Глава 6

— Это может быть опасно, адмирал, Вам совершенно незачем так рисковать!

Едва поспевавший за Кехшавадом майор с трудом удерживался от того, чтобы не ухватить командующего за рукав. Они сбежали по лестнице в шлюз, из которого ворота вели в грузовой ангар. Здесь уже находилась штурмовая группа, бойцы которой в последний раз проверяли оружие и экипировку.

— Долго еще? — Кехшавад чуть не подпрыгивал от нетерпения.

— Наддув трюма завершится через две минуты, — доложил десантник, следивший за показаниями на панели рядом с воротами.

— Адмирал, Вам не следует… — завел старую пластинку майор.

— Хватит уже ныть! Прекратите! — огрызнулся тот, — тут я решаю, что и как! Вас туда лезть никто не заставляет — вот и радуйтесь.

— Думаю, в чем-то майор прав, — заметил офицер, командующий группой, — во всяком случае, Вам, адмирал, лучше держаться позади меня, под прикрытием моего щита.

— Еще одна нянька! — крякнул с досады Кехшавад, но все же уступил, — ладно, уговорили. Но это еще не дает Вам права отдавать мне приказы.

— Наддув закончен! — объявил дежуривший у ворот десантник и рванул открывающий их рычаг.

Тяжелые створки нехотя поползли вверх, и солдаты один за другим начали пролезать в открывающуюся щель. Впереди, в ангаре, залитый светом ламп, стоял угловатый и приземистый шаттл, двигатели которого еще потрескивали, остывая после недавнего полета. Бойцы распределились вокруг его грузового люка, занимая места за толстыми посадочными опорами. Кехшавад вместе с командиром группы расположились немного поодаль так, чтобы видеть всю картину. За своей спиной адмирал услышал тяжелое сопение — майор, не желая ударить в грязь лицом перед командующим, увязался следом.

Когда все заняли свои места, командир вызвал по связи экипаж шаттла:

— Мы готовы, открывайте!

В брюхе корабля загудела, залязгала и зашипела машинерия, и погрузочная платформа с припаркованным на ней ховером начала неспешно опускаться. Вообще-то изначально предполагалось, что добычей окажется глайдер Кожича, но в назначенном районе встречи удалось отловить только этот ховер. Что ж, будем надеяться, что сети пришли не пустыми.

Кехшаваду эта модель была хорошо знакома — у него самого на площадке у дома стояла подобная, но при ближайшем рассмотрении обнаруживались некоторые вроде бы незначительные детали, которые в корне меняли первоначальное впечатление, превращая обычную гражданскую машину в весьма грозного и кусачего зверя.

Двигательные гондолы увеличенного диаметра, дополнительные топливные баки, отливающие зеленью бронированные стекла кабины… Однако сейчас все внимание приковывали к себе два тяжелых скорострельных пулемета, высунувшиеся из ниш, где вообще-то должны были располагаться надувные понтоны на случай аварийной посадки на воду. Почти наверняка в недрах аппарата скрывались и иные не менее любопытные доработки, но и того, что успел рассмотреть Кехшавад, вполне хватало, чтобы понять, что рядовой обыватель никак не мог завести себе подобного «питомца».

Потянув носом, адмирал ощутил характерный запах, от которого у него пошли мурашки по коже — запах раскаленной стали, смешанный с пороховой гарью. Похоже, что эти пушки только что неплохо потрудились.

— Свяжитесь с Сереной-2, — обернулся он к майору, — узнайте подробности недавней перестрелки в районе «Оси неба». Есть ли жертвы, и кто именно пострадал. По возможности задержите и изолируйте всех свидетелей инцидента. Чем меньше причастных к делу посторонних будет шляться по округе — тем лучше.

— Поднять щиты! — распорядился командир, — отойти на фланги!

Предосторожность выглядела вполне разумной. Несмотря на то, что все бортовые системы ховера по-прежнему находились под внешним управлением, оставаться под дулами его орудий все же не стоило.

Платформа гулко ударилась о пол ангара, и десантники, действуя в соответствии с намеченным планом, начали подтягиваться к обездвиженной машине. Идущие впереди прикрывались голубоватыми панелями силовых щитов, а остальные двигались под их защитой. Когда бойцы подошли вплотную и заняли позиции на подножках кабины, старший скомандовал:

— Разблокировать замки дверей. Вперед!

