздался тихий хлопок. С двух сторон подбежали крепкие молодые люди, подхватили пошатнувшуюся девушку под руки, и повели к остановившейся невдалеке машине. Последней мыслью, промелькнувшей в угасающем сознании, было сожаление о том, что она наивно считала себя в безопасности здесь, на Райена, в самом центре столицы.

* * *

В камере было холодно. Отчаянно лязгая зубами, Аделин забилась в угол и прижала колени к груди, пытаясь сохранить хоть немного тепла. Это не особенно помогло, инквизиторская тюрьма на Макри почиталась едва ли не худшим местом во Вселенной. Поторчав в такой камере недельку, многие вампиры признавались в чем угодно.

Холод это только начало. Всего лишь способ привести пленника в чувство. Потом начнутся адская жара, мигающий свет, запредельно громкая музыка, не дающая заснуть ни на минуту. И все эти удовольствия будут доставляться пленнику не только в розницу, но и оптом. Еще бы тут не признаться.

Но от нее, вроде бы, Дамиру не требовалось никаких признаний. Он и так отлично знал, кто она и что ей известно. К чему же тогда был весь этот цирк, если Римана больше не было, а ее достаточно было просто убить и потерять навеки? Разве что только Дамир решил нанести по Спутнику ответный удар.

Интересно только, на что он рассчитывает. Если за ее нынешним шефом и водились какие-то по-настоящему серьезные грешки, она о них ничего не знала. Да и вообще, никогда особо не интересовалась его делами. Ее цель все это время была совсем иной.

Стены крошечной камеры, в которой даже не слишком высокая Аделин могла вытянуться на полу во весь рост разве что по диагонали, были исцарапаны. На полу красовалось плохо отмытое пятно. Обостренное вампирское чутье услужливо опознало в нем след крови. Крови вампира. Что ж, она была тут не первой узницей. Следы чужого отчаяния угнетали, потому, наверное, никто и не стремился наводить тут порядок.

Беглый осмотр камеры особых надежд не внушал. Банальный каменный мешок в глубоком подвале, массивная металлическая дверь с крохотным зарешеченным глазком, явно не предназначенным для передачи заключенному воды и пищи, разве что для наблюдения за ним. Неприятное место, из которого едва ли возможно удрать. Во всяком случае, за пять лет существования тюрьмы это никому еще не удавалось.

Шеф, конечно, очень скоро догадается, кто сцапал его козырную карту. Даже, возможно, поймет, где ее держат. Но не полезет же он на Макри. Слишком уж тут много инквизиторов. Значит, на спасательную команду рассчитывать не стоит. Да и радости от тех спасателей… Все равно, Спутнику теперь нужен от нее только проклятый имплант.

Что ж, приходилось признать, что они просчитались. Ведь никто, даже Стефани, не принял в расчет возможность того, что ради ликвидации опасного свидетеля Дамир рискнет уничтожить целую орбитальную станцию, вместе со всеми, кто там в тот момент оказался. В том числе, и с инквизиторами. И с доброй сотней сотрудников собственной службы безопасности. Им всем это казалось невероятным, а напрасно. Они сами загнали Шахтера в угол, вынудив пойти на крайние меры. Значит, эти меры тоже следовало учесть. Их ошибка. Для нее лично, видимо, фатальная.

Аделин прижала подбородок к колену, чтобы перестать стучать зубами хоть ненадолго. Она не боялась умереть. Когда объявляешь войну сильным мира сего, нужно быть готовым к смерти. Жалеть оставалось лишь о том, что месть так и не свершилась.

Конечно, на свободе останутся другие. Не ей одной Дамир успел испортить жизнь. Стефани, может быть, еще и махнет рукой, но не Наташа. Рано или поздно подонок получит по заслугам. Невозможно все время выходить сухим из воды. Мама любила говорить, что твое зло всегда тебя настигнет. Так или иначе. Хотелось верить, что она была права.

Тихо зашипел газ. Аделин принюхалась и сразу же узнала слабый аромат яблок. Парализующий. Выходит, тюремщики ее побаивались. Интересно, какой будет доза? Смертельной, или ей дадут еще подышать, ограничившись выводом из строя конечностей?

Усмехнувшись, девушка рефлекторно задержала дыхание. Толку от этого не было, конечно, для действия отравы достаточно ее контакта даже с небольшим участком обнаженной кожи. Всего через полминуты ставшее чужим, непослушным тело растеклось по полу.

Еще через пару минут воздух в камере очистился от газа, лязгнул замок и массивная дверь открылась. Двое крепких мужчин, упакованных в защитные костюмы, вошли, сразу заполнив собой все небольшое пространство, подхватили парализованную девушку и поволокли с собой.

Даже едва приоткрытыми глазами Аделин сумела разглядеть выложенный белоснежной плиткой пол и тяжелые ботинки мужчин. Не лабораторные ботинки. Выходит, за ней прислали инквизиторов. К чему бы такая честь? Не станет же Дамир, в самом деле, публично ее казнить?

Пол в лаборатории ничем не отличался от коридорного. Зато отличался запах. В помещении, куда ее втащили, резко и остро пахло лекарствами. Похоже, вывод насчет лаборатории оказался излишне поспешным, ее зачем-то притащили в лазарет.

