Договор о намерениях

До Хайта Риман добрался без приключений. К его поддельному удостоверению личности претензий ни у кого не возникло, и вскоре он уже шел по залитой солнцем улице столицы планеты, города Бинэдолла. Насколько ему было известно, Аделин Мэдисон жила именно здесь. Во всяком случае, тут находился принадлежащий ей дом, и тут же, неподалеку, в деловом районе, располагался офис «Пронтоарена», за безопасностью которого она и следила.

Отыскать Аделин оказалось совсем не сложно, учитывая, что женщина ни от кого не пряталась. Она, как и обычно, вышла из офиса в свой обеденный перерыв, и неторопливо направилась к одному из близлежащих ресторанчиков. Если она и заметила, как Риман расположился за столиком неподалеку, то не подала вида.

Закончив свой обед, девушка оставила деньги под бокалом, что-то написала на салфетке, и, уходя, почти незаметным движением смахнула эту самую салфетку на стул. Значит, все же заметила.

Выждав, пока Аделин дойдет до дверей, Риман тоже встал, сунул купюру под свой опустевший бокал, и последовал за ней, подобрав по дороге исписанную салфетку. Только уже на улице, устроившись на скамейке неподалеку от симпатичного фонтана, он вытащил бумажку из кармана, развернул и прочел сообщение. Мэдисон указала время. Очевидно, это был час, в который она заканчивала работать.

Времени было еще достаточно. Воспользовавшись случаем, Риман немного прогулялся, пообедал в другом ресторанчике, дошел до набережной, немного посидел там у самой воды, и направился обратно к офису «Пронтоарена».

Подошел он как раз вовремя. Аделин уже вышла из здания, и решительным шагом направилась вдоль по улице. Риман последовал за ней по противоположной стороне. Так они прошли до реки, перешли на другой берег по пешеходному мосту, и оказались в нижней части города. Там Мэдисон свернула на одну из боковых улочек, прошла еще немного, и наконец вошла в довольно сомнительного вида ресторанчик.

Едва Риман переступил порог, к нему подскочил официант с предложением проводить его к очаровательной даме. Альберт открыл было рот, чтобы заявить, что услуги такого рода его не интересуют, как парень подмигнул и тихим голосом сообщил, что леди Ада настаивает на свидании.

Аделин встретила его усмешкой.

— Неужели так трудно догадаться? — пожала она плечами.

— Нетрудно. Но мы все же в борделе, я полагаю?

— Правильно полагаете. Кстати, это мое первое место работы.

— Любите здесь бывать?

— Ненавижу, — резко ответила женщина. — Именно поэтому мы здесь. Я с такой радостью рассталась с этой работой, что никто не поверит в мою решимость вновь посетить места подобной моей славы.

— Неплохо.

— Я неплохо знаю того, кто нас разыскивает. Ведь ты тоже в розыске, инквизитор?

— Меня и здесь разыскивают жандармы?

— В первую очередь. Хотя, полагаю, Дамир недооценил твою глупость. Едва ли он рассчитывал на то, что первым долгом ты отправишься именно искать меня.

Официант подал две чашки кофе и блюдо местных сладостей. Аделин привычным движением руки положила в карман его фартука несколько крупных купюр, и сделала ладонью недвусмысленный жест. Парень проворно отпер вторую дверь, скрытую за портьерой, и покинул кабинет через главный вход.

— На это я и рассчитывал, — улыбнулся Риман.

— Вижу, ты тоже далеко не дилетант, — усмехнулась Аделин. — Странно для инквизитора. Ты мог бы далеко пойти, если бы не лез в это дело. Но теперь тебе конец. Прикончат за компанию со мной. Ведь ты пришел предложить сделку, так?

— Ты права. Я предлагаю себя как свидетеля. Мои показания против Инквизиции позволят начать процесс, а твоя информация поможет уничтожить Дамира. Это наш с тобой единственный шанс.

— И это понимаем не мы одни. Рахметову тоже ясен твой план. Я говорила с шефом, он сделает все, чтобы довести дело до конца, но для начала нам с тобой надо будет до этого самого конца дожить.