Створки распахнулись, и десантники ворвались внутрь. Почти сразу же один из них выскочил обратно, держа в охапке маленькую девочку.

— В укрытие ее! — крикнул Кехшавад, и боец со своей драгоценной ношей со всех ног помчался к выходу из ангара.

Еще несколько секунд ничего не происходило, а потом другой десантник высунулся из кабины и объявил:

— Чисто!

— Как это, «чисто»? — опешил майор, — кто же тогда управлял ховером? Кто стрелял? Пусть под сиденьями посмотрят, что ли?

— Отставить! — адмирал облегченно выдохнул и выпрямился. Он прекрасно знал, что в кабине там спрятаться абсолютно негде, — сворачивайтесь. Пусть техники осмотрят машину, там должно быть немало интересного. А нам надо побеседовать с нашей маленькой гостьей.

Десантники также пребывали в легком замешательстве, и у них также накопилось немало вопросов, но приказ есть приказ, а потому они отключили щиты, разрядили оружие и побрели к выходу.

— Нет, я все-таки не понимаю… — майору приходилось почти бежать, чтобы не отстать от командующего.

— Всему свое время, — Кехшавад выглядел крайне довольным, он разве что не мурлыкал себе под нос, — сейчас мы обязательно все проясним!

Он распорядился доставить девочку в свой кабинет, куда также прибыли несколько старших офицеров, а также корабельный врач. Вся их компания смотрелась весьма своеобразно, сидя с серьезными физиономиями за столом напротив десятилетнего ребенка, да еще и с очевидными признаками слабоумия на бледном круглом личике.

Кехшавад уселся посередине, сцепив перед собой пальцы, поскольку с трудом удерживался, чтобы не отбарабанить по столу какой-нибудь бодренький марш.

— Привет, Сильвия!

— Здрасьте, начальник!

Кехшавад уже не раз встречался со своенравной девчонкой ранее, а потому ее выверты были ему не в диковинку, а вот со стороны окружавших его офицеров послышался неодобрительный ропот, на который он, впрочем, не обратил внимания.

— За тобой, знаешь ли, пришлось изрядно побегать по всей галактике! Что дома-то не сиделось?

— Мне надоело, что другие люди распоряжаются моей жизнью по своему усмотрению! Что вы, что папенька…

— Кстати, насчет отца — почему твой вояж на «Турине» оплачивала его компания? Как-то странно выходит — сначала он отправил тебя в тур, а потом бросился следом?

— Я сама все оплатила, — Сильвия самодовольно усмехнулась, — а деньги я у папеньки в некотором роде позаимствовала.

— Это каким же образом? — встрял майор, но Кехшавад лишь небрежно отмахнулся.

— Поверьте мне, для нее это сущий пустяк. Верно, Сильвия?

— Угу.

— Равно как и освоить управление ховером, впервые оказавшись за его штурвалом, да?

— Угу.

— Крайне любопытная машинка, кстати, — адмирал подался вперед, — чья она?

— Дяди Чака.

— Техника с «Турина»?

— Угу.

— А тебе не приходило в голову, что простой техник вряд ли сможет позволить себе такой аппарат, и уж тем более ни в жизнь не будет оснащать его столь неординарными игрушками?

— Я над этим как-то не задумывалась.

— А неплохо бы. Его истинная личность может представлять немалый интерес.

— Я полагаю, его личность сейчас озабочена несколько иными проблемами… если озабочена вообще.

— Это ты в него там палила на «Оси неба»?

— Угу. Ну, и в папеньку заодно.

Со всех сторон послышались возмущенные реплики и недовольное ворчание, но Кехшавад снова пропустил их мимо ушей. Ему и так приходилось непросто, чтобы еще отвлекаться на мнение окружающих. Очень сложно заставить себя разговаривать с маленьким ребенком как с равным себе взрослым, да еще и своенравным. Инстинктивно хотелось опуститься до сюсюканья, предложить девочке конфету или новую куклу, но приходилось совершать над собой усилие и продолжать разговаривать серьезно.

— У нас есть какая-нибудь новая информация с Серены-2? — повернулся он к одному из офицеров, — все пострадавшие опознаны?

— Пока нет. Там такой гиблый район — ни света, ни коммуникаций нормальных! Полноценная работа станет возможна только после рассвета.

— Ладно, подождем, — Кехшавад снова сосредоточился на Сильвии.