Оказавшись на высоком, холодном столе, Аделин сумела скосить глаза и посмотреть в сторону. Увиденное ее не порадовало. Там стоял еще один, похоже, такой же, стол, на котором безвольно вытянулось явно мертвое тело девушки. Неужели морг? Или просто пыточная нового образца?

Действие парализатора медленно проходило. Впрочем, толку от этого было чуть, потому, что притащившая ее парочка озаботилась использовать наличествующие у стола ремни по прямому назначению. Определенно, пыточная.

— Твой план был неплох.

До отвращения знакомый голос едва не заставил Аделин вздрогнуть. Вот как. Сам Дамир Рахметов сподобился лично явиться, дабы засвидетельствовать момент торжества над дерзкой девчонкой, вообразившей себя способной уничтожить его.

— Твой не хуже, — с трудом ворочая языком, отозвалась девушка. — Взорвать базу это было круто.

Ответом стал лишь короткий, издевательский смешок.

— Чего ты хочешь? Поглумиться над поверженным противником?

— Предложить сделку.

Настала очередь Аделин усмехаться.

— Зря смеешься, — даже, вроде бы, как-то обиженно отозвался Дамир. — Я говорю серьезно.

— И что я могу тебе предложить? Кроме своей смерти. И что можешь предложить мне ты, кроме того же?

— Умереть можно по-разному.

— Сдохнуть или погибнуть? — выплюнула Аделин, не без труда вспомнив эту фразу на дэлле.

Дамир коротко хохотнул:

— Откуда знаешь?

— Отец научил. Так что за сделка?

— Сдай мне Спутника.

— Увы, — с неожиданной даже для себя веселостью отозвалась Аделин. — В некоторых вопросах он оказался умнее тебя. Так что, даже если бы я и захотела облегчить тебе жизнь, а я этого, учти, совсем не хочу, ничем не смогла бы помочь.

— Верю, — легко согласился Дамир. — Несмотря на всю страсть к наличию компании, Кауфман очень хитер и скрытен.

— Зачем тогда спросил?

— А вдруг. Надежда умирает последней, знаешь ли.

— Моя, похоже, умерла давненько. Что теперь?

Дамир прошелся по комнате и остановился у стола, на котором лежала мертвая девушка. Осмотрел ее с ног до головы, убрал с лица прядь растрепавшихся волос и удовлетворенно улыбнулся.

— Приятно признавать, — сообщил он, — Что страсть к женской красоте погубила не одного меня. Это, в некотором роде, даже отпускает мой собственный грех.

Аделин криво усмехнулась. Меняться может все — общественный строй, политическое устройство, технологии. Но только не пороки. Если вдуматься, именно они, сильнее чего либо другого, объединяют представителей различных рас, полов и возрастов.

— Ему, видимо, нравилась эта девушка, — продолжил Дамир, — Раз уж он сначала купил ее, а потом отпустил. Но даже если и нет, теперь у меня есть имплант, который докажет, что Спутник работорговец.

— Имплант докажет лишь то, что он рабовладелец, — осторожно возразила Аделин.

— О да, — согласился мужчина. — Если только такие же импланты, настроенные на тот же реактор, не обнаружат у целой группы рабов, перехваченных при переправке.

Девушка изо всех сил постаралась остаться внешне спокойной, но внутри у нее все похолодело. Не то, чтобы она питала к своему последнему начальнику какие-то теплые дружеские чувства, или хотя бы знала его хорошо. Но в одном была уверена целиком и полностью: какие бы темные делишки не проворачивал Спутник, рабами он не торговал.

Кодекс, принятый в первую же неделю после свержения владычества делэрнов, ненавистных всей Вселенной рабовладельцев, предполагал для работорговцев смертную казнь. Такую участь они готовили Дамиру, вполне заслуженно. Но вот то, что в конечном итоге обвинят невиновного…

— Даже не буду спрашивать, как ты собираешься организовать все с реактором.

— И не надо. Просто поверь, это я организую.

— Хорошо, верю. При чем тут я?

— Милая, мне нужно твое тело. Потому как, боюсь, я все же не сумею доказать, что он владел этим некогда прелестным созданием. А вот по поводу тебя даже вопросов не возникнет.

— И что? Запихнешь в меня ее имплант? А куда денешь мой?

— Вытащу и заберу на память.

— Тогда как скроешь следы его извлечения? На трупах раны не заживают, а ведь будет следствие, экспертиза…

— Дорогая моя… действительно, кстати, дорогая, — неприятно рассмеялся мужчина, — Раз уж я решу вопрос с реактором, вопрос с экспертизой, уж поверь мне, решить будет ненамного сложнее. У меня есть хирург, настоящий кудесник. Внешние следы он уберет, а о том, чтобы никто не поинтересовался прочими, я позабочусь. Так что оставляю тебя в его руках.

Закрыв глаза, Аделин машинально считала удаляющиеся шаги. Эти мерные звуки вели сейчас обратный отсчет последних мгновений ее жизни. Возможно, возня с установкой импланта, извлеченного из лежащей сейчас рядом бедняжки, продлится даже довольно долго, но это ничего уже не изменит. Ее приговор вынесен, зачитан и обжалованию не подлежит.