Глава 58. Локация 5. Незнания не освобождают от ответственности познать в самый неподходящий момент.

Остаток дня до позднего вечера Дима пробыл на экваториальном пляже. Купался, загорал, бродил среди девиц по белоснежному песочку, но на девочек не заглядывался. Он думал, стараясь с первой попытки определить хотя бы образно концепцию величия в общем плане. Что-то, как ему казалось, он понял-принял. Какие-то моменты оставались спорными.

Коллеги по образовательному процессу в этот день так и не появились. Тело Танечки хладным трупом пролежало на лежаке до самого вечера. Присутствие дохлой блондинки не давало молодому человеку расслабиться на своём шезлонге с видом на волейбольную площадку. Стрёмно было рядом находиться. Поэтому и вынужден был наматывать круги, но и далеко не уходил, надеясь на её возвращение в тело и находясь в предвкушении интересного рассказа о достижениях Берегини по перевоспитанию ведьмы. Но тщетно. Дима так и отправился спать, не дождавшись Искусственного Духа.

Находился и наплавался за день так, что вырубился практически сразу, как только примостил голову на подушке. И, кажется, даже ещё не успев уснуть, тут же оказался в сером «ничто» базового мира с единственной портальной дверью. Он замер. Прислушался к себе. Ощущение было такое, словно он не уснул, а телепортировался. Слегка кружилась голова и подташнивало.

— Странно, — подумал Дима. — И как это понимать? Так я всё же уснул или меня переместили? И кто это мог сделать? Тано ещё не вернулся. Его оболочка на пляже валяется. Да и Четвёрица утверждала, что он такое самостоятельно провернуть не может. Кон? Да ну на. Или это Солнце Моё надо мной прикалывается? Типа, взяв меня на поводок, пытается прогуляться со мной по уже один раз пройденному маршруту, чтобы понять, где я был. Дух говорил, что в отдельно взятом слое они меня теряют. В этом же случае Разум точно вцепится в мои мозги, не оторвёшь. И что делать?

Минут пять он простоял у портала в нерешительности. Проснуться и вернуться к себе в апартаменты он не мог. Не понимал, как можно это сделать. А куковать в неизвестности и ждать непонятно чего в этой серости не имело смысла. По опыту знал: здесь можно просидеть вечность. В конечном итоге, осознав, что ничего другого ему не светит, он со злостью хлопнул по полотну импровизированной двери.

Дима оказался там же, где и был в прошлый раз: многокомнатные стеклянные хоромы на верхотуре башни-многоэтажки. Вот только первым делом заглянув сквозь прозрачную стену в соседнюю комнату, он замер в ступоре. Тано в кресле не было, зато вместо него восседала абсолютно незнакомая женщина ориентировочно бальзаковского возраста и таких же габаритов. Хотя возраст было определить сложно, потому что она была одета, мягко говоря, странно.

Первое, что бросилось в глаза, её голову покрывал большой платок из легчайшей белой ткани, полностью скрывающий волосы. Нежно-голубая не то плотная сорочка, не то курточка, Дима затруднялся дать этому элементу гардероба название. Она была достаточно свободной, поэтому даже контуры фигуры определялись очень приблизительно. Ярко-синяя, цвета холодного неба, просторная юбка ниже колен добавляла скрытности в образ.

Женщина сидела в кресле и, отвернув от гостя голову в сторону отсутствующей стены, замерла, смотря куда-то в одну точку. Руки держала не на подлокотниках, а сложила на колени. Спину держала ровно, с величественно высоко поднятой головой. Она явно ждала его. Это Дима понял сразу, как только её увидел. Мало того, он на каком-то подсознательном уровне чувствовал, что женщина знает о его появлении здесь. Знает, но ничего не предпринимает, словно проверяет, как гость будет реагировать на её появление в этом месте.

Молодой человек огляделся. В квартире больше никого не было, и, проговорив про себя: «Помирать так с музыкой», спокойно прошёл в соседнюю комнату с видом, словно всё так и должно было быть. Пристроился в кресло напротив, в котором сидел прошлый раз при посещении Искусственного Духа, и ещё раз огляделся.

Закрались сомнения, что данные апартаменты принадлежат не Тано, как он думал раньше. Вероятней всего, это некая конспиративная квартира секты заговорщиков, куда его пытался завербовать белобрысый. И принадлежат эти апартаменты ИМ, которых блондин так и не назвал. А вот сейчас, кажется, ему предстоит познакомиться с кем-то из этой засекреченной конторы рангом повыше. Уж больно дама величественно себя держала.