Ее циничная откровенность граничила с эксгибиционизмом и даже пугала. Часто ли десятилетние малышки признавались Вам, что только что пытались хладнокровно пристрелить собственного отца? А она выложила все как на духу и продолжала спокойно смотреть в глаза адмиралу, который почувствовал, что уже вспотел.

— Чем же тебе родной папаша-то не угодил?

— Я же сказала — не хочу быть подопытным кроликом! — девчонка не скрывала раздражения, вызванного скудоумием собеседника, — я вам не чашечка Петри, чтобы со мной эксперименты ставить! А если человек по-хорошему не понимает, то приходится объяснять по-плохому.

— Не хочу тебя огорчать, — Кехшавад все же не удержался и побарабанил пальцами по столу, — но парочку опытов мы с тобой все же проведем. Придется тебе немного поработать с нами.

— Вот еще! — фыркнула Сильвия, — обойдетесь!

— Смею тебя заверить, что очень скоро ты изменишь свое мнение на сей счет, — лицо адмирала невольно расплылось в недоброй ухмылке, — ведь если человек не понимает по-хорошему…

* * *

— Они забрали мою дочь! — уже в который раз повторил Артур, обхватив руками поникшую голову.

На данный момент Чак уже исчерпал весь свой небогатый запас утешений и подбадриваний, а потому просто сочувственно вздохнул.

Сидя на поросшем чахлым леском пригорке в нескольких километрах от «Оси неба» они наблюдали за суетой, творящейся в районе недостроенного небоскреба, акульим плавником вздымающегося над морем утреннего тумана. Полицейские вертолеты вились вокруг здания, словно мухи, дорвавшиеся до дохлой мыши.

Вызывающе-красный глайдер они загнали под сень деревьев и прикрыли ветками, а теперь ждали подходящего момента, чтобы улизнуть, не привлекая к себе излишнего внимания. Судя по то и дело пролетающим над их головами вертолетам, ждать им предстояло еще долго.

— Что же теперь делать? — вопрос безутешного отца адресовался, по-видимому, траве под ногами.

— Прежде, чем двигаться дальше, неплохо бы прояснить ряд моментов, которые в итоге и завели нас в это болото.

Артур поднял глаза на Чака, но на сей раз вместо сопереживания встретил жесткий, холодный и требовательный взгляд.

— А что Вы так на меня уставились? — развел руками техник, — да, я раздражен и даже зол. Что тут удивительного? Меня еще никогда так беспардонно не водили за нос! Что Вы, что Ваша Сильвия… Я впустую потратил кучу сил и ресурсов, а теперь еще и без ховера остался. Есть, с чего огорчиться, как считаете?

— Да, я… — Артур помассировал гудящие виски, — я сожалею, что все так получилось… я прошу прощения. Просто я оказался в безвыходной ситуации, и мне пришлось…

— Зато сейчас наше положение — богам на зависть! — Чак горько рассмеялся, обведя рукой раскинувшуюся перед ними панораму, — так-то оно гораздо лучше, согласен.

— Я… мне очень жаль, — ученый вновь уронил голову.

— Вообще-то безвыходных ситуаций не бывает. Так что кончайте ныть и начните думать!

— Да ну, бросьте.

— Если ты заблудился, то это еще не значит, что выхода нет. Ведь как-то ты сюда попал! И что-то сломавшееся всегда можно починить. Уж поверьте мне, я знаю, о чем говорю.

— Не тот случай. Не в этот раз.

— Почему же?

— Вы не понимаете…

— Так объясните! Все равно заняться нечем.

Артур снова посмотрел на товарища по несчастью. Он совершенно не горел желанием изливать душу постороннему человеку, да еще практикующему столь своеобразный род занятий. Но если это могло хоть чем-то помочь вернуть Сильвию, он согласился бы исповедоваться и перед самим Дьяволом.

— Она говорила Вам о своей болезни?

— Синдром Дирке, да, знаю.

— Своего рода парадокс, кстати, — Артур почесал кончик носа, — человек, страдающий синдромом Дирке, вряд ли сможет рассказать об этом кому-либо.

— Почему?

— Да потому, что такие больные абсолютно неспособны к обучению и вообще к усвоению любой информации. Суть синдрома в том, что нейроны в мозгу почти не образуют новых связей помимо тех, что имелись на момент рождения, да и те имеют структуру, существенно отличающуюся от обычной. Кора оказывается разбита на изолированные области, никак не взаимодействующие друг с другом. Базовые рефлексы еще как-то функционируют, но любая рассудочная деятельность оказывается невозможна. Даже простейшие условные реакции практически не формируются. Не человек, и даже не животное получается, а так, овощ.