— Пока мы живы.

— Пока мы не были заказаны Марине.

Риман судорожно сглотнул, поспешно заев новость засахаренным кусочком какого-то фрукта. Аделин серьезно смотрела на него, допивая кофе.

— Откуда ты это узнала?

— Марина — лучшая подруга бывшей любовницы Дамира.

— Любовницы вроде тебя?

— Нет. Их история куда более давняя, она случилась еще до Восстания. Вполне возможно, сам Дамир уже и не помнит о ней, но Наташа ничего не забыла. Когда-то она помогла мне бежать, и теперь мы заодно, если можно так выразиться. По крайней мере, у нас обеих есть к Рахметову счеты.

— И что же нам делать?

— Пока тебе, не нам, — усмехнулась Аделин. — Ты должен попасть на Цереа, где у Дамира почти не будет шансов тебя достать. Надеюсь, у тебя найдутся подходящие документы?

— Найдутся, — сухо ответил Риман.

— Покажи, — сразу потребовала Мэдисон.

Она взяла поддельное удостоверение двумя пальцами за уголок, покрутила его перед глазами, и недовольно скривилась.

— С таким хламом тебе на Цереа не попасть, — сообщила она.

— Это еще почему? — вскинулся Альберт.

— После некоторых последних событий цереане очень тщательно ищут инквизиторов, — не без сарказма ответствовала Аделин. — Потому при малейших сомнениях в подлинности твоих документов тебя первым долгом проверят на принадлежность к Инквизиции. Что случится потом ты, надо полагать, догадаешься и сам.

— Предложи чего получше, — буркнул Риман.

— Легко, — пожала плечами девушка. — Пройдешь по этой улице до конца, до белого двухэтажного дома. Он там один, остальные трехэтажные, так что не перепутаешь. Постучишься в правую дверь, и спросишь Дорла Тебенела. Скажешь, что от меня, по поводу карт. Деньги найдутся?

— Смотря сколько, — немного смутился Риман.

Аделин, не говоря ни слова, запустила руку в сумочку и вытащила пачку купюр. Отсчитала пять сотен и положила деньги на стол.

— Этого хватит, — сообщила она. — Больше не плати, никаких чаевых давать даже не думай. С новым удостоверением отправляйся в северный терминал, а оттуда — на базу «Ранара», не перепутай.

— Оттуда я попаду прямо на Цереа? — спросил Риман, убирая купюры в карман куртки.

— Да, — ответила Аделин. — Но сегодня туда лучше уже не суйся, выжди хотя бы сутки. Мне ведь нужно будет еще организовать тебе на Цереа комитет по встрече, чтобы ты смог дожить до дня судебного разбирательства, а потом еще и попасть на него.

— И кто же будет меня там встречать? — хмыкнул Альберт.

— Про то знаю я, а тебе ни к чему, — отозвалась Мэдисон. — К тому же, я пока и сама этого точно не знаю. Но вариант надежный, не сомневайся. Не в моих интересах тебя подставлять, сам понимаешь. Завтра в обед встретимся там же, в ресторанчике. Я сообщу тебе, где именно на Цереа и когда тебя будут ждать. Удачи.

— И тебе удачи, — пробормотал Риман, провожая взглядом девушку, исчезнувшую за портьерой. Настало время действовать особенно осторожно.

Покинув ресторанчик, Альберт в точности последовал совету Аделин. Сперва он навестил того самого местного умельца, и в обмен на пять сотен кредитов получил новенькое удостоверение личности на имя гражданина Хайта Лайнела Корнера. С этим документом в кармане он отправился в примеченную во время дневной прогулки гостиницу.

Правда, по пути туда Риман вспомнил еще кое-что важное, и сделал небольшой крюк, чтобы навестить банковский терминал. Конечно, кредиты на Хайте принимались везде, но расплачиваться ими, когда пытаешься прикинуться местным — не самая лучшая идея.