Делая вид, что не обращает внимания на непонятно откуда взявшуюся женщину, он расслабился, приготовившись к очередному раунду вербовки. Вскользь осмотрел свою одежду на предмет чистоты и только после этого вопросительно уставился на сидевшую напротив. И тут его посетил очередной диссонанс. Она оказалась скорее бабушкой, чем представительницей бальзаковского пантеона. На вид женщине было лет 60. А может, и больше. Хотя, может быть, и меньше.

Поражала ухоженность лица. Вообще он испытал странное чувство. «С неё бы иконы писать», — подумал он. Ни одной морщинки, ни одного пятнышка на матовой безупречной коже. Оно было идеальным. Но вместе с тем лик давал однозначное понимание, что перед ним дама солидного возраста, а не молодка безголовая.

Наконец незнакомка соизволила его заметить. Плавно, как текущая вода, её голова повернулась, чем тут же напомнила по моторике Солнце Моё. По спине молодого человека пробежали мурашки, а в голову закрались смутные подозрения по поводу её сущности. Женщина сузила карие глаза и, словно выплюнув, неожиданно презрительно произнесла, даже скорее обозвала:

— Воин.

Дима аж опешил от столь разительной перемены её образа и смысла сказанного. У него челюсть на грудь отпала. Глаза навыкат. С одной стороны, столько презрения было в её голосе, что моментально стало стыдно за себя. Но с другой — что в этом плохого? Воины во все времена котировались как нечто доминирующее в человеческом обществе. А с третьей — какой он на хмуль воин? Он лопату-то не знает, за какой конец держать, а об оружии вообще речи нет.

И тут его накрыло. В сознание потекла информация на уровне ангельского понимания. Он будто вспомнил, кто перед ним. Со всеми вытекающими последствиями. А перед ним сейчас восседала не абы кто, а сама Мать Сыра Земля! Одно из проявлений Троицы — Планетарного Разума! Правда, большего о себе она понять не дала. В добавлении он лишь осознал, что обращаться к ней надлежит либо Мать Сыра Земля, либо Матерь. И всё.

Да ещё понял, что строга она безмерно и шалостей с его стороны не потерпит. Никаких шуточек. Никакого панибратства, что он мог себе позволить с той же Четвёрицей и Господством. У этой бабули не забалуешь. Враз язык укоротит и задницу взгреет так, что неделю не присядешь.

Дима пришёл в себя довольно быстро. Поёрзал в кресле, словно поудобнее пристраиваясь, и, не смотря Троице в глаза, смущённо поздоровался:

— Здравствуй, Мать Сыра Земля.

— Благодарствую на добром слове, — ответила та, смягчая и взор, и интонацию. — И тебе, таракашка, здравствовать.

— Таракашка? — всё же не удержался от ехидства Дима, кривясь в полуулыбке.

— А кто ж ещё? — Матерь совсем подобрела, взаимно ему улыбаясь. — Таракашка он и есть таракашка, хоть и бездомный. Правда, вашего брата у нас отчего-то называют драконами или рептилоидами, по-модному. Но с пресмыкающимися ты и близко не родня. А вот на кого похож из моего мира, так это на таракана. По-теперешнему вроде как инсектоид.

И тут Дима уснул в этом сне. Прямо как сидел, так и вырубился. И вроде как бы и не сон ему снился, а будто он свою прежнюю жизнь вспомнил. А точнее, тот момент, как оказался на этой планете до перерождения. Вернее, как на планете Земля оказалась его душа, которая, как он тут же осознал, не имеет ничего общего с этим миром. Его душа вообще прилетела из другой вселенной!

Вот лежит он в капсуле, напоминающей прозрачное яйцо. Вокруг бескрайний космос. Причём все звёзды далёкие. Поблизости нет ни одной. Он забыл, как выглядел раньше, и зе́ркала не было, чтобы посмотреться, но ему видны были руки. Хотя правильнее было назвать их передние конечности. Многосуставны́е, покрытые хитином. Пальцы тонкие, длинные. И, кажется, их пять, как у человека. Хотя это не точно.

Ладони расслабленно лежат на выпуклостях, словно он в каждой ладони по яблоку держит. Пальцы согнуты и утоплены в углубления. При этом подушечки крайних суставов очень чувствительны к малейшим колебаниям. Он понимает, что эти штуки, на которых лежат его лапы, — адаптер управления его яйцом, капсулой, космическим кораблём, в общем, его средством передвижения. Но он расслаблен и ничего не предпринимает. Он ждёт. Ждёт команды.

