Глава 10. Демид Аладьев

11. Демид Аладов

Двухметровый здоровенный кайюр поднял вверх кулак и зарычал, разевая пятиугольную зубастую пасть. По коротким тупым шипам на спине дистанта забегали разноцветные искры, срываясь и щелкая. Тело, будто бы сложенное из разномастных кубов и пирамид, окутало сияние.

У ног дистанта, силясь встать, корчился человек в алом плаще и закрывающей лицо маске с прорезями для глаз. Каюр вот-вот применит на нем свой знаменитый прием, раздавит поверженного противника мощным ударом.

— Это тебе за отца! — в бой неожиданно ворвался второй человек, его измененная кожа отливала багровыми прожилками углей. — Вот тебе!

Он в прыжке толкнул двумя ногами ничего не подозревающего дистанта. Тот от неожиданности оступился и яростно развернулся к новому врагу.

— Коля, кофе, — из-за фактурной спинки массивного кресла выпросталась рука с выжидающе раскрытыми тонкими сухими пальцами.

Коля, преисполненный важностью и учтивостью, достал — нет, не из дешевого синтезатора — из настоящей кофеварки маленькую чашку с ароматным содержимым и, чуть ли не дыша, отнес ее боссу.

Демид Аладов лишь проводил своего коллегу взглядом, в котором смешались презрения и зависть.

Почему босс постоянно просит о чем-то именно Колю, а не его, Демида? В следующий раз нужно будет опередить этого неприятного хлыща и первым занять место возле кофеварки.

— Эмоции политика — это эмоции публики, — сильный и, как всегда, насыщенный чувством превосходства голос заставил двух помощников встрепенуться и застыть с повернутыми к креслу головами. — Разница лишь в том, что политики знают, когда следует смеяться, а когда плакать. А публика ждет того, кто укажет ей, когда следует смеяться, а когда плакать. Это, ребятки, волшебство социальной натуры.

У Демида вспотели ладони, перехватило дыхание. Неужели этот паук уловил его неодобрение?

Но Адам Савельев, сенатор от Проксима Центавра, всего лишь размышлял вслух, попивая кофе на фоне транслируемого визором спортивного шоу.

Между тем бой между двумя людьми и кайюром завершился, их сменили обменивающиеся колкостями и обвинениями бойцы с тяжелыми кувалдами в руках.

Кто бы мог подумать — влиятельный, жесткий и принципиальный парламентарий, сожравший добрый десяток конкурентов, вершащий дела общеимперского масштаба, словно ребенок любит смотреть глупые развлекательные каналы.

Подумал — и вновь вздрогнул, испуганно ища глазами зеркало, потому как Савельев снова попал в точку, произнеся:

— Смотрите шоу, ребятки. Шоу — соль политики. Эти тупоголовые актеры научат вас большему, чем все пустомели в ваших элитных академиях. Они бояться запачкаться, мы — нет. Мы, черт возьми, герои снафф-фильма, мы дарим публике секс, смерть и чужие секреты. Мы — быки-осеменители. Мы можем быть имперцами, рхейцами, склизскими бхутами или, черт возьми, дикими каюрами — мы все равно делаем одно и то же. Мы разворачиваем публику мордой к шоу и, пока та восторженно жует свою жвачку, раздвигаем ей ягодицы и дерем сзади.

Чашка с легким стуком опустилась на блюдце.

Один боец выбил из рук противника кувалду и теперь намеревался загнать того в угол, но к арене уже подтягивался третий участник боя — девушка в обтягивающем трико.

— Ни один ученый не получит столько же внимания, сколько грязная виртуальная шлюха, извивающаяся под каждым встречным, — Савельев отодвинул блюдце с чашкой на край подлокотника. — Ни одно спасение тонущего ребенка не затмит по просмотрам кровавую аварию с расчлененкой. Знаете почему? Демид?

— Из-за страха смерти? — мучительно предположил Аладьев, вспоминая все, чему его учили «пустомели». — Желание жить вступает в конфликт с осознанием неминуемой смерти, порождает экзистенциальный страх…

Кресло скрипнуло, на фоне изображения визора появился острый, словно полотно пилы, профиль сенатора. Он не старался увидеть своего помощника, ему было достаточно просто обозначить свою позицию.

— Какого хрена ты несешь, парень? Ты меня вообще слушал?