Получив от автомата пачку местных денег, Альберт вернулся на прежний маршрут. Неподалеку от гостиницы он завернул свои старые документы в обертку от местной сладкой плитки, и скормил их утилизатору. Все, и даже свою настоящую инквизиторскую идентификационную карту. Теперь Альберт Риман временно перестал существовать.

* * *

На цереанской орбитальной базе «Теймини» публики было еще больше, чем на «Кайсане». В основном именно сюда прибывали туристы из различных миров, желающие посетить Долину Фонтанов или знаменитые на всю Вселенную торговые улицы Таммелы, столицы Цереа. Лучшего места, чтобы затеряться на неопределенно долгий срок, было просто не найти.

Благополучно пройдя контроль со своими поддельными документами, Риман позволил себе немного расслабиться, и стал неторопливо пробираться к стойке прибытия. Согласно сообщению Аделин, где-то там его должен был ждать встречающий. Впрочем, до назначенного времени рандеву было еще три четверти часа, и у него оставалось достаточно времени, чтобы распробовать знаменитое местное мороженое.

Он и в самом деле купил себе порцию, и уютно устроился с нею в уголке просторного зала ожидания. Но как следует полакомиться десертом так и не успел. Рядом с ним на диванчик опустилась высокая цереанка.

Судя по одежде, женщина была служанкой какой-то знатной особы. Поверх светлого брючного костюма она куталась в просторный плащ до колен, опустив капюшон на лицо так, что рассмотреть его черты не представлялось возможным. Впрочем, Риман узнал ее, стоило ей заговорить. Хватило всего пары коротких слов.

— Нам пора.

Это была Стефани Ковская собственной персоной. Альберт едва сдержался, чтобы не поинтересоваться, чему обязан столь высокой честью. Истинный ответ на этот вопрос он знал и так, а для соревнований в остроумии момент был не самый подходящий.

Риман с нескрываемым сожалением отправил в утилизатор недоеденное мороженое, и последовал за женщиной. Они прошли мимо стойки в один из коридоров. Там Ковская скормила терминалу какую-то карту, жестом велела Риману проходить первым, и вскоре догнала его в безлюдном коридоре станции уже на Цереа. Судя по обилию телепортов и полному отсутствию публики, коридор этот был предназначен для важных персон, не желавших тратить время на толкотню в толпе туристов, и ожидание своей очереди на отправку.

— Нас ждет машина, — все так же сухо сообщила Стефани.

У выхода их, в самом деле, ждал безликий серебристый автомобиль, какие обычно выполняли на Цереа функции такси. Ковская села на переднее сиденье, рядом с равнодушным водителем-цереанином, оставив заднее в полном распоряжении Римана.

— Домой? — коротко осведомился шофер, даже не повернув головы, чтобы глянуть на пассажиров.

— Да.

Они, не слишком спеша, поехали по залитым теплым светом Церры улицам столицы. По пути Альберт не без любопытства разглядывал белокаменные дома, украшенные вьющимися растениями, а кое-где и цветами в горшках. По тротуарам чинно прогуливалась местная публика, многие сидели в уютных кафе. Мирная атмосфера выходного дня завораживала.

В учебных фильмах Инквизиции планету вампиров обыкновенно изображали в виде дикой грязной дыры, где в каждой подворотне притаились безжалостные убийцы. Впрочем, быть может, где-то на Цереа и встречались такие малоприятные места, но здесь, в туристическом центре Таммелы, было необыкновенно красиво. Да и в тех подворотнях, где ему по долгу службы довелось побывать, тоже было не так уж и страшно.

Письменная история Цереа составляла тридцать тысячелетий. И за это время раса вампиров не вымерла, уничтожив самое себя, и даже не погрязла в бесконечных войнах, несмотря на свой довольно специфичный Закон Крови. Более того, они построили прекрасные города, и жили в них вполне цивилизованным порядком. Гораздо более цивилизованным, чем те же ристане, среди которых кровососов было два-три на тысячу.