Наконец в голове раздается приятный женский голос. По крайней мере, Дима именно так воспринял его.

— Вектор 18, 36.

Многосуставные пальцы пришли в движение. Судя по движению звёзд, капсула плавно начала поворачиваться в безвоздушном пространстве, через некоторое время замерев, видимо, встав на нужный курс или вектор. Он прежний смотрел в одну точку прямо перед собой. Точку в полной пустоте. Но точно знал, что ему нужно именно туда.

Через несколько секунд по курсу появилось призрачное завихрение, и по его приближению Дима понял, что всё это время он не стоял на месте, а целенаправленно летел к этому переходу. Он знал, что это пространственный переход, но его абсолютно не волновало, куда он ведёт. В эмоциях прежнего тела царил полный штиль. Он летел выполнять привычную работу с полной уверенностью, что сделает её, как всегда, на высшем уровне.

Как только капсула на бешеной скорости влетела в огромную светящуюся трубу, началось нечто неописуемое. Будь он сегодняшним человеком, то, наверное, сошёл бы с ума от ужаса. Но в тот момент он не был человеком, а тот, кем он был, оставался абсолютно спокойным, словно делал это чуть ли не каждый день и по нескольку раз.

Капсула, и он вместе с ней, стал распадаться на атомы. Будто поток пространства слизывал его постепенно. Он уподобился метеориту, ворвавшемуся в плотную атмосферу, и теперь, плавясь, сбрасывал слой за слоем самого себя в расплавленный хвост кометы, оставляя за собой инверсионный след. Наконец его плоть сгорела полностью. Осталось лишь сознание, которое на запредельной для понимания скорости неслось куда-то вперёд по трубе.

И тут у Димы наступил оргазм. Мать его, самый настоящий! Только он был мягкий, нежный и, кажется, бесконечный. Это действительно продолжалось долго. Он потом даже не мог приблизительно сказать, сколько по времени. Ему казалось, что летел несколько часов, и всё это время его сознание находилось в неописуемом блаженстве.

Кайф закончился неожиданно. Резко. Вылетев из трубы на космические просторы, он увидел прямо перед собой летящий навстречу маленький голубой шарик. Тот приближался стремительно, и буквально за секунды до столкновения Дима определил, что это планета Земля с её океанами и континентами. Даже успел сориентироваться, в какой район врежется на всей скорости. Это была Москва.

А потом вспышка. На несколько секунд он ослеп, погружаясь в темноту. Затем перед глазами появилась мутная полоса света. А следом раздался громкий и обиженный крик новорождённого. На этом Диму выбросило из одного сна в другой, и он пришёл в себя, сидя в кресле напротив Матери Сырой Земли.

Сердце колотилось, как у загнанного зайца. По всему телу струился обильный пот. Он буквально был насквозь мокрым. Хотя вспотеть во сне — это надо ещё умудриться. Дышал настолько часто, что казалось, только что финишировал в забеге на длинную дистанцию. Ему больше минуты понадобилось, чтобы успокоиться и прийти в себя, постоянно утирая лицо от ручьём струившегося пота.

Троица не беспокоила. Она с улыбкой доброй бабушки, слегка наклонив голову, следила, как человечек мучается. А когда всем видом тот дал понять, что успокоился, проговорила:

— На первый раз, чтобы задуматься над своей природой, этого достаточно.

Она даже и пальцем не пошевелила, а Диму пулей вынесло и из этого сна, заставив вскочить на ноги в своей кровати копированного мира. Он ошарашенно озирался по сторонам, всё ещё не веря, что вернулся на исходную позицию. Зачем-то ощупал себя, растирая по телу пот. Наконец мысли стали собираться в кучу.

За панорамным окном радовало раннее утро и на этот раз без дождя. По освещённым макушкам деревьев — солнце уже приступило к величественному подъёму из-за горизонта. Сначала Дима хотел было лечь обратно и пораскинуть мозгами на тему увиденного, но мокрые простыня и подушка этому не способствовали. Поэтому, скинув с себя трусы, направился на свежий воздух обсохнуть и остыть, притом не только на физическом уровне.

А поразмыслить после такого было над чем. Первый гвоздь в его голову забил вопрос: «Какого хмуля я здесь делаю? Какая миссия на меня возложена и почему я о ней ничего не знаю?» Хотя, тут же вспомнив себя прежним, до человеческого рождения, он неожиданно понял, что и отправляясь сюда, он так же о цели своего визита не имел ни малейшего представления.