— Это генетическое заболевание?

— М-м-м, нет, не совсем. Если честно, никто пока не знает, что именно его вызывает. Но факт в том, что синдром проявляется только у детей, зачатых и рожденных не на Земле.

— «Дети Вселенной», кажется, так их называют? Эдакая месть родной планеты отрекшимся от нее отступникам?

— Кто его разберет. То ли дело в нехватке привычного магнитного поля, то ли в отсутствии контакта с материнской биосферой. К счастью, заболевание встречается крайне редко, так что на полноценную месть не тянет.

— Насколько я понял, Сильвия — первый больной с таким синдромом, которого удалось излечить?

— Строго говоря, таких пациентов и раньше удавалось ставить на ноги и даже в определенной степени успешно социализировать.

— Вот как? Каким же образом?

— Ну, вариантов-то на самом деле масса, — Артур откинул со лба свалившуюся прядь волос, — нейропротезы, шунты синаптичские, плюс лошадиные дозы стимуляторов, способные в два счета из обычного человека эпилептика сделать… Человеческому мозгу, по сути, приделывают «костыли», берущие на себя основную нагрузку по реализации когнитивных функций. На выходе получается синтетический разум, начисто лишенный какой-либо индивидуальности, просто помещенный в биологическое тело. В лучшем случае, пациент способен запомнить свое имя, да еще несколько базовых фактов о своей персоне. Даже круглый идиот способен что-то да усвоить, если достаточно долго и настойчиво ему это вдалбливать. Но все равно то, что получается в итоге, вряд ли можно назвать личностью. Так, биоробот.

— Иногда мне кажется, что у нас половина населения — такие вот гомункулы.

— А чего Вы хотите? Для работы кладовщиком или курьером особо выдающегося интеллекта и не требуется. Протезированных на таком фоне разве что внешность выдает, а в остальном — один в один.

— Но с Сильвией, как я понимаю, такой вариант Вас не устроил?

— Скорее, я воспринял такой удар Судьбы как личный вызов. Шутка ли, у ведущего мирового специалиста по лечению иммунных и генетических заболеваний мозга родилась дочь-дебил! — Артур устало провел руками по лицу, — и я этот вызов принял, бросив в горнило борьбы все, что у меня было. Здоровье, семью, карьеру…

Он умолк, снова бессильно уронив голову, словно сражение с болезнью дочери отняло у него и последние силы. Чак терпеливо ждал, понимая, что такого рода исповедь торопить не стоит — достаточно внимательному слушателю человек со временем наверняка расскажет даже больше, чем собирался.

Над ними, едва не задевая верхушки деревьев, пронесся очередной полицейский вертолет, и Артур вздрогнул, словно проснувшись от шума его винтов.

— Я никогда, ни до того, ни после, не работал с таким остервенением. Без выходных и праздников, почти без сна и отдыха, забросив все прежние дела и начинания.

Жена не раз призывала меня отступиться, отдать дочь в пансионат для умственно неполноценных и жить дальше, но я только сильней закусывал удила. В конце концов она не выдержала и ушла сама, а я остался один на один с Сильвией и своими исследованиями. Так я и работал, одной рукой вводя данные для расчетов, а другой утирая текущие по ее подбородку слюни…

— Но Вам все же удалось победить ее недуг? — Чак все же рискнул немного подбодрить собеседника, когда пауза начала слишком уж затягиваться.

— Мне порой кажется, что это он меня одолел, — Артур безуспешно попытался пригладить волосы, которые, набравшись цементной пыли, перьями топорщились во все стороны, — у меня самого в голове, похоже, некоторые шарики вывалились. Но именно это, пожалуй, и помогло мне найти решение.

— Какое?

— Все исследователи, и я в их числе, делали у пор на возобновлении нормального функционирования поврежденных участков мозга. Но в один прекрасный… или ужасный день меня осенило — если парадный вход закрыт, всегда можно пройти в обход.

— Что Вы имеете в виду?

— Мне пришла в голову парадоксальная мысль. Я решил не пытаться восстановить нормальное функционирование мозга, а, напротив, инициировать дальнейшее развитие болезни!

— То есть? — Чак непонимающе нахмурился.