За этими размышлениями он увидел, как они выехали из центра города, и направились в район, застроенный респектабельными особняками. В самом сердце этого района возвышались круглые башни здания, больше похожего на дворец. Там, насколько Риману было известно, жила Госпожа Дома Ронессин. И, кажется, прямиком туда они и направлялись.

Предчувствие не обмануло. Они въехали в гостеприимно распахнувшиеся ворота дома, и остановились у самого крыльца. Стефани выбралась из машины, и Альберт последовал за ней.

На парадное крыльцо они не поднялись, обошли дом вокруг, и вошли в заднюю дверь, оказавшись в небольшой, уютной гостиной с низеньким столиком в центре, мягким ковром на полу, и разбросанными по всему этому ковру подушками. На столике стоял кофейник, три чашки и несколько блюд с разными закусками.

Стефани сняла плащ, небрежно бросила его на одну из подушек, а сама подсела к столику, и налила себе чашку кофе.

— Присоединяйся, — деловито предложила она. — Хозяйка задерживается, так что нам следует начинать угощаться без нее. Иначе она решит, что предложила нам недостаточно хороший стол.

— Она может так решить? — поинтересовался Риман, тоже присаживаясь и наполняя свою чашку.

Кофе был местным, исключительно душистым и чуть сладковатым. Именно таким, какой больше всего нравился Альберту, заставляя недоумевать, за что все так ценят более резкий и горький земной кофе.

— Нет, едва ли. Тиани привыкла к человеческим обычаям. Да и вообще, она слишком мудра, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Но если приведется бывать в других цереанских домах, не забывай об этой традиции.

Некоторое время они помолчали, отдавая должное кофе и сладостям, но, допив первую чашку, Риман все же задал давно волновавший его вопрос:

— И чему же я обязан столь высокой честью?

— Какой именно? — немного насмешливо уточнила Стефани. — Той, что тебя принимает в своем доме принцесса Тиани Ронессин, или той, что на «Теймини» тебя встретила лично я?

— Обеими.

— Тому, что пора кончать с Инквизицией, — пожав плечами, ответила Ковская. — И тому, что каждый лишний посвященный в эту историю это лишняя опасность провала.

— А Вас, стало быть, посвятили?

— Я сама себя посвятила, — фыркнула Стефани. — Если я захочу о чем-то узнать, я об этом узнаю.

— Это уж точно, — насмешливо проговорил от второй, ведущей в дом, двери, глубокий и ровный женский голос.

Альберт быстро обернулся, и увидел хозяйку голоса. Это была невысокая цереанка в длинном, до пола, серебристо-белом платье, и с уложенными вокруг головы короной тяжелыми золотыми косами. Несмотря на небольшой рост и отсутствие в наряде кричащей роскоши, вся фигура женщины излучала властность, не позволяя сомневаться в том, кто именно хозяйничает в этом доме.

— Альберт Риман, — спокойно продолжила женщина, когда оба гостя поднялись, приветствуя Госпожу Дома почтительным поклоном, — Я рада принимать Вас в своем доме.

Риман еще раз поклонился, а когда выпрямился, хозяйки уже не было.

— Не выходи за ограду, — коротко посоветовала Ковская, усаживаясь обратно на подушки и наливая себе вторую чашку кофе.

— Не буду, — с улыбкой пообещал Альберт, присоединяясь к кофепитию. — Но насколько долго мне предстоит тут безвылазно сидеть?

Стефани только плечами пожала:

— Точно не знаю. Насколько мне известно, сегодня созывается заседание Совета Круга, на котором будут заявлены обвинения против Инквизиции.

— Без моих документов? — удивился Риман.

— Пока — без, — отрезала Ковская. — Для инициации процесса достаточно восьми эпизодов, по которым существуют доказательства злоупотреблений со стороны Инквизиции. Тебя просто заявят в качестве свидетеля, так что все свои документы ты будешь демонстрировать непосредственно на официальном допросе. Теперь считай — сегодня Инквизиция получит материалы обвинения. Неделя у них будет на ознакомление и подготовку возражений, потом еще неделю сторона обвинения будет эти возражения рассматривать. После этого будет назначена дата разбирательства.