Второе, на этот раз неприятное понимание, возникшее в памяти: он просто своеобразный инструмент, оружие, которым кто-то будет в этом мире пользоваться! Обидно. Досадно. Но ничего с этим не поделаешь. Тот, прежний, относился к подобным вещам как само собой разумеющееся, словно по-другому и быть не могло. А вот человеческого Диму этот момент напрягал. Прежняя память словно нехотя просыпалась от летаргического сна, и он всё больше понимал разницу между тем, кем был, и тем, кем является сегодня.

Получалось, что у него на Земле нет никакого задания и нет никакой миро-спасительной миссии. Он простое оружие, закинутое для кого-то, и что этот кто-то им будет делать — непонятно. Одно радовало: если Троица вскрыла его подноготную, распечатав кусочек прежней памяти, то, кажется, пришло время, и он скоро куда-то вляпается по самое «не хочу». И вся эта фантастика, что творится вокруг него последние три года, покажется детской сказкой, рассказанной на ночь для успокоения дитяти.

Примерно через час самокопания, приняв успокоительный душ, Дима покинул свой персональный домашний мир. Вернее, попытался, но у него из этого ничего не получилось. Зря он предварительно не сделал стену прозрачной, как делал это раньше. Весь центральный зал был превращён в дремучий лес. А прямо перед его дверью рос огроменный дуб, своим стволом напрочь перекрывший выход. Протиснуться было невозможно, ну если только не перевоплотиться в кота, который, как тягучая жидкость, в любую щель протиснется.

Запоздало сделав стену прозрачной, он оглядел чащу. Это не была Верина поляна, как в прежний раз. Это был сплошной лес, обильно поросший мхом, с буреломами поваленных деревьев, зарослями непролазного кустарника и травой в паутине. В общий антураж дикости прекрасно вписались виднеющиеся повсюду огромные шляпки мухоморов. Прям сказкой повеяло.

Осмотрел дуб, закрывающий вход в эту мрачную обитель Бабы Яги, в качестве которой выступила сегодня одна шкодливая ведьмочка, сотворившая в общем зале подобное. На могучем дереве, мать его, висела выше двери толстенная золотая цепь, и по ней расхаживал огромный чёрный котяра, о котором он только что думал, разглядывая щель между косяком двери и деревом. А Вера-то и впрямь соорудила сказочный лес.

— Вот же сучка, — выругался Дима, а про себя собрал всю нецензурщину в адрес чернявой приколистки, но вслух выражаться не стал.

Потому что тут же этой выходке отдал должное. Она позволила ему моментально переключиться с упаднического настроения на азартно-боевое, самцовое. И даже порадовался, так как сразу нашёл выход из искусственно созданного тупика-ловушки.

Дима переступил порог, встав одной ногой на торчавший корень. Прижался к стволу, уцепившись, как скалолаз, за испещрённую глубокими бороздами кору дуба, тем самым вынеся тело из пространства спальни, и попросту телепортировался на своё место за центральным столом, прекрасно понимая, что тот при любых раскладах должен остаться, где стоял.

Вышло всё даже лучше, чем рассчитывал. Стеклянный стол действительно находился в центре леса. Удобные кожаные кресла тоже никуда не делись. И мимо своего он не промазал, эффектно появившись сидящим в расслабленной позе. Из сокурсников за столом переговоров восседала только Вера, творец всего этого безобразия, которая от неожиданности появления вчерашнего любовника аж с визгом подпрыгнула из положения «сидя», вскакивая на кресло ногами. Дима злорадно оскалился. 1:1.

Брюнетка выглядела сногсшибательно. В дремучем лесу с мухоморами и каркающими воронами она смотрелась феерично. Чёрные коротенькие шортики, прикрывающие упругую задницу лишь наполовину, выставляли на показ округлые булки. Такой же чёрный короткий топик, из которого титьки вываливались, причём снизу, из последних сил цепляясь сосками за узкую тряпицу. На голове причёска «взрыв чёрной звезды». Причём именно причёска, а не абы что. Там присутствовала тщательная укладка, в которой каждый протуберанец иссиня-чёрных волос был зализан волосок к волоску.