Демиду бы остановиться, но он краем глаза заметил быструю и острую, словно укол иголки, ухмылку Стаса, у него вырвалось:

— Но я…

В комнате повисла тишина, гробовая и холодная.

— «Но я» что? Это что вообще значит, твое «но»? — без единой нотки милосердия осведомился сенатор, повернув голову чуть сильнее в сторону замершего в ужасе Демида.

— Простите меня…

— Ты где учился, парень? Какие дегенераты посчитали тебя достаточно подготовленным, чтобы ставить под сомнения слова имперских сенаторов?

Демид не смог даже ответить, лишь промычал что-то нечленораздельное.

Но паук на сей раз всего лишь подтянул к себе жертву, ограничился запугиванием. Удалился в свою нору, убравшись обратно за спинку кресла.

— Можешь не отвечать, я все про тебя знаю. Не будь ты сыном моего старого друга, уже бы бежал отсюда как аджаи с Мерияды, — сенатор сделал глубокомысленную паузу. — Знаете ли вы отличие между страхом и фобией? За страхом всегда стоит реальная опасность, за фобией — надуманная. Но именно фобии делают из нас слюнявых ссыкунов, жмущихся друг к другу. Страх быстротечен, фобии живут с нами до самой смерти. И именно так работает политика. Так работает власть.

На арене вновь сменились декорации. Теперь дрались восемь бойцов одновременно — финальная схватка.

— Поэтому я говорю — смотрите шоу, — нравоучительно сказал сенатор. — Учитесь держать внимание публики. Без внимания публики вы — никто. Станьте для не страхом, но фобией, живущей так глубоко, чтобы ни один психиатр не смог до вас дотянуться.

Он небрежно взял блюдце с пустой чашкой и выставил в протянутой руке.

В сторону Коли.

Такие перепады настроений сенатора не были чем-то неожиданным. В последние годы Савельев заметно сдал, стал раздражительнее и сварливее. Политическая паранойя превратилась в основную черту его характера, который и раньше не отличался покладистостью. Многие говорили, что старик заигрался в бога, что ходит по краю, что ему давно пора слезать с пьедестала.

А Савельев все играл и не слезал, бросаясь молниями со своего Олимпа. И, как мифический Зевс, тоже не умел прощать.

Сенатору наскучили постановочные бои, он сменил канал, включив привычное экономическое обозрение.

— Еще кофе? — услужливо выпятив подбородок, спросил Коля.

— Достаточно, — кресло черным айсбергом надвинулось на помощников, отъезжая от визора. Развернулось. — Вам есть что сказать по моим поручениям?

Сенатора Савельева называли по всякому, придумывая клички и ярлыки. Попадались откровенно издевательские, попадались грозные, попадались смешные. Самой известной была «Циркуль». Демид находил это сравнение вполне уместным, глядя на худого и угловатого в локтях и коленях старика, чьи остроконечные ботинки из блестящей кожи, выглядывающие из-под бритвенно отглаженных брюк, действительно напоминали острые металлические ножки древнего инструмента.

Савельев перевел взгляд черных с искусственно добавленным «огоньком» глаз с одного помощника на другого, кивнул Демиду.

— Что ж, господин Аладов, бросайте перчатку первым.

Демид кивнул, внутренне ликую — представлялся шанс реабилитироваться. Причина его радости покоилась в засекреченном секторе инбы, ожидая отклика хозяина. До поры до времени, этот козырь должен оставаться в рукаве, до удачного расклада. И случай в Альфа-Эрсо подвернулся как нельзя кстати.

Аладов одернул рукав, раскрывая на ладони виртуальный планшет — босс не любил, когда читали при помощи инбы, говорил, что в такие моменты лица докладчиков напоминали ему морды срущих котов.

Демид вывел на эфирный экран всю необходимую информацию и, выпрямившись, начал:

— Адам Валентинович, я уже докладывал о разговоре с капитаном Кимурой в штабе флота. Он, как и другие военные, ставшие свидетелями исчезновения Эрсо-1515, не могут сообщить о наличии в зоне инцидента иных неопознанных судов, объектов либо иной активности. Исполняя ваше указание, я запросил данные телеметрии, которые лишь подтвердили сказанное выше.

— Сотрудники Института? — Савельев мог не договаривать, Демид знал, о чем речь.