— А кто выдвигает обвинение?

— Официально — общественная организация «Равные права».

В голосе Ковской прозвучала знакомая уже ирония.

— А фактически?

— Ты следователь. Догадайся.

— Спутник.

Стефани кивнула, подтверждая его правоту. Риман тоже иронически усмехнулся. Конечно же, Спутник не стал бы влезать в это дело самолично, хотя бы уже потому, что в случае провала акции его при таком раскладе ждут грандиозные неприятности. Зато в случае успеха он, само собой, выйдет из тени, чтобы примерить венок победителя.

Впрочем, как раз Спутник и в случае победы может предпочесть остаться в стороне, поскольку всегда славился умением если и не быть хорошим для всех сторон конфликта разом, то уж, во всяком случае, ни для кого не становиться злодеем. Его место всегда посередине, и именно поэтому ему никогда не светит стать лидером. С другой стороны, и ставить палатку в лагере побежденных тоже не придется.

— Тогда при чем тут ты? Если не ошибаюсь, ты не уходила из Структуры.

— Не уходила, — сухо подтвердила Ковская. — Поэтому меня тут и нет. А что, ты влез по уши в большую политику, так что привыкай к парадоксам. И, вдобавок, ровно этот же вопрос я могу задать и тебе.

Альберт рассмеялся. Беседа со Стефани Ковской всякий раз напоминала прогулку по весеннему льду, который кажется таким прочным, но может треснуть в любой момент, отправив тебя в темную ледяную воду.

— У меня свои соображения, — уклончиво отозвался он.

— Ага, — весело ответила Стефани. — Я тебя знаю, изучила твою биографию. Ты ведь из идейных, в самом деле работал ради чужой безопасности. Только вот в один не очень прекрасный день понял, что истинная цель создания Инквизиции совсем в другом.

— И что с того? Я всегда достойно выполнял свою работу.

Ковская смерила его испытующим взглядом, и снова слегка шевельнула плечами.

— Ты мог бы, конечно, продолжать в том же духе, теша себя верой в то, что все равно делаешь хорошее дело. Но ты потому и идейный, что не можешь спокойно относиться к вопиющей лжи.

Альберт молча кивнул, признавая ее правоту. Ковская, похоже, понимала причины, заставившие его задуматься над происходящим едва ли не лучше, чем он сам.

— Впрочем, — спокойно продолжила женщина, — Доброта того дела, которое ты делаешь теперь, тоже более чем относительна. Ведь ты же прекрасно понимаешь, что вампирские секты это реальность. Более того, ты понимаешь и то, что весь этот процесс, по сути, призван не защитить «нормальных» вампиров от инквизиторского произвола. Что все дело в желании Спутника оттяпать у Дамира доходный бизнес.

— Понимаю, — вновь кивнул Риман. — И все же продолжать в том же духе нельзя. Сейчас вреда от деятельности Инквизиции больше, чем пользы.

— Кому как, — усмехнулась Ковская. — И когда как. Некоторых личностей и в самом деле нужно просто убить.

— Верно. Но инквизиторы дошли до того, что стали убивать любого, не некоторых, — холодно парировал Альберт.

— Так всегда получается. Вместе с водой вечно выплескивается чего-нибудь еще. С другой стороны, кому как не мне сознавать порочность самой идеологии Инквизиции?

— И что будет с Инквизицией?

— Если все пройдет по плану, ее запретят и разгонят. Вот только кто после этого будет разбираться с сектами и психами-одиночками? — недовольно поморщилась Стефани.

— Найдется, кому, — пожал плечами Риман. — Я не думаю, что кому-то понравятся такого рода нападения. Но это должна быть такая служба, которая не будет подконтрольна никому конкретно.

Ковская невесело рассмеялась, так и не успев отправить в рот парочку цукатов. Комментариев к этому смеху не требовалось, и без них было ясно, насколько мало она верит в возможность существования подобной идеальной ситуации. Альберт и сам не особо верил в чудеса, но, так или иначе, стоило хотя бы попытаться. Сохранение существующего положения вещей тем более никому не сулило ничего хорошего.