На носу очки от кутюрье Гари Потера, только почему-то с чёрными стёклами. Причём они были явно не солнцезащитные, а как пить дать сварочные. Или на худой конец для наблюдения за солнечным затмением. И как вишенка на торте — золотой амулет Берегини, что сверкал во всём великолепии. То ли она его почистила и полирнула, то ли сама Берегиня лоску добавила для антуража. Но блестел тот, как у кота яйца.

Пока Дима с открытым ртом рассматривал эту сказочную красоту, девушка пришла в себя и показательно окаменела в эмоциях. Села на полуголую задницу. Поправила задравшийся топик. Вернее, не столько поправила, сколько указала самцу, куда смотреть надо. Он и посмотрел. Ему что, жалко? К тому же Дима влез в её чувства и констатировал их полное отсутствие, выдав про себя экспертное заключение: «Давно пора».

Наступил период муторного молчания, как и положено при неожиданной встрече бывших любовников. Вера его теперь в упор не видела, но тем не менее всем видом показывала: смотри, мудак, какой красоты лишился. Но Дима на неё уже не смотрел. Он, запрокинув голову, искал невидимых ворон, которые с непонятного перепуга устроили над головой душераздирающие разборки. Что они там не поделили? По какому поводу драка?

— А можно их заткнуть? — наконец не выдержал бывший бойфренд, зло уставившись на создателя противно голосивших пернатых.

— Нельзя, — стервозно, сквозь зубы прошипела Вера, демонстративно смотря мимо спросившего куда-то в чащу леса. — Их песни мне душу греют.

— Ах, так это песни у них такие? — принялся дурачиться молодой человек, откидываясь на спинку кресла. — Они там что, твою настойку из мухоморов употребляют? Что хоть отмечают: свадьбу или похороны?

— Мою свадьбу, твои похороны, — не задумываясь выпалила ведьмочка.

Правильно. А зачем думать? Тут всё просто, ляпнула, лишь бы нагадить обидчику.

— Слушай, — Дима резко сменил тон на устало-равнодушный, одной интонацией предлагая мирные переговоры. — Чего ты добиваешься? Только честно.

Девушка резко встрепенулась, видимо, хотела выдать очередную пакость в его адрес, но передумала. Она несколько долгих секунд буквально буравила его взглядом сквозь абсолютно чёрные линзы очков. Губы сжала. Кулачки сжала. Да вся сжалась, как пружина. Но затем обмякла. Поникла, опустив голову, и сквозь явно напрашивающиеся слёзы обиженно пролепетала:

— Я просто хочу любви. Простой человеческой любви.

По её щекам побежали мокрые дорожки. Она шмыгнула носом, тут же утерев его с размаха предплечьем. Дима молчал. Подобное откровение было для него полной неожиданностью, и он судорожно соображал, что ответить и при этом во что бы то ни стало не обидеть девочку ещё больше. Но она сама подтолкнула на нужный ответ, продолжив излияния своей души.

— Я перед тобой как только не выпендриваюсь. Даже голая хожу, а тебе хрен по деревне, чурбан бездушный. Ты даже прибитый Славой только секс любишь. А я девушка. Я человек. Понимаешь?

— Послушай меня, девушка, — наставительно заговорил Дима, выделив последнее слово. — Я тебе сейчас выдам один секрет. А ты обязательно над этим подумай. Если ты пытаешься соблазнить мужика своим сексуальным телом, то глупо обижаться на то, что он будет любить исключительно твоё тело во все твои красивые дырочки. Для того чтобы тебя полюбили как человека, надо не трусы́ показывать, а человечность. А вот любить тебя как женщину вообще ни у кого не получится. Женщину любят за женственность, а в тебе она напрочь отсутствует. Ты ведёшь себя как угодно, но только не как женщина. Ну нет в твоём поведении женственности, хоть плачь. Похоже, ты даже не знаешь, что это такое. По крайней мере, тебя точно этому не учили. Ты же не глупая девочка и должна понимать, что женщина — это не анатомическая особенность особи женского пола. Это нечто совсем другое.

У Веры открылся рот от услышанного. Она медленно сняла очки, смотря на Диму, как на невидаль, и шёпотом спросила:

— А что для тебя женственность?

— Сама подумай над этим. Поверь, это будет куда более полезным для тебя занятием, — не стал ей ничего объяснять бывший ученик Суккубы, и при этом отлипая от спинки кресла и устраивая руки на столе, осмотрел лес, как бы давая понять, что тема закрыта и пора бы перейти к следующей. — А где у нас Искусственный Дух?

— Да здесь я, — неожиданно откликнулся потеряшка, выходя из-за дерева, чем дал основание думать, что всё это время нагло подслушивал.