— Среди экипажей патруля нет сотрудников Института, даже бывших, а также тех, кто хоть как то имел отношение к исследованию Горизонта. Все — кадровые военные, объединенные в сводную эскадру из расформированных корпусов Первой Имперской Гвардии, — Аладьев позволил себе чуть улыбнуться. — Однако, я позволил себе пойти чуть дальше и навел справки о пропавшем преступнике, Эфиопе Расте…

— Мне известно кто такой Эфиоп Раст, — нетерпеливо перебил помощника Савельев.

Послышалась или нет в голосе сенатора нотка недовольства, но Демид торопливо перешел к сути:

— Мне удалось узнать, что Раст длительное время работал во французском секторе Евро-Африканского Халифата. Во время Язидского конфликта его люди обеспечивали безопасность самопровозглашенного халифа Омейяда, за которым, по слухам, стояло несколько влиятельных корпораций. Одна из них — «Якамоз», занимающаяся, в том числе, разработкой проектов для дальнего космоса.

Бросив быстрый взгляд на Савельева, Демид понял, что смог таки завоевать интерес босса. Что ж, быть может это еще один шажок к должности советника. Который, по регламенту, у сенатора лишь один.

— В те времена главой «Якамоз», — Аладьев сделал короткую паузу, наслаждаясь предстоящим эффектом. — Был Феликс Майер, сенатор от Полости Глизе, куратор Имперского Института изучения дальнего космоса.

О, как сладко заерзал на своем месте Коля, нервно теребя полу пиджака. Как многозначительно дернулась бровь сенатора. Еще бы — прозвучало имя, от которого у него стойкая изжога.

— Занятное расследование, — признал Савельев. — Проследить связь от мелкого контрабандиста до человека, спонсирующего исследования дальнего космоса — это достойно похвалы. Однако, даже исключая возможности совпадения, хотелось бы уточнить у вас вот что, господин Аладьев.

Сенатор неторопливо перекинул ногу на ногу, умело нагнетая ожидание. Демид лихорадочно соображал, что же именно спросит босс.

— Хотелось бы уточнить, господин Аладьев, — повторил сенатор, глядя как бы мимо своего помощника. — Уж не от госпожи Миррис вы получили эту информацию?

Черт! Откуда он узнал?

— Госпожа Миррис просто озвучила личность преступника на приеме, дальнейшие выводы я делал сам…

— Возможно ли в одной фразе сопоставить такие понятия, как «прожженная журналистская шлюха», сиречь «Миррис», и «просто озвучила»? — Савельев перевел взгляд на Стаса, который отрицательно замотал головой. — В наших кругах всем известно, что эта генетически сконструированная тварь живет тем, что собирает и продает информацию, время от времени выдавая сенсационные материалы под очередную премию. Она не может, она просто физически не способна просто что-то говорить. Все ее слова — это код, набор психологических уловок и крючков…

При упоминании Миррис, даже в таких нелестных фразах, память Демида подсунула тот образ, который взволновал молодого человека на том приеме — упругие округлости, бархатные полуоткрытые губы со снующим между зубами влажным языком, большие томные глаза с длинными и пушистыми ресницами. От этой женщины буквально исходил аромат желания, способный вскружить голову любому.

Если Миррис действительно собрали в пробирке по чьему-нибудь заказу, то чертовски удачно.

— Я очень рекомендую держаться от нее подальше, — закончил сенатор, перебирая пальцами по подлокотнику. — Будем считать это моей промашкой — не подумал, что и этому вас придется учить.

Савельев расслабил плечи, склонил голову на бок.

— Ладно, Демид, работай и дальше по направлению. Кстати, готова статистика «Сфорца»?

— Да, с живым графиком, как вы любите. Если кратко…

— Не надо кратко. Слей отчет на мой рабочий стол, я сам посмотрю — планирую кое-что перепланировать в работе наших военных вложений.

Демид ликовал — босс назвал его по имени! Еще один балл в копилку будущего советника сенатора Аладьева.

И пока его соперник в этой гонке отчитывался о скучных финансовых делах многочисленных активов сенатора, Демид позволил себе перенестись мыслями туда, где вырвавшийся из-за Горизонта исследовательский корабль летел в сторону ближайшей Арки. И если этот заморыш Куржа не врет, то уже через неделю в руках Аладьева будет такая информация, от которой у сенатора отвиснет его старая острая челюсть.

А пока можно расслабиться и помечтать об округлостях Миррис.