К тому же, лично Риману не следовало забывать и о собственных проблемах, мало имеющих отношения к Инквизиции. В случае, если не получится разобраться с истребителями вампиров, не получится и начать процесс против Дамира. А такой расклад был гарантированно гибельным для собственно Альберта Римана. Так что, даже если бы он и захотел, отступать ему все равно было некуда.

— А что, — усмехнулась Стефани, — Нет желания принести себя в жертву ради сохранения организации, борющейся с вампирами?

Альберт только скривился в ответ.

— Вот то-то же, — кивнула женщина. — Поэтому мы и заключаем некоторый трехсторонний договор о намерениях. Я, как представитель вампиров, недовольный установившимися порядками, Аделин, как представитель вампиров и жертва работорговцев, и ты — как тебе будет угодно.

— Как разумный человек, желающий сохранить свою жизнь, — хмыкнул Риман.

— Можно и так, — спокойно согласилась Стефани. — В конце концов, цель оправдывает средства. Цели у нас разные, а средство одно, так что грех нам к нему не прибегнуть.

Альберт мельком подумал, что, собственно, и цель у них тоже одна — остаться в живых. Месть врагу, желание изменить мир, и все прочие подобные лозунги в конечном счете шелуха. Самое большее — приятное дополнение к главному. К выживанию.

Ковская, тем временем, одним глотком допила свой кофе и легко поднялась на ноги.

— Мне пора. А то тоже объявят в розыск, как дезертира.

— Меня что, объявили? — поинтересовался Риман.

— А то как же, — фыркнула женщина. — Я получила сводку с твоей физиономией еще до того, как Аделин сообщила мне, что ты на Хайте, и должен попасть на Цереа. Ладно, не скучай. Буду сообщать новости.

Альберт тоже допил кофе, поднялся с подушек, и пошел к двери. К некоторому его удивлению, та оказалась незапертой, а на диванчике напротив ожидал молодой слуга. Завидев гостя, юноша немедленно вскочил на ноги, слегка поклонился и предложил проследовать за ним в комнату.

Они прошли несколькими коридорами, поднялись по лестнице на третий этаж, снова прошли по коридору через все здание, и еще раз поднялись по лестнице. Риман догадался, что его ведут в одну из двух башен, венчающих шикарный особняк Тиани Ронессин. Видимо, именно эти помещения считались тут самыми безопасными.

Комната в башне оказалась на удивление светлой и просторной. Раздвинув легкие, полупрозрачные голубые шторы, Альберт с некоторым удивлением обнаружил на окнах решетки. С улицы увидеть их было нельзя, потому что располагались они внутри, между зеркальными стеклами, и запирались на замки.

— Ключ от решеток лежит на полке над кроватью, — проинформировал слуга, остановившийся в дверях. — Госпожа Дома будет рада видеть вас за обеденным столом через час.

Риман довольно улыбнулся. Здесь позаботились даже о том, чтобы, в случае чего, башня не стала для него ловушкой. Это обнадеживало и, пожалуй, несколько успокаивало.

— Вам нужно чего-нибудь? — напомнил о себе слуга.

— Нет, благодарю, — быстро ответил Риман. — Но буду очень признателен, если Вы проводите меня в столовую, когда подойдет время обеда.

— Безусловно.

Слуга еще раз поклонился, и бесшумно исчез, прикрыв за собой дверь. Альберт остался один на один со своими не слишком веселыми размышлениями.

Всего несколько дней назад он совершенно точно знал, что и зачем делает, и пребывал в относительной убежденности в том, что контролирует свою жизнь. Но достаточно оказалось всего лишь одного не слишком-то значимого события, чтобы все рухнуло в одночасье.

Альберт сбежал, и ему чрезвычайно повезло, что бегство удалось. Теперь он и в самом деле дезертир, да еще притом и вознамерившийся выступать в суде против тех, кто долгое время был его боевыми товарищами. То есть, называя вещи своими именами, предатель.

