Пролог

 - Верю!

Человек хрипит, извиваясь в холодной осенней луже. Каблуки дорогих ботинок скребут по грязи, оставляя неглубокие борозды. Бледное лицо с рваными дырами вместо глаз, перекошенный рот, сжатые до скрипа зубы.

Намокшее пальто придает человеку схожесть с раздавленной мухой: полы мятыми крыльями прилипли к асфальту узкого переулка.

Вокруг происходит действо. Вокруг прыгают тени и сверкает сталь. Воздух гудит от слов и смерти, яркие вспышки обжигающего света проецируют на стены длинные, кривые силуэты.

— Верю!

Распростертый человек находится в эпицентре происходящего. Но он не видит и не слышит ничего, кроме собственного клокочущего хрипа.

Разорванная шелковая повязка, некогда прикрывающая глаз мужчины, ленивой змеей оплела рукоять красивого складного стилета, чье хищное лезвие тускло отражает в себе окружающий мир.

Человек слепо тянется к своему оружию, безошибочно определяя его местоположения. Тонкие, обескровленные пальцы стучат по зернистой поверхности асфальта в паре миллиметров от рифленой рукояти. Но не хватает как раз этих миллиметров, никак не достать.

Вспышка озарила лежащего, перевернутый бак помойки, серую молнию спасающейся бегством крысы. Раскатисто грохнуло, ударило звуком по окнам близлежащих домов, запахло грозой. Кто-то пронзительно закричал. Плеснуло на стену дымящейся кровью.

Пальцы лишенного глаз мужчины в последний раз дернулись, тщетно силясь достать такой близкий клинок. Обессилено замерли, так и не добившись своего.

Мужчина, распростертый раздавленной мухой в холодной осенней луже, умирал. Но он был не одинок.

Рядом с ним расставался с жизнью еще один человек. Он, кашляя кровью, последним рывком дотянулся до безглазого, до своего заклятого врага, положил на скрюченные пальцы свою, еще теплую, руку, и прошептал:

— Верь…

Обоих накрыл хлынувший с новой силой ноябрьский ливень.