Появился он в образе белобрысого Натана. Менять себя на что-то сказочное не стал. Да и одет был, как прежде. Хотя эльф — чем не сказка?

— Подслушивал, — укорила его Вера усталым голосом, как бы говоря: «Какая же ты сволочь, Берегиня».

— А то, — весело парировал блондин, расплываясь в улыбке и усаживаясь в кресло. — Подслушивать и подглядывать — это, оказывается, так возбудительно. Мурашки по спине так и бегают, так и бегают.

— Совсем наш дух испортился, — растянулся в ответной улыбке Дима, поддерживая дурашливую игру товарища. — Ты, похоже, отсюда выйдешь не с искусственной душой, а напрочь испорченным бездушевником, которого и в преисподнюю побоятся пускать. Всех чертей там переплюнешь.

— В преисподней нет чертей, — расплылся в ещё более ехидной улыбке Натан, всем видом показывая, что обладает куда более глубокими познаниями по данной теме. — Они бегают исключительно в больных фантазиях недалёких людишек. Ты вообще знаешь, откуда взялся чёрт в человеческом фольклоре?

— Нет, — тоже не прекращая лыбиться, ответил Дима, откидываясь обратно на спинку кресла и радуясь, что тема с неразделённой любовью между телом, женщиной и всем человечеством благополучно закопана.

— По очень древним верованиям жителей Страны Рек, это где-то в районе сегодняшней средней полосы России, вся нежить носила исключительно женскую ипостась. Так вот, водная нежить имела структуру бабняка с жёсткой вертикалью власти. Матерь, глава этого водного рода нежити, звалась Черта́. А когда позднее матриархат каменного века сменился на патриархат медного, то и нежить автоматически поменяла сексуальную ориентацию. Черта стала Чёртом. Водяница — Водяным. Шутовка — Шутом и так далее.

— Ты хочешь сказать, что в каменном веке был матриархат и бабы командовали мужиками? — удивился Дима.

— Я такого не говорил. Бабы жили бабняком с мелкими детьми в баймаке у какой-нибудь реки. Поэтому, кстати, их и называли жителями Страны Рек. Баймак — это кусок берега реки, на границы которого ставились Чуровы столбы, как бы метя занятую территорию. А мужики в те времена жили отдельно артелью сами по себе. К бабам в бабняк наведывались лишь по своей кобелиной надобности. А так орлы они были вольные, скакуны свободные. Семьёй и воспитанием детей не обременённые.

— Козлы они были блудливые, а не орлы, — неожиданно вклинилась уже переставшая реветь Вера, негодуя от исторической несправедливости.

— Опять, — одёрнул её Дима. — Вера, кончай ты уже со своим феминизмом. Если был у древних такой уклад, значит, в этом был смысл. По крайней мере, они оставили за собой потомков на всю Евразию, а вот что вы со своим феминизмом после себя оставите — вопрос.

Полуодетая брюнетка тут же насупилась, нацепила на нос сварочные очки с оправой «Гарри По́тер» и демонстративно откинулась на спинку кресла, скрестив руки на груди. Она всем видом показывала сраным мужикам, что не друзья они ей больше, не друзья, и она на них опять обиделась. Но тут Натан вновь поменял тему.

— Ты как, — обратился он к Диме, — Наполеона прошёл?

— Прошёл, — с тяжёлым вздохом подтвердил молодой человек.

— И как?

— Нормально. Кстати, там на все клипы выделена в качестве экскурсовода тётенька пионерского задора. Довольно прикольная. Но вы её особо не слушайте, а вдумчиво анализируйте события. Можно ещё в довесок к Маргарите Ивановне Кона вызвать. Вот того послушать можно. Псевдопрофессор дельные консультации даёт.

— Ну что, — на этот раз эльф обратился к ведьмочке, — пойдём прошвырнёмся?

— На кой ты мне нужен, предатель, — скривилась Вера, поднимаясь с кресла. — Я тоже одна схожу. Проветрюсь от вашего мужицкого шовинизма.

И пошла, никого не дожидаясь.

— Ветер в спину, — поддел её Дима. — Да булки не потеряй. Вон уже наполовину из шортиков выпали.

Вера резко повернулась и, выгнувшись вперёд, показала длиннющий язык, замычав при этом, как это делают маленькие дети в подобном случае. И в конце концов, довольная собой, бодро зашагала к порталу, обходя кусты и с восторгом пиная по ходу мухоморы.