С другой стороны, быть может как раз эти самые товарищи не так уж и нуждались в его защите. Не так, как некоторые… многие другие. Вспоминая свою безвозвратно ушедшую прошлую жизнь, Риман не испытывал никаких сожалений ни о чем и ни о ком. Они не были рыцарями, не были героями, они были, в сущности, такими же сектантами, возведшими бредовую идею в ранг культа.

Ну а кто-то и вовсе удовлетворял таким образом свою жестокость. Просто раньше Альберт сам был ослеплен той же идеей, и считал происходящее воздаянием. А теперь, вспоминая счастливые окровавленные лица инквизиторов, чинящих вроде бы справедливую расправу, он чувствовал лишь ужас и отвращение. И уже не видел главного, того, в существование чего всегда хотел верить, — разницы между вампирами и инквизиторами.

Вполне вероятно, правы были те, кто утверждал, что никакой разницы и нет. Чтобы убийство стало казнью, ему должно предшествовать разбирательство, на котором обвинение представляет доказательства вины, защита — невиновности, а беспристрастный судья, изучив то и другое, выносит приговор. Но если бы в действительности все могло быть так просто!

Как часто в их распоряжении были считанные минуты, а то и секунды на то, чтобы остановить подонка прежде, чем тот исчезнет в очередной раз, чтобы после объявиться в другом месте, и снова убить! Трудно найти золотую середину.

Впрочем, сейчас Альберту Риману было не до поисков варианта, способного обеспечить всеобщее счастье, мир и благоденствие. Для начала требовалось сохранить в целости собственную шкуру, а уж потом раздумывать, каким будет собственное и чужое будущее.

Дело выживания обещало быть непростым. Вдобавок, который уже раз обдумывая, во что же он имел глупость вляпаться, Риман вспомнил о матери. Каждый месяц он высылал ей небольшую сумму на жизнь, столько, сколько мог выделить из собственного жалованья. И уже, между прочим, подошло время сделать это в очередной раз. Однако едва ли он мог рассчитывать на жалованье за этот месяц, да к тому же, отправить перевод, не выдав себя, было попросту невозможно.

Собственно говоря, оставалось ему сейчас только одно — обратиться за помощью к госпоже Ронессин. В остальном же — расслабиться и получать удовольствие от того, что лежит он сейчас не в могиле, а на чистой постели в роскошном особняке. Больше лично от него, Альберта Римана, в создавшейся ситуации ничего не зависело.

* * *

Покинув особняк госпожи Ронессин, Стефани направилась прямиком на станцию, но там, постояв немного в центре наполненного публикой зала, все же двинулась в левое крыло, откуда совершались местные перемещения. И уверенно свернула в коридор, над которым висела табличка с надписью «Лагеда».

Из четырех телепортов активен оказался только один. Благо, очереди не было. Ковская уже поднесла было к панели свою служебную карту, но передумала, порылась по нагрудным карманам, и извлекла другую, порядочно потертую, на имя Сэйни Тимерб.

Ее мать, носившая это имя в девичестве, пропала без вести четырнадцать лет назад. Однажды утром ее попросту не оказалось в спальне, хотя все вещи и даже документы лежали на своих местах. Родственники не стали ни о чем заявлять. Возможно, у Сэйни приключилась очередная любовь, или ей просто надоела мирная размеренная жизнь дома. Так или иначе, теперь она могла быть уже мертва, а могла и до сих пор жить где-то с кем-то по чужим документам. Стефани не искала мать, она признала за ней право поступать так, как вздумается.

Зато на память ей остались документы, которыми можно было иногда попользоваться при необходимости. Вот как раз в таких случаях, как нынешний. К ее визиту в Таммелу, разумеется, никто не придерется, всякий, в конце концов, имеет право навещать свою семью время от времени. А вот посещение Лагеды, где у нее давно не осталось ни одного родственника, может стать основой совершенно лишних домыслов.

Поймав такси возле лагедской станции, Стефани доехала до Озерного Парка, отпустила машину и пошла пешком, прямиком через невысокие, аккуратно подстриженные кустарники. К озеру.