— Первые годы после рождения мозг больного синдромом Дирке активно развивается и растет, хоть и не так, как у нормальных людей, однако где-то к пяти годам его эволюция останавливается, и человек так навсегда и остается большим недоразвитым младенцем. Моя же идея состояла в том, чтобы возобновить рост новых связей между нейронами, пусть и отличающихся от обычных. Они проходят через те глубинные области мозга, которые обычно заняты совсем другими вещами, и в мыслительной деятельности напрямую не участвуют. Я фактически пошел ва-банк, стимулируя хаотический рост аксонов по всему объему серого вещества, лишь бы организовать взаимодействие тех зон коры, которые еще на что-то способны.

Сначала я экспериментировал на мышах, получив результаты, которые показались мне обнадеживающими… знаете, я к тому времени уже настолько зациклился, что вряд ли мог судить объективно. Позже я пересматривал данные, и сейчас я ясно вижу, сколько методологических ошибок я допустил, насколько порой неверно интерпретировал итоги опытов — я настолько сильно хотел найти решение, что обманывал сам себя.

Уверенный, что я нахожусь на правильном пути и будучи не в силах дольше ждать, я проделал аналогичную процедуру с собственной дочерью. Помню, что у меня от волнения так тряслись руки, что я даже чашку держать не мог — все расплескивалось. Хорошо, что всю работу делал робохирург, а у него нервы в буквальном смысле стальные. Потом же мне оставалось только ждать и молиться.

— Наверное, Вы тогда пережили жуткие минуты.

— Минуты!? Ха! — Артур вдруг расхохотался, — то были жуткие дни и недели!

— Недели!?

— А сколько, по-вашему, человек после такой операции восстанавливаться должен? Это же как после комы, если не хуже. Причем внешне-то ничего не меняется, и следить за прогрессом можно только по картинкам, что выдает томограф, — ученый с сомнением взглянул на Чака, — Вам раньше случалось выращивать что-то из семечка?

— Бобы, — хмыкнул озадаченный техник, — в детстве. На мокрой фланельке.

— Тогда Вы должны помнить то чувство, которое испытываешь, впервые увидев, как наружу пробивается тоненький зеленый росточек. И ровно такие же эмоции охватили меня, когда на экране прибора проступили первые зеленоватые нити, которым система отмечала новые нейронные связи. А уже вечером следующего дня Сильвия вполне осознанно сфокусировала свой взгляд на моем лице, чего доселе не делала ни разу! Все предыдущие годы ее глаза оставались абсолютно пустыми, а тут она вдруг взяла и посмотрела прямо на меня! Мой метод сработал!

— Поздравляю! — кивнул Чак, — пусть несколько и запоздало, но все же.

— В тот вечер, помнится, я на радостях знатно набрался, но повод был более чем весомый. Я хохотал, распевал песни, отплясывал джигу прямо посреди лаборатории, — Артур вздохнул, — да, в тот момент я был фактически безумен и еще не понимал, что сделал, но теперь, задним числом, что-то изменить уже невозможно.

— Но Сильвия же в итоге поправилась! — Чак недоуменно нахмурился, — где тут крамола? В чем раскаиваться-то?

— Я вторгся в те области, в которых человечество за века исследований так и не смогло до конца разобраться. Мы тешим себя иллюзиями, будто знаем, как устроен и функционирует человеческий мозг, но в действительности все это — ложь. Современное научное сообщество подобно маленьким детям, играющим на отмели, и фантазирующим, будто они покорили океан. Но стоит нырнуть поглубже, и можно столкнуться с такими монстрами, какие и в кошмарном сне не привидятся. Работая с Сильвией, я вытащил на поверхность демонов, обитающих в сумрачных безднах человеческого мозга, и теперь мой долг — любой ценой загнать их обратно.

— Хм-м-м, — подобные неожиданные откровения как-то даже выбили Чака из колеи, — Ваша дочь, конечно, барышня своеобразная, но, сколько я с ней общался, никаких признаков безумия или иных патологий не приметил. Да, она хвасталась, что может в уме решать дифференциальные уравнения, но это же еще не преступление. В чем криминал?

— Уравнения… — Артур рассеянно покрутил в пальцах сорванную травинку и отбросил ее в сторону, — вообще-то мы начинали с абсолютного нуля. Учились осмысленно двигать руками и ногами, осваивали звуки и слова. Все, как с новорожденным, только намного быстрее. Всего за год она вышла примерно на уровень среднего первоклассника, почти догнав в развитии своих ровесников. А вот потом начались странности.