Большое дерево по-прежнему сонно шелестело листвой, немного склоняясь над водной гладью. Оно было таким спокойным, мирным и привычным, что казалось единственно неизменным в этом безумном мире.

Стефани села на землю, прислонившись спиной к шершавому стволу, и посмотрела вверх. Пышная крона дерева скрывала небо, сжигаемое закатом, даря уютный полумрак. Скользнув ладонями по земле вокруг, Ковская нащупала под травой небольшой шрам. Именно здесь, под дерном, в неглубокой ямке, не без труда выцарапанной в местной липкой глине, она похоронила небольшую металлическую капсулу с прахом Арраса Сейссина. Последнее, что оставалось для нее в светлой памяти.

Они снова были тут вместе, слушая тишину. Только вот некому было больше медленно перебирать ее пальцы.

Первым был отец. Стефани любила его в детстве, буквально обожала. Он был для нее кумиром, защитником, самым храбрым и отважным. Слушая на ночь сказки, она всегда недоумевала про себя, почему принцесс все время спасали какие-то принцы, а не их папы-короли. И была уверена, что уж ее-то в случае чего спасет именно папа.

Когда бандиты ворвались в их дом, чтобы забрать сестренку, Стефани спряталась за штору, и видела оттуда, как отец стоял посреди комнаты, опустив руки. В тот момент он точь-в-точь напоминал ей соседского теленка. Того, у кого никому не придет в голову просить защиты.

Следующей стала мать. Та, что кричала и клялась, что разыщет Леониду, чего бы ей это не стоило. Потому что дальше криков и клятв дело не пошло. Оказавшись на родной Цереа, Сэйни и думать забыла про похищенную дочь, занявшись устройством своей личной жизни. Холостые мужчины при деньгах были единственным, что вызывало у нее интерес. Стефани в этот список не входила, равно как и ее сестренка.

Поэтому в шестнадцать лет Ковская взяла инициативу в свои руки, и уже через два года встретилась с Леон. Особой радости встреча не принесла. Удовлетворение от собственного успеха, толчок профессиональной карьере, уверенность в своих силах — да, но вот теплыми родственными отношениями тут и не пахло.

Осталось лишь принять ситуацию как есть. Они оказались чужими друг другу, хоть и старались создать иллюзию теплой дружбы. Прошли годы, и стало окончательно и бесповоротно ясно — сестра стала третьей.

Вот и Аррас тоже. Расставшись с ним, Стефани сохранила память о том, какими были их отношения, и так и берегла ее за подкладкой души, пока не увидела его труп на металлическом столе в морге. Все изменилось. Живым он был для нее ближайшим другом, а в смерти остался наемником, вором и убийцей. Четвертым потерянным воспоминанием, в точности похожим на предыдущие три. Навсегда утраченной иллюзией вечной ценности.

Впрочем, некоторая разница все же существовала. Отец и мать были такими, какими были — покорным телком и кукушкой, во всякий миг готовой покинуть гнездо, едва лишь подвернется стоящая возможность. Те, кто забрал ее сестру, уже получили по заслугам. А вот тот, кто воспользовался Аррасом, скомкал его и вышвырнул, как использованную салфетку, пока что вполне процветал. Чтобы продолжать разрушать новые и новые жизни.

Нет, у Стефани не было иллюзий. Фактически Дамир не сильно отличался в худшую сторону от прочих власть предержащих. Ее раздражало лишь его стремление выглядеть при этом едва ли не святым, спасителем мира и защитником слабых. Спрятать за красивым фасадом своей деятельности ее отвратительную сущность, вместо того, чтобы, подобно прочим, честно признавать, что ничего кроме власти и денег в действительности для него значения не имеет.

Они доберутся до него, рано или поздно. И вот тогда она сделает все, что будет в ее силах, чтобы ни одна из жертв негодяя не добралась до его глотки раньше времени. Потому что в том, чтобы именно перед законом ответил тот, кто сперва установил этот самый закон, а потом сам же его нарушил, есть высшая справедливость.